— Ты помогаешь ей ради квартиры? Прекрати, — требовала жена, не зная правды

— Ты опять туда собрался? — спросила Марина, перекрещивая руки на груди. В её голосе слышалась смесь раздражения и ледяного презрения.

— Опять к этой… старой женщине?

— К Тамаре Ивановне, да, — спокойно ответил Игорь, натягивая куртку. — Мне нужно занести ей лекарства.

— Лекарства! Господи, у тебя что, нет других дел? Мы бы могли съездить в торговый центр, выбрать кухню. Или телевизор нормальный купить, а ты всё к ней, к ней…

Игорь закрыл глаза на секунду, пытаясь сдержать раздражение.

— Она одна, Марин. Совсем одна. Ноги болят, дышит тяжело. Соседи к ней и не заглядывают. А мне что, сложно? Я же не на сутки там пропадаю.

— Конечно, не сложно, — в голосе Марины появилась язва. — Может, она тебе ещё и квартиру перепишет? Вот тогда да, тогда это будет не зря.

Он медленно поднял на неё взгляд.

— Я не ради квартиры к ней хожу.

— Да кто тебе поверит? — отмахнулась Марина. — Такие «одинокие бабушки» всегда что-то хотят взамен.

Игорь не стал ничего отвечать. Внутри неприятно похолодело — будто его собственная жена только что обвинила его в чем-то постыдном, грязном. Он вышел за дверь, оставив Марину в прихожей с перекошенным от злости лицом.

С Тамарой Ивановной он познакомился случайно — в очереди в поликлинике. Маленькая седая женщина стояла, держась за стену, и едва могла дышать. Игорь помог ей подняться, проводил до квартиры… и не смог забыть её взгляд — усталый, измученный одиночеством.

С тех пор он навещал её пару раз в неделю. Иногда приносил продукты, иногда просто садился на старый диван рядом и слушал рассказы о её молодости, о единственном сыне, погибшем в ДТП много лет назад. Не было в этих разговорах жалоб — только тихая, обволакивающая печаль.

Иногда Игорь ловил себя на мысли: дома он слышит только требования, упрёки и недовольство, а здесь… здесь его встречают улыбкой, даже если женщине тяжело поднять голову с подушки.

— Ну как она? — спросила Марина в тот вечер, когда он вернулся позднее обычного. Но в её голосе не было искреннего интереса — только скрытая издёвка.

— Плохо. Сегодня ей тяжело было дышать. Врача вызвал, сейчас ждёт.

— И ты опять сидел с ней? Ну конечно. Ты же у нас святой. Может, тебе уже кроватку рядом поставить?

Он тяжело выдохнул.

— Марин, зачем ты так? Она человек. Ей плохо. И она одна.

Жена подняла брови.

— А я что — не человек? Меня ты не замечаешь! Только её старые проблемы тебе важны!

— Ты не одна, Марин… — тихо сказал Игорь. — А она — да.

Жена громко фыркнула, развернулась и ушла в спальню. Дверь хлопнула так, что в раме дрогнуло стекло.

Через неделю Тамары Ивановны не стало. Врач сказал — сердце не выдержало.

Игорь долго сидел в её квартире, среди старой потерявшей цвет мебели, среди фотографий уже ушедших людей. Ему казалось, что стены здесь стали холоднее.

Он помогал с оформлением бумаг, занимался мелкими делами, которые обычно ложатся на плечи родственников. Но у неё их не было.

И когда нотариус сообщил, что у Тамары Ивановны есть завещание, Игорь опешил.

— Квартира… ваша, — сказал мужчина, протягивая документы.

Он вышел на улицу в состоянии, близком к шоку. Это было лишним, неожиданным, почти неловким подарком — и совсем не тем, ради чего он приходил к этой маленькой усталой женщине.

— Я так и знала! — Марина встретила его у порога с торжествующей улыбкой. — Вот она, награда за твои походы! Ну? Ключи где?

— Марин… — он попытался найти слова. — Это… не про награды.

— Конечно! — она рассмеялась каким-то жёстким, неприятным смехом. — Главное — результат. Ты молодец. Теперь у нас есть ещё одна квартира. Надо бы сразу сдавать. Или продать?

— Я пока не решил, — тихо ответил он. — Хочу там навести порядок. Сделать ремонт.

— На наши деньги? Ты в своём уме? — Марина резко подалась вперёд. — Её можно сдать так, как есть. Ничего там не нужно менять.

— Марин… — он посмотрел ей в глаза. — Эта квартира не «наша». Она — моя. Личная. По завещанию.

Улыбка исчезла.

— Ты сейчас издеваешься? Мы в браке! Всё пополам!

— Нет. Наследство — нет.

Марина побледнела.

— Ты… ты что, решил оставить меня ни с чем?

— Я ничего не решал. Это закон.

Она ударила ладонью по столу так, что стакан с водой чуть не упал.

— Ты неблагодарный! Я семь лет с тобой прожила! А ты… ей квартиру, что ли, обещал? Или теперь кому отдашь? Своей дочке?

Он замолчал. Значит, она думала ровно об этом.

Скандалы становились всё громче, тяжёлые слова сыпались с обеих сторон. Марина требовала своё, угрожала судом, оскорбляла женщину, которой уже не было в живых.

Игорь впервые за долгое время почувствовал: рядом с ним — чужой человек. Холодный. Расчётливый. Чужой.

Развод оказался неизбежным.

В суде Марина пережила шок — квартира действительно не подлежала разделу. Её адвокат только развёл руками: «Это безнадёжно».

Марина уходила из зала суда, как человек, у которого забрали что-то жизненно важное. Но на самом деле она потеряла не квартиру. Она потеряла саму возможность оставаться рядом с человеком, который оказался лучше, чем она способна была оценить.

После развода Игорь сделал то, что давно обещал себе. Он начал ремонт в квартире Тамары Ивановны. Не ради бизнеса, не ради денег — ради памяти. Каждая переклеенная стена была для него будто признанием: я не забыл. Я был рядом. И буду.

Когда работа подошла к концу, он позвал дочь — Аню.

— Пап… — она оглядывалась по сторонам, едва сдерживая улыбку. — Здесь так… тепло. Как будто здесь дышится легко.

— Я рад, что тебе нравится, — ответил Игорь. — Я хотел подарить тебе эту квартиру. Но… теперь сам тут живу. Потом она всё равно будет твоей. А пока… я хочу помочь тебе с твоей ипотекой.

Он протянул ей конверт — часть средств от продажи прежней совместной квартиры.

Аня обняла его так крепко, как не делала много лет.

— Папа… — прошептала она. — Ты всегда был добрым. Просто теперь ты это — услышал сам.

Игорь закрыл глаза. В тот момент он понял: доброта никогда не бывает напрасной. Она возвращается, даже если путь её долгий и сложный.

А жадность… только разрушает.

Он посмотрел в окно. Сквозь стекло бежал мягкий ноябрьский дождь.

И почему-то думалось: Тамаре Ивановне это бы понравилось. Тихий вечер. Простая человеческая благодарность. И — никакой фальши.

Оцените статью
— Ты помогаешь ей ради квартиры? Прекрати, — требовала жена, не зная правды
Ты же без семьи, — зачем тебе наследство? Пускай дом останется брату — у них ведь многодетная семья