Наталья стояла в полутёмной прихожей и слушала, как в спальне глухо хлопают ящики комода. С самого утра она чувствовала тревожное, тяжёлое предчувствие — такое же липкое, как серый ноябрьский туман за окном. Казалось, ещё чуть-чуть, и воздух в квартире можно будет резать ножом.
— Нат, — голос Артёма прозвучал будто между делом, почти лениво, хотя по шагам было ясно: он нервничал и пытался скрыть это за показной небрежностью. — Слушай, ты за коммуналку в этом месяце сама заплатишь, ладно? У меня сейчас никак.
Она медленно подняла глаза. Дверь спальни приоткрылась, и муж появился на пороге — спортивные штаны, футболка, в руках пуховик, который он торопливо застёгивал. Делал вид, что опаздывает, хотя было всего девять утра.
— Это уже третий месяц подряд, — произнесла Наталья ровно.
— Да что ты начинаешь-то снова? — Артём на секунду замер, но тут же усмехнулся, поддёвывая. — Как робот какой-то: «в этом месяце, в прошлом месяце…» Ты же сама знаешь, у меня сейчас с заказами катастрофа. Клиенты морозятся, сезон затишья.
— Затишье у тебя с августа, — тихо возразила она.
— Господи, начинается… — он закатил глаза. — Наташ, ну правда, хватит считать каждую копейку. Ты же не бухгалтер у меня дома. Зарабатываешь нормально, можешь разочек закрыть вопрос.
Она смотрела на него и думала, что когда-то восхищалась его лёгкостью. Способностью выкручиваться, находить ключи к любым людям. Теперь же та самая лёгкость превратилась в удобную ширму: за ней Артём скрывал нежелание брать на себя хоть что-то.
— Пятнадцать тысяч, Артём, — спокойно сказала Наталья. — Коммуналка — пятнадцать тысяч.
— Я в курсе! — резко бросил он. — Но у меня сейчас другие расходы. Я машину чиню, если ты забыла. Без неё мне на объекты не добраться.
— Актов приёмки два месяца не было, — напомнила она. — На какие объекты?
— Наташ, если ты не в теме — не лезь. Мы вообще-то семья, а не конкуренты. И в семье поддерживать друг друга надо, а не тыкать.
Эти слова, произнесённые его привычным «я же прав» тоном, стали последней каплей.
Наталья выдохнула. Уже не злилась — только устала.
— Ладно, — сказала она. — Я заплачу.
Улыбка облегчения промелькнула на его лице слишком быстро, чтобы её не заметить.
— Вот и отлично, — он чмокнул её в висок, будто делал великое одолжение. — Не переживай так. У меня скоро пойдут новые проекты, там нормально заплатят. Я отдам.
Но он не отдавал никогда. Ни разу.
Когда дверь за мужем щёлкнула, Наталья ещё минуту стояла неподвижно, будто проверяя, действительно ли тишина вокруг настолько плотная.
Потом прошла на кухню, включила чайник и достала телефон.
Заплатила.
Смотрела на уменьшившийся баланс и чувствовала, как внутри всё опускается.
За три месяца она закрыла коммуналку почти на сорок пять тысяч.
Артём — ноль.
«А зачем ему платить, если за него всё сделаю я?» — пронеслось в голове.
Её зацепило это простое, неприятное «а ведь правда».
Она закрыла приложение, налила чай и села за стол, глядя на серый ноябрьский двор. Машины под окном были припорошены изморозью, в воздухе пахло мокрым холодом.
И вдруг стало ясно: если дальше так пойдёт — её просто сломает.
Офис, где время течёт назад
Работа была единственным местом, где Наталья пыталась держаться. Но и тут всё сыпалось.
Как только она вошла в отдел, ей навстречу почти побежала Ирина — худощавая коллега, которая всегда выглядела так, будто знает на пять минут больше, чем остальные.
— Наташ, — прошипела она, — директора с утра клинит. Он тебя ищет.
— Уже? — Наталья посмотрела на часы. — Без пяти десять…
— Он пришёл в девять и сразу начал искать виноватых. Говорит, отчёт по рекламной компании «Сфера» провален. Наорал на Максима, на Севу… теперь ждёт тебя.
Наталья едва успела снять шерстяную шаль, как дверь кабинета Слепцова распахнулась.
— Миронова! Ко мне! Сейчас же!
В голове у Натальи мелькнула мысль подождать хотя бы до того момента, когда успеет вдохнуть, но начальник уже смотрел на неё так, словно она лично подпалила ему офис.
Она вошла.
В кабинете пахло дешёвым мужским парфюмом, старым кофе и огнём чужой раздражённости. Слепцов сидел, развалившись в кресле, и перелистывал папку с распечатками. Густые брови сведены, пальцы нервно постукивают по столу.
