– Дорогие гости, внимание! – Сергей, слегка подвыпивший и сияющий, поднял бокал. – Я хочу представить вам очень дорогого мне человека.
Ирина улыбалась, думая, что он скажет тост в ее честь. Юбилей все таки.
– Это Светлана, – он обнял за талию молодую яркую женщину, которую Ирина до сих пор считала новой сотрудницей из его офиса. – Моя вторая жена. Ну, почти что жена.
В комнате повисла гробовая тишина. Кто то из гостей неуверенно хихикнул, решив, что это неудачная шутка.
– Что? – единственное слово, которое смогла выжать из себя Ирина. Ее пальцы разжались, и хрустальный бокал разбился о паркет.
– Ну, познакомьтесь, Ира, не будь букой, – Сергей улыбался, наслаждаясь эффектом. – Света, это Ирина Викторовна. Моя первая жена.
В глазах потемнело. Весь мир сузился до ухмыляющегося лица мужа и торжествующей физиономии этой девчонки. Пятьдесят пять лет жизни. Тридцать пять лет брака. И все это оказалось мыльным пузырем, который он лопнул одним дуновением.
Светлана, в обтягивающем красном платье, которое вызывающе выделялось на фоне скромных нарядов остальных гостей, протянула Ирине руку с маникюром цвета фуксии.
– Очень приятно наконец познакомиться, – ее голос был сладок, как мед, и столь же липок. – Сережа столько о вас рассказывал.
Ирина смотрела на протянутую руку, как на ядовитую змею. Комната плыла перед глазами. Гости застыли с бокалами в руках, превратившись в восковые фигуры. Только их глаза двигались: от Сергея к Ирине, от Светланы к разбитому бокалу на полу, от одного к другому, словно следя за теннисным мячом.
– Мама! – в голосе Алены звучала паника. Дочь бросилась к ней, отталкивая стулья. – Папа, ты что творишь? Ты с ума сошел?
– Аленка, не драматизируй, – Сергей махнул рукой, и Ирина вдруг с отвращением заметила, как небрежен этот жест, как он привык отмахиваться от всего, что ему неудобно. – Мы все взрослые люди. Пора жить честно, без лжи. Я больше не могу скрывать.
– Честно? – голос Ирины прорезался сквозь шок, острый и чужой. – Ты привел свою любовницу в наш дом, на мой юбилей, и называешь это честностью?
– Ну вот, началось, – Сергей закатил глаза. – Я так и знал, что ты устроишь истерику. Поэтому и решил сделать это публично. Чтобы все знали. Чтобы не было сплетен и недомолвок.
Людмила, подруга с институтских времен, сидевшая за соседним столом, встала так резко, что опрокинула стул.
– Сергей Владимирович, вы понимаете, что вы делаете? На глазах у всех… На ее собственном празднике…
– Людочка, не вмешивайтесь в семейные дела, – отрезал Сергей, и в его тоне была такая ледяная вежливость, что Людмила побледнела.
Ирина чувствовала, как внутри нарастает что то огромное и разрушительное. Публичное унижение мужа, которое она переживала сейчас, было хуже любого кошмара. Вот ее сестра Наталья, судорожно теребящая салфетку. Вот его брат Владимир, отводящий взгляд. Вот их общие друзья, Александр и Марина, с которыми они ездили в совместные отпуска двадцать лет подряд, застывшие с вилками на полпути ко рту. Все эти люди стали свидетелями ее позора.
– Света, милая, может, выпьем шампанского? – Сергей повернулся к любовнице, полностью игнорируя жену. – За новую жизнь.
– С удовольствием, зайка, – Светлана взяла бокал с подноса, который так и стоял на столе, нетронутый. Она пила, глядя Ирине прямо в глаза, и в этом взгляде читалось торжество победительницы.
Ирине стало дурно. Не метафорически, а по настоящему: перед глазами поплыли черные круги, во рту появился металлический привкус, в желудке все сжалось в тугой узел. Измена в зрелом браке, о которой она читала в женских журналах, всегда казалась чем то далеким, случающимся с другими. Не с ними. Не после тридцати пяти лет совместной жизни.
– Я… мне нужно выйти, – прошептала она и, пошатываясь, двинулась к двери.
– Мама, я с тобой! – Алена обняла ее за плечи, буквально поддерживая.
– Иринка, девочка моя, – Людмила подскочила с другой стороны.
Они вывели ее на кухню. Ирина села на табурет у окна, там, где столько раз сидела с утренним кофе, планируя день, думая о меню ужина, листая рецепты. Обычная кухня в обычной трехкомнатной квартире. Бежевые шкафчики, которые они с Сергеем выбирали вместе пять лет назад. Холодильник, весь увешанный магнитиками из их поездок: Крым, Сочи, Карелия, Золотое Кольцо. На подоконнике фиалки, которые она выхаживала всю зиму. И вот теперь все это стало декорацией к самому страшному дню ее жизни.
– Мамочка, дыши, дыши глубже, – Алена гладила ее по спине.
– Сволочь, – Людмила лихорадочно искала что то в шкафчиках. – Где у тебя валерьянка? Корвалол? Что нибудь успокоительное?
– В ванной… в аптечке, – Ирина с трудом выговорила слова. Горло сжималось, как будто невидимые руки душили ее. – Люда, что происходит? Скажи мне, что это кошмар. Что я сейчас проснусь.
– Держись, солнышко, – Людмила сунула ей в руку стакан воды. – Выпей.
Из гостиной доносились приглушенные голоса. Кто то уходил: слышался топот, звон ключей, шарканье обуви в прихожей. Гости разбегались, как тараканы при свете, и Ирина не могла их винить. Кто захочет оставаться на празднике, превратившемся в фарс?
Дверь на кухню распахнулась, и вошел Сергей. Один, без своей «второй жены». Он выглядел слегка раздраженным, но не раскаявшимся. Ни капли стыда не читалось в его лице.
– Ира, хватит разыгрывать трагедию, – сказал он устало. – Вот именно поэтому я и не хотел долго тянуть с разговором. Знал, что ты устроишь сцену.
– Сцену? – Алена вскочила. – Папа, ты привел любовницу в наш дом! На мамин юбилей! И еще смеешь обвинять ее в чем то?
– Аленка, ты не понимаешь, – Сергей попытался примирительно поднять руки. – С твоей матерью давно уже ничего нет. Мы просто живем по привычке. Я имею право на счастье.
– На счастье, – повторила Ирина, и ее голос прозвучал так странно, что даже Сергей замолчал. – Тридцать пять лет. Я родила тебе дочь. Я терпела твои командировки, твои задержки на работе, твое вечное «не сейчас, Ира, я устал». Я вела твое хозяйство, я стирала твои рубашки, я готовила твои любимые блюда. И все это время ты имел право на счастье. А я?
– Ты все преувеличиваешь, – отмахнулся он. – Я был хорошим мужем. Обеспечивал семью, не пил, не гулял. Ну, до недавнего времени, – он усмехнулся своей шутке.
Людмила выставила руку вперед, физически преграждая Ирине путь, словно боялась, что та бросится на него.
– Сергей Владимирович, вам лучше уйти, – сказала она тихо, но твердо. – Немедленно.
– Это мой дом, между прочим, – огрызнулся он. – Я здесь прописан. Плачу за коммуналку.
– Папа, уходи! – крикнула Алена. – Уходи, пока я не наговорила тебе того, что не смогу потом забрать обратно!
Сергей пожал плечами.
– Ладно. Света ждет в машине. Я заберу вещи завтра. Или послезавтра. Когда вы успокоитесь и сможете разговаривать по человечески.
Он вышел. Просто взял и вышел. Хлопнула входная дверь, и следом донесся звук последних гостей, спешно покидающих квартиру. Ирина сидела и смотрела в окно. Внизу, на парковке, стоял серебристый «Лексус», который Сергей купил полгода назад, сославшись на то, что «старая машина уже не тянет, нужно что то представительное для деловых встреч». Теперь она понимала. Это был подарок себе. Подарок для новой жизни, в которой не было места ей, Ирине Викторовне, бывшей учительнице литературы, вышедшей на пенсию три года назад.
Через минуту из подъезда вышел Сергей, а следом, цокая каблуками, Светлана. Он открыл ей дверцу, как джентльмен. Так он когда то открывал дверцы ей, в самом начале, когда они только встречались. Машина тронулась с места и скрылась за поворотом.
– Мама, – Алена присела рядом на корточки и взяла ее за руки. – Мамочка, посмотри на меня.
Ирина посмотрела. Лицо дочери было мокрым от слез, тушь размазалась, губная помада стерлась. Алена, ее умная, красивая, тридцатилетняя дочь, которая работала в крупном издательстве, которая всегда казалась такой сильной и независимой.
– Я убью его, – прошептала Алена. – Клянусь, я убью его за то, что он с тобой сделал.
– Не надо, – Ирина погладила ее по волосам. – Не трать на него свою жизнь.
Людмила суетилась за их спинами: собирала осколки бокала с пола гостиной, убирала недоеденные салаты со столов, сматывала в рулон скатерть. Ирина слышала эти звуки как сквозь вату. Все казалось нереальным. Неужели еще утром она стояла на этой же кухне и радовалась, что пирог с вишней получился таким пышным? Неужели она гладила свое бордовое платье, думая, что Сергей обязательно оценит, как оно ее стройнит? Неужели она волновалась, хватит ли шампанского на всех гостей?
