Лампа в коридоре мигнула и погасла как раз в тот момент, когда Вера открыла дверь своей квартиры. Темнота показалась ей дурным знаком, хотя она никогда не была суеверной. Нащупав выключатель, она замерла — из гостиной доносились голоса. Мужской, грубоватый, и женский, визгливый. Её муж Олег и его мать, Зинаида Петровна. Вера почувствовала, как напряглись плечи. Свекровь снова приехала без предупреждения.
Прошло уже полгода с тех пор, как Зинаида Петровна начала «навещать» их всё чаще и чаще. Сначала это были редкие визиты по выходным. Потом она стала приезжать на несколько дней. Потом на неделю. А месяц назад она вообще перестала уезжать. Просто осталась, разложив свои вещи в их единственной гостиной, превратив небольшую двухкомнатную квартиру в филиал своего дома.
— Верочка, ты пришла! — встретила её свекровь с широкой улыбкой, которая не доходила до глаз. — Я вот борщ сварила. Настоящий, не то что ты обычно делаешь.
Вера молча сняла туфли и прошла на кухню. На плите действительно стоял огромный казан с борщом. На столе были разложены продукты — её продукты, которые она купила на неделю. Половина уже использована. Свекровь готовила так, словно кормила армию, хотя их было всего трое.
— Зинаида Петровна, я же просила не трогать верхнюю полку в холодильнике. Там были ингредиенты для салата на завтра, — сказала Вера, стараясь держать голос ровным.
— Ой, да ладно тебе! Какой салат? Я вон борщ сварила! Настоящую еду! А ты всё со своими листиками да помидорчиками, — отмахнулась свекровь и повернулась к сыну. — Олежек, иди кушать, пока горячее!
Олег послушно поднялся с дивана, даже не взглянув на жену. Вера почувствовала знакомый комок в горле. Это было каждый день. Каждый вечер она возвращалась домой уставшая после работы, а её встречала чужая хозяйка в её собственной квартире. Зинаида Петровна готовила то, что хотела она, покупала то, что считала нужным, раздавала указания и перемещала вещи. Олег молчал. Он всегда молчал, когда речь заходила о его матери.
— Мам, а где моя синяя рубашка? — спросил он, садясь за стол.
— Я её постирала и повесила в шкаф. Такая грязная была! Непонятно, как жена за тобой не следит, — с укором в голосе ответила Зинаида Петровна, искоса глядя на Веру.
Вера сжала кулаки. Эта рубашка висела в корзине для стирки всего день. Она собиралась её постирать в выходные вместе с остальным бельём. Но свекровь опять влезла, опять всё сделала по-своему, опять намекнула, что Вера плохая жена.
— Спасибо, мам, — пробормотал Олег, уткнувшись в тарелку.
— Олег, мне нужно с тобой поговорить. Наедине, — тихо сказала Вера.
Он поднял на неё глаза, полные усталости и раздражения.
— Давай потом. Я устал. Мама старалась, приготовила ужин. Поешь с нами.
Вера не стала садиться за стол. Она развернулась и ушла в спальню — единственное место в квартире, куда ещё не успела добраться свекровь. Закрыв дверь, она села на кровать и уставилась в стену. Раньше эта квартира была их маленьким уютным миром. Они с Олегом обустраивали её вместе, выбирали каждую вещь, каждую картину. А теперь здесь пахло чужим — борщом Зинаиды Петровны, её цветочными духами, её присутствием, которое заполнило собой всё пространство.
Вера легла на кровать, не раздеваясь. За дверью слышался смех свекрови и довольное мычание сына. Они прекрасно обходились без неё. Может, ей здесь уже и не место?
Утром Вера проснулась от звука льющейся воды. Она посмотрела на часы — половина шестого. Кто-то занял ванную. Через полчаса она постучала в дверь.
— Зинаида Петровна, мне на работу через час. Можно мне зайти?
— Минуточку, дорогая! Я почти закончила! — донеслось изнутри жизнерадостное пение.
Вера простояла под дверью ещё двадцать минут. Когда свекровь наконец вышла в облаке пара, укутанная в халат, было уже без десяти семь. Времени на душ не осталось. Вера умылась холодной водой прямо над раковиной и побежала на работу. В автобусе она поймала себя на мысли, что ненавидит это чувство — быть гостьей в собственном доме.
