— Глебушка дал мне ключи, — Анастасия Витальевна расправила плечи и окинула Любу спокойным взглядом. — Я же говорила, что хочу помочь. Вот мы с Зиной решили навести тут порядок.
Люба стояла у калитки и не верила своим глазам. На веранде дачи её родителей, среди старых кресел и выцветших подушек, расположилась свекровь. Рядом с ней крутилась пожилая соседка Зинаида Фёдоровна, переставляя горшки с цветами.
— Смотри, как уже лучше стало! — свекровь провела рукой по перилам, словно демонстрировала собственные достижения. — Грядки прополола, веранду подмела. А то запущено всё было.
— Анастасия Витальевна, — Люба медленно вошла на участок, стараясь говорить ровно. — Кто вам разрешил здесь распоряжаться?
— Ну что ты, деточка, — свекровь улыбнулась той самой улыбкой, которую Люба видела уже сотню раз. Улыбкой человека, привыкшего не встречать сопротивления. — Это же почти семейное. Глеб сказал, что вы тут редко бываете, а мне как раз некуда деваться летом.
Зинаида Фёдоровна кивнула, подхватывая:
— Да, Любочка, мы тут с Настей столько сделали! А то совсем уж…
— Это дача моих родителей, — перебила Люба. Внутри всё кипело, но она заставила себя дышать ровно. — Они её мне передают. И я не помню, чтобы разрешала кому-то тут хозяйничать.
Анастасия Витальевна медленно встала. Улыбка сползла с её лица.
— Вот оно что, — свекровь сложила руки на груди. — Значит, так. Я всего лишь хотела облегчить вам жизнь, а ты…
— Я ничего не просила, — Люба шагнула ближе. — Это не ваша дача.
Повисла тишина. Зинаида Фёдоровна покосилась на Анастасию Витальевну, потом поспешно отошла к забору, делая вид, что разглядывает малину.
— Ладно, — свекровь резко развернулась к выходу. — Раз так, то извини за заботу.
Она прошла мимо Любы, не глядя на неё. У калитки обернулась:
— Передай Глебу, что я уехала.
Зинаида Фёдоровна торопливо засеменила следом, на ходу кидая через плечо:
— Вот молодёжь пошла…
Люба осталась одна на участке. Руки дрожали. Она прошла на веранду и села в старое кресло отца. Запах свежескошенной травы смешивался с ароматом сирени за забором. Родительская дача. Здесь она проводила все детские лета, училась ездить на велосипеде, читала книжки в гамаке. И теперь свекровь решила, что может просто прийти и распоряжаться всем?
Телефон завибрировал. Сообщение от Глеба: «Где ты? Мама говорит, что ты её выгнала с дачи.»
Люба стиснула телефон в руке. Значит, свекровь уже успела пожаловаться.
***
Три дня назад всё только начиналось. Суббота, вечер, их с Глебом квартира на четвёртом этаже панельной девятиэтажки. Люба стояла у плиты, помешивая в сковородке овощи для ужина, когда раздался звонок.
— Открой, пожалуйста, — попросила она мужа, склонившегося над ноутбуком за столом.
Глеб вскочил. Через минуту в прихожей раздался его радостный голос:
— Мам! Заходи, заходи!
Люба машинально выпрямилась. Анастасия Витальевна в гости без предупреждения — это всегда событие. И событие не из приятных.
Свекровь вошла в кухню с двумя пакетами продуктов, окинув взглядом пространство. Глеб суетился рядом, забирая у неё сумки.
— Привет, Любочка, — свекровь кивнула ей. — Решила зайти, заодно продукты принесла. Ты же не любишь по магазинам ходить.
— Здравствуйте, — Люба повернулась к плите. Они с Анастасией Витальевной никогда не переходили на «ты», хотя прошло уже пять лет со свадьбы.
— Глебушка, ты бы протёр пыль на полках, — свекровь прошла в комнату, оглядывая всё вокруг. — Совсем запущено. Вот я тебе салфеточки специальные купила.
