— Мне кажется, или ты опять забыла купить сметану? — голос Игоря прозвучал с порога так буднично, словно он просто поздоровался.
Дарья замерла у холодильника, чувствуя, как внутри разливается знакомая тяжесть. Она только что пришла с работы, сумки с продуктами ещё стояли на полу, а он уже нашёл, к чему придраться. Она медленно обернулась. Муж стоял в дверях кухни, расстёгивая рубашку после рабочего дня, и смотрел на неё с лёгким, почти незаметным разочарованием.
— Купила, — ровно ответила она, наклоняясь к пакету. — Вот она.
Игорь подошёл ближе, взял упаковку, посмотрел на процент жирности и поморщился.
— Пятнадцать процентов. Я же говорил — двадцать. Мама всегда покупает двадцатипроцентную, она вкуснее.
Мама. Вот оно. Началось. Дарья выдохнула и начала раскладывать продукты по полкам, стараясь не показывать раздражение. За три года брака она уже научилась пропускать мимо ушей эти бесконечные сравнения. Но сегодня что-то внутри дрогнуло. Может быть, усталость. Может, то, что она простояла полчаса в пробке после напряжённого дня в офисе. А может, просто накопилось.
— Игорь, сметана есть. Можешь её есть или не есть. Выбор за тобой.
Он удивлённо вскинул брови. Обычно она молчала или оправдывалась. Сегодня в её голосе прозвучала сталь.
— Ого, какие мы обидчивые, — он усмехнулся, отходя к столу. — Я просто хотел напомнить на будущее. Не нужно так реагировать.
Дарья ничего не ответила. Она продолжала убирать продукты, чувствуя, как напряжение скручивается внутри тугой пружиной. Это была не первая придирка за день. Утром он отметил, что она слишком громко закрыла дверь. Вчера вечером высказался о том, что суп получился жидковатым. Позавчера — что она неправильно погладила его рубашку.
Каждая мелочь. Каждый день. Капля за каплей. И она вдруг поняла, что чаша переполнена.
Ужин прошёл в молчании. Дарья приготовила макароны с курицей — быстро, просто, без изысков. Игорь ел, не поднимая глаз, но она видела по его лицу, что он снова недоволен. Когда он наконец отложил вилку, она приготовилась к очередному замечанию.
— Знаешь, мама готовит пасту совсем по-другому, — начал он, откидываясь на спинку стула. — Она добавляет сливки, специи. У неё получается как в ресторане. А это… ну, съедобно, конечно.
Съедобно. Вот так он оценил её труд. Не вкусно, не спасибо за ужин, не ты устала, я сам разогрею что-нибудь. Съедобно.
— Тогда поезжай к маме, пусть она тебя покормит, — вырвалось у Дарьи раньше, чем она успела подумать.
Игорь замер. Потом медленно повернул к ней голову, и в его взгляде появилось что-то холодное.
— Это что сейчас было?
— Правда, — она встала из-за стола, взяла свою тарелку. — Если тебе всё время что-то не нравится в моей готовке, в моей квартире, в моей жизни — может, тебе вообще не стоит здесь находиться?
Он медленно поднялся. Его лицо застыло в маске оскорблённого достоинства.
— Моя квартира? Серьёзно? Мы семья, Дарья. Или ты забыла?
— Семья, — повторила она, ставя тарелку в раковину. — Семья — это когда двое поддерживают друг друга. А не когда один постоянно критикует другого и сравнивает его с мамой.
Игорь шагнул к ней. В его глазах появился гнев.
— Я не критикую! Я просто хочу, чтобы дома было нормально! Чтобы жена готовила вкусно, чтобы был порядок, чтобы я мог прийти и отдохнуть! Это нормальное желание мужчины!
— Нормальное желание, — медленно проговорила Дарья. — А что нормально для женщины, Игорь? Работать восемь часов, потом бежать в магазин, готовить ужин и слушать, как её готовку сравнивают с маминой? Это нормально?
Он отвернулся, провёл рукой по волосам.
— Ты преувеличиваешь. Я просто иногда делаю замечания. Для твоего же блага.
— Для моего блага, — она засмеялась коротко, без радости. — Знаешь, что для моего блага? Чтобы меня уважали. Чтобы ценили то, что я делаю. Чтобы не сравнивали с кем-то постоянно.
Игорь развернулся к ней. Его лицо исказилось.
— Ты знаешь, в чём твоя проблема? Ты слишком чувствительная! Нельзя тебе ничего сказать! Сразу обида, драма! Мама моя вообще никогда не обижается, когда папа что-то говорит!
И вот оно. Главное. Мама. Снова мама. Эталон. Образец. Идеал, до которого Дарья никогда не дотянется, потому что она — другая.
— Тогда иди к маме, — тихо сказала Дарья, и в её голосе появилась такая ледяная твёрдость, что Игорь на секунду замолчал. — Раз она такая идеальная. Раз она никогда не обижается. Раз у неё всё так хорошо получается.