Гости. Их было человек тридцать. Родственники с обеих сторон. Друзья, многих из которых она знала десятилетиями. Коллеги Сергея. Ее бывшие коллеги по школе. Все они видели. Все они теперь знают, что Ирина Викторовна Соколова больше не жена успешного коммерсанта Сергея Владимировича Соколова. Она первая жена. Старая жена. Ненужная жена, которую он публично заменил на молодую модель.
– Как пережить предательство мужа, – прошептала она. – Люда, ты знаешь?
Людмила подошла, неся поднос с объедками, и замерла.
– Солнце мое, я не знаю, – призналась она. – У нас с Мишей все тихо, спокойно, скучно даже. Но ты переживешь. Обязательно переживешь.
– Мне пятьдесят пять, – Ирина посмотрела на свои руки. Руки учительницы, привыкшие к мелу и ручкам, к проверке тетрадей и выпечке пирогов. Кожа уже не такая упругая, вены проступают синевой, ногти короткоострижены, потому что так удобнее по хозяйству. – Кому я теперь нужна?
– Себе, – отрезала Алена. – Мне. Своим друзьям. Всем, кроме этого мудака, который не стоит твоих слез.
Они просидели на кухне до глубокой ночи. Людмила заварила крепкий чай, нашла где то печенье. Алена звонила мужу, Артему, объясняла, что останется с матерью. Потом звонила еще кому то, ругалась вполголоса, и Ирина догадалась, что дочь пытается дозвониться до отца.
– Не бери трубку, гад, – шипела Алена в телефон. – Ладно. Запомни этот день. Запомни хорошенько.
Когда часы пробили час ночи, Людмила собралась уходить.
– Мне завтра рано вставать, но я могу остаться, – сказала она. – Если хочешь, я останусь.
– Иди, – Ирина обняла ее. – Спасибо, что была рядом.
– Я позвоню утром. И приеду, если понадобится. В любое время, слышишь?
После ухода Людмилы они с Аленой еще час бродили по квартире, убирая последствия празднества. Грязная посуда, салфетки, бокалы. Повсюду валялись следы веселья, которого не случилось. На журнальном столике стояла фоторамка: они с Сергеем на серебряной свадьбе, десять лет назад. Оба улыбаются, обнявшись. Ирина взяла рамку и сунула ее в ящик комода, подальше от глаз.
В спальне пахло его одеколоном. На кровати лежала его пижама. В шкафу висели его костюмы, ряд за рядом, аккуратно отглаженные и упакованные в чехлы. Ирина села на край кровати и заплакала. Не истерично, не навзрыд, а тихо, безнадежно, слезы просто текли и текли, и она не вытирала их.
– Мам, давай я переночую в твоей комнате, – предложила Алена. – Или ты ко мне иди, в мою старую комнату.
– Нет, – Ирина покачала головой. – Я должна переночевать здесь. В своей постели. В своей спальне. Иначе я ее потеряю навсегда.
Алена легла рядом, поверх одеяла, обняла мать.
– Я здесь. Я никуда не уйду.
Ирина закрыла глаза, но сон не шел. Вместо сна приходили воспоминания. Они набегали волнами, одно за другим, и каждое было как удар ножом.
Вот их свадьба. Август восемьдесят девятого. Она в белом платье, которое сшила мама, он в костюме, одолженном у друга. Они такие молодые, такие счастливые. После загса поехали на Воробьевы горы, пили советское шампанское из горлышка, целовались и клялись друг другу в вечной любви. Ирина верила. Боже, как она верила.
Вот рождение Алены. Сергей в роддоме, с огромным букетом гладиолусов. Он смотрит на дочь, и в его глазах такая нежность, такое благоговение. «Спасибо тебе, Иришка, – говорит он. – Ты подарила мне чудо». Неужели этот человек и тот, кто сегодня привел сюда свою любовницу, один и тот же?
Вот их первая квартира. Однокомнатная, на окраине, куда они переехали из коммуналки. Ирина красит стены в желтый цвет, Сергей прибивает полки. Они ссорятся из за того, куда поставить холодильник, потом мирятся и занимаются любовью прямо на полу, потому что кровать еще не собрана.
Вот девяностые. Трудные годы, когда зарплату задерживали месяцами. Ирина подрабатывала репетиторством, сидела с чужими детьми по ночам, чтобы хоть как то свести концы с концами. Сергей пропадал на работе, пытался удержаться на плаву, искал дополнительные источники дохода. Однажды он пришел домой и молча положил на стол пачку денег, больше, чем они видели за последний год. «Премия, – сказал он коротко. – Теперь все будет хорошо». Она не спрашивала, откуда деньги. Верила ему. Всегда верила.
Вот их переезд в эту квартиру, трехкомнатную, светлую, с видом на парк. Две тысячи седьмой год. Сергей к тому времени уже поднялся по карьерной лестнице, стал заместителем директора в фирме «ТехПромИнвест». Деньги текли рекой. Они делали ремонт, покупали мебель, ездили отдыхать в Турцию. «Видишь, Ира, – говорил он, – я же обещал, что все будет хорошо. Мы заслужили эту жизнь».
И вот, оказывается, все это время, или по крайней мере последние годы, он ее обманывал. Когда начался роман со Светланой? Месяц назад? Год? Два года? Ирина вспомнила задержки на работе, участившиеся командировки, новую манеру одеваться, членство в спортзале, на которое он вдруг записался. «Нужно держать себя в форме, – объяснял он. – В наше время неспортивный мужик это неудачник». Она радовалась, думала, что он заботится о здоровье. А он готовился. К новой жизни. К молодой любовнице.
Как пережить предательство мужа после стольких лет? Ирина не знала ответа. В журналах писали о психологической помощи после измены, о группах поддержки, о необходимости простить и отпустить. Но как простить такое публичное унижение? Как отпустить человека, который был частью тебя большую часть жизни?
Рядом посапывала Алена. Ирина осторожно высвободилась из объятий дочери, встала и пошла в гостиную. Включила маленькую лампу у дивана. Комната выглядела странно после вечернего погрома: пустые столы, задвинутые стулья, одинокий шарик, прилепившийся к люстре. Она купила эти шарики вчера, на рынке. Золотые, с надписью «С юбилеем!». Теперь они казались издевательством.
На полке стоял их свадебный альбом. Ирина достала его, открыла. Черно белые фотографии, немного выцветшие. Вот они режут торт. Вот танцуют первый танец. Вот она бросает букет, и его ловит ее подружка Таня, которая через год действительно вышла замуж. На всех снимках они смеются. Такие беззаботные, такие уверенные в будущем.
Ирина захлопнула альбом. Вся ее прожитая жизнь теперь казалась иллюзией. Тридцать пять лет верности, заботы, любви, и что она получила взамен? Звание «первой жены», произнесенное с издевательской усмешкой.
Она включила компьютер. Руки дрожали, и пришлось несколько раз нажать на клавиши, чтобы ввести пароль. Зашла в поисковик, набрала: «развод после долгого брака права женщины при разводе». Ссылки посыпались одна за другой. Юридические консультации, форумы, статьи. Женщины, пережившие то же самое, делились историями. «Мой муж ушел после сорока лет брака…» «Изменил с коллегой, младше на двадцать пять лет…» «Подала на развод в пятьдесят восемь…» Ирина читала и понимала, что она не одна. Это не делало легче, но немного успокаивало. Кризис в отношениях в зрелом возрасте, оказывается, явление распространенное. Поздний развод, синдром опустевшего гнезда, когда дети выросли и мужчина начинает искать новых впечатлений.
Она нашла сайт адвокатской конторы «Фемида и партнеры». Записала телефон на листочке. Завтра… нет, уже сегодня, когда рассветет, она позвонит. Будет разговаривать с юристом. Узнает свои права. Она прожила с этим человеком тридцать пять лет, она имеет право на половину всего, что они нажили вместе. Половину этой квартиры. Половину дачи в Подмосковье. Половину его накоплений.
Месть изменнику. Эта фраза всплыла в голове сама собой. Ирина не считала себя мстительной. Но сейчас, в четыре часа утра, сидя в опустевшей гостиной, где еще недавно должен был быть ее праздник, она чувствовала, как внутри разгорается холодная, твердая решимость.
Сергей думает, что все будет просто. Что она поплачет, посетует подругам, а потом смирится. Что она подпишет бумаги, которые он ей подсунет, и тихо съедет куда нибудь к дочери или к сестре. Что молодая Светлана въедет в эту квартиру, будет спать в ее постели, готовить на ее кухне, сидеть в ее кресле у окна.
Ошибается.
Ирина встала, подошла к окну. На улице было темно, только редкие фонари светили желтым светом. Город спал. А она бодрствовала, и впервые за много лет чувствовала себя… живой. Не тенью мужа. Не удобным приложением к его успешной жизни. Живой, злой, оскорбленной женщиной, у которой отняли достоинство.
На кухне раздались шаги. Алена, в мятой кофточке, с заспанным лицом, появилась в дверях.
– Мам, ты не спишь?
