Ольга Петровна, не ожидавшая такого прямого вопроса за ужином, аккуратно положила вилку на край тарелки и посмотрела на Свету – невестку, которая до этого вечера всегда была тихой и вежливой. В кухне повисла тишина, только чайник на плите тихо шипел, будто тоже не знал, что сказать.
– Светочка, милая, – начала свекровь мягко, стараясь не показать, как её задел тон, – мы же не навсегда. Просто временно, пока всё не устаканится. Квартиру сдали, чтобы помочь Леночке с ипотекой, ты же знаешь, как сейчас тяжело молодым. А у вас просторнее, и мы рядом – поможем с внуками, с хозяйством…
Света откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. Ей было тридцать четыре, она работала бухгалтером в небольшой фирме, и последние полгода, с тех пор как свёкры переехали «на время», её жизнь превратилась в бесконечный день сурка: утром готовка на пятерых, днём работа из дома под гул телевизора, вечером уборка, стирка, глажка. Муж, Дима, приходил поздно, целовал мать в щёку и говорил: «Мам, ты у нас золото».
– Временно – это сколько? – спросила Света, стараясь говорить спокойно. – Полгода уже прошло. Вы получаете с аренды сорок пять тысяч, Лена берёт только двадцать на ипотеку, остальное – вам на жизнь. А живёте у нас. Получается, мы вас ещё и кормим, и коммуналку за четверых платим.
Дмитрий Иванович, свёкор, откашлялся и отложил телефон, в котором до этого листал новости.
– Света, ну что ты начинаешь, – сказал он примирительно. – Мы же не дармоеды. Я машину вожу, когда нужно, продукты привожу. Ольга по дому помогает.
– Помогает, – подтвердила Ольга Петровна, кивая. – Я же и полы мою, и борщи варю. Ты же сама говорила, что вкусно.
Света почувствовала, как внутри всё закипает. Да, борщи были вкусные. И полы свекровь мыла – но только тогда, когда считала, что Света делает это неправильно. А потом ещё час рассказывала, как в её время всё по-другому было.
Дима, муж, наконец поднял глаза от телефона.
– Свет, ну не при родителях же, – тихо сказал он. – Потом поговорим.
– Нет, давай сейчас, – Света посмотрела прямо на него. – Потому что «потом» у нас уже полгода длится.
Она встала, подошла к окну. За стеклом осенний вечер опускался на двор новостройки: фонари, детская площадка, где ещё недавно бегали их близнецы – сейчас они уже спали в своей комнате. Квартира была трёхкомнатная, купленная в ипотеку пять лет назад, когда родились дети. Света тогда ушла в декрет, Дима работал сверхурочно, чтобы закрывать платежи. И вот теперь в этой квартире, которую они с таким трудом обустраивали, жили ещё двое взрослых людей – постоянно.
– Я не против помочь, – продолжала Света, не оборачиваясь. – Правда. Но когда вы приехали «на две недели», пока ищете вариант подешевле в нашем районе, я думала – ладно, потерпим. Потом «ещё на месяц», потом «до лета». А теперь уже октябрь, и вы даже не ищете ничего. Потому что удобно: и деньги с аренды есть, и жить не надо платить.
Ольга Петровна вздохнула, достала платочек и промокнула глаза – привычный жест, который всегда заставлял Диму смягчаться.
– Светочка, ты нас обижаешь. Мы же не чужие люди. Семья.
– Семья, – согласилась Света, поворачиваясь к столу. – А семья – это когда все друг друга уважают. И когда не пользуются тем, что можно жить бесплатно.
Дмитрий Иванович нахмурился.
– Мы же предлагали деньги давать.
– Предлагали десять тысяч, – напомнила Света. – За двоих. За еду, свет, воду, интернет, отопление. Вы представляете, сколько сейчас коммуналка на четверых? А продукты? Я в магазин хожу – и беру в два раза больше, чем раньше. И готовлю тоже в два раза больше.
Дима положил руку ей на плечо.
– Свет, хватит. Родители, давайте мы это спокойно обсудим. Без обвинений.
– А я спокойно и обсуждаю, – ответила Света, но голос всё-таки дрогнул. – Просто я устала. Устала приходить с работы и видеть, что холодильник пустой, потому что «мы не успели сходить». Устала объяснять детям, почему бабушка с дедушкой спят в их комнате, а они на раскладушке в гостиной. Устала чувствовать себя чужой в своей квартире.
