Июль в Мордовии выдался удушливым. Воздух над грядками дрожал, как над раскаленным асфальтом, повсюду нагретым рубероидом.
Лена стояла за старым, почерневшим от дождей сараем. В руках у неё был эмалированный бидончик, наполовину полный малины. Ягоды были крупными, но некоторые уже потекли от жары.
Пальцы уже были липкими и красными.
Она любила эти выходные. Двадцать лет брака превратили дачу в ритуал: шашлык вечером, прополка утром, спокойное, предсказуемое счастье.
Окно кухни было распахнуто. Что-то звякнуло.
Сергей пошел мыть руки после того, как провозился с насосом.
Лена улыбнулась и хотела окликнуть мужа, но замерла. Сергей говорил, видимо, по телефону и его голос звучал очень напряженно.
— Света, хватит, — произнес он. — Я же сказал — всё. Не звони мне.
Лена почувствала, как в животе образовался холодный ком. Она сжала горсть ягод, превратив их в кашу.
— Да, мне было хорошо. Очень. Ты невероятная, Свет… Но у меня семья. Лена… мы двадцать лет вместе. Она мой родной человек. Я не могу так с ней.
Пауза. Сергей, видимо, слушал ответ.
— Совесть грызет, понимаешь? — он начал говорить почти шепот. — Я смотрю на неё и чувствую себя подонком. Всё. Я выбираю жену. Прощай.
Послышался звук, будто телефон бросили на стол. Потом шум воды из крана.
Лена стояла, прижавшись спиной к шершавым доскам сарая.
— Лена! — раздался голос соседки, Зины, из-за забора. — Ты там уснула, что ли? Иди, я тебе кабачков дам!
Лена вздрогнула. Она посмотрела на свою руку, испачканную малиновым соком.
— Иду, теть Зин! — крикнула она. Голос предательски дрогнул, но соседка этого не заметила.
Первой реакцией был шок. Мир, который казался бетонным монолитом, пошел трещинами.
Второй реакцией стало странное, унизительное облегчение.
Ведь он отказал ей, выбрал семью.
Но внутри уже поселился червь сомнения. Кто такая Света? «Невероятная»… А Лена тогда какая? Вероятная? Обычная? Удобная?
***
В город они возвращались молча. Сергей включил радио, подпевал песням, пытался шутить.
Лена смотрела в окно на мелькающие березы и пыталась понять: ненавидит она его или любит как и раньше.
В понедельник она не выдержала. Ей нужен был совет.
Надежда Петровна лепила пельмени. Мука летала по кухне белой пылью.
— Мам, у него кто-то был. Но он её бросил.
Мама даже не сбилась с ритма лепки.
— Ты это сама придумала?
— Нет, я подслушала его разговор. Сказал, что больше не будет с этой бабой встречаться, потому что меня любит.
Надежда Петровна вздохнула, вытирая руки о передник.
— Ленка, молчи. Закрой рот и молчи.
— Мам!
— Что «мам»? Тебе сорок два. Двое детей — Артему поступать, Машке брекеты нужны. Ипотеку закрыли только год назад. Ты хочешь всё это пустить под откос из-за того, что у мужика гульки начались? Он же одумался. Вернулся. Значит, ты важнее.
— А гордость, мам?
— Гордость на хлеб не намажешь. И в постель холодную с собой не положишь. Будь мудрой. Закрой глаза.
***
Ольга, яркая брюнетка с тремя разводами за плечами, яростно тыкала вилкой в салат «Цезарь».
— Ты себя на помойке нашла? — шипела она, так что люди за соседним столиком оборнулись. — Выбрал семью он! Благодетель, блин! Лена, это предательство. Сегодня он с ней порвал, потому что струсил, а завтра новая Света появится, посмелее.
— Но он же мучился, Оль. Я слышала.
— Потому что хотел и рыбку съесть, и… сама знаешь. Гнать его в шею! Пусть катится к своей девицей. Ты красивая баба, найдешь себе нормального!
***
Константин, друг детства, подвозил её до дома.