– Не получается.
– Я тоже. – Алена подошла, встала рядом. – Думаю, что с папой делать.
– А что ты хочешь сделать?
– Не знаю. Не общаться больше никогда? Но он же мой отец. С другой стороны, после такого… Мама, я на твоей стороне. Полностью, безоговорочно.
– Я знаю, солнышко.
Они стояли молча, обнявшись. За окном начало светать. Серый рассвет ноябрьского утра подкрадывался медленно, неохотно. Ирина смотрела, как темнота уступает место сумеркам, и думала о том, что жизнь делится на «до» и «после». Вчера утром было «до». Сейчас наступило «после».
– Я позвоню юристу, – сказала она вслух. – Сегодня же. И подам на развод.
– Правильно, – Алена крепче обняла ее. – И я тебе помогу. Я все брошу, возьму отпуск, буду рядом.
– Не надо. У тебя работа, семья.
– Мама, ты важнее.
Ирина вздохнула. Дочь важнее. Конечно. Алена всегда была важнее всего. Ради нее она терпела усталость, недосып, скудный бюджет в трудные годы. Ради нее не бросала Сергея, когда впервые, много лет назад, появились смутные подозрения. Тогда она нашла в кармане его пиджака записку с женским телефоном. Спросила. Он отшутился: «Коллега попросила передать номер мастера по ремонту стиральных машин». Она поверила. Хотела верить.
Сколько еще было таких моментов, когда она закрывала глаза на странности? Поздние возвращения. Незнакомые духи на рубашке. Телефонные звонки, после которых он уходил в другую комнату. Она списывала все на работу, на стресс, на кризис среднего возраста. Берегла семью, как умела. И вот итог: публичный цирк на глазах у тридцати человек.
– Мам, пойдем, я сделаю нам кофе, – предложила Алена. – И поговорим. Спокойно. О том, что делать дальше.
На кухне они сели напротив друг друга. Алена колдовала над кофемашиной, которую Сергей подарил Ирине на прошлый Новый год. «Чтобы ты пила настоящий кофе, а не растворимую гадость», сказал он тогда. Теперь этот подарок казался подачкой, способом откупиться от чувства вины.
– Я записала телефон юриста, – Ирина показала листочек с номером. – Позвоню в девять, как только откроются.
– Хорошо. А я поищу информацию, почитаю отзывы. Может, есть кто то еще, кто специализируется на разводах. – Алена поставила перед ней чашку дымящегося кофе. – Мама, а ты готова ко всему этому? К судам, к дележке имущества, к скандалам?
– Не знаю, – честно призналась Ирина. – Но что мне еще остается? Смириться и уйти, оставив ему все? Пусть он живет здесь с этой… с ней?
– Ни в коем случае! – вспыхнула Алена. – Это твоя квартира, твой дом. Ты здесь прожила восемнадцать лет. Ты каждый угол обустраивала, каждую мелочь выбирала. Он не имеет права тебя выгонять.
– Он и не выгоняет. Просто… заменяет.
Слова повисли в воздухе. Заменяет. Как сломанную деталь в механизме. Старая Ирина больше не подходит, нужна новая, молодая, которая будет восхищаться им, а не готовить борщ и гладить рубашки.
– Мам, а ты хочешь его вернуть? – вдруг спросила Алена. – Если вдруг он одумается, придет на коленях, будет просить прощения?
Ирина задумалась. Хочет ли она? Еще вчера, если бы ее спросили, она бы ответила, что любит мужа. Что они прожили вместе больше половины жизни, и это что то значит. Но сейчас, после вчерашнего унижения, после того, как он смотрел ей в глаза и называл другую женщину своей женой…
– Нет, – сказала она. – Не хочу. Даже если он придет и будет умолять, я не смогу. Не после такого.
– Слава богу, – облегченно выдохнула Алена. – А то я боялась, что ты начнешь его жалеть, прощать. Таких мужиков прощать нельзя. Они воспринимают прощение как слабость и делают еще хуже.
Ирина обхватила чашку руками, наслаждаясь теплом. За окном рассвет набирал силу, небо окрашивалось в грязно розовый цвет. Обычное ноябрьское утро. Где то люди просыпаются, собираются на работу, везут детей в школу. Живут своей обычной жизнью. А у нее, у Ирины Викторовны Соколовой, жизнь раскололась пополам.
– Алена, а ты как? – спросила она. – Тебе ведь тоже тяжело. Он твой отец.
– Был, – поправила дочь. – После вчерашнего я не знаю, кто он для меня. Человек, который способен так поступить с матерью моей, не заслуживает звания отца.
– Не говори так. Все равно он…
– Мам, прекрати его оправдывать! – Алена стукнула ладонью по столу. – Прекрати! Ты всю жизнь его оправдывала. Когда он не приходил на мои школьные утренники, ты говорила: «Папа очень занят». Когда он забывал твой день рождения, ты говорила: «У него стресс на работе». Когда он орал на тебя за недосоленный суп, ты говорила: «Он просто устал». Хватит!
Ирина вздрогнула. Она никогда не думала, что дочь все это видела и помнила. Алена была права. Она действительно всегда оправдывала Сергея, сглаживала углы, натягивала на семейные трещины приличия.
– Извини, – прошептала она.
– Мне не надо извиняться. Надо наконец начать жить для себя. – Алена взяла ее за руку. – Мам, тебе пятьдесят пять. Это не конец. Это… это может быть начало. Ты можешь путешествовать, встречаться с подругами, заняться тем, на что никогда не было времени.
– На пенсию учителя? – горько усмехнулась Ирина.
– А у папы есть деньги. И квартира эта стоит приличных денег. Разделите пополам, продадите, каждому достанется по однокомнатной или по двушке. Ты сможешь жить спокойно.
Практичная Алена. Всегда умела просчитывать варианты, раскладывать все по полочкам. Пошла в отца, в его деловую хватку. Ирина всегда гордилась этим. Сейчас была благодарна.
– Хорошо, – сказала она. – Буду звонить юристу. Буду разводиться. Буду… начинать новую жизнь.
Звучало страшно. Новая жизнь в пятьдесят пять лет, когда большинство ровесниц укоренились в своем быте, когда молодость позади, а впереди пенсия и внуки. Только у Алены пока нет детей. Ирина часто намекала, но дочь отмахивалась: «Не время, мама, карьера, ипотека». Может, теперь не будет и внуков. Может, этот шанс на бабушкино счастье она тоже потеряла вместе с браком.
Телефон ожил, заиграл мелодией. Ирина вздрогнула. На экране высветилось: «Сергей».
– Не бери, – быстро сказала Алена.
Но Ирина уже потянулась к трубке. Рука действовала сама собой, по привычке тридцати пяти лет: когда муж звонит, надо ответить.
– Алло.
– Ира, привет, – голос Сергея звучал обыденно, как будто ничего не произошло. – Слушай, я забыл документы в кабинете. Папку такую, синюю. Поищи, пожалуйста.
Она молчала, не в силах поверить своим ушам. Он звонит ей за полчаса до рассвета, после того, что устроил вчера, и просит найти его документы?
– Ира, ты слышишь меня? – нетерпеливо повторил он.
– Слышу.
– Ну так поищи. Мне они сегодня нужны на встречу.
– Сергей, – произнесла она очень тихо. – Ты понимаешь, что ты вчера сделал?
Пауза. Потом он раздраженно вздохнул:
– Ира, давай не начинать опять. Я думал, ты за ночь остынешь. Ну, случилось, и случилось. Надо жить дальше. Мы же взрослые люди, в конце концов.
– Взрослые, – повторила она. – Ты привел свою любовницу на мой юбилей. Представил ее как свою «вторую жену». На глазах у тридцати человек. И ты хочешь, чтобы я остыла за ночь?
– Господи, ну что ты драму разводишь, – он уже откровенно злился. – Мы с тобой давно чужие люди. Просто не было повода об этом заявить. Вчера повод представился.
– Повод, – Ирина почувствовала, как внутри что то лопается, разлетается на осколки. – Мой юбилей, который я готовила две недели, для тебя был поводом заявить, что ты завел себе молодую любовницу?
– Ладно, не хочешь искать документы, не ищи, – бросил он. – Я сам потом зайду и заберу. Когда ты будешь в нормальном состоянии и мы сможем разговаривать по человечески.
И отключился. Просто взял и положил трубку. Ирина смотрела на телефон в своей руке и не узнавала человека, с которым только что говорила. Где тот Сергей, который тридцать пять лет назад читал ей стихи Есенина? Который дарил ромашки, потому что знал, что она любит полевые цветы? Который плакал, когда родилась Алена, и называл их с дочкой своими девочками?
– Урод, – процедила Алена сквозь зубы. – Конченый урод.
– Он хочет зайти за документами, – машинально произнесла Ирина.
– Пусть попробует. Я ему дверь в лицо захлопну.
Ирина покачала головой. Усталость навалилась разом, придавила к стулу. Хотелось лечь, закрыть глаза и проспать дней десять. Проснуться и обнаружить, что все это был дурной сон.
– Мам, давай ты ляжешь, – Алена погладила ее по плечу. – Поспишь хоть пару часов. А я тут приберу окончательно, приготовлю завтрак.
– Не смогу уснуть.