— Объясни мне, — начал он не поднимая глаз, — почему отчёт по «Сфере» не совпадает с фактическими данными?
Наталья моргнула.
— В каком смысле не совпадает? Мы же вчера вечером согласовали финальную версию. Вы лично…
— Я лично что? — он поднял глаза. — Лично сказал, что его нужно проверить внимательнее! А ты сунула мне сырое! Клиент недоволен, звонит с утра. Зачем ты меня подставляешь?
— Подождите… — Наталья медленно присела на край стула. — Вчера вы сами попросили убрать раздел по прогнозам, сказали «лишняя аналитика». Я сделала, как вы велели.
— Я? Попросил? — Слепцов нервно рассмеялся. — Это бред. Я не говорю такого. Это у тебя проблемы с памятью.
Наталья сжала пальцы.
— Я могу показать черновик. Там ваши комментарии…
— Миронова, прекрати оправдываться! — рявкнул он. — Ты давно стала халтурить, но я терпел. Думал, наладится. А ты всё глубже в яму уходишь. Дисциплины нет, внимательности нет, ответственности нет!
Слова резали, как тупым ножом.
Она знала — отчёт точный. Знала — делала всё правильно. Но спорить с человеком, который живёт в своей реальности, — всё равно что стучать по стене кулаком.
— И чтобы к концу дня была нормальная версия, — бросил Слепцов. — Без вот этого… твоего художественного бардака.
Выходя из кабинета, Наталья чувствовала, как руки трясутся.
В коридоре кто-то положил ей ладонь на плечо.
— Наташ… ты как?
Она обернулась — Ирина.
— Нормально, — выдохнула она.
Но ничего там нормального не было.
Кофе, который пахнет правдой
На обеде Наталья сидела в столовой и не притронулась к еде. Кофе остывал в бумажном стакане, запах был терпкий, обжигающий.
Ирина села напротив, отодвинув тарелку.
— Он опять выдумал претензии? — спросила тихо.
— Опять. Клиент якобы недоволен. Хотя вчера вечером он сам говорил, что всё идеально.
— И вчера он сидел пьяный и бурчал, что ему всё надоело, — заметила Ирина. — Может, вообще ничего не помнит.
Наталья горько усмехнулась:
— Удобно. Не помню — значит, не было.
— Наташ, тебя реально жалко. Ты пашешь как конь, а он делает вид, что ты бездельница. Ты куда так? Он тебя выжмет, как тряпку.
— Уже выжал, — тихо сказала Наталья.
Она смотрела на телефон, лежащий рядом. Открыла мессенджер.
Сообщение от Артёма:
«Позвони, как освободишься. Надо кое-что обсудить. Не затягивай».
Наталья знала заранее: обсуждать он будет деньги. Снова.
Усталость накатывала тяжёлой волной — от работы, от дома, от бесконечного давления.
«Сколько можно жить в режиме „тяну всё одна“?» — спросила она саму себя.
Ответ был очевиден: столько, сколько сама позволит.
Щёлкнуть — и сломается всё
После обеда она кинула пару уточняющих писем клиенту — и через час получила ответ:
«У нас претензий нет. Всё согласовано. Изменения делались по запросу вашего руководителя».
Она перечитала письмо трижды.
И поняла: Слепцов соврал. Прямо, нагло, в глаза.
Что-то внутри неё хрустнуло.
Не громко, не драматично — тихо, почти незаметно.
Но необратимо.
Вечер, в котором всё обрушилось
Дом она открыла ключом, будто входила в чужую квартиру. Освещение в коридоре было тёплым, мягким — Артём любил оставлять свет включённым, говорил, что так «уютнее».
Он сидел на кухне, листал смартфон и грыз семечки. На столе стоял недопитый чай.
— А, пришла. Отлично, — сказал он не поднимая головы. — Давай поговорим.
Наталья сняла куртку, прошла на кухню.
— Что случилось?
— Я подумал… — он откашлялся, делая вид, что подбирает слова. — Слушай, может, ты возьмёшь подработку на время? Ну там, консультации какие-нибудь, или фриланс. Чтобы не так тяжко было.
— Чтобы кому не тяжко? — спросила она.
— Ну… нам. Семье. Тебе же проще что-то взять. У тебя мозги работают лучше в этом плане.
— Подработку вместо тебя.
— Зачем сразу так? — он сморщился. — У меня реальный спад по заказам. Ничего не могу поделать.
— А искать новые? — спросила натянуто спокойно.
— Я и ищу! — вспыхнул он. — Ты думаешь, я сижу, сложа руки? Да работы сейчас нет! Понимаешь? Нет! Это кризис!
Она вспомнила, как он вчера три часа рубился в игру на планшете.
Позавчера — пил пиво с соседом до полуночи.
