— Ты ничего не получишь, Оля! Усвой это уже наконец и прекрати строить иллюзии! — Алексей с грохотом опустил чашку на стол, да так, что чай выплеснулся на клеенчатую скатерть. — Я был у юриста, я был у нотариуса. Тетка твоя, Серафима, была в маразме, бумаг не оставила. Квартира отходит государству, а долги за «коммуналку» вешают на нас, как на единственных, кто там прописан был временно.
Ольга сжала в руках кухонное полотенце. Ей хотелось плакать, но слез уже не осталось. Полгода она мыла лежачую тетку, меняла памперсы, кормила с ложечки, пока муж брезгливо морщился и запрещал «тащить этот запах» в их дом.
— Леша, но тетя Сима говорила… Она же в ясном уме была почти до последнего дня. Она говорила, что всё оформила. Не могла она меня обмануть, — голос Ольги дрожал, срываясь на шепот.
— Мало ли что болтают старухи перед смертью! — рявкнул муж, вставая из-за стола. Его крупная фигура, расплывшаяся за последний год безработицы, нависла над женой. — Я сказал — нет ничего. Тема закрыта. И чтоб я больше не слышал об этом. Займись лучше делом, мать завтра приезжает, надо стол накрыть по-человечески, а не как ты обычно.
Алексей вышел, хлопнув дверью. Ольга опустилась на табурет. Внутри было пусто и холодно. Ей было тридцать девять, но в этот момент она чувствовала себя дряхлой старухой. Десять лет брака. Десять лет она верила, что его грубость — это просто усталость, что его «схемы» в автосервисе — это ради семьи, ради их будущего.
На следующий день в их «двушке» собрался семейный совет. Жанна Петровна, свекровь, сидела во главе стола, поджав губы, накрашенные яркой морковной помадой. Рядом пристроилась Полина, сестра Алексея, лениво ковыряя вилкой в салате.
— Оленька, ну что ты такая кислая? — елейным голосом протянула Жанна Петровна, поправляя массивный золотой перстень. — Леша сказал, с квартирой тетки пролет? Ну, бывает. Не жили богато, нечего и начинать. Главное, что долги на вас не повесили, Леша всё «порешал». Он у меня такой, пробивной.
— Да уж, братик молодец, — подхватила Полина, отпивая вино. — Кстати, Леш, мы тут с мамой присмотрели участок под дачу. Там недорого, всего полтора миллиона. Если мы сейчас вложимся…
Ольга замерла с чайником в руках.
— Полтора миллиона? — переспросила она. — Но у нас же нет таких денег. Леша третий месяц без работы, я на две ставки в поликлинике разрываюсь, даже сапоги зимние купить не могу…
Полина закатила глаза, а Алексей напрягся.
— Не твое дело, откуда деньги, — резко отрезал он. — Мужчина должен искать возможности, а женщина — поддерживать. Я, может, в криптовалюту удачно вложился. Или старые долги вернули.
— Да какие долги, Леша? — Ольга поставила чайник, чувствуя, как внутри закипает не вода, а глухая обида. — Ты уволился с волчьим билетом! Тебя никуда не берут!
— А ты не считай деньги в чужом кармане, милочка! — вмешалась Жанна Петровна, моментально меняя тон с елейного на стальной. — Сын крутится, вертится, семью тянет. А ты только ноешь. Тетка твоя померла, ни копейки не оставила, а ты и рада на мужа наседать?
Ольга посмотрела на них. Три сытых, самодовольных лица. Они уже всё решили. Они уже делили шкуру неубитого медведя, или, точнее, уже убитого и спрятанного. Интуиция, которая спала годами, вдруг проснулась и закричала.
Случай представился через неделю. Алексей уехал с Полиной смотреть тот самый участок, а ключи от своего кабинета — маленькой кладовки, которую он гордо именовал «офисом», — оставил в кармане другой куртки.
Ольга знала, что у него там сейф. Небольшой, для документов и травматического пистолета. Раньше она боялась туда даже смотреть — «личная территория», «мужские дела». Но сегодня страх исчез. Осталось только холодное любопытство.
Код она подобрала с третьей попытки. Это была дата покупки его первой машины — старой «Тойоты», которую он любил больше, чем живых людей.
Дверца щелкнула. Внутри лежали пачки купюр, перетянутые резинками (откуда?!), и плотная синяя папка. Ольга открыла её.
Сверху лежал документ на гербовой бумаге.
«Завещание».
«Я, Савельева Серафима Ильинична… находясь в здравом уме… всё свое имущество, включая квартиру по адресу… завещаю своей племяннице, Смирновой Ольге Викторовне».
Дата стояла свежая — за месяц до смерти.
Под завещанием лежал еще один листок. Справка из банка о движении средств по счету тети Симы. Крупные суммы снимались наличными уже после даты её смерти. Карточка тети Симы была у Алексея — он забрал её, якобы чтобы «оплатить похороны».
Ольга осела на пол. В ушах шумело. Он украл у неё не просто квартиру. Он украл у неё память о тете, украл правду, украл её достоинство. Он планировал купить дачу маме на деньги её покойной тетки, убедив Ольгу, что та нищая.
Входная дверь хлопнула.
— Оль, ты дома? Жрать есть чё? — раздался голос Алексея.