— Да что ты несёшь? — он попытался перейти в наступление. — Я просто привожу пример! Это нормально!
— Нет, не нормально! — она шагнула к нему, и он невольно отступил. — Не нормально каждый день слышать, что ты делаешь что-то не так! Не нормально жить с человеком, который видит только недостатки! Не нормально чувствовать себя прислугой в собственной квартире!
— В твоей квартире, — зло бросил он. — Ты так и не смогла забыть, что эта квартира твоя, да? Всё время напоминаешь!
— Потому что это правда! — крикнула Дарья, и сама удивилась силе своего голоса. — Эта квартира моя! Досталась от бабушки! И я пустила тебя сюда, потому что любила! Потому что думала, мы построим здесь наш дом, нашу семью! А ты превратил это место в филиал маминой квартиры, где я должна соответствовать каким-то стандартам!
Игорь побледнел. Его губы сжались в тонкую линию.
— Значит, так, — он заговорил медленно, отчеканивая каждое слово. — Значит, ты считаешь, что я тебе не подхожу. Что я недостаточно хорош для твоей драгоценной квартиры.
Дарья посмотрела на него. На его лицо, искажённое обидой и гневом. На его сжатые кулаки. На его фигуру, напряжённо застывшую в боевой стойке. И вдруг поняла, что видит перед собой не мужа. Не любимого человека. А чужого мужчину, который три года жил с ней под одной крышей, но так и не стал близким.
— Я считаю, что мы не подходим друг другу, — тихо сказала она. — Ты ищешь копию своей мамы. А я не хочу ею быть.
Повисла тишина. Тяжёлая, давящая, полная невысказанных слов и непрожитых чувств. Игорь смотрел на неё, и в его глазах медленно угасал гнев, уступая место чему-то другому. Непониманию. Растерянности. Страху.
— То есть ты хочешь… — он не договорил, словно боялся произнести это вслух.
— Я хочу, чтобы ты съехал, — закончила за него Дарья. — Сегодня. Сейчас. Собери свои вещи и уйди.
Он шагнул назад, словно она ударила его.
— Ты не можешь быть серьёзной. Из-за какой-то ссоры? Из-за сметаны?
— Не из-за сметаны, — устало ответила Дарья. — Из-за того, что за три года я так и не услышала от тебя, что ты ценишь меня. Такую, какая я есть. А не такую, какой должна быть по маминым меркам.
Игорь открыл рот, потом закрыл. Он не нашёлся, что ответить, потому что это была правда. Он действительно не ценил её. Он пытался её переделать.
— Хорошо, — наконец выдавил он сквозь зубы. — Отлично. Вот так легко от трёх лет брака отказаться? Даже не попытаться поговорить, разобраться?
— Мы три года и говорили, Игорь. Просто ты не слышал. Ты слышал только себя и свою маму.
Он зло усмехнулся.
— Понял. Значит, я виноват во всём. Классическая женская логика.
— Не во всём, — спокойно сказала Дарья. — Я тоже виновата. В том, что молчала. В том, что терпела. В том, что не сказала всего этого раньше. Но сейчас я говорю. И я хочу, чтобы ты ушёл.
Она повернулась и вышла из кухни. В спальне она открыла шкаф с его стороны и начала доставать вещи. Рубашки, брюки, джинсы. Всё аккуратно складывала на кровать. Руки дрожали, но она заставляла себя двигаться. Не останавливаться. Не думать. Просто делать.
Игорь вошёл следом. Остановился на пороге, глядя на растущую стопку одежды.
— Ты правда это делаешь, — в его голосе прозвучало что-то похожее на отчаяние.
— Да, — не оборачиваясь, ответила Дарья. — Я правда это делаю.
Он молчал несколько минут, наблюдая, как она методично разбирает его половину шкафа. Потом тихо спросил:
— А если я извинюсь? Если постараюсь измениться?
Дарья замерла, держа в руках его любимый свитер. Тот самый, который они вместе выбирали в магазине, когда ещё были влюблены и счастливы. Когда ему не нужно было сравнивать её с мамой, а ей — оправдываться за каждую мелочь.
— Знаешь, Игорь, — медленно сказала она, поворачиваясь к нему. — Три года назад я бы поверила. Два года назад — тоже. Год назад, возможно, дала бы ещё один шанс. Но сейчас… сейчас я просто устала. Устала быть недостаточно хорошей. Устала слышать про твою маму. Устала чувствовать себя виноватой в собственном доме.
— Я не хотел, чтобы ты так себя чувствовала, — тихо сказал он, и в его голосе впервые появилась искренность.
— Но я чувствовала. Каждый день. И ты это видел, но ничего не делал.
Он опустил голову. Его плечи поникли.
— Я правда думал, что просто помогаю тебе стать лучше.