– Тогда прими душ. Переоденься. Нельзя же так сидеть в праздничном платье, как привидение.
Ирина посмотрела на себя. Бордовое платье, в котором вчера она чувствовала себя нарядной и даже красивой, теперь выглядело нелепо. Помятое, с пятном от пролитого шампанского на подоле. Колготки спущены, туфли где то потерялись, наверное, в гостиной.
Она встала, побрела в ванную. Включила воду погорячее, разделась, встала под струи. Вода обжигала кожу, но она стояла и стояла, пытаясь смыть с себя вчерашний кошмар. Плакала, не сдерживаясь, и слезы смешивались с водой, стекали в слив, исчезали. Если бы так же можно было смыть боль.
Когда вышла из душа, чувствовала себя немного лучше. Переоделась в домашние джинсы и свитер, собрала волосы в хвост. В зеркале отразилась незнакомая женщина: осунувшаяся, с красными глазами, но с каким то новым, жестким выражением лица.
На кухне Алена жарила яичницу. Запах еды вызвал тошноту, но Ирина заставила себя съесть хоть немного. Нужны силы. Впереди долгий, трудный путь.
В девять ноль две она набрала номер юридической конторы «Фемида и партнеры».
– Добрый день, меня зовут Ирина Викторовна Соколова, – голос звучал на удивление твердо. – Я хочу проконсультироваться по поводу развода и раздела имущества.
Ей назначили встречу на вторник, послезавтра. Она записала адрес, список документов, которые нужно принести. Паспорт, свидетельство о браке, документы на квартиру, на дачу. Все, что подтверждает их совместно нажитое имущество.
– Мама, молодец, – Алена обняла ее. – Ты справишься. Мы справимся.
Следующие два дня прошли в каком то тумане. Ирина ходила по квартире, собирала документы, рылась в ящиках. Сергей так и не появился, но звонил еще дважды. Она не брала трубку. Писал сообщения: «Ира, давай поговорим по взрослому», «Ира, ты ведь понимаешь, что так не может продолжаться», «Ира, мне нужно забрать вещи». Она не отвечала.
Людмила приходила каждый день, привозила еду, заставляла есть, рассказывала последние новости, пыталась отвлечь. Наталья, сестра, позвонила в воскресенье, плакала в трубку: «Иришка, я не знала, что он такой мерзавец. Если бы знала, я бы еще вчера ему морду набила».
В понедельник вечером Алена сказала:
– Мам, мне завтра на работу. Но если хочешь, я возьму больничный, пойду с тобой к юристу.
– Не надо, – Ирина покачала головой. – Я сама справлюсь.
– Уверена?
– Да.
И она действительно была уверена. За эти два дня что то изменилось внутри. Первый шок прошел, уступив место холодной ярости и решимости. Сергей думал, что она сломается, испугается, отступит. Он привык, что она уступает, прогибается, терпит. Всю жизнь она была удобной, покладистой, жертвенной. Больше не будет.
Вечером, когда Алена уехала домой к Артему, Ирина села за компьютер и начала искать информацию о разводе после долгого брака, о правах женщины при разделе имущества. Читала статьи, форумы, судебные решения. Узнала, что квартиру, купленную в браке, делят поровну, даже если оформлена она на одного из супругов. Что можно подать на алименты, если нет собственного дохода или он недостаточен. Что можно требовать компенсацию морального вреда за публичное унижение.
Моральный вред. Можно ли вообще оценить в деньгах то, что она пережила? Унижение, которое она испытала на глазах у тридцати человек? Боль, которая грызла изнутри, не давая спать и есть? Ощущение, что вся ее жизнь была обманом?
Она писала на форумах, под вымышленным именем. Рассказывала свою историю. И получала отклики: «Держитесь», «Вы не одна», «У меня было похожее, я пережила, и вы переживете», «Такие мужики всегда получают по заслугам, просто не сразу».
Одна женщина, назвавшаяся Светланой К., написала: «Мой муж тоже ушел к молодой. Мне было пятьдесят семь. Думала, жизнь кончена. Прошло три года. Я живу одна, езжу в театры с подругами, записалась на курсы английского, похудела на десять килограммов и чувствую себя лучше, чем за последние двадцать лет брака. Жизнь после развода может быть лучше, чем жизнь в несчастливом браке. Верьте мне».
Ирина перечитывала эти слова снова и снова. Жизнь после развода. Она даже представить не могла, какой она будет. Но раз другие женщины смогли, значит, сможет и она.
Утром во вторник она встала рано, оделась в деловой костюм, накрасилась. Смотрела на себя в зеркало и репетировала: «Здравствуйте, я Ирина Соколова, я хочу развестись с мужем». Голос дрожал, но она продолжала повторять, пока не зазвучало твердо.
Офис «Фемиды и партнеров» находился в центре, в старинном здании с высокими потолками. Юрист, Ольга Андреевна, оказалась женщиной лет сорока пяти, с внимательными глазами и спокойной улыбкой.
– Присаживайтесь, – она кивнула на кресло напротив. – Рассказывайте.
Ирина рассказала. Все. Про юбилей, про любовницу, про унижение на глазах у гостей. Говорила и не могла остановиться, слова лились потоком, а Ольга Андреевна слушала, кивала, записывала.
– Понятно, – сказала она, когда Ирина замолчала. – Такие случаи, к сожалению, не редкость. Но вы молодец, что сразу обратились к юристу. Многие женщины в вашем возрасте пугаются развода, терпят, пытаются сохранить брак любой ценой.
– Я не хочу его сохранять, – твердо сказала Ирина. – Я хочу, чтобы он получил по заслугам.
Ольга Андреевна улыбнулась:
– Тогда давайте действовать. Квартира оформлена на кого?
– На него. Но покупали в браке, в две тысячи седьмом.
– Отлично. Значит, совместно нажитое имущество, делится пополам. Дача тоже в браке куплена?
– Да, три года назад.
– Тоже пополам. Есть накопления, вклады?
– Не знаю. Он никогда не говорил мне о деньгах.
– Ничего, мы все выясним через суд. Запросим выписки со счетов. Если он скрывает доходы, это сыграет вам на руку. – Юрист постучала ручкой по столу. – А вот моральный вред за публичное унижение… Это сложнее. Нужны свидетели, готовые дать показания.
– У меня тридцать свидетелей, – сухо сказала Ирина. – Все гости, которые были на юбилее.
– Прекрасно. Попросите двух трех написать свидетельские показания. – Ольга Андреевна придвинула к ней папку. – Вот типовое исковое заявление о разводе и разделе имущества. Заполните, принесете. Подадим в суд на следующей неделе.
Ирина взяла папку. Руки дрожали, но она крепко сжала пальцы. Это начало. Начало долгого пути, но она пройдет его до конца.
Когда вышла из офиса, на улице шел дождь. Холодный, ноябрьский, промозглый. Ирина стояла под козырьком подъезда и смотрела, как струи воды бьют по асфальту, как прохожие раскрывают зонты, как машины шуршат шинами по мокрой дороге. И вдруг поняла, что впервые за много дней не думает о Сергее. Не прокручивает в голове сцену на юбилее. Не задается вопросом, почему он так поступил.
Она думает о будущем. О квартире, которую получит после раздела. О том, как будет жить одна. О поездках с Людмилой, которые они давно планировали, но откладывали. О курсах компьютерной грамотности, на которые она хотела записаться. О внуках, которые когда нибудь появятся у Алены.
Дождь начал стихать. Ирина достала телефон, набрала номер дочери.
– Алена, это я. Все прошло хорошо. Я подам на развод.
– Мам, ты молодец! Я тобой горжусь. Слушай, а давай вечером встретимся? Я приеду, привезу пиццу, посмотрим какой нибудь фильм.
– Давай, – Ирина улыбнулась. Впервые за эти дни по настоящему улыбнулась. – Я буду ждать.
Она положила трубку и зашагала к метро. Дождь совсем прекратился, и сквозь тучи пробивалось слабое солнце. Ноябрьское, холодное, но все же солнце. Ирина подняла лицо к небу, закрыла глаза. Что то внутри медленно, с трудом, но оттаивало.
Вечером они с Аленой сидели на диване, ели пиццу из коробки и смотрели комедию. Глупую, легкую, про которую не нужно было думать. Алена рассказывала про работу, про Артема, про то, как они планируют летом съездить в Италию.
– Мам, а может, ты с нами поедешь? – предложила она. – Втроем. Нам будет веселее.
– Не знаю, – Ирина задумалась. – Я никогда не летала одна. Всегда с вашим отцом.
– Так ты не одна будешь. С нами. А потом, глядишь, привыкнешь и будешь ездить сама. Вон Людмила Сергеевна же летает регулярно с подругами по Европам.
– Людка другая. Она смелая.
– Ты тоже можешь быть смелой. – Алена взяла ее за руку. – Мам, ты вообще можешь все. Просто раньше папа не давал тебе раскрыться.
Ирина промолчала. Может, дочь и права. Может, она правда всю жизнь жила в тени Сергея, подстраивалась под него, забывала о себе. Сначала ради семьи, потом по привычке.
