Мать открыла дверь не сразу. Сначала цепочка, потом лицо — постаревшее, с глубокими складками у рта. Я держала корзину с фруктами, пальцы сжимали ручку так, что костяшки побелели. Вербное воскресенье. Тетя Елена уговорила попробовать.
— Мам, я хотела…
Она смотрела сквозь меня.
— Убирайся. Ты здесь никто.
Дверь захлопнулась. Корзина выпала, яблоки покатились по площадке. Семь лет назад отец выставил меня из этой квартиры за то, что я не отдала триста тысяч от бабушки на машину брату Илье. Триста тысяч — всё моё наследство, мой единственный шанс. Мне было двадцать один, я только закончила техникум.
— Илье нужнее, — сказала тогда мать. — Он мужчина, ему развиваться надо. А ты девка, тебя муж обеспечит.
Я отказалась. Отец схватил мою сумку, выкинул в подъезд.
— Не возвращайся, пока не поумнеешь.
Я ушла. И за семь лет превратила триста тысяч в пятнадцать миллионов. Покупала убитые квартиры, ремонтировала сама, перепродавала. Работала по двенадцать часов, спала по пять. Семья не звонила ни разу.
Таунхаус я купила в июле. Двухэтажный, в охраняемом комплексе, панорамные окна, белая лестница, терраса с видом на лес. Свой дом. Только мой.
На новоселье пришли друзья, коллеги, жених Евгений — главный механик с автобазы, где я работала инженером. Тетя Елена ходила по комнатам, ахала, фотографировала.
— Алисочка, это же просто красота! Я так горжусь!
Мы чокнулись бокалами. Музыка играла, гости смеялись.
И тут дверь распахнулась.
Отец ворвался первым, за ним мать, Илья и Мария. Музыка стихла. Гости замерли.
Мать остановилась посреди гостиной, оглядела люстру, лестницу, диваны. Лицо исказилось.
— Так вот как! Строила из себя бедную, а сама миллионы прятала!
Она кричала так, что у меня зазвенело в ушах. Отец молчал, но глаза метались по комнате — считал, оценивал.
— Откуда у тебя деньги? — отец шагнул ко мне. — На кого работаешь? Кто тебе всё это купил?
Я поставила бокал.
— Заработала сама. Это мой дом. Вы здесь не приглашены.
— Мы родители! — мать повысила голос. — Ты не имеешь права!
— Семь лет назад вы выгнали меня. Сказали, что я никто. Я ушла и не просила ни копейки. Вы не знаете, как я жила, не интересовались. А теперь пришли с претензиями? Выходите.
— Мы тебя вырастили! — мать не двигалась. — Кормили, одевали!
— И это давало вам право распоряжаться моей жизнью? Вы сделали то, что должны. Это не повод требовать благодарности вечно.
Илья усмехнулся:
— Ого, какая принцесса. Забыла, откуда вылезла?
Я повернулась к нему:
— Ты получил свою машину. Я тебе ничего не должна. Никому из вас.
Отец сделал ещё шаг, лицо налилось краской:
— Ты обязана помогать! Мы семья!
— Семья? — я засмеялась. — Вы просто люди, которые хотят денег. Охрана!
Два охранника вошли в гостиную. Отец и мать переглянулись.
— Выведите их. И больше не пропускайте. Чёрный список.
Мать схватилась за косяк:
— Алиса, ты пожалеешь! Мы кровь родная!
— Могу. И делаю.
Их вывели. Мать кричала про неблагодарность, отец пытался вырваться. Дверь закрылась. Тетя Елена обняла меня за плечи.
— Молодец. Держишься.
Я кивнула. Внутри всё дрожало. Не от страха. От освобождения.
На следующий день начались звонки. Мать — длинные голосовые про жестокость. Илья — короткие, наглые:
— Слушай, мне кредит нужен на машину. Ты же при деньгах, помоги брату.
Не ответила. Заблокировала. Через два дня Мария написала в личку — слезливый текст про нехватку денег на учёбу, про долги родителей.
Удалила. Заблокировала.
Потом они стали караулить у работы. Отец появился у проходной автобазы, ждал, когда выйду. Подошёл, схватил за локоть.
— Алиса, поговори нормально. Нам правда нужна помощь. Я пенсионер, мать болеет.
Я высвободила руку:
— Семь лет не болели? Не нуждались? Нуждались. Но ко мне не шли. Потому что думали, что у меня ничего нет. А теперь увидели дом — вспомнили про родство.
