Виктория доехала до дачи в четверг вечером, когда солнце уже садилось за реку. Две недели подряд она пахала на складе без выходных — ночные приёмки, скандалы с поставщиками, бесконечная инвентаризация. Голова раскалывалась, и единственное, о чём она мечтала, — это тишина. На своём участке у воды, который она купила пять лет назад на собственные деньги.
Когда свернула к калитке, сердце екнуло. На участке три машины, одна — белая иномарка брата Дмитрия. Музыка гремит так, что у соседей окна дрожат. На веранде сидит Алиса, жена брата, в ярком купальнике, с бокалом игристого. Вокруг какие-то женщины, пластиковые тарелки, бутылки, окурки.
Виктория вышла из машины, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— Алиса.
Невестка обернулась, не убирая бокал от губ. Улыбнулась, не вставая.
— О, Викуля приехала. Мы тут отдыхаем, погодка шикарная.
— Я не знала, что вы здесь, — Виктория подошла ближе, стараясь говорить ровно. — Мне нужно побыть одной. У меня две недели кошмара позади.
— Ну так отдыхай, — Алиса пожала плечами и отпила из бокала. — Места хватит.
— Это мой дом, — Виктория почувствовала, как голос твердеет. — Уезжайте, пожалуйста.
Алиса рассмеялась. Её подруги захихикали.
— Серьёзно? Ты одна, а нас пятеро. Шашлык не дожарили ещё. Приедешь на следующей неделе, чего психуешь? — Она махнула рукой, как отгоняя муху. — И вообще, спасибо скажи, что мы твой заросший огород привели в порядок. Траву скосили, всё почистили.
Виктория стояла молча, чувствуя, как что-то внутри обрывается.
— Ты уедешь?
— Нет, Виктория, — Алиса произнесла её имя с издёвкой. — Не буду. Не зли меня. Мы отдыхаем.
Виктория вела машину обратно в город, сжимая руль так, что пальцы побелели. В голове крутилась одна мысль: она платит за их жизнь. Два года переводит Дмитрию деньги на машину, оплачивает съёмную квартиру, потому что у брата «временные трудности». Она закрыла всю их свадьбу, потому что родители не потянули. Алиса это знает. И всё равно выгнала её.
Дома Виктория не стала звонить и скандалить. Открыла банковское приложение и отменила все платежи в пользу брата. Аренда, машина — всё. Вспомнила про доверенность на второй счёт, которую Алиса выпросила год назад «на всякий случай». На следующий день поехала в банк и отозвала.
В субботу вызвала мастера и поехала на участок. Алисы не было, только мусор и пепел от костра. Мастер быстро поменял замки на двери и калитке, поставил кодовый. Виктория заплатила, попросила молчать. Мастер кивнул и уехал.
Она села на крыльце и впервые за две недели услышала тишину.
В понедельник утром на пороге стоял Дмитрий. Лицо красное, глаза бегают.
— Вика, что происходит? Платежи не прошли, Алиса говорит, карта заблокирована. Ты чего творишь?
Виктория поставила на стол кофе и посмотрела на брата.
— Я перестала платить за вашу жизнь, вот что.
— Вик, но мы же…
— Твоя жена выгнала меня с моего участка, Дима. В лицо сказала, что я должна ждать, пока они нагуляются. Я две недели не спала, пахала как проклятая, и всё, чего хотела, — это тишины на своей земле. А она устроила там балаган и послала меня.
Дмитрий открыл рот, но промолчал.
— Она знает, кто оплачивает вашу квартиру. Кто закрыл свадьбу. Кто каждый месяц скидывает на машину, потому что ты «временно не можешь». Знает и плевать хотела.
Брат смотрел в пол.
— Я устала тянуть вас, Дима. Живите сами. Я закрыла вам все деньги и сменила замки на участке. Хватит.
Он ушёл молча.
На следующий день приехали родители. Мать, Татьяна Семёновна, причитала про семью, про то, что Дмитрий молодой, что Алиса привыкла к определённому уровню. Отец, Иван Петрович, молчал, глядя в окно.
Виктория достала телефон. Две недели назад Дмитрий забыл его в её машине. Она случайно увидела переписку с Алисой и сделала скриншоты.
Включила голосовое сообщение. Голос невестки звучал презрительно:
— Твоя сестра — неудачница в фартуке из магазина. Пусть радуется, что её бабки хоть на что-то нормальное идут. Одинокая, кому она ещё нужна. Ей хоть так можно почувствовать себя полезной.
Мать побледнела. Отец сжал кулаки.
— Это не всё, — Виктория включила второе сообщение. — Слушайте дальше.
«Пусть работает, раз такая одинокая. Деньги должны крутиться, а не лежать. Мы молодые, нам жить надо, а не ей».
Татьяна Семёновна закрыла лицо руками. Иван Петрович встал и вышел на балкон, не говоря ни слова.
— Я больше не буду платить тому, кто меня презирает, — сказала Виктория тихо. — Если вы пришли уговаривать, можете уходить.
Мать всхлипнула и кивнула.