— Лен, я Серегу не оправдываю. Козел он, конечно, — Костя барабанил пальцами по рулю. — Но пойми мужскую психологию. Мы полигамные. Но если мужик сам нажал на тормоз — это знак, волевое решение. Значит, он взвесил всё и понял, что ты для него — единственная ценность. А там — так, гормоны. Попробуй простить. Ломать — не строить.
Лена слушала их всех. И вечером, стоя перед зеркалом в ванной, она рассматривала свое лицо. Морщинки-лучики у глаз. Складка на животе. Усталость, въевшаяся в кожу.
«Кому я нужна? — думала она голосом мамы. — А он вернулся».
***
В пятницу дети уехали к свекрови. Сергей пришел с работы с огромным букетом роз.
Он выглядел неестественно бодрым.
— Леночка, я тут подумал, может, в ресторан сходим? Или домой закажем суши?
Он обнял её сзади. Лена почувствовала запах его одеколона, который она подарила ему на 23 февраля. И её затошнило.
Она высвободилась из объятий.
— Сядь, Сережа.
Он замер. Улыбка сразу сползла с лица.
— Что случилось?
— Я была за сараем. В субботу. Когда ты звонил Свете.
Сергей побледнел. Тяжело опустился на стул, закрыв лицо ладонями.
Лена ждала. Ждала лжи, оправданий. Но он молчал.
— Кто она? — спросила Лена. — И почему? Чего тебе не хватало? Борщ пересолен? Или в спальне я бревно?
Сергей поднял на неё глаза. В них была мука.
— Лен, пойми… Мы двадцать лет вместе. Быт, дети, работа… Я устал так жить. Встретил её в фитнес-клубе. Ей двадцать пять. Она так смеялась звонко. Она… живая.
— А я какая?
— Ты… ты изменилась, Лен. — Он говорил тихо, но каждое слово вбивалось в неё, как гвоздь. — Ты располнела, ходишь в этом халате на даче… И храпишь.
— Что? — Лена опешила.
— Ты храпишь, Лен. Сильно. В последнее время я просыпаюсь и чувствую, что лежу не с женщиной, а с соседом по гаражу. Меня это… истощает. Как мужчину.
— Ах, вот оно как… — прошептала Лена. Глаза наполнились слезами. — Я тебе двоих детей родила, работаю на двух ставках, чтобы мы в Турцию летали, дом тащу. И больше не устраиваю?
Сергей сполз со стула на колени, обхватил её ноги, уткнулся лицом.
— Прости! Я конченый кр**ин. Попробовал с ней и понял, что это всё мишура. Она молодая, и поговорить не о чем. Пустота. Я люблю тебя. Ты — моя жизнь. А она — просто эпизод. Помутнение. Я с ней всё порвал. Клянусь. Давай начнем сначала? Я буду стараться.
Лена смотрела на его седеющую макушку. Ей хотелось и ударить его ногой, и обнять тут же. Это был её Сережа. Родной, виноватый, глупый.
— Встань, — сказала она устало. — Не позорься.
Она провела рукой по его волосам.
— Я прощаю. Но это последний раз, Сергей. Один шаг влево — и ты вылетишь отсюда. И никакой маминой мудрости не хватит, чтобы я тебя пустила обратно.
***
Следующие две недели прошли в аду, который они называли «вторым медовым месяцем».
Сергей был идеальным. Он готовил завтраки, дарил цветы без повода, смотрел на Лену щенячьими глазами.
А Лена начала борьбу с собой.
Она записалась в тот самый фитнес-клуб, изнуряла себя на дорожке, глядя с ненавистью на молодых девочек в лосинах.
Купила в аптеке специальные пластыри на нос от храпа. Ночью она лежала без сна, боясь уснуть глубоко и издать хоть звук.
Она чувствовала себя бракованной вещью, которую хозяин милостиво решил не выбрасывать, а починить.
Развязка наступила в субботу утром.
Звонок в дверь был таким долгим и агрессивным, что кошка забилась под диван.
Лена открыла. На пороге стоял мужчина — огромный, с короткой стрижкой и шеей борца. Он тяжело дышал.
— Сергей здесь? — рыкнул он.
— А вы кто?
— Я брат Светы. Зови мужа. Живо.