Ольга не шелохнулась. Она сидела на полу, сжимая в руках папку. Алексей вошел в комнату, увидел открытый сейф, и лицо его пошло красными пятнами.
— Ты… Ты какого чёрта туда полезла?! — он бросился к ней, но Ольга резко вскочила.
В её глазах не было страха. Только ледяная ярость.
— Стой, где стоишь, — тихо сказала она, но так, что Алексей замер. — Иначе я сейчас вызываю полицию. Статья 158, кража. Статья 159, мошенничество. И, вишенка на торте, статья 1117 Гражданского кодекса — «Недостойные наследники».
— Ты чего несешь, дура? Какая полиция? — он попытался улыбнуться, но вышло криво. — Оль, ну ты чего? Ну хотел сюрприз сделать, ну придержал бумажку, чтоб ты не волновалась с оформлением… Сама же знаешь, ты в бумагах не бум-бум.
— Не бум-бум? — Ольга рассмеялась, и этот смех был страшным. — Я медсестра, Леша. Я каждый день вижу боль и смерть. Я умею терпеть. Но я не идиотка. Ты полгода врал мне в глаза. Ты обкрадывал мертвую старуху! Ты унижал меня перед своей матерью, зная, что мы живем на мои деньги!
— Да кому ты нужна! — сорвался Алексей, понимая, что маска «доброго хозяина» больше не работает. — Ты — пустое место! Без меня ты пропадешь! Эта квартира — моя компенсация за то, что я терпел твою кислую рожу десять лет! Отдай бумаги!
Он сделал выпад, пытаясь вырвать папку.
— Не смей! — закричала Ольга. — Никогда! Слышишь?! Никогда больше не смей поднимать на меня руку и голос! Бороться можно и нужно всегда, даже если кажется, что ты никто! Я — человек! И я тебя уничтожу по закону!
В этот момент в дверях появилась Жанна Петровна, приехавшая следом за сыном.
— Что за истерики? Оля, ты пьяна?
Ольга повернулась к свекрови.
— Забирайте своего сына, Жанна Петровна. И уматывайте. Оба. Прямо сейчас.
— Ты как с матерью разговариваешь? — взвизгнула свекровь. — Квартира общая!
— Квартира эта — моя, добрачная, — чеканя слова, произнесла Ольга. — А та, тетина, — теперь тоже моя. А Леша ваш поедет не на дачу, а, скорее всего, в колонию-поселение, если не вернет все деньги, снятые с карты, до копейки. У меня есть фото всех документов. Я отправила их подруге-юристу пять минут назад.
Алексей побледнел. Он знал «подругу-юриста» — въедливую даму, которая давно точила на него зуб.
Развод был тяжелым. Алексей валялся в ногах, угрожал, насылал проклятия, Жанна Петровна звонила с приступами «сердечной недостаточности», Полина писала гадости в соцсетях.
Но Ольга была непреклонна.
Она узнала важную вещь, которой теперь делилась со всеми знакомыми: «Никогда не верьте на слово, что завещания нет. В России существует Единая информационная система нотариата. Любой нотариус может проверить наличие завещания по всей стране. Нужно только прийти лично, с паспортом и свидетельством о смерти, и написать заявление о принятии наследства. Не ждите полгода, идите сразу!»
Алексей избежал тюрьмы только потому, что Ольга согласилась на сделку: он возвращает все украденные с карты деньги, отказывается от любых претензий на имущество и исчезает из её жизни. Деньги ему пришлось занимать у микрокредиторов, так как мать и сестра резко отказались «помогать неудачнику».
Прошел год. Ольга сделала ремонт в квартире тети Симы. Светлые обои, новая мебель, никаких темных углов. Она сидела на кухне, пила чай из красивой фарфоровой чашки и смотрела в окно.
Ей было спокойно. Спокойно так, как не было много лет.
Она дописала мысль в блокноте, который вела с тех пор, как ушла от Алексея: короткие заметки — что поняла, чему научилась, чего больше никому не позволит.
«Ей было сорок, и впервые в жизни она почувствовала себя хозяйкой собственной судьбы».
Телефон завибрировал. Сообщение от нотариуса:
«Ольга Викторовна, ваши документы готовы. Наследственное дело закрыто. Поздравляю».
Она улыбнулась. Да, путь был тяжелым. Да, она прошла сквозь ложь, кражу, манипуляции, родню, которая считала её пустым местом. Но правда нашлась. И главное — нашлась она сама.
Ольга допила чай, встала, провела рукой по аккуратно сложенной льняной скатерти — той самой, что тётя Сима когда-то купила на рынке «потому что симпатичная». Да, простая. Но честная. И теперь — её.
На окно лег солнечный луч. Было ощущение, что впереди открывается новая дорога — без лжи, без чужих рук в её кармане, без свекрови, требующей накрыть «по-человечески», и без мужа, который любил только свою «первую Тойоту».
Ольга вздохнула и сказала вслух:
— Всё. Хватит. Теперь моя жизнь будет такой, как я хочу.
И вот тут она впервые за долгое время улыбнулась. Настоящей улыбкой. С будущим в глазах, а не со страхом.
И да — она знала одно точно: если кто-то когда-нибудь снова попытается решить за неё, что ей «ничего не положено», — будет знать, куда пойдёт. Прямой дорогой по тем самым статьям, которые она выучила назубок.
