— Раз вышла за моего сына, будь добра погасить ипотеку за наш дом, — свекровь выставила перед носом договор с банком. — Три миллиона. И это только начало, дорогуша.
— Вы что, с ума сошли? — я отшатнулась от бумаг.
— Это плата за вход в нашу семью. Мой Димочка — золотой мальчик, а ты кто? Продавщица из провинции!
— Мам, прекрати! — Дима вскочил с дивана, но она жестом его остановила.
— Сиди! Либо она платит, либо развод. Выбирай.
Я смотрела на мужа и не верила своим ушам. Мы только вчера вернулись из свадебного путешествия.
Всё началось четыре года назад. Я приехала в Москву из Саратова, устроилась в магазин косметики. Дима зашёл за помадой для мамы — так мы познакомились. Красивый, обходительный, с юмором. На третьем свидании признался, что живёт с родителями.
— Временно, — смущённо улыбнулся. — Коплю на свою квартиру.
Его мать, Валентина Петровна, встретила меня как королева — челядь. Окинула оценивающим взглядом, поджала губы:
— Продавец? Ну что ж, профессия как профессия.
Отец Димы, Сергей Иванович, молча кивнул из-за газеты. Весь вечер свекровь расспрашивала о родителях, квартире, зарплате. Я честно рассказала — мама учительница, папы нет, снимаю комнату в Подмосковье.
— Ясно, — процедила она. — Димочка, проводи девушку.
Но Дима не отступил. Встречались тайком, как подростки. Через год сделал предложение. Валентина Петровна узнала последней.
— Женишься?! На НЕЙ?! — её крик слышали соседи. — Да она тебя окрутила! Приданого — ноль, родни приличной — нет!
— Мам, я люблю Свету!
— Любовь! Нашёл что вспомнить! Она тебе жизнь сломает!
Свадьбу сыграли скромно. Валентина Петровна пришла в чёрном, как на похороны. Во время тоста «за молодых» сказала:
— Надеюсь, Света оправдает доверие нашей семьи. Хотя сомневаюсь.
После свадьбы переехали к Диминым родителям — «пока не найдём своё жильё». Валентина Петровна выделила нам комнату в трёхкомнатной квартире, бывшую детскую Димы.
С первого дня начался ад. Свекровь контролировала каждый шаг — что готовлю, как убираю, во сколько прихожу с работы.
— В нашей семье женщины не работают допоздна! — отчитывала она. — Муж должен видеть жену дома!
— Валентина Петровна, у меня график…
— График! Вот выйдешь за продавца — будешь по графику жить!
Терпела полгода. Потом предложила Диме снять квартиру.
— Зачем? — удивился он. — Тут же экономия! Мама готовит, убирает…
— Дима, она меня ненавидит!
— Преувеличиваешь. Просто мама требовательная.
Требовательная? Она выкидывала мои вещи из холодильника («Место кончилось»), «случайно» стирала мою одежду в кипятке («Не разобрала ярлычки»), при гостях рассказывала, какие невесты были у Димы до меня — «Одна дочь банкира, другая — дипломат!»
Я молчала. Любила Диму, верила — всё наладится.
И вот теперь это. Ультиматум через два дня после возвращения из Турции.
— Димочка всегда мечтал о девушке из хорошей семьи, — Валентина Петровна расхаживала по комнате. — А получил… тебя. Так что будь добра — компенсируй!
— Мам, хватит! — Дима встал между нами. — Света, не слушай её!
— А что слушать? — я достала телефон. — Валентина Петровна, повторите ещё раз свои требования. Для записи.

Свекровь побледнела:
— Ты… ты что делаешь?
— Записываю вымогательство. Три миллиона за право быть женой вашего сына? Отличный материал для полиции. И для YouTube.
— Как ты смеешь?! В моём доме!
— В ВАШЕМ доме? — я открыла Росреестр на телефоне. — Интересно… А почему квартира оформлена на Сергея Ивановича? И купил он её до брака с вами. Это НЕ ВАШ дом, Валентина Петровна. Вы тут такая же гостья, как и я.
Свекровь опустилась на стул. Дима смотрел на меня, как на чужую.
— Ты… ты проверяла?
— После сотого унижения — да, проверила. Как и то, что твоя мама получает пенсию 15 тысяч, а изображает светскую львицу. Что ипотеку взял твой отец, а платит почему-то с твоей карты. Что «временные трудности», из-за которых мы живём тут — это долги твоей мамы за неудачный «бизнес» по продаже БАДов.
— Света, это наши семейные дела… — начал Дима.
— Наши? НАШИ?! Я два года терплю унижения, а это «ваши дела»? А требовать с меня три миллиона — это чьи дела?
Сергей Иванович вышел из спальни. Первый раз за всё время я услышала его голос:
— Валя, что за цирк?
— Твоя невестка тут… записывает! Шантажирует!
— Она требует три миллиона! — выкрикнула я.
Сергей Иванович посмотрел на жену:
— Валя, ты совсем? Девочка работает с утра до ночи, готовит, убирает… А ты?
— Я?! Я мать твоего сына!
— Которая двадцать лет сидит на шее! Хватит! — он повернулся ко мне. — Света, извини. Этот дом — мой. И ты тут желанный гость. А вот Валентина… Валентина пусть подумает о своём поведении.
Развязка наступила через неделю. Я паковала вещи, когда вошёл Дима:
— Ты правда уходишь?
— А ты правда выбираешь маму?
— Света, она же моя мать…
— А я твоя жена. БЫЛА твоей женой.
— Но куда ты пойдёшь? У тебя же ничего нет!
Я улыбнулась:
— У меня есть я. Работа. Друзья, которые готовы приютить. И знаешь что? Я справлюсь. А вот ты… Ты так и останешься в этой клетке. С мамой, которая найдёт тебе «подходящую» невесту. Богатую. Покладистую. Мёртвую внутри.
— Света…
— Знаешь, что сказал мне твой отец вчера? «Беги, пока можешь». И я бегу.
Хлопнула дверь. В коридоре стояла Валентина Петровна:
— Надеюсь, ты счастлива! Разрушила семью!
— Нет, Валентина Петровна. Это вы её разрушили. Задолго до меня.
Я вышла из квартиры, где прожила два года ада. Внизу ждало такси. На заднем сиденье лежал конверт — Сергей Иванович передал через консьержку. Внутри — сто тысяч и записка: «На первое время. Ты сильная. У тебя получится. С.И.»
Через три месяца встретила Диму в метро. Осунувшийся, постаревший.
— Света! Как ты?
— Отлично. Сняла квартиру, получила повышение.
— А я… Мама нашла мне невесту. Дочь её подруги. С приданым.
— Поздравляю.
— Света, я понял… Я струсил тогда. Прости.
— Дима, иди к своей невесте. С приданым.
Он смотрел мне вслед, а я шла к выходу. К своей новой жизни. Без унижений, без ультиматумов, без токсичной «семьи».
Вчера узнала от общих знакомых — Сергей Иванович подал на развод. Валентина Петровна теперь требует у него те самые три миллиона. За «лучшие годы».
Ирония судьбы? Нет. Справедливость. Запоздалая, но справедливость.
А я? Я научилась самому важному — уважать себя. И никогда, слышите, НИКОГДА не позволять другим выставлять счета за право быть собой.
Даже если эти другие — «семья».


















