Середина недели. Обычный четверг, когда Максим в очередной раз сравнил меня с Алиной.
— Вот Алина вчера такой салат сделала — сказал он, ковыряя вилкой мою запеканку. — Просто космос. А ты…
Он не договорил. Не нужно было.
Алина. Его коллега. Двадцать три года, ноги от ушей, улыбка как в рекламе зубной пасты. И, судя по Максу, она умела всё: готовить, шутить, одеваться, существовать правильно.
Я молча убрала тарелку. Мне тридцать один. Семь лет брака. Двое детей. И вот это — «а ты…»
— Что я? — спросила я тихо.
Максим пожал плечами:
— Ну… могла бы постараться. Алина же старается.
— Хорошо — вдруг сказала я. — Буду как Алина.
Он даже не понял, что произошло. Кивнул довольный и ушёл смотреть футбол.
А я стояла на кухне и думала: значит, так? Семь лет я стирала, готовила, убирала, вытирала детские сопли, экономила на новых джинсах для себя, чтобы купить очередной гаджет. А он хочет «как Алина»?
Пожалуйста.
В пятницу утром я встала на час раньше. Сделала макияж — не свой обычный «тушь и бегом», а нормальный, с тональным кремом и всеми этими штуками, на которые раньше не было времени. Надела платье. То самое, которое купила три года назад и ни разу не носила, потому что «куда в нём ходить».
Дети охнули:
— Мама, ты как принцесса!
Максим поднял взгляд от телефона. Секунду смотрел молча, потом выдавил:
— Красиво. Это… к чему?
— Ни к чему — улыбнулась я. — Просто захотелось.
Он кивнул, но в глазах мелькнуло что-то. Непонимание? Тревога?
Мне было всё равно.
Я отвела детей в детский сад, зашла в салон красоты. Села в кресло и сказала мастеру:
— Хочу перемен.
Через два часа в зеркале смотрела на меня почти незнакомая женщина. Волосы на два тона светлее, стрижка — чёлка и волны. Лицо какое-то… другое. Свежее что ли.
— Вам идёт — сказала мастер. — Помолодели лет на пять.
Я разглядывала своё отражение и думала: а кто я вообще? Когда последний раз делала что-то для себя? Не для детей, не для Макса, не для дома. Для себя?
Не помню.
Вечером Максим вернулся с работы и застыл в прихожей.
— Ты… — он запнулся. — Что с волосами?
— Изменила имидж — пожала я плечами. — Тебе не нравится?
— Нет, то есть… Нравится, но… — он явно не знал, что сказать. — Просто неожиданно.
Я накрыла на стол. Заказала еду с доставкой — пасту, салаты, десерт. Расставила всё красиво, как в рекламе.
— Что это? — Макс уставился на тарелки.
— Ужин. А что?
— Ты же обычно сама готовишь…
— Обычно — согласилась я. — Но Алина наверняка иногда заказывает. У неё же нет времени стоять у плиты, правда?
Он поперхнулся водой.
— При чём тут Алина?
— Ты же хотел, чтобы я была как она. Вот я и стараюсь.
Я улыбнулась. Мило так…
Максим жевал пасту молча. По его лицу было видно — он не понимает, что происходит. И это нервирует его.
Хорошо.
В субботу я проснулась в девять. Не в шесть, как обычно, а в девять. Дети уже копошились на кухне, Максим растерянно пытался налить им молоко.
— Соня, ты чего так долго? — спросил он. — Дети уже…
— Я высыпалась, наконец — зевнула я. — Алина же не встаёт в шесть утра по выходным?
— Откуда я знаю?! — он начал раздражаться. — Хватит про Алину!
— Ты первый начал, милый.
Я спокойно налила себе кофе и села с телефоном. Дети смотрели на меня круглыми глазами — мама никогда так не делала. Мама всегда с ними возилась, кормила, убирала.
— Пап, а можно мультики? — дёрнул Максима за рукав младший.
— Можно — буркнул тот и посмотрел на меня. — Ты будешь завтрак делать?
— Нет — отхлебнула я кофе. — У Алины же нет детей. Она по субботам отдыхает.