Люба сжала лопатку в руке. Каждый визит начинался с критики. То полы недостаточно чистые, то цветы неправильно политы, то в холодильнике не так расставлены продукты.
За столом Анастасия Витальевна развернула принесённые пакеты, выкладывая на стол колбасу, сыр, хлеб.
— Кушайте на здоровье. А то вы, молодые, только полуфабрикатами питаетесь.
Глеб благодарно кивал. Люба молча накладывала ужин в тарелки.
— Как дела на работе? — спросила свекровь, обращаясь к сыну.
— Нормально, мам. Дали новый заказ, крупный. Теперь буду книги для одного издательства делать.
Глеб работал в типографии мастером-наладчиком печатного оборудования. Анастасия Витальевна всегда гордилась его «золотыми руками».
— Молодец, сынок. А ты, Любочка, как?
— Работаю, — коротко ответила Люба. Она знала, что свекрови не особо интересна её работа менеджера в строительной компании. Анастасия Витальевна считала это «несерьёзным занятием».
— Кстати, — свекровь отложила вилку, — я тут недавно твою маму встретила, Любочка. Дарью Марковну. Она мне рассказала, что вы планируете дачу получить.
Люба напряглась. Вот оно.
— Ну, родители хотят нам её подарить, — ответила она осторожно.
— Как мудро! — свекровь оживилась. — Молодым надо помогать. Только вот что я подумала… Вы же работаете оба, времени нет. А дача — это ответственность большая. Надо за ней следить, поливать, убирать.
Глеб жевал, не поднимая головы. Люба чувствовала, как внутри нарастает глухое раздражение.
— Мы справимся, — сказала она твёрдо.
— Деточка, я же вижу, — Анастасия Витальевна наклонилась вперёд, почти заговорщически. — У вас и с квартирой-то порядок не всегда. А тут целый участок! Знаешь, что я предлагаю?
Люба ждала.
— Я бы могла взять дачу под свою опеку. Время у меня есть, сил тоже. Я бы там порядок навела, огородик завела. И Зинаида Фёдоровна рядом живёт, мы бы там вместе…
— Анастасия Витальевна, — Люба отложила вилку. — Почему вы решили, что мы не справимся?
Свекровь моргнула, не ожидая сопротивления.
— Я просто хочу помочь. Зачем вам лишние хлопоты?
— Дача моих родителей, — Люба посмотрела ей прямо в глаза. — Они её дарят мне. И я буду решать, кто там будет.
Воздух в кухне словно сгустился. Глеб наконец оторвался от тарелки, растерянно глядя то на жену, то на мать.
— Любочка, мама же хочет как лучше…
— Я понимаю, что хочет, — Люба не отводила взгляда от свекрови. — Но решение принимаю я. Почему я должна дачу своих родителей отдать твоей маме?
Анастасия Витальевна медленно встала из-за стола. Лицо её окаменело.
— Ну что же. Раз моя помощь не нужна, то извините за беспокойство.
Она направилась в прихожую. Глеб вскочил следом:
— Мам, подожди…
— Глебушка, — свекровь натягивала пальто, говоря тихо, но достаточно громко, чтобы Люба слышала из кухни. — Жаль, что ты не можешь за мать заступиться. Видно, жена тебе важнее.
Дверь захлопнулась. Глеб вернулся на кухню. Лицо его было бледным.
— Зачем ты так?
— Так как? — Люба убирала посуду со стола, стараясь не хлопать тарелками.
— Она просто хотела помочь!
— Она хотела завладеть дачей моих родителей, — Люба обернулась к нему. — Ты правда не понимаешь?
— Мама одна. Ей скучно. Что плохого, если она там будет проводить время?
— Глеб, это не её дача! — Люба подошла к нему. — Мои родители всю жизнь туда вкладывались. Это моё наследство. И если твоя мать начнёт там хозяйничать, я никогда её оттуда не выгоню. Потом она начнёт перестраивать, приглашать гостей, решать, когда нам можно туда приезжать…
— Ты преувеличиваешь, — Глеб отвернулся. — Мама не такая.