Ольга Петровна встала, подошла к невестке и попыталась обнять.
– Доченька, прости, если мы тебя обидели. Мы не хотели.
Света не отстранилась, но и не обняла в ответ.
– Я знаю, что не хотели. Но получается именно так.
Вечер закончился неловко. Свёкры ушли в бывшую детскую, Дима молча мыл посуду, Света сидела в спальне и смотрела в телефон, хотя ничего не видела. Она знала, что завтра всё повторится: Ольга Петровна встанет в семь, начнёт греметь кастрюлями, потом включит телевизор на полную громкость, потом будет рассказывать соседкам по лавочке, какая у сына замечательная квартира и какая невестка… ну, в общем, разная.
Через неделю Света не выдержала. Она пришла домой пораньше, собрала всех за столом и положила перед свёкрами листок.
– Вот, – сказала она, стараясь не дрожать. – Два варианта. Первый: вы возвращаетесь в свою квартиру. Арендаторов можно выселить досрочно, если очень надо. Второй: остаётесь здесь, но платите двадцать пять тысяч в месяц – это ровно половина того, что вы получаете с аренды. За проживание, коммуналку и продукты. Иначе я просто не вытягиваю.
Дима смотрел на неё круглыми глазами.
– Света, ты серьёзно?
– Абсолютно.
Ольга Петровна открыла рот, потом закрыла. Дмитрий Иванович почесал затылок.
– Двадцать пять тысяч… – протянул он. – Это ж половина.
– Половина того, что вы имеете с аренды, – поправила Света. – А пенсия у вас остаётся полностью. И Лена всё равно будет получать свои двадцать на ипотеку.
Повисла тишина. Потом Ольга Петровна тихо сказала:
– А если мы не согласимся ни на один вариант?
Света посмотрела ей прямо в глаза.
– Тогда я подаю на разделение лицевых счетов и выселение через суд. Квартира наша с Димой, вы здесь просто живёте. У меня есть все чеки, все доказательства, что вы живёте за наш счёт. И я готова идти до конца.
Дима побледнел.
– Света…
– Дим, я тебя очень люблю, – сказала она тихо. – Но я больше не могу. Либо мы живём как семья на равных, либо каждый в своём доме.
Ольга Петровна вдруг заплакала – уже не театрально, а по-настоящему, всхлипывая в платок. Дмитрий Иванович сидел, опустив голову. Дима смотрел в пол.
А Света вышла на балкон, закрыла дверь и впервые за полгода вдохнула полной грудью. Она не знала, что выберут свёкры. Но знала точно: больше она не позволит решать за неё, как жить в её собственном доме.
И именно в этот момент, когда она стояла на балконе и смотрела на огни вечернего города, телефон в кармане завибрировал. Звонила Лена – дочь свёкров, та самая, ради которой всё и началось.
– Свет, привет, – голос Лены звучал странно. – У меня новости. Я… я досрочно закрыла ипотеку. Продала машину мужа, взяла кредит… В общем, больше их деньги мне не нужны. И квартира родителей теперь свободна. Я хотела сказать спасибо… и спросить: они ещё у вас?
Света замерла, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Если квартира свободна, значит… значит, всё это время свёкры могли вернуться домой. В любой момент.
Она медленно повернулась к стеклянной двери, за которой сидели четверо людей, от которых теперь зависело, каким будет завтрашний день их семьи.
– Свет, ты что, серьёзно хочешь суд? – Дима стоял в дверях балкона, кутаясь в домашний свитер, и смотрел на жену так, будто видел её впервые. – Это же мои родители.
Света не обернулась сразу. Она всё ещё держала телефон, экран которого уже погас, но слова Лены эхом отдавались в голове: «Квартира свободна. Я закрыла ипотеку раньше срока». Получается, свёкры знали об этом минимум неделю – Лена сказала, что отправила им сообщение сразу, как перевела последний платёж. Знали. И молчали.
– Дим, – она наконец повернулась, и голос её был удивительно ровным, – твои родители знали, что их квартира свободна, ещё до того, как я поставила ультиматум. Они просто не сказали. Ни тебе, ни мне.
Дима нахмурился, достал свой телефон, быстро пролистал переписку с сестрой.
– Лена написала… да, пять дней назад. Я… я не видел, честно. Много работы было.
Света только кивнула. Она уже не злилась – внутри было странное, холодное спокойствие, какое бывает перед большим решением.