— Да что за…
Он не договорил. Развернулся и пошёл на кухню — греть детям сосиски.
Я сидела, пила кофе и чувствовала, как внутри что-то распрямляется. Годами я думала, что быть хорошей женой — значит жертвовать собой. Забыть про себя. Раствориться в семье.
А оказалось — это никто не ценит.
К вечеру Максим был на взводе.
— Соня, мне нужна чистая рубашка!
— В шкафу.
— Где в шкафу?!
— Поищи — я не отрывалась от книги. — Алина же не гладит рубашки своему мужу. У неё его вообще нет.
Он стоял посреди спальни с красным лицом.
— Ты это серьёзно?
— Более чем.
— Ты… ты вообще нормальная?
Я закрыла книгу. Медленно встала. Подошла к нему вплотную.
— Я семь лет была нормальной. Удобной. Тихой. Готовила, стирала, убирала, воспитывала детей. А ты всё равно мечтал об Алине. — Голос мой оставался спокойным. — Так получай. Вот она я — красивая, независимая, живущая для себя.
— Я не…
— Не ври — оборвала я. — Ты каждый день рассказывал мне про неё. Как она одевается. Что говорит. Как смеётся. Ты в ней видел женщину. А я кто?
Тишина. Долгая, звенящая тишина.
— Соня… — голос его дрогнул. — Я просто хотел, чтобы ты немного… следила за собой.
— Следила? — я засмеялась. — Макс, я следила. Но для меня в сутках только двадцать четыре часа. На детей, на дом, на работу. На тебя. А на себя не осталось ничего. Совсем.
Он молчал.
— Знаешь, что самое смешное? — я взяла сумку. — Ты влюбился в меня семь лет назад, когда я была такой — яркой, ухоженной, свободной. А потом превратил в домохозяйку. А теперь удивляешься, куда делась та девушка.
— Ты куда?
— К подруге. Переночую у неё. Подумаю.
Я вышла на улицу. Холодный весенний вечер. Город светился огнями. И я вдруг поняла — мне легко.
Впервые за много лет легко.
Телефон завибрировал. Максим:
«Прости. Пожалуйста, вернись. Поговорим.»
Я смотрела на экран и думала: а хочу ли я возвращаться? К человеку, который не видел во мне женщину? Который сравнивал меня с другими вместо того, чтобы ценить?
Может, эта Алина — лучшее, что со мной случилось. Она помогла мне понять: я не обязана быть удобной. Не обязана соответствовать чьим-то ожиданиям.
Я имею право быть собой.
Даже если это кому-то не нравится.
Даже если это разрушит то, что мы строили семь лет.
Пальцы зависли над экраном.
Что я хочу написать? «Приеду утром»? «Иди к своей Алине»?
Ничего из этого не отражало того, что творилось внутри.
Я просто выключила звук и пошла дальше по улице. Фонари отражались в лужах, город жил своей вечерней жизнью — кто-то спешил домой, кто-то, как я, просто шёл неизвестно куда.
Телефон снова завибрировал. Потом ещё раз. И ещё.
Я не смотрела.
К подруге я не пошла. Соврала Максу — впервые за семь лет. Зашла в круглосуточное кафе, заказала капучино и села у окна.
Официантка — девчонка лет двадцати — смотрела на меня с любопытством:
— У Вас… всё нормально? Может, помочь чем?
— Нет — улыбнулась я. — Мне хорошо. Просто очень хорошо.
Она кивнула недоверчиво и отошла.
А я сидела и думала: когда это началось? Когда мы стали отдаляться? Может, когда родился первый ребёнок, и Максим перестал целовать меня по утрам? Или, когда я в третий раз за день вытирала пол за детьми, а он сидел в телефоне и лайкал какие-то фотки? Или ещё раньше — когда я впервые промолчала, вместо того чтобы сказать: «Мне больно»?
Не знаю.
Но превращение шло медленно. День за днём, капля за каплей. Я растворялась в рутине, в детских криках, в бесконечной стирке и готовке.
Телефон на столе светился непрочитанными сообщениями. Их было уже штук пятнадцать.