– Знаешь, – сказала Алена, – я помню, как ты мечтала написать книгу. Это было, когда я еще школу заканчивала. Ты говорила, что хочешь собрать свои заметки о преподавании литературы, о работе с детьми, оформить это в какую то методичку или мемуары. Потом я спрашивала, написала ли ты, а ты отмахивалась: «Да некогда, Аленка, у отца дела, мне нужно ему помогать».
Ирина вспомнила. Действительно, было такое. Она даже начала, исписала тетрадку страниц на тридцать. Потом Сергей открыл новый проект, ему потребовалась помощь с документами, с переводами каких то договоров. Она бросила свою тетрадку и занялась его делами. Тетрадь так и пролежала в ящике письменного стола, забытая.
– Может, найдешь ту тетрадку и продолжишь? – предложила Алена. – У тебя теперь куча времени. Пенсия, никаких обязательств.
– Боюсь, уже поздно, – Ирина покачала головой. – Кому интересны мемуары старой учительницы?
– Мне интересны. И другим учителям будет интересно. И вообще, это не важно, напечатают или нет. Важно, что ты будешь делать то, что хочешь. Для себя.
Для себя. Ирина задумалась. Когда она последний раз делала что то для себя? Не для семьи, не для дочери, не для мужа. Для себя. Не помнила.
Фильм закончился, но они не выключали телевизор, просто сидели рядом, обнявшись.
– Мам, – вдруг сказала Алена, – а ты не жалеешь, что вышла за папу?
Ирина долго молчала, подбирая слова.
– Не жалею, – сказала она наконец. – Потому что иначе не было бы тебя. И были хорошие годы, правда были. Просто… он изменился. Или я не замечала, каким он был на самом деле. Не знаю. Может, мы оба виноваты. Я слишком терпела, он слишком привык к моему терпению.
– Ты ни в чем не виновата, – твердо сказала Алена. – Это он виноват. Он предал тебя. Он поступил как последний мерзавец.
– Да, – согласилась Ирина. – Поступил.
Они помолчали.
– Знаешь, что меня больше всего задело? – тихо сказала Ирина. – Не то, что он завел любовницу. Это больно, но я бы, может, смогла это пережить, простить, если бы он пришел и сказал честно. Меня убило то, что он сделал это публично. На моем празднике. На глазах у всех. Это было… это было жестоко. Он хотел меня унизить, показать всем, что я больше ничего не значу.
– Значит, он еще больше ублюдок, чем я думала, – Алена сжала зубы. – Мам, я не хочу с ним общаться. Совсем. Даже если он будет названивать, писать, приходить. Для меня его больше нет.
– Не надо так, – Ирина погладила дочь по волосам. – Он все равно твой отец. У вас с ним своя история, свои отношения.
– Больше нет.
Ирина не стала спорить. Алена взрослая, сама решит. Может, со временем простит, а может, нет. Но сейчас, в этот момент, она целиком и полностью на стороне матери, и Ирина была ей благодарна за эту поддержку.
Уже ночью, когда Алена уехала, а Ирина легла спать, в дверь позвонили. Резко, настойчиво. Она накинула халат, подошла к двери, глянула в глазок.
Сергей.
Стоял, раскачиваясь, явно выпивший. Звонил и звонил, не переставая.
– Ира, открой! – кричал он. – Ира, я знаю, ты дома! Открой, нам надо поговорить!
Сердце бешено забилось. Ирина стояла, прижавшись спиной к двери, и не знала, что делать. Открыть? Не открывать? Позвонить в полицию?
– Ира, блин, ну хватит уже дуться! – Сергей колотил кулаком в дверь. – Открой, говорю! Это мой дом тоже!
– Уходи, – сказала она сквозь дверь. – Уходи, Сергей. Мне не о чем с тобой разговаривать.
– Как это не о чем?! – он повысил голос. – Ты что, с ума сошла? Мы тридцать пять лет прожили вместе!
– Прожили. Больше не живем.
– Ира, ты чего, серьезно? – он замолчал, потом застучал снова. – Давай откроем, поговорим по человечески. Я понимаю, ты обиделась. Ну да, я погорячился тогда. Не надо было так резко, на празднике. Но ты же меня знаешь, я всегда был прямолинейным.
Прямолинейным. Он называет свою жестокость прямолинейностью.
– Уходи, – повторила Ирина. – Или я вызову полицию.
– Полицию? – он хохотнул. – Ты реально? Ира, ну не смеши. Какую полицию? Я тебе говорю, открой дверь!
Она достала телефон, набрала номер Алены. Та ответила после второго гудка:
– Мама? Что случилось?
– Твой отец стоит под дверью. Пьяный. Требует открыть.
– Сейчас буду! – Алена отключилась.
– Уходи, Сергей, – снова сказала Ирина. – Дочь едет. И если ты не уйдешь, будут проблемы.
– Да пошла ты! – рявкнул он вдруг. – Совсем от рук отбилась! Думаешь, я без тебя не проживу? Думаешь, молодая найдет, а старая нет? Так вот, найду! И не такую найду! Светка хоть в постели старается, а ты последние лет десять как бревно лежала!
Ирина зажала рот рукой, чтобы не закричать. Боль была такая острая, что перехватило дыхание. Как он может? Как он смеет?
– Уходи, – прошептала она. – Уходи прямо сейчас.
Он еще что то кричал, матерился, но потом, видимо, услышал шаги на лестнице и замолчал. Хлопнула дверь подъезда. Тишина.
Через минуту в дверь снова позвонили, на этот раз тихо.
– Мама, это я.
Ирина открыла. Алена влетела в квартиру, красная, взъерошенная.
– Где он? Где этот…
– Ушел. Услышал, что кто то идет, и ушел.
– Трус, – выплюнула Алена. – Мама, ты чего такая белая? Что он тебе сказал?
– Ничего, – Ирина села на пуфик в прихожей. – Просто орал, требовал открыть.
Но Алена по лицу поняла, что было не просто орал.
– Он тебя оскорблял?
Ирина кивнула.
– Так, все, – Алена достала телефон. – Я сейчас ему напишу такое, что он больше никогда сюда не придет.
– Не надо, – Ирина остановила ее. – Не трати на него нервы. Он пьяный, не отдает отчета.
– Еще как отдает. Пьяные говорят правду.
Они снова сидели на кухне, пили валерьянку, успокаивались.
– Мам, может, ты ко мне переедешь на время? – предложила Алена. – Пока все не уляжется.
– Нет, – твердо сказала Ирина. – Это мой дом. Я отсюда никуда не уеду. Если кто и должен съезжать, так это он.
– Правильно, – Алена обняла ее. – Мы ему завтра через юриста передадим: пусть забирает вещи только в присутствии свидетелей, и чтобы больше ногой сюда не ступал.
Ирина кивнула. Завтра. Всегда есть завтра, когда можно что то исправить, изменить, сделать. Сегодня она пережила еще одно унижение, но завтра она встанет, умоется, оденется и продолжит бороться.
Алена осталась ночевать. Они легли вдвоем в большую кровать, и Ирина вдруг вспомнила, как давным давно, когда Алена была маленькой, девочка прибегала к ним с родителями после страшных снов, и они укладывали ее посередине. Сергей ворчал, что ребенка надо приучать спать отдельно, а Ирина гладила дочку по голове и тихонько пела колыбельные. Те времена казались такими светлыми, безоблачными. А может, и тогда были трещины, просто она их не замечала, заклеивала любовью и надеждой.
– Мам, а ты боишься? – спросила Алена в темноте.
– Чего?
– Всего. Развода. Жизни одной. Старости.
Ирина задумалась.
– Боюсь, – призналась она. – Очень боюсь. Мне пятьдесят пять, я никогда не жила одна. Сначала с родителями, потом в общежитии с подругами, потом сразу вышла замуж. Я не знаю, как это, быть одной.
– Но ты же справишься?
– Справлюсь, – сказала Ирина. И впервые поверила в собственные слова. – Обязательно справлюсь.
Утром они проснулись поздно. Ирина приготовила завтрак, блинчики, которые Алена любила с детства. Сидели на кухне, ели, строили планы.
– Значит, так, – Алена записывала в блокноте. – Сегодня я еду на работу, но вечером снова приеду. Ты тем временем заполнишь документы, которые дала юрист. Завтра идешь в суд, подаешь заявление. А я пока поищу хорошего оценщика, чтобы оценить квартиру и дачу. И нужно все счета папины проверить, вклады, может, у него еще где то что то спрятано.
– Как ты думаешь, он будет сопротивляться? – спросила Ирина.
– Конечно будет. Такие, как он, всегда сопротивляются. Им кажется, что они имеют право на все, а жена должна довольствоваться крохами. Но мы ему не дадим. У нас закон на нашей стороне.
Ирина слушала дочь и думала о том, как Алена выросла сильной, независимой, умеющей бороться за свое. И это хорошо. Очень хорошо, что дочь не повторила ее ошибок, не растворилась в муже, не забыла о себе.
День прошел в хлопотах. Ирина заполняла бумаги, ксерокопировала документы, звонила Людмиле и просила ее написать свидетельские показания о том, что происходило на юбилее. Людмила обещала и через час прислала текст на почту. Ирина прочитала и прослезилась. Подруга описала все в мельчайших деталях: как Сергей привел любовницу, как представил ее «второй женой», как Ирина побледнела и уронила бокал, как гости сидели в шоке, как Сергей ушел с этой женщиной, бросив жену одну среди обломков праздника.
