— Ты серьёзно считаешь, что я буду снова делать вид, будто ничего не произошло? — голос Ольги сорвался уже на первой фразе. Она даже не успела снять куртку, стояла в прихожей, тяжело дышала, будто бежала на четвёртый этаж пешком. — Ты думал, я никогда не узнаю?
Игорь вышел из кухни, лицо смятое, небритое, взгляд уходит куда-то мимо неё, будто в стену.
— Оль, ты давай спокойно… Давай присядем, поговорим нормально.
— Нормально? — она шагнула ближе, почти вплотную. — После всего того, что я услышала сегодня?
Он попытался положить руку ей на плечо, но она резко отшатнулась, прошла вперёд и бросила сумку на стул в коридоре, будто та мешала ей дышать. В квартире пахло вчерашним ужином и чем-то ещё — нервами, тяжёлым воздухом, тем напряжением, которое накапливалось месяцами.
— Оль, — Игорь протёр лицо ладонями. — Мать… она всегда всё драматизирует. Ты же знаешь, какая она. Что она тебе наговорила?
— Не притворяйся, — Ольга подняла руку, будто останавливая поток слов. — Она приехала с сумкой. С твоей. Плакала, кричала, что ты в долгах по уши. Что ты влез в какие-то авантюры. Что денег нет. И что единственный выход — продать квартиру. Мою квартиру. Которую бабушка мне оставила.
Игорь сжал губы, отвернулся.
— Ну… да. Есть момент.
— Момент? — Ольга усмехнулась, коротко, жёстко. — Два миллиона — это у тебя момент?
Он молчал. Только плечи опустились, как у человека, который уже внутренне сдался.
Ольга прошла в кухню. Чайник стоял пустой, на плите грязная сковорода — Игорь сегодня явно был дома, но ничего не делал. Она включила свет — лампа мигнула пару раз, как будто и она не выдерживала накала этой беседы. Ольга села к столу, положив руки перед собой, пальцы дрожали.
— Игорь, — сказала она, уже тише, но от этого только жёстче. — Год. Год ты водил меня за нос. Кормил байками про задержку зарплаты. Сократил расходы. Я тянула всё сама. Ты видел, как я считаю копейки перед кассой. И молчал.
Он сел напротив, но взгляд так и не поднял.
— Я… хотел как лучше. Я хотел доказать… себе, наверное. И тебе тоже. Что могу. Что я не просто тот, кто живёт в твоём наследстве. Что я способен обеспечить семью. Что могу купить собственное жильё. Чтобы… ну…
— Чтобы не чувствовать себя гостем? — перебила его Ольга. — Я слышала это уже сто раз. И всё равно не понимаю, как это вылилось в такие долги.
Игорь вздохнул, опёрся локтями на стол.
— Нашли ребята… знакомые. Предложили вложиться. Дело вроде надёжное. Я продал кое-что, часть взял в долг. Думал — вот, наконец-то. Потом они исчезли. Телефоны выключены. Всё. Нет ни денег, ни дела. И долг на мне.
Ольга опустила голову, смотрела на стол. Её разум будто разделился надвое: одна часть впитывала каждое слово мужа, другая — злилась так яростно, что даже дыхание сбивалось.
— И ты не сказал? — прошептала она. — Ничего? Ни единого слова?
— Я… боялся. Если честно — стыдно было. Я рассчитывал вывернуться. Думал, улажу всё. Без тебя.
— А когда понял, что не уладишь? — Ольга подняла взгляд. — Тоже молчал?
Он кивнул. Еле заметно, как будто боялся двинуться сильнее.
Тишина повисла между ними. Тяжёлая, плотная, давящая.
Ольга откинулась на спинку стула. Внутри всё клокотало — обида, ярость, потрясение. Но поверх всего — странная усталость. Та, что приходит не от физической работы, а от предательства. Оттого, что год жизни она провела в полной уверенности, что проблемы у них общие, а оказалось, что у каждого были свои — и её поставили перед фактом.
— Ты хоть понимаешь, — спокойно спросила она, — что просишь меня потерять единственное, что у меня осталось от семьи? Единственное место, которое действительно… моё?
— Я не прошу, — торопливо сказал Игорь. — Это мать. Она сама полезла. Я ей не говорил приезжать.
— Но сказал о долгах, — уточнила Ольга. — И о квартире. Значит, надеялся, что она на меня надавит. Да?
Игорь сжал губы так, что побелели.
Ольга отвернулась. В окно. Ранняя осень — мокрые дорожки, редкие фонари, редкие прохожие, которые спешат наверх, домой, куда-то там, где их ждут. Ветер гонял по двору листья, и от этого в животе холодело ещё сильнее. Октябрь всегда был для неё трудным месяцем, но в этом году он, кажется, решил превзойти себя.