— Прости нас, доченька. Мы не знали. Думали, она просто легкомысленная.
— Она наглая, мам. И пока я оплачиваю их жизнь, так и будет.
Через неделю Дмитрия и Алису выселили из квартиры. Хозяйка позвонила, сказала — деньги сегодня или съезжайте. Денег не было. Дмитрий пытался взять кредит, банк отказал. Алиса устроила истерику, но это ничего не изменило.
Они переехали к родителям Виктории в двухкомнатную квартиру. Татьяна Семёновна и Иван Петрович приняли их без радости, просто молча освободили комнату. Алиса сразу начала командовать — где что должно стоять, что готовить, когда включать телевизор. Критиковала еду свекрови, жаловалась на духоту, требовала тишины по вечерам.
Дмитрий устроился на стройку. Приходил поздно, грязный, уставший. Алиса встречала упрёками:
— Посмотри на себя! Ты кем стал? Разнорабочим! Мои подруги замужем за нормальными людьми, а я в этой клетке сижу!
Однажды он посмотрел на неё и сказал тихо:
— Заткнись, Алиса. Просто заткнись уже.
Она замолчала, но ненадолго.
Через месяц Дмитрий принёс домой бумаги и положил перед ней на стол.
— Подписывай. Я устал.
Алиса пыталась кричать, угрожать, писать посты про «предателя» и «ничтожество», но никто не поддержал. Подруги отписались, родственники промолчали. Развод оформили быстро — делить было нечего.
Однажды вечером Виктории позвонил незнакомый номер. Она взяла трубку и услышала всхлипывания.
— Вика, это я… Алиса. Прости меня, пожалуйста, я была дурой. Поговори с Димой, верни его. Он тебя слушает, ты же знаешь.
Виктория стояла у окна и молчала.
— Вика, ты слышишь меня? Я прошу прощения! Я больше не буду… я всё поняла, правда!
— Алиса, — сказала Виктория ровно. — Ты ничего не поняла. Ты просто осталась без денег. Вот и всё.
— Нет, я…
— Когда ты выгнала меня с моего участка, ты прекрасно знала, кто за тебя платит. Знала и плевать хотела. А сейчас тебе плохо, и ты звонишь мне. Думаешь, я забыла, как ты смеялась мне в лицо?
— Я не хотела… просто тогда…
— Ты хотела, Алиса. Ты хотела унизить меня на моей же земле. И унизила. А теперь плачешь, потому что у тебя ничего не осталось. Уважение не покупается. Ты этого никогда не поймёшь.
— Вика, ну пожалуйста…
Виктория положила трубку и заблокировала номер.
Позже Дмитрий рассказал, что Алиса съехала к какому-то мужику, которого нашла через интернет. Запустила себя, перестала следить за внешностью, набрала вес. Работала продавцом, жаловалась всем на жизнь. Её бывшие подруги смеялись над ней в соцсетях.
Дмитрий нашёл новую работу — не блестящую, но стабильную. Снял маленькую студию, начал жить отдельно. Иногда приходил к Виктории, молча пил кофе.
— Я был слепым, Вик. Она меня использовала, а я думал, что это любовь.
Виктория молчала. Просто налила ему ещё кофе.
Спустя полгода она познакомилась с Сергеем — инженером-строителем, который приехал на склад согласовывать поставки. Он был спокойным, не задавал лишних вопросов, не требовал ничего. Просто был рядом. Они начали встречаться без громких слов — прогулки, кино, разговоры до ночи.
Виктория купила себе машину на свои деньги, запланировала отпуск на море — первый за три года. Родители наладились с ней, стали звонить чаще. Татьяна Семёновна однажды сказала:
— Прости нас, доченька. Мы забыли, что помощь должна быть взаимной, а не односторонней.
Виктория обняла мать и ничего не ответила.
Участок у реки снова стал её убежищем — тихим, только её. Она приезжала туда по выходным, сидела на веранде с книгой, слушала, как шумит вода за соснами. Никаких чужих машин на участке. Никакой музыки. Никакой Алисы.
Однажды она сидела там вечером, когда зашло солнце. В воздухе пахло сосновой смолой и свежестью. Она вспомнила тот день, когда стояла здесь же и слушала, как невестка смеётся ей в лицо. Как внутри всё оборвалось. Как она поехала домой, сжимая руль.
И вспомнила, как через месяц Алиса рыдала в трубку, умоляя вернуть всё обратно.
Виктория налила себе чай и посмотрела на реку. Вода была тёмной, почти чёрной, но спокойной. Она поняла одну простую вещь: границы — это не жестокость. Это уважение к себе. И когда ты их ставишь, жизнь не рушится. Она просто становится твоей.
Алиса плакала, когда Виктория закрыла им все деньги и сменила замки. Плакала и просила. Но это были слёзы не раскаяния, а злости на то, что кормушка закрылась. Виктория больше не чувствовала вины. Только облегчение.
Она допила чай, поставила кружку на перила и улыбнулась. Впервые за много лет — просто так, без причины. Просто потому что могла.