«Я никогда не видела более жестокого и публичного унижения, – писала Людмила. – Ирина Викторовна всю жизнь была верной, любящей женой, а ее муж растоптал ее достоинство на глазах у тридцати человек. Считаю, что он должен понести наказание не только материальное, но и моральное».
Ирина распечатала текст, подписала у Людмилы, заверила у нотариуса. Теперь это был официальный документ, который можно предъявить в суде.
Вечером пришла Алена с новостями:
– Мам, я тут разговаривала с Артемом. Он юрист, хоть и не по семейным делам, но кое что понимает. Говорит, если докажем, что папа скрывал доходы, можно требовать большую долю при разделе. А еще можно подать на алименты, пока развод не оформлен. Ты же на пенсии, а она маленькая.
– Алименты? – Ирина поморщилась. – Не хочу я от него ничего. Пусть подавится своими деньгами.
– Мама, это не милостыня. Это твое законное право. Ты тридцать пять лет вела его хозяйство, рожала и растила ребенка, работала, чтобы поддерживать семью. Он обязан тебе платить, пока ты не встанешь на ноги.
Ирина задумалась. Может, Алена и права. Может, не стоит отказываться от денег из гордости. Гордость гордостью, а жить на что то надо.
– Ладно, – согласилась она. – Посмотрим, что скажет юрист.
На следующий день Ирина снова поехала к Ольге Андреевне. Отдала все собранные документы, свидетельские показания Людмилы.
– Отлично поработали, – одобрительно кивнула юрист. – Теперь подаем иск. В течение месяца вас вызовут на первое заседание. Подготовьтесь психологически, будет тяжело. Он наверняка наймет адвоката, будет оспаривать раздел имущества, пытаться доказать, что вы не имеете права на половину.
– А я имею?
– Конечно имеете. Все, что нажито в браке, делится поровну. Это закон.
Ирина кивнула. Закон. Пусть хоть что то в этом мире будет справедливым.
Месяц до суда тянулся мучительно долго. Сергей больше не приходил, но писал сообщения. Сначала злые: «Ты пожалеешь», «Я сделаю так, что ты останешься ни с чем», «Думаешь, суд будет на твоей стороне?». Потом примирительные: «Ира, давай договоримся по человечески, зачем нам суды», «Я готов отдать тебе часть денег, только не подавай в суд», «Мы же взрослые люди, можем решить все мирно».
Ирина не отвечала. Ольга Андреевна посоветовала вообще заблокировать его номер, но Ирина не могла. Читала сообщения, как читают письма из прошлой жизни, из которой она уже ушла безвозвратно.
Людмила забирала ее на прогулки, в театр, в кино. «Нельзя сидеть дома и грызть себя, – говорила подруга. – Надо отвлекаться, жить дальше». Ирина послушно ходила, смотрела спектакли, пила кофе в кафе, но все это было как сквозь толстое стекло. Жизнь продолжалась вокруг, а она была внутри своего кокона боли, из которого пыталась выбраться.
Алена приезжала каждые выходные, привозила еду, помогала с уборкой, просто сидела рядом и разговаривала. Ирина благодарила бога или судьбу за то, что у нее есть такая дочь.
В конце третьей недели позвонил Сергей. Ирина не хотела брать трубку, но он звонил раз за разом, и она в конце концов ответила.
– Ира, мне нужно забрать вещи, – сказал он без приветствия. – Когда тебе удобно?
– Приезжай в субботу в десять утра, – сказала она. – Дочь будет дома.
– Зачем дочь?
– Свидетель. Чтобы потом не было претензий, что я что то из твоих вещей выкинула или испортила.
Он промолчал, потом буркнул:
– Ладно. В субботу.
В субботу ровно в десять раздался звонок в дверь. Ирина и Алена стояли в прихожей, обе напряженные, готовые к бою. Ирина открыла.
Сергей выглядел плохо. Осунувшийся, небритый, с синяками под глазами. Он шагнул внутрь, оглядел квартиру, как чужую территорию.
– Привет, – буркнул он.
– Здравствуй, – холодно ответила Ирина. – Забирай вещи.
Он прошел в спальню. Алена пошла следом, как конвоир. Ирина осталась на кухне, не в силах смотреть, как он собирает свою жизнь в чемоданы.
Слышала, как открываются шкафы, шуршат пакеты, звенят вешалки.
Через час Сергей вышел с двумя чемоданами и несколькими пакетами.
– Я приду еще, за остальным, – сказал он. – Там книги, инструменты.
– Договорись заранее, – отрезала Алена.
Он кивнул, поставил чемоданы у двери, вдруг повернулся к Ирине:
– Ира, может, еще не поздно? Может, одумаешься?
Она посмотрела на него. На человека, с которым прожила тридцать пять лет. Родила ребенка. Делила радости и горести. И не узнала. Это был чужой мужчина, который причинил ей невыносимую боль и теперь хотел, чтобы она забыла об этом.
– Поздно, – сказала она тихо. – Уже давно поздно. Может, с того самого момента, как ты привел ее в мой дом.
– Я же объяснил, – он попытался оправдаться, – я хотел честности.
– Честности? – Ирина усмехнулась. – Ты хотел унизить меня. И тебе это удалось. Но дальше унижений не будет. Дальше будет суд, раздел имущества, и моя новая жизнь. Без тебя.
Он смотрел на нее, и в его глазах мелькнуло что то похожее на удивление, возможно, даже испуг. Наверное, он впервые видел ее такой: твердой, решительной, не готовой прогибаться.
– Ты изменилась, – сказал он.
– Ты меня изменил, – ответила она.
Он взял чемоданы и вышел. Дверь закрылась. Ирина и Алена стояли в прихожей, не двигаясь.
– Все, – прошептала Алена. – Мам, все. Он ушел.
– Да, – кивнула Ирина. – Ушел.
И вдруг почувствовала, как внутри что то отпускает. Тугой узел, который сдавливал грудь все эти недели, начал ослабевать. Она не простила его. Не забыла. Но отпустила. Пусть живет со своей молодой любовницей, пусть наслаждается новой жизнью. А она будет строить свою.
Суд состоялся через неделю. Ирина пришла со своим юристом и с Аленой. Сергей пришел с адвокатом, без Светланы.
Заседание длилось три часа. Адвокат Сергея пытался доказать, что квартира должна остаться мужу, так как именно он зарабатывал деньги на ее покупку. Ольга Андреевна парировала: жена вела хозяйство, растила ребенка, работала учительницей, и ее труд не менее ценен. Адвокат заявил, что Ирина может претендовать максимум на треть имущества. Ольга Андреевна предъявила свидетельские показания Людмилы о публичном унижении и потребовала компенсацию морального вреда.
Судья, женщина лет шестидесяти, слушала внимательно, задавала вопросы. Потом объявила перерыв для вынесения решения.
Ирина сидела в коридоре суда и думала о том, что вся ее жизнь сейчас решается в этом кабинете. Квартира, деньги, будущее. Все зависит от нескольких напечатанных страниц с решением.
Через час их пригласили обратно. Судья зачитала решение:
– Брак между Соколовым Сергеем Владимировичем и Соколовой Ириной Викторовной расторгнут. Имущество, нажитое в браке, подлежит разделу в равных долях. Квартира по адресу… подлежит продаже с разделом вырученных средств пополам между бывшими супругами. Дача в Подмосковье… подлежит продаже с разделом вырученных средств пополам. Компенсация морального вреда, причиненного ответчиком истице, составляет двести тысяч рублей.
Ирина слушала и не сразу поняла. Они выиграли. Она выиграла. Половину всего. И еще компенсацию.
Сергей сидел напротив, красный, злой. Его адвокат что то шептал ему на ухо, но Сергей мотал головой.
Они вышли из зала суда. На улице Алена обняла мать так крепко, что Ирина закашлялась.
– Мама! Мы выиграли! Мы выиграли!
– Да, – Ирина улыбнулась. – Выиграли.
Ольга Андреевна пожала ей руку:
– Вы большая молодец. Не испугались, дошли до конца. Теперь они будут продавать имущество, и вы получите свою долю. Сможете купить себе однокомнатную или двушку, и еще останется на жизнь.
– Спасибо, – Ирина пожала ей руку в ответ. – Спасибо вам огромное.
Они поехали домой. По дороге Алена болтала, строила планы, куда вложить деньги, какую квартиру покупать. Ирина слушала вполуха. Она думала о другом.
Она думала о том, что ее жизнь не закончилась. Что ей пятьдесят пять, и впереди еще, возможно, тридцать лет. Что она может начать все заново. Написать ту книгу, о которой мечтала. Поехать в Италию с дочерью. Записаться на танцы, о которых всегда мечтала, но стеснялась. Встретить кого то нового, а может, и не встретить, и тоже будет хорошо, потому что жить одной лучше, чем жить с человеком, который тебя не ценит.
Дома они выпили чаю, сидели на кухне и говорили, говорили без умолку. Алена рассказывала, как гордится матерью, как она сильна, как справилась со всем этим кошмаром. Ирина слушала и понимала: да, она справилась. Пережила публичное унижение мужа, пережила предательство, развод, суд. И не сломалась. Стала сильнее.