Я всё-таки открыла переписку.
«Соня, я идиот. Понимаю.»
«Давай поговорим нормально.»
«Где ты? Я волнуюсь.»
«Ты права. Во всём. Только вернись.»
«Я люблю тебя. Прости.»
Последнее сообщение было голосовое. Я прослушала.
Голос Макса дрожал:
— Сонь… я сижу тут один, дети спят. И понимаю, какой я дурак. Правда. Я не ценил тебя. Воспринимал как должное — что ты рядом, что ты всё делаешь, что ты… есть. А сам… сам смотрел по сторонам. Искал чего-то нового, яркого. Тупо, да? — он засмеялся горько. — Алина… я даже не знаю её толком. Мы просто коллеги. Она иногда приносит печеньки в офис, вот и всё. А я из этого сделал целую историю. Сравнивал тебя с ней. Боже, как же стыдно сейчас… Вернись, пожалуйста. Мне страшно. Я не хочу тебя потерять.
Запись оборвалась.
Я сидела и смотрела в окно. По щекам текли слёзы — тихо, почти незаметно.
Он испугался. Наконец-то испугался, что я могу уйти.
Семь лет я была рядом — верная, надёжная, как старое кресло. Удобное. Привычное. И только когда это кресло встало и ушло, он понял его ценность.
Я вернулась домой в час ночи. Тихо открыла дверь ключом.
В квартире горел свет в гостиной. Максим сидел на диване. Услышал скрип двери, вскочил.
— Соня!
Мы стояли — он у дивана, я у двери. Между нами, три метра и семь лет брака.
— Я не знаю, вернулась ли я, — сказала я медленно. — Пришла забрать вещи. Или поговорить. Сама не разобралась ещё…
Он кивнул. Губы дрожали.
— Говори. Я слушаю. Обещаю — слушаю внимательно.
Я прошла в гостиную. Села в кресло напротив. Он остался стоять.
— Ты знаешь, Макс, что самое обидное? — начала я тихо. — Не то, что ты сравнивал меня с Алиной. А то, что ты перестал меня видеть вообще. Я стала частью интерьера. Мама твоих детей. Повар. Но не женщина. Не твоя жена. Не человек со своими чувствами, мечтами, усталостью.
— Я…
— Дай договорю — оборвала я. — Семь лет я подстраивалась под тебя. Родила двоих детей — и это чуть не убило моё тело. Бросила карьеру, потому что кто-то должен был сидеть с малышами. Забыла про подруг, про хобби, про себя. А ты… ты это воспринял как норму. Как данность. Жена должна. Жена обязана. Жена — это сервис.
Он опустился на диван, закрыл лицо руками.
— Мне было тяжело тоже, — глухо сказал он. — Работа, ответственность, деньги зарабатывать надо…
— И что? — я наклонилась вперёд. — Это отменяет то, что я чувствую? Твоя работа важнее моей усталости? Макс, ты последние полгода приходил домой и даже не спрашивал, как у меня дела. Ни разу. Просто шёл ужинать, жаловался на коллег, залипал в телефон. А что со мной… — тебе было всё равно.
Тишина.
— Я не знал — выдохнул он наконец. — Ты не говорила.
— Говорила! — я вскочила. — Сто раз говорила! «Мне тяжело», «я устала», «помоги мне». Ты кивал и дальше лежал на диване. А потом находил силы восхищаться Алиной, которая «такая энергичная и весёлая». Конечно, она весёлая — у неё нет двоих детей и мужа-ребёнка!
Он вздрогнул, как от удара.
— Соня…
— Знаешь, что я поняла? — я села обратно, устало откинулась на спинку кресла. — Что не хочу больше быть удобной. Не хочу жертвовать собой ради того, кто этого не ценит. Я имею право на красивую причёску, выспаться хотя бы в выходные, на бокал вина в пятницу. На жизнь, где я не только мать и жена, но и просто женщина. Человек.
— Ты права — он поднял голову. — Во всём права. Я… я эгоист. Привык, что ты тянешь всё сама. Расслабился. Перестал стараться. И эта чёртова Алина… — он скривился. — Это просто офисная фантазия идиота, которому наскучила реальность. Я дурак, Сонь. Настоящий дурак.