— Деньги тебя испортили.
— Нет. Это вы испортили всё, когда выгнали за отказ отдать последнее.
Я прошла мимо, села в машину, уехала. На следующий день он пришёл снова. Потом мать. Потом оба.
Евгений предложил написать заявление. Участковый приехал, поговорил. Они ушли, но мать выкрикнула напоследок:
— Будешь гореть в аду за то, что родителей бросила!
Я не обернулась.
Три недели тишины. Я почти поверила, что отстали. Работала, планировала свадьбу — скромную, только близкие.
Потом позвонила тетя Елена. Голос глухой:
— Алис, у твоего отца сердечный приступ. Его в больницу увезли. Серьёзно.
Я молчала.
— Мать просила передать. Хочет, чтобы приехала. Отец спрашивает про тебя.
— Спрашивает? Или она хочет, чтобы я оплатила лечение?
Тетя вздохнула:
— Не знаю. Передаю. Ты решай.
Я положила трубку. Евгений сел рядом, ждал.
— Не поеду, — сказала я.
Он кивнул.
Через час позвонила мать. Не взяла. Голосовое — истеричное, со слезами:
— Алиса, отец при уходе! Ты хоть понимаешь?! Приезжай, пока не поздно! Или совсем бездушная?!
Я слушала и чувствовала пустоту. Не злость, не жалость. Пустоту.
Мать звонила ещё пять раз. Илья написал — гневное послание про предательство. Мария — слезливое.
Я никому не ответила.
Отец выжил. Тетя сообщила через неделю — выписали домой. Мать больше не звонила.
Свадьбу сыграли в сентябре. На террасе моего дома. Тетя Елена плакала от счастья, друзья поздравляли, всё было как надо. Родителей, Ильи, Марии не было. Я даже не заметила.
Вечером мы с Евгением сидели на террасе, смотрели на звёзды. Он обнял меня.
— Не жалеешь? Что не приехала тогда?
Я помолчала.
— Нет. Знаешь, что они делали все эти годы? Тетя говорила — мать с отцом всем родне твердили, что я спилась, в долгах, пропала неизвестно где. Им хотелось, чтобы я была несчастной. Чтобы подтвердить их правоту. А когда увидели, что выбралась — разозлились. Потому что я доказала: они не нужны.
— Правильный выбор, — он поцеловал меня в макушку.
Я кивнула и закрыла глаза. В доме пахло цветами и счастьем. Моим счастьем.
Тетя Елена позже обмолвилась, что родители переехали к Илье — квартиру продали, чтобы закрыть кредиты. Илья злится, денег не хватает. Мария бросила институт, вышла замуж за первого встречного, лишь бы сбежать. Всё покатилось под откос ровно тогда, когда они решили ворваться в мою жизнь с требованиями.
— Может, всё-таки помочь? — осторожно спросила тетя. — Хоть немного?
Я покачала головой:
— Им не нужна помощь. Им нужна жертва, которая всю жизнь будет расплачиваться за то, что посмела ослушаться. Я не буду ею.
Тетя не стала спорить.
Сейчас мне тридцать. У меня свой бизнес, любящий муж, дом, в котором я просыпаюсь без тревоги. Тетя Елена приезжает каждое воскресенье на обед. Двоюродные помогают с ремонтами, я плачу честно, мы смеемся за столом.
Это моя семья. Не та, что связана кровью и обязательствами, а та, что выбрала меня. И которую выбрала я.
Иногда проезжаю мимо старого района, смотрю на знакомые окна. Не чувствую ничего. Ни боли, ни злости. Просто пустое место в памяти.
Они хотели, чтобы я была никем. Но я стала собой. И это лучшая месть — жить счастливо, без них.
Евгений как-то спросил, не боюсь ли, что в старости пожалею. Я ответила честно: нет. Сожалеть можно о том, чего не сделала. А я сделала всё. Ушла, выстояла, построила жизнь. И захлопнула дверь перед теми, кто семь лет назад захлопнул её передо мной.
Только они — с криком и проклятиями. А я — спокойно, без лишних слов. Повернула ключ и пошла дальше.
Они назвали меня никем. Но никем оказались они — люди без благодарности, без уважения, без способности радоваться чужому успеху. Я же стала всем, кем хотела.
Дверь закрыта. Навсегда.