Вечером, когда Алена уехала, Ирина села за письменный стол и достала из ящика ту самую тетрадь, о которой говорила дочь. «Заметки учителя литературы», было написано на обложке ее рукой, еще твердой, уверенной. Она открыла, прочитала первые страницы. О своих учениках, о любимых книгах, о том, как важно научить детей не просто читать, а чувствовать, понимать, сопереживать героям.
Взяла ручку и дописала новую главу. О том, что жизнь похожа на роман, где иногда сюжет идет совсем не так, как ты планировал. Где герои предают, где твоя роль вдруг оказывается не главной, а второстепенной. Но это не значит, что книгу надо закрывать. Можно начать новую главу. Можно переписать финал.
Писала долго, до глубокой ночи, пока не заболела рука. Потом закрыла тетрадь, выключила свет и легла спать. Первый раз за много недель заснула спокойно, без снотворного, без слез.
Утром проснулась от звонка телефона. Людмила.
– Ну что, героиня моя, как ты? Алена мне все рассказала. Я так за тебя рада!
– Спасибо, Людочка.
– Слушай, а у меня идея. Помнишь, мы с девочками из нашего выпуска хотели организовать встречу? Я тут списалась со всеми, многие согласны. Может, встретимся, посидим, вспомним молодость?
– Давай, – согласилась Ирина. – Почему бы и нет.
Они назначили встречу через две недели, в кафе в центре города. Ирина не виделась с одноклассницами лет десять, а с некоторыми и больше. Немного волновалась: как они встретят ее, одинокую, разведенную, в ее возрасте?
Но встреча прошла прекрасно. Оказалось, что половина женщин тоже в разводе. Одна рассказывала, как муж ушел к секретарше. Другая, как сама ушла, потому что больше не могла терпеть его алкоголизм. Третья овдовела пять лет назад и теперь живет с дочерью и внуками. Ирина слушала их истории и понимала: она не одна. Таких, как она, много. Женщин, которые пережили измену в зрелом браке, которые столкнулись с кризисом в отношениях, которые прошли через поздний развод и начали новую жизнь.
– Знаешь, Ирка, – сказала Таня, ее бывшая соседка по парте, – я первый год после развода ревела каждый день. Думала, жизнь кончена. А потом взяла себя в руки, записалась на курсы английского, начала ездить за границу. В прошлом году была в Париже, в этом планирую в Барселону. И чувствую себя в сто раз лучше, чем когда жила с этим скотом.
Ирина слушала и думала: может, и у нее так будет? Может, через год, через два она тоже будет рассказывать о своих путешествиях, о новых увлечениях, о том, как хорошо жить для себя?
Через месяц после суда квартира была продана. Ирине досталась половина суммы, больше трех миллионов рублей. Она купила себе небольшую двухкомнатную квартиру на окраине, светлую, с балконом и видом на парк. Делала ремонт, выбирала мебель, обустраивала свое новое жилье. Свое. Только свое, где никто не будет командовать, критиковать, унижать.
Алена помогала, Людмила тоже. Приезжали, клеили обои, вешали шторы, таскали мебель. Ирина смотрела на них и думала, как же ей повезло с близкими людьми.
Вечером, когда ремонт был закончен, они втроем сидели на новом диване, пили вино из пластиковых стаканчиков, потому что нормальные бокалы еще не распаковали.
– За тебя, мама, – подняла стаканчик Алена. – За твою силу, твою смелость и твою новую жизнь.
– За новую жизнь, – подхватила Людмила.
Ирина подняла свой стаканчик, чокнулась с ними.
– За новую жизнь, – повторила она.
И верила в это. Верила, что она справится. Что сможет быть счастливой. Что впереди еще много хорошего: путешествия, книги, встречи с друзьями, может быть, даже новая любовь, а может, и нет, и это тоже будет хорошо.
Несколько месяцев спустя Ирина случайно встретила Сергея на улице. Он шел с Светланой, оба нарядные, довольные. Ирина замерла, не зная, как реагировать. Сергей тоже увидел ее, помрачнел.
– Ира, привет, – сказал он натянуто.
– Здравствуй, – она кивнула и пошла дальше, не останавливаясь.
Не хотела разговаривать. Не хотела вспоминать. Эта часть ее жизни закончилась. Она больше не первая жена, не вторая, не третья. Она просто Ирина Викторовна Соколова. Свободная женщина пятидесяти шести лет, которая строит свою жизнь заново.
Дома она села за компьютер, открыла документ, в который переносила свои заметки из тетради. Уже набралось страниц пятьдесят. Еще немного, и можно будет показать кому нибудь, может, попробовать издать. Алена обещала познакомить с редактором из своего издательства.
За окном шел дождь. Ноябрьский, такой же, как в тот день, когда она впервые пошла к юристу. Прошел год. Целый год с того кошмарного вечера, когда ее жизнь разлетелась на куски. И вот она здесь, в своей квартире, за своим столом, пишет свою книгу. Живет.
Телефон завибрировал. Сообщение от Алены: «Мам, у меня новость. Мы с Артемом решили, что пора. Хотим ребенка. Ты будешь бабушкой!»
Ирина прочитала и заплакала. От радости, от облегчения, от всего вместе. Будет внук или внучка. Будет новая жизнь, которая начнется именно сейчас, когда ее собственная жизнь едва не закончилась.
Написала ответ: «Солнышко мое, я так рада! Я буду лучшей бабушкой на свете, обещаю».
Отправила, положила телефон и снова вернулась к своему документу. Писала о том, как важно не сломаться, даже когда кажется, что весь мир рухнул. Как важно верить в себя, когда все вокруг твердят, что ты слишком стара, слишком слаба, слишком одинока. Как важно бороться за свое достоинство, за свои права, за свою жизнь.
Поздно вечером, когда закончила очередную главу, Ирина встала, подошла к окну. Дождь закончился, небо прояснилось, и между облаками проглядывали звезды. Редкие, робкие, но все же звезды.
Она вспомнила тот вечер. Свой юбилей. Гостей. Сергея, представляющего свою любовницу как «вторую жену». Шок, унижение, боль. Казалось, что это было так давно, в другой жизни, с другим человеком.
Тот человек умер в тот вечер. Старая Ирина, покорная, терпеливая, жертвенная, исчезла, когда разбился хрустальный бокал о паркет. А родилась новая. Сильная, злая, готовая бороться.
И она боролась. И победила. Не в том смысле, что наказала Сергея или вернула его. Победила в том, что не сломалась. Что встала, отряхнулась и пошла дальше. Что научилась жить для себя.
Телефон снова ожил. На этот раз звонок. Алена.
– Мама, ты не спишь еще?
– Не сплю. Писала.
– Как продвигается книга?
– Хорошо. Уже больше ста страниц.
– Мам, я так тобой горжусь, – в голосе дочери была такая нежность, что Ирина снова почувствовала слезы. – Ты даже не представляешь, как я тобой горжусь.
– Спасибо, солнышко.
– Слушай, а давай в субботу встретимся? Я хочу тебе кое что показать. Мы с Артемом присмотрели детскую кроватку, такая милая, хочу твое мнение узнать.
– Давай, – Ирина улыбнулась. – С удовольствием.
Они попрощались. Ирина выключила свет, легла в кровать. Свою кровать, в своей квартире, в своей новой жизни. Закрыла глаза и подумала: а ведь она счастлива. Не так, как раньше, не той наивной, слепой счастливостью, которая держалась на иллюзиях. А по настоящему. Счастлива, потому что свободна. Потому что живет так, как хочет она, а не кто то другой.
Засыпая, она вспомнила последний разговор с Аленой в тот страшный вечер, когда все только начиналось. Дочь спрашивала: «Мама, что мы будем делать?» И она отвечала: «Будем жить».
Они жили. Они справились. И впереди было еще столько жизни.
На следующее утро Ирина проснулась рано, приготовила себе кофе, села на балконе с чашкой и книгой. Читала, наслаждалась тишиной, солнцем, пробивающимся сквозь облака. Внизу, в парке, бегали дети, гуляли мамы с колясками, сидели на скамейках старики. Обычная жизнь, текущая своим чередом.
Ирина допила кофе, вернулась в комнату, открыла свой документ. Написала последнюю фразу в главе: «Когда один человек причиняет тебе боль, это не значит, что вся жизнь состоит из боли. Это значит, что пришло время начать новую главу. Без него».
Сохранила файл, закрыла компьютер. Посмотрела на часы: десять утра. Впереди целый день. Можно сходить в библиотеку, можно встретиться с Людмилой, можно просто погулять в парке.
Можно делать все, что захочется. Потому что она свободна.
Телефон снова завибрировал. Незнакомый номер. Ирина нахмурилась, ответила:
– Алло?
– Ирина Викторовна? Это Ольга Андреевна, ваш юрист. Звоню сообщить, что компенсация морального вреда от Сергея Владимировича поступила на ваш счет. Двести тысяч рублей. Можете проверять.
– Спасибо, – Ирина улыбнулась. – Большое спасибо.
Положила трубку, села на диван. Двести тысяч рублей за унижение, которое он ей причинил. Деньги не вернут достоинства, не залечат душевные раны. Но это хоть что то. Признание того, что он был неправ. Что она была права, когда боролась.