— Твоя мама именно такая, — Люба устало опустилась на стул. — Она привыкла всем управлять. Даже тобой.
Глеб ничего не ответил. Остаток вечера они провели в тяжёлом молчании.
***
В понедельник на работе Люба рассказала всё подруге Светлане. Они сидели в крохотной комнате отдыха, куда забегали между совещаниями и звонками клиентам.
— Классика жанра, — Светлана покачала головой. — У моей сестры такое же было. Свекровь отжала дачу, потом два года не пускала их туда. Говорила, что они всё испортят.
— Что в итоге?
— В итоге сестра год судилась, доказывала, что дача на её имя. Нервы, слёзы, скандалы. Еле вернула.
Люба задумчиво смотрела в окно. За стеклом виднелись серые корпуса строящегося жилого комплекса — одного из объектов их компании.
— Знаешь, что надо сделать? — Светлана наклонилась ближе. — Оформлять собственность быстрее. Документы в руки — и точка. Пока всё не оформлено, твоя свекровь будет считать, что имеет право голоса.
— Документы уже подали. Родители сказали, через неделю готово будет.
— Вот и отлично. А мужу своему скажи прямо: или он с тобой, или пусть идёт к маме.
Люба вздохнула. С Глебом разговаривать не хотелось. После субботы они почти не общались. Он уходил рано, возвращался поздно, отвечал односложно.
Вечером в среду Люба решила навестить родителей. Поехала одна — Глеб снова задержался на работе. Хотя Люба подозревала, что просто не хотел встречаться с её семьёй.
***
Родители встретили её тепло. Дарья Марковна накрыла на стол, отец включил телевизор на какой-то канал с новостями, но сразу убавил звук.
— Как дела, дочка? — мама села напротив, внимательно всматриваясь в лицо Любы.
— Нормально, — Люба попыталась улыбнуться, но получилось натянуто.
— Что-то случилось? — Максим Алексеевич отложил газету. — На лице написано.
Люба помолчала, потом решилась:
— Мам, пап… Вы когда-нибудь говорили Анастасии Витальевне про дачу?
Дарья Марковна нахмурилась:
— Я её встретила недавно возле аптеки. Она спросила, как дела. Я упомянула, что мы с отцом решили дачу тебе передать. Почему ты спрашиваешь?
— Она теперь считает, что имеет право там хозяйничать, — Люба устало откинулась на спинку стула. — Приходила в субботу к нам, предлагала «взять под опеку». Говорит, что мы не справимся.
— Так я и знала, — мама сжала губы. — Она уже два раза после того меня останавливала. Всё вокруг да около — мол, хорошо бы на даче порядок навести, вот она бы помогла. Я ничего не обещала, но видимо, она поняла по-своему.
Максим Алексеевич покачал головой:
— Не дай, Любонька. Она такая — уступишь палец, руку захватит. У неё в школе все так же было. Когда она завучем работала, учителя её боялись больше, чем директора.
— Документы когда будут готовы? — спросила Люба.
— В пятницу заберём, — ответил отец. — Нотариус позвонил, всё оформляется. Дача будет твоя, официально.
— Только ты береги её, — мама положила руку на руку дочери. — Мы там столько сил вложили. Папа каждый сезон что-то чинил, строил. Это наша жизнь.
— Я знаю, мам.
— И с Глебом поговори, — добавила Дарья Марковна. — Он парень хороший, но мягкий. Мать его всю жизнь гнёт.
Люба кивнула. Это она и сама давно поняла.
***
В пятницу вечером Глеб пришёл домой совсем поникший. Бросил куртку на вешалку, прошёл на кухню, сел за стол.
— Что случилось? — Люба готовила ужин, но видела, что с мужем что-то не так.