Сергей вышел из ванной, вытирая голову полотенцем. Увидев гостя, он застыл. Лицо его стало цвета свежевыстиранной простыни.
— Вы…
Договорить он не успел. Амбал шагнул в прихожую, сгреб Сергея за грудки халата и с грохотом впечатал его в стену.
— Ты что, думал, слился и всё? — заорал гость, тряся Сергея как куклу. — «Всё кончено»? «Семья у меня»? А это ты видел?!
Мужчина вытащил из кармана джинсов пластиковую полоску и ткнул ею Сергею в лицо.
— Света ждёт ребёнка! Восемь недель! Теперь ревет белугой, другие варианты невозможны, у неё резус отрицательный, потом не родит! Ты, папаша, теперь будешь платить и воспитывать. Или я тебя… Мой племянник безотцовщиной не будет!
Лена стояла в дверях гостиной. Она смотрела на две яркие красные полоски на тесте.
Слова Сергея «Я всё порвал», «Просто эпизод», «Она пустота» рассыпались в пыль.
Этот «эпизод» теперь обрел плоть и кровь. У него будут глаза Сергея. Он будет называть его папой.
И Лена поняла: чаша не просто переполнилась, она разбилась.
— Убирайтесь, — тихо сказала она.
Амбал повернул к ней красное лицо.
— Что?
— Оба. Убирайтесь из моей квартиры. Сейчас же.
***
Когда брат Светы ушел, Сергей сидел на кухне, обхватив голову руками и воя от безысходности, Лена вышла с чемоданом.
— Я уезжаю.
— Лен, подожди! — Сергей бросился к ней. — Мы всё решим! Можно деньгами, я буду просто помогать…
— Не трогай меня. Я еду в отпуск. Мне нужно… — она запнулась, подбирая слово. — Мне нужно отмыться.
Самолет приземлился в Адлере. Жара здесь была другой — влажной, соленой, пьянящей.
Лена отключила телефон, где уже скопилось тридцать пропущенных от мужа и пять от мамы.
Она сняла номер в хорошем отеле. Две недели просто жила и забывалась.
Спала до обеда, ела вкусную еду, не считая калорий. Плавала в море до изнеможения. И молчала.
В последний вечер она спустилась в бар отеля. Играл саксофон. Лена заказала бокал белого вина.
— У вас очень грустные глаза для такого красивого вечера, — раздался голос.
К ней подсел мужчина. Игорь. Лет пятидесяти, с благородной сединой и спокойной улыбкой.
Он не был похож на Сергея. В нем чувствовалась сила и уверенность человека, который знает, чего хочет.
Они разговорились. Сначала о погоде, вине, музыке. Потом — о жизни. Игорь был разведен, дети уже взрослые.
Он слушал Лену так внимательно, словно каждое её слово было драгоценностью.
— Вы невероятная женщина, Елена, — сказал он, когда они гуляли по ночной набережной. — У вас такая… теплая энергетика. Рядом с вами хочется дышать.
Когда Лена, по привычке втянув живот, отказалась от мороженого, Игорь мягко улыбнулся.
— Перестаньте. Женщина должна быть мягкой, уютной. Вы прекрасны такая, какая есть. Настоящая.
Они дошли до его номера. Игорь остановился. Он не тянул её за руку, не настаивал, просто смотрел с восхищением и желанием.
— Я не хочу, чтобы этот вечер заканчивался, — просто сказал он. — зайдешь?
Лена замерла.
В голове пронеслись двадцать лет брака. Клятвы. Мамины слова «Будь мудрой».
Потом всплыло лицо Сергея, когда он говорил: «Ты храпишь». «Ты располнела».
Всплыл тест с двумя полосками перед его носом.
Её муж дал себе право на ошибку. Он искал «ощущений», пока она берегла очаг. И теперь у него будет ребенок от другой женщины.
Лена посмотрела на Игоря. Он ждал.
— Зайду, — сказала она, и голос её звучал твердо и звонко. — Я имею полное право позволить себе быть счастливой. Хотя бы этой ночью.
Она перешагнула порог номера. Дверь за ней захлопнулась, отрезая прошлое, мужа, чужого ребенка и бесконечное чувство вины.