— Оль… — голос Игоря звучал тихо. — Я не хотел всё так разрушить.
Она поднялась, прошла по кухне туда-сюда, чтобы хоть как-то снизить напряжение. На секунду прикрыла лицо руками.
— Игорь. Я всё это слышу. Но я не понимаю одного: почему ты решил решать всё за моей спиной. Почему ни разу… ни разу… не сказал ни слова.
Он развёл руками, будто сдавался.
— Глупость. Трусость. Самолюбие. Всё вместе. Я думал, что смогу оправдаться делом. Доказать, что достоин быть мужем. Не хотел снова слушать насмешки матери, что живу у жены. Не хотел видеть, как она тебя жалеет, будто ты взяла бездомного.
— Ты взрослый человек, — Ольга остановилась перед ним. — Твои решения — твоя ответственность. И твои провалы — тоже. А сейчас ты хочешь, чтобы я взяла на себя последствия твоего решения. Не спросив. Не разобравшись. Как будто это само собой разумеется. Как будто я обязана.
— Я не говорил, что обязана…
— Но думал! — она повысила голос. — Думал, Игорь! Иначе бы мать даже слова не сказала про продажу квартиры. Ты дал ей повод.
Игорь потёр лицо. Было видно — ему стыдно. Но стыд этот был поздний, тяжёлый, бессильный.
— Оль… я готов всё исправлять. Работать больше. Взять подработку. Буду возвращать. Это моё. Я сам справлюсь.
— А что ты собираешься делать с кредиторами? — Ольга скрестила руки. — Они сегодня у меня не стояли под дверью просто потому, что пока не знают адрес. Но долго так не будет. Ты это понимаешь?
Он молчал. Глаза бегали, как у школьника, которого застали за дурным делом.
Ольга почувствовала, как внутри что-то надламывается. Тонкая, но очень жёсткая ниточка, которая держала её спокойствие.
— Знаешь, — сказала она, — я много думала. Все эти месяцы. Что происходит? Почему мы стали как соседи? Почему я постоянно чувствовала напряжение, а ты молчал? Я пыталась поговорить. А ты всё прятал. И сейчас… сейчас я понимаю, что всё это время жила с человеком, который не считает меня партнёром. Который видит во мне не жену, а помеху собственному уязвлённому самолюбию.
— Это неправда! — Игорь почти вскочил. — Оль, ты и есть мой человек! Ты единственная, кто…
— Тогда почему ты не доверил мне правду? — в голосе Ольги не было крика. Лишь усталость. — Почему ждал, пока всё взорвётся?
Он осел на стул. Плечи опустились, взгляд погас.
— Я… не знаю.
Ольга молча посмотрела на мужа. На того, кто ещё год назад казался ей надёжным. Спокойным. Тем, с кем можно строить жизнь. А сейчас — человек, который месяцами жил в каких-то схемах, скрывал, запутывался, давал десяткам людей деньги, которых не имел, и втягивал в это её, даже не сказав.
Она медленно сняла куртку, повесила её на крючок. Прошла в комнату, включила свет — лампа под потолком тихо зажужжала, а от этого жужжания становилось ещё тоскливее. Комната выглядела так же, как и всегда: аккуратная кровать, полка с книгами, сервант бабушки, где ещё хранился старый хрусталь. Всё это было частью её жизни, её памяти, её семьи.
И мысль о том, что Игорь хотел заставить её отдать это — пусть даже ради его страха и гордости — резала по сердцу.
Он вошёл следом, осторожно, будто боялся шагнуть лишний раз.
— Оль… — начал он.
— Нет, — сказала она, не оборачиваясь. — Сейчас — нет. Я не готова. Я не понимаю, как нам дальше разговаривать.
— Но давай… попробуем…
— Попробуем? — Ольга развернулась. — Игорь, между «попробуем» и «два миллиона» — огромная дистанция. И ты поставил меня перед фактом. Понимаешь это?
Он кивнул. Она видела — сейчас он понимает многое. Но слишком поздно.
— Я больше не хочу жить в доме, где каждое твоё слово — загадка, — сказала она спокойно. — Мне нужен воздух. Время. Пространство. Чтобы подумать, что вообще делать дальше.
Игорь смотрел на неё так, будто его ударили.
— То есть… ты хочешь, чтобы я ушёл?
Ольга закрыла глаза на секунду. Сделала вдох. Выдох.