— Был у мамы, — Глеб не поднимал глаз. — Она вызвала меня после работы.
Люба отложила нож, которым резала овощи.
— И что?
— Плакала, — Глеб провёл рукой по лицу. — Говорила, что ты её не уважаешь. Что в этой семье ей не рады.
— Глеб…
— Она сказала, — он наконец посмотрел на жену, — что если ты не пустишь её на дачу, она поймёт, что мы её вычеркнули из жизни. Что она чужая.
— И ты что ответил?
— Я… — Глеб замялся. — Я сказал, что поговорю с тобой. Любочка, ну пусти её хотя бы на одно лето. Всего один сезон. Что нам стоит?
Люба ощутила, как внутри всё сжимается в тугой узел.
— А потом что? — она говорила тихо, но чётко. — Потом она каждый год будет требовать. Потом начнёт там перестраивать всё под себя, приглашать своих знакомых. Потом мы вообще туда попасть не сможем. Я таких людей знаю, Глеб.
— Но она же моя мать!
— А эта дача — моё наследство! — Люба повысила голос. — Мои родители её дарят мне! Не тебе, не твоей матери — мне!
— Так мы же вместе…
— Да, вместе, — Люба шагнула к нему. — Но это не значит, что твоя мать может распоряжаться тем, что принадлежит моей семье!
Глеб встал. Лицо его покраснело.
— Ты вцепилась в эту дачу, как… Нельзя пойти навстречу? Подумать о других?
— О других? — Люба почти засмеялась. — Глеб, ты понимаешь, что твоя мать просто хочет захватить чужую собственность? Она не «помочь» хочет, она хочет владеть!
— Это моя мать! — крикнул Глеб. — А ты делаешь из неё врага!
— Я защищаю то, что мне принадлежит! — крикнула в ответ Люба. — И если ты этого не понимаешь, то проблема не во мне!
Они стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Потом Глеб резко развернулся, схватил куртку и вышел, хлопнув дверью.
Люба осталась одна. Села на пол прямо посреди кухни, обхватив руками колени. Слёзы подступили к горлу, но она не дала им пролиться. Нет. Она ничего не сделала плохого. Это её право — защищать своё.
Телефон лежал на столе. Люба встала, взяла его, набрала номер Светланы.
— Привет, — голос подруги был бодрым. — Как дела?
— Глеб ушёл, — Люба прислонилась к стене. — Мы поругались из-за дачи. Он требует пустить туда свою мать.
— И ты что?
— Отказала.
— Правильно сделала, — в голосе Светланы послышалась гордость. — Держись, подруга. Если мужик не может встать на твою сторону, это его проблемы.
— Мне страшно, — призналась Люба. — Вдруг он не вернётся?
— Вернётся. Они всегда возвращаются. А если нет — значит, тебе и не нужен такой.
После разговора Люба легла на диван, не раздеваясь. Смотрела в потолок и думала. О том, как они познакомились с Глебом — на общей вечеринке друзей. Как он ухаживал — скромно, но настойчиво. Как они женились — небольшая свадьба, только близкие. Анастасия Витальевна тогда уже намекала, что Люба «не из их круга», но Глеб не послушал.
А теперь вот. Первый серьёзный конфликт. И муж выбирает мать.
Люба проснулась от звука ключа в замке. Было три часа ночи. Глеб вошёл тихо, разулся, прошёл в спальню. Она слышала, как он ложится на кровать в одежде. Потом тишина.
Утром они разошлись по делам, не разговаривая.
***
В субботу Люба решила поехать на дачу. Документы родители уже забрали, дача официально принадлежала ей. Надо было проверить, всё ли в порядке, может, что-то подчинить перед летом.
Она выехала рано, чтобы не встречаться с Глебом. Он так и спал в спальне, когда она уходила.
Дача находилась в сорока минутах езды от города. Садовое товарищество «Ромашка» — сто участков, плотно стоящих друг к другу. Родители купили этот участок ещё до рождения Любы, строили дом сами, по выходным.