На следующий день, в субботу, Света встала раньше всех. Сварила кофе, села за кухонный стол и ждала. Первой вышла Ольга Петровна – в привычном халате с цветочками, волосы аккуратно уложены, хотя было только семь утра.
– Доброе утро, доченька, – сказала она привычно ласково, но в голосе проскользнула осторожность. – Кофе уже сварила? Какая ты у нас хозяйственная.
– Садитесь, Ольга Петровна, – Света подвинула вторую чашку. – Нам нужно поговорить. Без Димы.
Свекровь замерла, потом медленно опустилась на стул.
– Ты из-за вчерашнего? Светочка, мы с папой всю ночь не спали. Решили: вернёмся в свою квартиру. Не хотим ссориться.
– Уже решили? – Света подняла бровь. – А когда решили? До того, как Лена закрыла ипотеку, или после?
Ольга Петровна отвела взгляд, пальцы нервно теребили край халата.
– Мы… мы хотели подождать немного. Привыкли уже здесь. Внуки рядом, район хороший, магазины…
– И платить не надо, – тихо закончила Света.
Свекровь всплеснула руками.
– Да что ты всё про деньги! Мы же не чужие! Я тебе как мать…
– Вы мне не мать, – мягко, но твёрдо перебила Света. – Вы мама Димы. А я его жена. И у меня есть своя мама, которая никогда не позволила бы себе жить за мой счёт полгода, не предложив ничего взамен.
В кухню вошёл Дмитрий Иванович, явно подслушивавший за дверью.
– Света, мы уедем, – сказал он сразу. – Через неделю соберём вещи. Не переживай.
– Нет, – Света покачала головой. – Не через неделю. Завтра.
Ольга Петровна ахнула.
– Как завтра? У нас вещи, продукты, надо арендаторов предупредить…
– Арендаторы уже съехали, – Света достала телефон и показала сообщение от Лены, которое та переслала ночью: фото пустой квартиры и текст «Мам, пап, приезжайте, я всё убрала, даже цветы полила». – Ваша дочь всё подготовила. Даже ключи на гвоздике висят.
Повисла тишина. Дмитрий Иванович сел рядом с женой, взял её за руку – жест, который Света видела у них впервые за всё время.
– Мы… не думали, что ты так серьёзно, – тихо сказал свёкор. – Думали, поживём ещё немного, потом вернёмся. Не хотели вас напрягать.
– Вы напрягали, – ответила Света. – Каждый день.
В этот момент в кухню вбежали близнецы – Вика и Данил, сонные, с растрёпанными волосами.
– Бабуля, а ты нам блины сделаешь? – Вика потёрла глаза. – Как вчера, с вареньем?
Ольга Петровна повернулась к внукам, и на её лице появилась настоящая, не наигранная улыбка.
– Конечно, солнышко. Сейчас сделаю.
Она встала, пошла к холодильнику, достала яйца, молоко – привычные движения, за полгода ставшие частью этого дома. Света смотрела на неё и вдруг почувствовала острую жалость. Не злость – жалость. К женщине, которая, наверное, всю жизнь решала за всех и вдруг оказалась в ситуации, где за неё решили другие.
Днём приехала Лена. Она вошла с огромным пакетом продуктов и виноватым видом.
– Свет, прости, что не сказала сразу, – начала она с порога. – Я думала, родители сами вам скажут. А потом… потом увидела, что они тянут, и решила – хватит.
Дима обнял сестру, потом Лена обняла Свету – крепко, по-настоящему.
– Спасибо тебе, – прошептала Лена. – Ты столько терпела. Я маме сказала: если они завтра не уедут, я сама приеду и увезу силой.
Вечером собрались все вместе – последний раз за большим столом. Ольга Петровна испекла свой фирменный пирог с капустой, Дмитрий Иванович открыл бутылку вина, которую берегли «на особый случай». Разговор был странным: все говорили о погоде, о детях, о том, как удобно, что теперь родители будут в пятнадцати минутах езды на машине.
– Мы же не уезжаем на другой конец света, – сказала Ольга Петровна, и в голосе её слышалась надежда. – Будем приезжать в гости. По воскресеньям, например.
Света посмотрела на Диму. Тот кивнул – едва заметно.
– Будем рады, – сказала Света. – Но теперь по-другому. Вы звоните заранее, мы планируем. И дети будут ездить к вам с ночёвкой – у вас же теперь свободная комната.
Ольга Петровна открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Просто кивнула.