Она подумала, куда потратить эти деньги. Может, на путешествие? В ту самую Италию, о которой говорила Алена? Или на курсы, на что нибудь новое, чего никогда раньше не пробовала?
Решение пришло само собой. Она потратит часть на себя, на то, чего всегда хотела. А часть отложит для будущего внука. Пусть у ребенка будет что то от бабушки, которая прошла через ад и выжила.
Ирина встала, подошла к зеркалу. Посмотрела на себя: на лицо с морщинками, на седые пряди в волосах, на уставшие глаза. Но увидела не старую, брошенную женщину. Увидела сильную, прошедшую через огонь и воду, готовую к новым испытаниям.
– Ты справилась, – сказала она своему отражению. – Ты молодец.
И впервые за много месяцев поверила в эти слова полностью, без оговорок.
Вечером того же дня Алена заехала неожиданно, с пакетами продуктов.
– Мам, я решила приготовить тебе ужин, – объявила она. – Сегодня будем праздновать.
– Что праздновать?
– То, что ты сильная, красивая и свободная, – Алена обняла мать. – И то, что впереди у нас вся жизнь.
Они готовили вместе, болтали, смеялись. Ирина рассказала про компенсацию, про свои планы. Алена восторженно поддерживала каждую идею.
– Обязательно поезжай в Италию! Можем даже вместе, я возьму отпуск. Или с Людмилой Сергеевной, если хочешь без меня.
– Не знаю пока, – Ирина помешивала соус. – Но идея хорошая. Может, действительно пора увидеть мир.
– Пора, мама. Очень пора.
За ужином Алена вдруг спросила:
– Мам, а ты иногда жалеешь? Ну, что так все вышло?
Ирина задумалась.
– Знаешь, жалею. Жалею о потраченных годах, о том, что не заметила вовремя, каким он стал. Но не жалею, что развелась. Потому что если бы осталась, то продолжала бы жить во лжи. А так… больно, страшно, но честно.
– Я понимаю, – кивнула Алена. – И я тобой горжусь. Очень.
– Я знаю, солнышко, – Ирина взяла ее за руку. – И это помогает мне жить.
Они сидели за столом допоздна, разговаривали о будущем, о планах, о ребенке, которого ждала Алена. Ирина смотрела на дочь и понимала: вот ради чего стоило жить, бороться, терпеть. Ради этих моментов, когда ты понимаешь, что у тебя есть самое главное: любовь близких людей.
Когда Алена уехала, Ирина села писать дальше. Но не о прошлом, не о боли и унижении. О будущем. О том, какой она видит свою жизнь через год, через пять, через десять лет. О путешествиях, о книгах, о внуках, о маленьких радостях, которые делают жизнь жизнью.
Писала долго, пока за окном не стемнело совсем. Потом закрыла ноутбук, легла спать. И впервые за год приснился хороший сон: она идет по берегу моря, одна, и ей хорошо. Спокойно, светло, легко.
Проснулась с улыбкой на лице.
Прошло еще несколько месяцев. Ирина привыкла к новой квартире, к новой жизни, к тому, что она одна. Больше не боялась одиночества. Наоборот, наслаждалась им. Тишиной, свободой, возможностью делать что хочешь, когда хочешь.
Закончила свою книгу. Алена показала ее редактору, и тот согласился издать небольшим тиражом. «Заметки учителя литературы о жизни и преподавании» вышли весной, в небольшом издательстве «Просвещение и Ко». Ирина держала в руках свою книгу, пахнущую свежей краской, и плакала от счастья.
Съездила в Италию с Людмилой. Гуляла по Риму, Флоренции, Венеции. Смотрела на древние храмы, на картины великих художников, на каналы и мосты, и думала: какой огромный мир существует за пределами ее маленькой жизни. И она часть этого мира.
Записалась на танцы. Сначала стеснялась, но потом втянулась. Оказалось, что в группе много таких же женщин, как она: в возрасте, после развода или овдовевших, ищущих себя заново.
Алена родила девочку. Назвали Машей. Ирина стала бабушкой, самой счастливой бабушкой на свете. Приезжала к дочери каждую неделю, помогала, нянчила внучку, пела ей колыбельные.
Жизнь продолжалась. Другая, непохожая на прежнюю, но жизнь. Настоящая, полная смысла и радости.
Однажды вечером, когда Ирина возвращалась домой после танцев, на нее на улице вышел Сергей. Остановил, заговорил:
– Ира, подожди. Мне нужно с тобой поговорить.
Она остановилась, посмотрела на него. Он постарел, осунулся еще больше. Выглядел уставшим, несчастным.
– Я ошибся, – сказал он. – Понимаешь? Я совершил страшную ошибку. Света… она не та, за кого я ее принял. Она хочет только денег, развлечений. А я… я скучаю. По тебе, по нашей жизни, по дому.
Ирина слушала и чувствовала… ничего. Ни боли, ни радости, ни удовлетворения. Пустоту. Он был для нее пустым местом, человеком из прошлого, которое больше не существует.
– Сергей, – сказала она спокойно, – ты сделал свой выбор. Год назад, на моем юбилее. Ты выбрал ее и публично унизил меня. Теперь живи с этим выбором.
– Но я же говорю, я ошибся! Давай начнем сначала, я все исправлю…
– Нет, – твердо сказала она. – Слишком поздно. Я другая. Ты другой. Мы чужие люди. И я не хочу возвращаться в прошлое.
– Ира, пожалуйста…
– Прощай, Сергей, – она развернулась и пошла прочь, не оглядываясь.
Он кричал что то вслед, но она не слушала. Шла вперед, к своему дому, к своей жизни, к своему будущему. Без него. И ей было хорошо.
Дома заварила чай, села на балконе. Смотрела на звезды и думала о том, как странно все устроено. Год назад она думала, что жизнь кончена. Что после тридцати пяти лет брака, после такого публичного унижения, после развода в зрелом браке она не сможет жить дальше.
А она смогла. Не просто выжила, а зажила по настоящему. Нашла себя, свои интересы, свою силу. Написала книгу. Стала бабушкой. Увидела Италию. Научилась танцевать.
И самое главное, поняла: счастье не в том, чтобы быть с кем то. Счастье в том, чтобы быть с собой. Любить себя, ценить себя, не предавать себя ради кого то другого.
Телефон завибрировал. Сообщение от Алены: «Мама, Машка сегодня первый раз улыбнулась! Настоящая улыбка, не газики. Приезжай завтра обязательно, покажу».
Ирина улыбнулась в ответ. Написала: «Обязательно приеду, солнышко. Люблю вас».
Отправила, положила телефон. Допила чай. Вернулась в комнату, легла на кровать. Закрыла глаза и подумала о завтрашнем дне. Увидеть внучку. Погулять в парке. Может, написать новую главу для следующей книги. Позвонить Людмиле, договориться о встрече.
Столько всего впереди. Столько жизни.
А где то далеко, в другой квартире, в другой жизни, Сергей сидел со своей молодой женой и понимал, что потерял. Но это была уже не ее история. Не ее боль. Не ее проблема.
Ее история была здесь, в этой квартире, в этой новой жизни, которую она построила сама, своими руками, из обломков прошлого.
И эта история только начиналась.
Через несколько дней Ирина сидела на кухне у Алены, держала на руках Машу и напевала колыбельную. Внучка сопела, моргала огромными глазами, и Ирина чувствовала, как сердце переполняется любовью.
– Мам, – Алена села рядом, положила голову на плечо матери, – ты знаешь, я тут думала. Хорошо, что все так вышло.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, с папой. Если бы он не ушел, ты бы так и жила с ним. Несчастная, забитая, не своя. А теперь посмотри на себя. Ты светишься изнутри. Ты счастлива.
Ирина задумалась.
– Знаешь, наверное, ты права, – сказала она медленно. – Я не благодарна ему за то, что он сделал. Но я благодарна судьбе за то, что освободила меня от этих отношений. Больно было, страшно, но необходимо.
– Вот именно, – Алена обняла ее свободной рукой. – Мама, что мы будем делать?
Ирина усмехнулась. Этот вопрос. Тот самый, который Алена задала год назад, в ту страшную ночь. Тогда она ответила: «Будем жить». И они жили. Боролись, страдали, но жили и победили.
– Будем жить, – повторила она сейчас. – А он еще узнает, кого он назвал своей «первой» женой.
Но сказала это уже без злости, без желания мести. Просто констатировала факт: он потерял сильную, верную, любящую женщину. И это его проблема, не ее.
Маша захныкала, и Ирина начала качать ее, тихо напевая. Алена смотрела на них и улыбалась.
За окном светило солнце. Начиналось лето. Новое лето, в новой жизни, полной возможностей и надежд.
Ирина Викторовна Соколова, бывшая учительница, писательница, бабушка, свободная женщина пятидесяти шести лет, качала внучку и думала о будущем. О том, что впереди еще столько всего: путешествий, книг, встреч, открытий.
О том, что жизнь не заканчивается с разводом. Не заканчивается с предательством. Не заканчивается, пока ты сама не решишь, что она закончена.
А она не решила. Наоборот, она только начинала.