Люба подъехала к знакомой калитке, вышла из машины. И замерла.
На её участке, на веранде, сидели Анастасия Витальевна и Зинаида Фёдоровна. Свекровь что-то рассказывала, жестикулируя, соседка кивала. На грядках виднелись свежие следы прополки. Горшки с цветами были переставлены.
Люба медленно вошла в калитку. Свекровь подняла голову, увидела её и улыбнулась.
— А, Любочка! Вот и ты приехала. Мы тут с Зиной уже порядок навели.
— Кто вам разрешил? — Люба подошла ближе, стараясь контролировать голос.
— Глебушка дал мне ключи, — свекровь встала, отряхивая руки от земли. — Я же говорила, что хочу помочь. Вот мы и решили…
— Это не ваша дача, — перебила Люба.
Анастасия Витальевна нахмурилась:
— Деточка, не надо так. Мы же хотели как лучше. Посмотри, сколько мы сделали!
— Я не просила, — Люба шагнула на веранду. — Анастасия Витальевна, уходите. Сейчас же.
Зинаида Фёдоровна испуганно отступила к краю веранды.
— Вот оно как, — свекровь выпрямилась во весь рост. — Значит, моя помощь не нужна. Хорошо. Запомню.
Она прошла мимо Любы, толкнув плечом. У калитки обернулась:
— Глебу передам, что ты его мать прогнала. Посмотрим, что он скажет.
Зинаида Фёдоровна засеменила следом, бормоча что-то про молодёжь и неуважение к старшим.
Люба осталась одна. Села в кресло отца, закрыла лицо руками. Телефон завибрировал. Сообщение от Глеба: «Где ты? Мама говорит, что ты её выгнала с дачи.»
Люба набрала ответ: «Приезжай. Нам нужно поговорить.»
Через час подъехал Глеб. Лицо хмурое, движения резкие. Он вошёл на участок, остановился перед верандой.
— Что происходит? — спросил он сухо.
— Твоя мать пришла сюда без разрешения, — Люба встала. — Взяла у тебя ключи и решила, что может здесь хозяйничать.
— Она просто хотела помочь!
— Глеб, это не её дача! — Люба подошла к нему вплотную. — Сколько раз повторять?
— А кто тебе дал право её гнать?
— Дача моя! Документы на моё имя! Я имею право решать, кто тут будет!
Глеб стиснул кулаки:
— Может, мне тогда к матери съехать? Раз я тут лишний?
— Делай что хочешь, — Люба отвернулась.
Глеб постоял ещё минуту, потом развернулся и ушёл. Хлопнула калитка, завёлся мотор машины, звук удалился.
Люба села обратно в кресло. Плакать не хотелось. Только пустота внутри и усталость.
***
Три дня Люба жила одна. Глеб не звонил, не писал. Она ходила на работу, возвращалась в пустую квартиру, готовила ужин только для себя. Светлана звонила каждый вечер, поддерживала, но даже её бодрые речи не помогали.
В среду вечером дверь открылась. Люба сидела на кухне, разбирала какие-то бумаги с работы. Вошёл Глеб. Помятый, усталый, с тёмными кругами под глазами.
— Привет, — сказал он тихо.
— Привет, — Люба не встала.
Глеб сел напротив. Молчал долго, потом заговорил:
— Я был у мамы. Три дня у неё жил.
Люба ждала.
— Она… — Глеб провёл рукой по волосам. — Она не даёт мне покоя. Требует, чтобы я с тобой развёлся. Говорит, что ты меня не ценишь, что я должен выбирать семью.
— И ты что выбрал? — Люба смотрела на него ровно.
— Я много думал, — Глеб поднял глаза. — Мама меня всю жизнь контролировала. Когда я выбирал институт — она решала. Когда устраивался на работу — она советовала. Даже когда мы женились, она говорила, что ты не подходишь. Но я не послушал тогда.
Люба молчала.