Неделю назад — обещал пойти на собеседование, но «что-то разболелась голова».
Она закрыла глаза, сдерживая раздражение. Не хотела говорить сгоряча.
— Артём, — произнесла она. — Я тяну всё одна. Давление от начальника. Усталость. Коммуналка. Продукты. Мелкие расходы. Ты не видишь, что мне тоже тяжело?
Он шумно выдохнул, хлопнув ладонью по столу.
— Да что тебе тяжело-то? Ты зарабатываешь нормально! Чего ты жалуешься? Ты не на заводе разгружаешь! У тебя работа — на кнопки нажимать!
Она посмотрела на него и вдруг осознала: он не хочет понимать.
Не может или не хочет — разницы нет.
Он просто не готов к мысли, что она имеет право на отдых, признание, поддержку.
Он привык, что Наталья — вечный аккумулятор, который работает без перебоев.
Она уже открыла рот, чтобы ответить, но Артём её перебил:
— И вообще, ты как стала какой-то… — он поискал слово. — Нудной. Всё время настроение мрачное, разговоров ноль. На тебя вечером смотреть неприятно — уставшая, злая, как будто это я виноват.
— То есть ты теперь страдаешь от того, что мне плохо? — спокойно уточнила она.
— Страдаю! — горячо выпалил он. — Потому что жить с тобой уже тяжело! Ты стала… — он снова запнулся, но всё-таки договорил: — Ты стала обузой.
Он сказал это почти буднично.
Именно поэтому ударило сильнее.
Наталья посмотрела на него и вдруг поняла — конец был уже давно. Просто сейчас он озвучился.
Она встала.
— Хорошо, Артём. Ты меня услышал. Теперь моя очередь.
Он нахмурился:
— Что? Я же не в обиду…
— В обиду. Потому что ты сказал именно то, что думаешь. Спасибо.
Она пошла к шкафу в прихожей, достала рюкзак, стала складывать вещи — спокойно, без суеты.
— Ты куда? — Артём привстал, растерянный.
— Отсюда. К Тане поживу пока.
— Наташ, подожди… — он попытался улыбнуться. — Да брось, я ляпнул сгоряча! Ты же знаешь, как я. Это всё эмоции…
— А мои эмоции никого не интересовали три месяца.
— Давай поговорим нормально!
— Мы говорили. Долго. Ты не слышал.
— Я исправлюсь! — воскликнул он. — Я найду работу, я возьмусь за ум! Только не уходи вот так!
Она надела пуховик.
— Поздно.
— Наташа, блин, не делай глупостей!
— Глупость — это оставаться с человеком, который считает меня обузой.
Он шагнул к ней, будто хотел остановить, но не посмел дотронуться.
— Мы же семья…
— Семья — это когда оба работают над отношениями. А у нас один работает, а второй оправдывается.
Она открыла дверь.
— Наташ… — его голос сорвался. — Ну куда ты…
— В свою жизнь.
И вышла.
Город без пятниц
Ноябрьский воздух хлестнул холодом. Она шла по улице, задыхаясь от тяжёлых эмоций — но жалости к себе не было.
Только облегчение.
Слишком тихое, чтобы быть радостью.
Но ощутимое — будто впервые за долгое время плечи выпрямились.
Она позвонила Тане.
— Я еду к тебе, — сказала она.
— Приезжай. Чем быстрее — тем лучше, — ответила подруга. — У меня плед, чай и свободный диван. Тебе сейчас всё это нужнее, чем кому-либо.
И Наталья поехала.
Поворот, который был нужен
Через три дня она подала заявление на отпуск за свой счёт — сил работать под Слепцовым уже не было.
Через неделю — получила вакансию от крупного маркетингового агентства.
Через две — прошла собеседование и услышала: «Мы готовы вас взять».
Артём всё ещё писал ей — то просил вернуться, то обвинял в эгоизме, то умолял поговорить.
Она отвечала коротко, без эмоций.
Пустые обещания она слушала слишком долго.
Развод она оформила без скандалов.
И впервые за много месяцев просыпалась утром с мыслью, что не боится нового дня.
Жить — значит выбирать себя
Вечером она сидела с Таней на кухне, пила чай и смотрела на огни, отражающиеся в тёмных окнах.
— Ты изменилась, — сказала Таня. — Стала светлее. Я тебя такой давно не видела.
Наталья улыбнулась.
— Я просто выключила тот свет, под которым всё казалось неправильным. И включила другой — свой.
Таня подняла кружку:
— За новую Наташу?
— За настоящую.
Они чокнулись.
За окном шёл тихий ноябрьский снег, и в этот раз он не давил.
Он будто стирал старые следы, чтобы она могла идти дальше — туда, где больше не придётся тянуть всё одной.