Вечером ситуация повторилась. На этот раз свекровь решила постирать свои вещи и заняла ванную комнату на два часа, развесив всюду мокрое бельё. Вера зашла и остолбенела — на её полотенцедержателе висели трусы Зинаиды Петровны.
— Простите, но я же просила не трогать мои вещи! — не выдержала она.
Свекровь округлила глаза с видом оскорблённой невинности.
— Деточка, я просто повесила бельё сохнуть! Ты же не жадная? Олег, ты слышишь, как она со мной разговаривает?
Олег вышел из комнаты с телефоном в руках.
— Вер, ну чего ты придираешься? Мама человек пожилой, ей нужно помогать, а не упрекать.
— Помогать? Олег, она живёт у нас уже месяц! Когда это закончится?
— Она моя мать! Я не могу её выгнать! У неё там ремонт в квартире, ты же знаешь!
Вера знала. Этот ремонт начался три месяца назад и никак не мог закончиться. Каждую неделю появлялась новая причина: то мастер заболел, то материалы не привезли, то ещё что-то. А Зинаида Петровна тем временем обживалась в их квартире всё прочнее, словно врастая корнями в их жизнь.
— Тогда пусть снимет квартиру на время ремонта! Олег, я больше не могу! Она везде! Она трогает мои вещи, распоряжается моими продуктами, занимает ванную по два часа!
— Ты эгоистка, Вера. Думаешь только о себе. Моя мать нуждается в помощи, а ты устраиваешь истерики из-за ерунды!
Он развернулся и ушёл. Вера осталась стоять одна, глядя на мокрое бельё свекрови. Что-то внутри неё надломилось. Не сломалось — надломилось, дав трещину, которая с каждым днём становилась всё глубже.
Прошла ещё неделя. Зинаида Петровна окончательно превратила гостиную в своё личное пространство. Она переставила мебель так, как ей было удобно, повесила на стену свои фотографии, разложила на полках свои книги. Диван, на котором когда-то по вечерам сидели Вера с Олегом, обнявшись и смотря кино, теперь был застелен бабушкиным пледом и завален подушками свекрови.
Однажды вечером Вера попыталась включить телевизор, чтобы посмотреть новости. Свекровь тут же вскочила.
— Верочка, я тут как раз свой сериал смотрю! Ты не против?
Вера была против. Очень против. Но Олег снова сделал вид, что ничего не происходит, уткнувшись в телефон. Вера молча ушла к себе. В спальне она легла на кровать и закрыла глаза. Слёзы жгли горло, но она не дала им пролиться. Плакать было бесполезно.
На следующий день произошёл инцидент, который стал последней каплей. Вера открыла шкаф в спальне и обнаружила, что половина её вещей исчезла. На их месте висели платья Зинаиды Петровны. Сердце бухнуло в груди. Она выбежала в гостиную.
— Где мои вещи?
Свекровь спокойно пила чай, листая журнал.
— А, ты про платья? Я переложила их на балкон. Они у тебя старые, немодные. Зачем место занимают? А мне нужно было куда-то свои вещи повесить.
— Вы перенесли мою одежду на балкон?!
— Ну да. Там коробка стоит. Аккуратно всё сложила, — невозмутимо ответила свекровь.
Вера вышла на балкон. Её любимые платья, блузки, джинсы действительно были запиханы в грязную картонную коробку. Некоторые вещи уже отсырели из-за влажности. Она взяла в руки своё бордовое платье, в котором Олег сделал ей предложение, и увидела, что на нём появились белые пятна плесени.
Что-то оборвалось внутри. Тихо, без щелчка. Вера развернулась и вернулась в комнату. Свекровь даже не подняла на неё глаз.
— Зинаида Петровна, — её голос был таким холодным, что свекровь наконец оторвалась от журнала. — Вы переехали свои вещи обратно в коробки. Сегодня. И завтра утром съезжаете.
Наступила гробовая тишина. Потом свекровь рассмеялась — тонко, фальшиво.
— Деточка, ты что-то перенервничала. Может, тебе водички принести?
— Я сказала — съезжаете. Завтра.
— Олег! — взвизгнула свекровь. — Ты слышишь, как твоя жена со мной разговаривает?!