На следующий день, в воскресенье, они уехали. Машина Дмитрия Ивановича была забита коробками, сумками, горшками с цветами, которые Ольга Петровна вырастила на их балконе. Дети плакали, обнимали бабушку с дедушкой. Дима помогал носить вещи, стараясь не смотреть жене в глаза.
Когда машина отъехала, Света закрыла дверь и впервые за полгода осталась в тишине своей квартиры. Настоящей тишине – без телевизора, без чужих шагов, без ощущения, что нужно спешить готовить на пятерых.
Она прошла по комнатам. Детская снова стала детской – две кроватки, игрушки, рисунки на стенах. Гостиная – гостиной, а не спальней для свёкров. Кухня пахла только их кофе, а не борщом на неделю вперёд.
Дима подошёл сзади, обнял.
– Ты прости меня, – тихо сказал он. – Я… я не видел, как тебе тяжело. Думал, раз семья – значит, всё общее.
Света повернулась к нему.
– Общее – это когда оба хотят. А не когда один решает за двоих.
Он кивнул, прижал её к себе крепче.
– Больше не будет так. Обещаю.
Вечером они уложили детей, потом сидели на диване – вдвоём, как когда-то до рождения близнецов. Света положила голову мужу на плечо.
– Знаешь, – сказала она, – я думала, что буду рада их отъезду. А теперь… немного грустно. Всё-таки полгода вместе.
– Они рядом, – напомнил Дима. – И теперь всё будет по-честному.
Прошла неделя. Свёкры позвонили в пятницу:
– Можно мы завтра заедем? Пирог испекли, соскучились.
Света улыбнулась в трубку.
– Конечно. Приезжайте к обеду. Дети будут ждать.
И когда в субботу Ольга Петровна вошла в квартиру с корзинкой пирогов, а Дмитрий Иванович с пакетом фруктов, Света впервые обняла их сама – без напряжения, без чувства долга.
– Проходите, – сказала она. – Чай уже готов.
И в этот момент она поняла: дом не стал меньше от их отъезда. Он стал больше – потому что теперь в нём снова было место для их собственной семьи.
Но через месяц случилось то, чего никто не ожидал. Ольга Петровна позвонила поздно вечером, голос дрожал:
– Светочка… у папы плохо с сердцем. Скорая увезла. Приезжайте, пожалуйста…
Света бросила трубку, посмотрела на Диму – и они поняли: теперь всё будет по-другому. Совсем по-другому.
– Светочка, приезжайте скорее, – голос Ольги Петровны в трубке дрожал так, что Света едва разобрала слова. – Врачи говорят… инфаркт. Не знают, вытянет ли.
Дима уже натягивал куртку, лицо белое, как мел. Дети спали, соседка с третьего этажа, которую Света разбудила звонком, прибежала посидеть с близнецами. Через двадцать минут они уже мчались в больницу на другом конце города – туда, где лежал Дмитрий Иванович.
В палате интенсивной терапии было тихо, только пищали приборы. Свёкор лежал под капельницами, глаза закрыты, лицо серое. Ольга Петровна сидела рядом на стуле, сжимая его руку обеими своими. Увидев их, она поднялась и бросилась к Свете – впервые за всё время обняла её так, будто это Света была её дочерью.
– Доченька, – прошептала она, уткнувшись ей в плечо. – Я так боюсь.
Света обняла её в ответ и почувствовала, как свекровь вся дрожит. В этот момент все обиды, все претензии показались мелкими и глупыми.
Врач вышел к ним через час. Говорил спокойно, по-деловому: обширный инфаркт, состояние тяжёлое, но стабилизировали, ближайшие сутки решающие. Ольга Петровна заплакала беззвучно, Дима обнял мать, а Света просто стояла рядом и держала её за локоть – молча, крепко.
Они уехали из больницы только под утро. Ольга Петровна отказалась возвращаться в свою квартиру одна.
– Можно я у вас? – спросила она тихо, глядя в пол. – Хоть на ночь. Не смогу там одна.
– Конечно, – ответила Света без раздумий. – Поехали.
Дома она постелила свекрови в гостиной, сварила чай с мятой, посидела с ней, пока та не уснула, измотанная слезами и ожиданием. Дима всю ночь не спал – сидел на кухне, смотрел в одну точку. Света принесла ему плед, села рядом.
– Всё будет хорошо, – сказала она.
– А если нет? – спросил он хрипло.
– Тогда будем вместе.
Он посмотрел на неё, и в глазах было столько благодарности, что слова стали не нужны.