Я молчала.
— Дай мне шанс — он подался вперёд. — Всё исправить. Я найму няню, чтобы у тебя было время на себя. Начну помогать по дому — нормально помогать, не для галочки. Буду… буду видеть тебя. Настоящую. Не просто жену и мать, а тебя.
— Красивые слова — усмехнулась я. — Но это только слова Макс. Ты уже обещал тысячу раз.
— Тогда я не понимал, что могу тебя потерять — он встал, сделал шаг ко мне. — А сейчас понимаю. И мне страшно. Правда страшно. Потому что ты… ты моя опора. Мой дом. И без тебя всё рассыпается.
Слёзы снова подступили к горлу. Я отвернулась.
— Не надо манипуляций.
— Это не манипуляция! — голос сорвался. — Это правда. Я люблю тебя, Соня. Всегда любил. Просто забыл показывать. Забыл говорить. Превратил чувства в быт. Но они есть — они никуда не делись!
Он взял мои руки в свои:
— Прости меня. Пожалуйста. Я буду меняться. Клянусь. Только не уходи.
Я смотрела на него — взъерошенного, отчаянного. И вдруг увидела того парня, в которого влюбилась много лет назад. Того, который носил меня на руках через лужи и читал мне стихи на крыше общежития.
Куда он делся? Когда превратился в этого уставшего, равнодушного мужчину?
— Не знаю, Макс — прошептала я. — Не знаю, верю ли тебе. Не знаю, хватит ли у тебя сил измениться. Не знаю, хватит ли у меня сил дать тебе ещё один шанс.
— Но ты подумаешь? — он сжал мои пальцы.
Я кивнула.
— Подумаю.
Следующие две недели были странными
Максим и правда старался. Вставал к детям по утрам. Мыл посуду. Спрашивал, как мои дела — и слушал ответ. Записал младшего в садик на полный день, чтобы у меня появилось свободное время.
Я начала ходить на йогу. Встретилась с подругами — впервые за год. Купила себе новую одежду — не практичную, как обычно, а красивую. Для себя.
И постепенно чувствовала, как оттаиваю…
Но доверие… доверие не вернуть за две недели. Как-то вечером Максим готовил ужин — сам, без моей помощи. Я сидела с книгой в гостиной, и мне было странно непривычно это — не делать ничего.
— Соня — позвал он из кухни. — Иди сюда на минутку.
Я пришла. Он стоял у плиты, помешивал что-то в кастрюле.
— Я тут подумал… — начал он, не оборачиваясь. — Может, тебе вернуться на работу? Я знаю, ты скучаешь по профессии. А мы с детьми справимся. С няней, со мной… Справимся.
Я замерла. Он что, правда это предлагает? Работу? Моё старое «я»?
— Серьёзно? — выдохнула я.
— Абсолютно — он повернулся. На лице решимость. — Ты не должна жертвовать карьерой ради семьи. Мы должны тянуть вместе. Я понял это. Наконец-то понял.
Слёзы опять. Кажется, за последние недели я плакала больше, чем за весь год.
— Максим…
— Я люблю тебя — сказал он просто. — И хочу, чтобы ты была счастлива. Потому что только тогда мы будем счастливы все.
Я подошла. Обняла его — впервые за эти недели. Он замер, потом осторожно обнял в ответ.
— Я ещё не простила тебя — прошептала я ему. — Мне нужно время.
— Сколько угодно — его голос дрогнул. — Я буду ждать. И доказывать. Каждый день.
Мы стояли на кухне, обнявшись, а за окном садилось солнце.
И я подумала: может быть, у нас получится. Может быть, эта история с Алиной — не конец, а начало. Начало чего-то нового. Честного.
Где я не обязана быть идеальной женой. А он не обязан быть идеальным мужем.
Где мы оба имеем право на ошибки, усталость, слабость.
И на право быть собой.
Даже если это сложно.
Даже если придётся заново учиться любить друг друга.
Заново. С чистого листа.
Только теперь я — своя.
Настоящая.
Живая.