Олег выскочил из спальни, где дремал после работы. Его лицо было красным от возмущения.
— Вера, ты совсем с ума сошла?! Это моя мать!
— И это моя квартира, — спокойно ответила Вера. — Эту квартиру купили мои родители и оформили на меня. Ты здесь живёшь, потому что ты мой муж. А твоя мать здесь живёт незаконно. И я больше не хочу её видеть.

Лицо Олега побелело. Он открыл рот, закрыл, снова открыл. Он никогда не задумывался о документах на квартиру. Просто принял как должное, что они живут вместе. А теперь правда ударила его между глаз.
— Ты… ты хочешь выгнать мою мать на улицу?
— Нет. Я хочу, чтобы она вернулась в свою квартиру, где идёт ремонт. Или сняла жильё. Но здесь она больше не останется.
Свекровь вскочила с дивана. Её лицо перекосилось от ярости.
— Неблагодарная! Я тебя как дочь! Готовила для тебя, убирала, заботилась! А ты!
— Вы выбросили мою одежду на балкон. Вы испортили моё платье. Вы превратили мой дом в своё владение. Вы можете называть это заботой, но я называю это захватом. Завтра к обеду вас здесь быть не должно.
Олег схватил Веру за руку.
— Подожди! Мы должны это обсудить!
— Нет, Олег. Обсуждать нечего. Либо твоя мать уезжает, либо я подаю документы на развод и выселяю вас обоих. Выбирай.
Она высвободила руку и ушла в спальню, заперев за собой дверь на ключ. За дверью поднялся ад. Свекровь рыдала, Олег кричал, что-то грохотало. Вера села на кровать и обхватила голову руками. Её трясло, но не от страха. От облегчения. Она наконец сказала это вслух. Наконец поставила границу.
Ночь прошла в гробовой тишине. Утром Вера вышла из спальни. Зинаида Петровна, с красными от слёз глазами, паковала вещи в сумки. Олег сидел на диване и смотрел в пол. Он не поднял на жену глаз.
— Куда она поедет? — глухо спросил он.
— К себе домой. Ремонт может подождать. Или она наймёт бригаду, которая закончит его за неделю. Это её проблемы, Олег. Не мои.
Свекровь подошла к ней, вытирая слёзы платком.
— Я никогда не прощу тебе этого. Ты разрушила мою семью. Ты отобрала у меня сына.
— Я вернула себе дом, — ровно ответила Вера. — А вашего сына никто не отбирал. Он сам решил, на чьей он стороне. И если он выбрал вас, я не буду его держать.
Когда дверь за свекровью закрылась, Вера почувствовала, как с плеч свалился невидимый груз. Квартира сразу стала больше, светлее. Она открыла окна, впуская свежий воздух, и начала убирать следы чужого присутствия. Олег молча смотрел на неё.
— Ты действительно подашь на развод? — спросил он наконец.
Вера остановилась, держа в руках плед свекрови.
— Не знаю, Олег. Это зависит от тебя. Если ты понимаешь, что произошло, и готов измениться — может быть, нет. Если ты считаешь, что я неправа, и собираешься это мне припоминать — тогда да.
Он молчал долго. Потом кивнул.
— Я понял. Прости. Я не думал, что маме можно позволять так себя вести. Я просто… привык. Она всегда была такой. Всегда командовала. А я не умел ей отказывать.
— Учись, — коротко сказала Вера. — Иначе у нас нет будущего.
Прошло несколько месяцев. Зинаида Петровна наняла нормальную бригаду, и её ремонт закончился за три недели. Она звонила Олегу каждый день, жаловалась, плакала, требовала приехать. Иногда он ездил к ней — но без Веры, и всегда возвращался домой к ужину. Постепенно свекровь смирилась. Она поняла, что невестка — не прежняя мягкая Вера, которую можно затоптать. Теперь это была женщина с железным стержнем внутри, и лучше было держаться от неё на расстоянии.
Вера стояла у окна своей квартиры, попивая утренний кофе. Здесь снова пахло её духами, её жизнью. На стенах висели их с Олегом фотографии. В шкафу висела её одежда. В ванной лежали только её полотенца. Дом снова стал домом. И она больше никогда, никому не позволит отнять его у неё.


