Дмитрий Иванович пролежал в больнице три недели. Выкарабкался. Врачи говорили – чудо, да и возраст не тот, чтобы легко переносить такое. Когда его перевели в обычную палату, Ольга Петровна почти жила там: приносила домашнее, сидела часами, читала ему газеты.
Света с Димой приезжали через день. Привозили детей – те рисовали деду открытки, Вика читала стихи, Данил показывал новые машинки. И каждый раз, уходя, Света видела, как Ольга Петровна смотрит на неё с теплом, которого раньше не было.
В день выписки собрались все. Лена приехала из другого города, привезла цветы и торт. Дмитрий Иванович вышел из машины сам – медленно, с палочкой, но сам. Улыбнулся всем своей привычной чуть виноватой улыбкой.
– Домой поеду, – сказал он твёрдо.
Ольга Петровна кивнула, но в глазах мелькнула тревога.
– Одного не оставлю, – добавила она. – Буду с ним.
Дома у свёкров всё было готово: Света с Димой накануне съездили, проветрили, купили продукты, поменяли постельное. Когда машина подъехала к старой пятиэтажке, Ольга Петровна вдруг остановилась у подъезда и повернулась к Свете.
– Светочка, – сказала она тихо, чтобы никто не слышал. – Прости меня. За всё. Я ведь… я не понимала раньше. Думала, что имею право. А права нет. Спасибо, что не отвернулась.
Света обняла её.
– Мы же семья.
Прошёл ещё месяц. Дмитрий Иванович поправлялся медленно: прогулки по пятнадцать минут, диета, таблетки горстями. Ольга Петровна звонила каждый день – не с вопросом «когда приедем», а просто так, узнать, как дела.
А потом однажды в субботу утром раздался звонок.
– Свет, – голос свекрови был необычно бодрым. – Мы тут с папой решили… Приезжайте к нам на обед. Я голубцы сделала, ваши любимые. И поговорить надо.
Света переглянулась с Димой. Поехали всей семьёй.
Квартира свёкров встретила их запахом детства – тем самым, из борщей и пирогов. На столе стояли голубцы, салаты, компот в хрустальном кувшине. Дмитрий Иванович сидел во главе стола – похудевший, но с румянцем.
Когда все наелись, он откашлялся.
– Мы с Ольгой посоветовались, – начал он. – И решили. Квартиру свою больше сдавать не будем. Продадим. Купим что-то поменьше, однокомнатную, рядом с вами. А деньги, что останутся… половину вам отдадим. На ипотеку. Вы же до сих пор платите.
Света замерла с чашкой в руке.
– Что?
Ольга Петровна кивнула.
– Так будет честно. Мы у вас жили, пользовались вашим теплом, вашим терпением. Пора отдавать долги.
Дима хотел что-то сказать, но отец поднял руку.
– Не спорь, сын. Решение принято. И ещё… мы больше не будем приезжать без предупреждения. И ночевать – только если сами позовёте. Вы молодые, у вас своя жизнь. А мы… мы уже научились уважать чужое пространство.
Вика с Данилом закричали «Ура, бабушка с дедушкой будут рядом!», Лена улыбалась, вытирая слёзы. А Света просто встала, подошла к свёкру и обняла его – осторожно, чтобы не задеть больное сердце.
– Спасибо, – прошептала она.
Тот вечер стал новым началом. Свёкры действительно купили небольшую квартиру в соседнем доме – через два двора. Приходили по выходным, но всегда звонили заранее. Иногда забирали внуков на ночь, иногда просто пили чай и уезжали. И больше никогда не оставались «ещё на недельку».
А в один из весенних дней, когда вишня у подъезда расцвела, Ольга Петровна пришла одна, с маленькой коробочкой в руках.
– Это тебе, – сказала она, протягивая Свете. – От нас с папой.
В коробочке лежал ключик. От их новой квартиры. Дубликат.
– На всякий случай, – пояснила свекровь. – Вдруг помощь понадобится. Или просто захотите зайти на чай. Теперь это ваш второй дом. Как и наш – ваш.
Света взяла ключ, почувствовала его тёплый металл в ладони и поняла: вот оно, настоящее примирение. Не громкие слова, не слёзы, а тихое, тёплое доверие. Она обняла Ольгу Петровну – уже по-настоящему, как родную.
– Заходите в любое время, – сказала Света. – Дверь всегда открыта. И впервые за много лет это было правдой.