— Я хочу, чтобы ты пожил у матери. Пока. На время. Пока мы не разберёмся хотя бы с тем, что происходит. Пока я не пойму, могу ли я тебе снова доверять.
Он растерянно оглянулся на коридор, на кухню, будто всё вокруг вдруг стало чужим.
— Я… соберу вещи?
— Да, — ответила она тихо. — Я думаю, это правильно.
Она прошла обратно в коридор. С наблюдательной холодностью отметила, как Игорь открывает шкаф, достаёт пару футболок, брезентовые штаны, старую толстовку. Он не спрашивал ничего — ни о сроках, ни о шансах, ни о том, что будет дальше.
Наверное, понимал: сейчас она не скажет.
Когда он вышёл в прихожую, держа сумку в руках, осень за окном стала ещё темнее. Дождь начал стучать по подоконнику — частыми, нервными каплями. Он обулся, медленно, будто каждое движение давалось ему с усилием.
— Оль… — произнёс он перед тем, как открыть дверь. — Я… правда хотел как лучше.
Ольга стояла в трёх шагах от него, руки вдоль тела, взгляд прямой, усталый.
— Иногда «как лучше» превращается в хуже всех возможных вариантов, — тихо сказала она. — И иногда этого уже не исправить одним извинением.
Игорь кивнул. Поджал губы. И вышел.
Дверь закрылась. Щелчок замка отозвался в груди холодом.
Ольга осталась одна в прихожей. Тишина, которую она раньше любила, теперь казалась чересчур громкой. Она медленно опустилась на пуф у стены, опёрлась локтями на колени и закрыла лицо руками. Не плакала — просто сидела, пытаясь выровнять дыхание.
— Ты хотя бы дверь открой, я не собираюсь тебе скандал устраивать, — голос Игоря звучал приглушённо через толщу металла, но Ольга и без того слышала напряжение в каждом слове. — Оль… пожалуйста. Мне нужно всего пять минут.
— Говори отсюда, — ответила она, стоя в прихожей, босиком, в старой домашней майке. — Пять минут — и всё.
За дверью послышался глухой выдох. Потом тихий стук — Игорь, похоже, опёрся лбом о дверь.
— Оль… — его голос дрогнул. — Меня… меня прижали. Кредиторы. Они знают, где я работаю. Знают, где живёт мать. Я не знаю, что мне делать. Если я не начну отдавать хоть частями — они придут к ней. Понимаешь?
Ольга закрыла глаза. Сердце ударилось о грудную клетку так резко, что дыхание сбилось. Она держалась уже месяц — жила одна, работала, тянула быт, постепенно училась приходить в норму. И вдруг — снова это. Его проблемы. Его ошибки. Его страхи, которые он снова приносил к её двери, как будто она обязана принимать.
— Игорь, — сказала она ровно. — Это всё ужасно. Я понимаю, что ты боишься. Я верю, что тебе сейчас тяжело. Но… я не могу впускать тебя обратно. Не могу снова брать на себя всё, что ты натворил.
За дверью тишина стала настолько плотной, что воздух почти застыл.
— То есть ты мне даже дверь не откроешь? — тихо, почти шепотом.
— Нет.
— И даже не выслушаешь нормально?
— Я сейчас слушаю более чем нормально.
— Оль, ну… ты же понимаешь, что сама я это не вытащу… — Игорь сбился, его голос охрип. — Я ошибся. Да. Но я не враг тебе. Я не хотел разрушить всё. Я просто… хотел справиться. Хотел быть мужиком, а не приживалой в твоей квартире. Хотел доказать… чёрт… хоть кому-то, что я чего-то стою.
Ольга почувствовала, как внутри холод сжимает горло. Его слова были больно знакомы — именно они разрушали их семью последние полтора года. Его попытки доказать что-то кому-то — не ей, не себе фактически, а той картинке в голове, которую он строил с детства. Там, где мужчина должен, обязан, несёт на себе всё, и если муж живёт у жены, значит он никто.
Ольга сделала шаг назад от двери.
— Игорь. проблема не только в долгах. Проблема в том, что ты жил рядом со мной, как будто не рядом. Ты не разговаривал, скрывал, юллил, врал. Не один раз — месяцами. Я не могу находиться в отношениях, где я вечно должна догонять твою правду.
Тишина. Потом:
— Я люблю тебя, Оль, — тихо, ломко. — Не умею я… по-другому. Может, я правда дурак. Может, кривой весь. Но я тебя люблю.
Эти слова ударили больнее всего.
Ольга прислонилась спиной к стене, провела рукой по лицу.