— Я не хотела становиться лучше, — ответила Дарья. — Я хотела, чтобы меня любили такой, какая я есть.
Эти слова повисли в воздухе. Простые, честные, страшные. Они обнажали главное — он никогда не любил её настоящую. Он любил идею жены, которую пытался воплотить через неё.
Игорь медленно подошёл к кровати. Взял стопку одежды, потом ещё одну. Начал складывать вещи в сумку, которую Дарья достала из шкафа. Они работали молча, почти синхронно, словно выполняли последний совместный ритуал прощания.
Когда всё было собрано, Игорь остановился у двери. Повернулся к ней.
— Я позвоню, — сказал он. — Мне нужно будет забрать остальное.
— Позвони заранее, — кивнула Дарья. — Я скажу, когда могу быть дома.
Он кивнул. Взял сумки. Ещё раз оглядел квартиру, в которой прожил три года. Его взгляд задержался на Дарье.
— Прости, — тихо сказал он. — Я правда не хотел сделать тебе больно.
— Я знаю, — так же тихо ответила она. — Но ты сделал.
Он вышел. Дверь закрылась тихо, без хлопка. Дарья стояла посреди прихожей, слушая удаляющиеся шаги, потом звук лифта. Потом — тишину.
Квартира вдруг показалась огромной и пустой. Но эта пустота была какой-то светлой. Чистой. Освобождающей. Дарья прошла на кухню, где на столе всё ещё стояли недоеденные тарелки с макаронами. Она убрала их, помыла посуду, вытерла стол. Потом заварила себе чай. Села у окна с горячей кружкой в руках и посмотрела на вечерний город.
Телефон завибрировал. Сообщение от подруги: «Как дела? Давно не виделись!»
Дарья улыбнулась. Впервые за много месяцев — по-настоящему.
«Сейчас стало лучше, — напечатала она. — Гораздо лучше. Встретимся на выходных?»
Она отправила сообщение и сделала глоток чая. Горячий, крепкий, заваренный так, как любила она сама. Не слишком крепкий, не слишком слабый. В самый раз.
В дверь позвонили. Дарья вздрогнула. Неужели Игорь вернулся? Она подошла к двери, посмотрела в глазок. На площадке стояла её соседка, Марина.
— Даша, привет! — улыбнулась та, когда дверь открылась. — Я пирог испекла, принесла. Хочешь кусочек?
Дарья посмотрела на соседку. На её добрую улыбку, на тёплый пирог в её руках. И поняла, что вот оно — простое человеческое участие. Без условий. Без оценок. Просто потому что.
— Конечно хочу, — улыбнулась она. — Проходи. Чай только что заварила.
Марина прошла на кухню, огляделась.
— А где Игорь?
— Съехал, — просто ответила Дарья, доставая тарелки.
Марина замерла.
— Совсем?
— Совсем.
Соседка молчала несколько секунд, изучая лицо Дарьи. Потом медленно кивнула.
— Знаешь, я рада. Прости, если это грубо, но я рада. Он тебя не ценил. Я видела, как ты менялась эти три года. Становилась тише, грустнее. Будто растворялась.
Дарья остановилась, держа в руках чайник. Глаза защипало.
— Правда так заметно было?
— Даша, ты перестала смеяться, — тихо сказала Марина. — Раньше твой смех было слышно через стенку. А потом он пропал.
Слёзы покатились по щекам. Но это были не слёзы боли или обиды. Это было освобождение. Всё, что она копила в себе, прорвалось наружу. Марина обняла её, крепко, по-матерински.
— Плачь, плачь. Это хорошо. Выплачь всё и начинай заново.
Они сидели на кухне до позднего вечера. Пили чай, ели пирог, говорили обо всём и ни о чём. Марина рассказывала про свою жизнь, про соседей, про город. Дарья слушала, иногда смеялась. И с каждым часом чувствовала, как внутри тает лёд.
Когда Марина ушла, Дарья приняла душ, надела любимую пижаму, которую Игорь считал несексуальной, и легла в постель. Постель казалась слишком большой, но впервые за годы ей не пришлось сжиматься, уступая место. Она могла лежать как угодно.
Телефон снова завибрировал. Игорь: «Приехал к маме. Она в шоке. Говорит, что ты неблагодарная».
Дарья посмотрела на сообщение. Раньше она бы расстроилась, начала оправдываться. Теперь просто заблокировала номер.
Утро началось с тишины. Никто не комментировал, как она выглядит без макияжа. Никто не морщился от её кофе. Никто не напоминал, что мама делает иначе.
Дарья открыла окно. Свежий воздух ворвался в комнату, принося с собой запах весны, начала чего-то нового. Она вдохнула полной грудью.
— С добрым утром, Даша, — сказала она себе вслух. — С добрым утром.
И впервые за три года по-настоящему улыбнулась своему отражению в зеркале.