— Любовь — это не про умение или неумение, — сказала она тихо. — Любовь — это когда ты не рвёшь жизнь другого человека ради собственного самолюбия. Это когда ты честен. Даже если страшно. Даже если стыдно. Ты не выбрал меня — ты выбрал свой страх. И это был твой выбор. Не мой.
С другой стороны двери послышался тяжёлый вдох.
— Что мне теперь делать? — спросил он. — С долгами? С этими людьми? Мне некуда идти. Мать… она уже на нервах. Я не хочу, чтобы она влезала. Я пытался найти подработку — пока нет ничего. Я в тупике.
Эта фраза пронзила Ольгу неожиданной жалостью. Настолько чистой и резкой, что она почти дернулась. И она ненавидела себя за эту жалость — потому что она знала: стоит ей открыть дверь хоть на пару сантиметров, стоит сделать шаг назад — он тут же провалится внутрь её жизни снова. Со всеми долгами. Со всеми страхами. Со всеми историями, которые он снова расскажет не до конца.
— Игорь, — она наклонилась ближе к двери. — Я хочу помочь. Но не так, как ты думаешь.
— Как? — в голосе вспыхнула надежда. — Оль, как?
— Я найду тебе юриста, — сказала она. — Нормального, вменяемого. Который объяснит, что можно сделать. Как реструктурировать долг, какие варианты есть. Я помогу найти бесплатного, чтобы ты не тратил деньги. Я посмотрю объявления — может, есть вакансии, куда тебя возьмут хотя бы временно.
— Оль… спасибо, но…
— Но жить ты здесь не будешь, — перебила она. — И квартиру я не продаю. Никогда. Это моё. Единственное, что у меня есть. Я не позволю твоим ошибкам уничтожить мою жизнь.
На секунду стало совершенно тихо. Настолько тихо, что было слышно, как сосед сверху ходит по комнате.
— Значит… всё правда кончено, да? — спросил Игорь глухо. — Мы… всё?
Ольга закрыла глаза.
— Игорь. Я не могу строить семью на лжи. Я пыталась много месяцев. Но… всё. Мы уже оформили развод. Ты сам знаешь.
— А если… — он замолчал, потом снова заговорил. — А если бы я тогда сказал тебе всё? Ты бы не ушла?
Ольга не сразу ответила.
— Если бы ты сказал честно. В самом начале. Когда всё только начиналось. Если бы пришёл домой и сказал: «Оль, я попал. Мне страшно». — Она сделала медленный вдох. — Да. Тогда да. Мне было бы тяжело, но я бы осталась. Потому что честность — это единственное, что делает отношения настоящими. А ты выбрал ложь. Не один раз — много.
За дверью шаги — Игорь медленно отошёл назад. Видимо, решил, что разговор окончен. Она услышала, как он делает два шага по лестничной клетке. Потом возвращается.
— Оль… — его голос дрожал. — Спасибо, что всё-таки вышла поговорить. Это важно. Правда.
— Береги себя, — сказала она тихо. — И разбирайся со всем. Ты справишься. Просто… не делай больше ставку на страх. Он разрушает сильнее долга.
Игорь какое-то время стоял молча. Потом шагнул назад — и она услышала, как он уходит по лестнице вниз. Тяжело, медленно, будто ножом по бетону.
Когда тишина установилась окончательно, Ольга медленно повернулась и пошла в кухню. Села за стол, положив руки на холодную поверхность. Через окно пробивался тусклый свет уличного фонаря. Дождь уже перешёл в морось. Октябрь держал своё — холод, сырость, слякоть.
И вдруг ей стало легче.
Не радостно. Не спокойно. Но легче — как будто она наконец перестала нести на плечах чужой груз. Как будто та стена, что стояла между ней и честной жизнью, наконец рухнула.
Она наливала себе чай, когда телефон завибрировал. Сообщение. Номер незнакомый.
«Ольга, добрый вечер. Я юрист, мне дал ваш номер один общий знакомый. Позвоним завтра — обсудим ситуацию.»
Ольга взглянула на экран. Долго. Очень долго. Потом медленно кивнула сама себе.
— Завтра, — сказала вслух. — Завтра.
Она выключила свет на кухне, прошла в комнату и присела на кровать. Взяла в руки рамку с фотографией — она и бабушка на кухне, обе в муке по локоть, улыбающиеся. Ольга провела пальцем по стеклу.
— Я справлюсь, бабуль.
Она легла, закрыла глаза и впервые за много месяцев позволила себе уснуть без тревоги.
Без ожидания взрыва.
Без чужой вины, навязанной ей как обязанность.
Завтра был новый день. Не лёгкий — но честный. И это было лучшее, что могло произойти.