— Отец её боялся, — продолжил Глеб. — Он никогда не спорил с ней. Делал, что она скажет. И я так же. Привык. А потом встретил тебя. Ты другая. Ты не боишься сказать «нет».
— Глеб…
— Я не хочу тебя терять, — он посмотрел на неё. — Но и маму не хочу терять. Только я понял, что если буду и дальше ей угождать, я всё потеряю. Тебя точно.
Люба помолчала, потом спросила:
— И что теперь?
— Я сказал маме, что дача твоя. Что она не имеет на неё права. И что если она продолжит давить, я перестану с ней общаться.
— Как она отреагировала?
— Плакала. Кричала. Говорила, что я предатель. Но я не изменил решения.
Люба встала, подошла к окну. За стеклом темнело. Фонари уже зажглись.
— Я не против твоей матери, — сказала она, не оборачиваясь. — Но я не позволю ей управлять моей жизнью. Дача — это всё, что осталось от моих родителей. Они её мне доверили.
— Я понял, — Глеб подошёл сзади. — Прости. Я был не прав.
Люба обернулась. Они стояли близко, молча глядя друг на друга. Потом обнялись. Крепко, долго.
Но оба понимали — со свекровью мир не наступит.
***
Неделя прошла спокойно. Анастасия Витальевна не звонила, не приходила. Глеб ездил к ней один, возвращался молчаливым и хмурым.
А в воскресенье снова раздался звонок. Люба открыла дверь — на пороге свекровь. С пакетами, с улыбкой. Как будто ничего не было.
— Любочка, привет! — она зашла, не дожидаясь приглашения. — Решила зайти, поговорить. Давай забудем все наши размолвки.
Люба пропустила её, настороженно наблюдая.
Анастасия Витальевна села на кухне, разложила принесённые продукты.
— Я была не права, — говорила она мягко. — Слишком настойчивая. Прости меня. Просто мне одной скучно, вот я и хотела помочь вам.
Глеб вышел из комнаты, кивнул матери. Сел рядом с Любой.
Они говорили о погоде, о работе, о соседях. Свекровь была приветлива, даже не критиковала квартиру. Но Люба чувствовала — это затишье перед бурей.
И вот оно:
— Кстати, Зинаида Фёдоровна говорила, что у вас на даче подвал течёт, — свекровь как бы между прочим упомянула. — Может, мне приехать, посмотреть? Я же в этих вещах разбираюсь.
Люба усмехнулась про себя. Вот оно. Новая попытка.
— Спасибо за заботу, Анастасия Витальевна, — ответила она спокойно. — Но мы с Глебом сами справимся. Если нужна будет помощь, мы попросим.
Глеб добавил:
— Да, мам. Мы уже мастера вызвали. Всё под контролем.
Свекровь на секунду замерла. Потом кивнула, улыбка стала натянутой.
— Ну, как знаете.
Она допила напиток и встала.
— Мне пора. Дела.
У двери обернулась:
— Глебушка, ты меня хоть иногда навещай.
— Буду, мам.
Дверь закрылась. Люба и Глеб переглянулись.
— Она не успокоится, — сказала Люба.
— Знаю, — Глеб вздохнул. — Но теперь это её проблема, не наша.
***
Следующая суббота. Люба и Глеб приехали на дачу вместе. Разгружали вещи из машины, планировали, что нужно сделать. Глеб осмотрел крышу, Люба проверила огород.
К обеду подошёл председатель товарищества Валентин Игоревич.
— Добрый день, соседи! — он улыбнулся. — Обживаетесь?
— Да, потихоньку, — ответила Люба.
— Если помощь нужна, обращайтесь, — он кивнул и пошёл дальше.
Они сидели на веранде вечером. Солнце садилось за деревьями, окрашивая небо в розовый. Пели птицы, где-то вдали смеялись дети.
— Как думаешь, — Люба осторожно спросила, — твоя мама когда-нибудь примирится с тем, что дача не её?
Глеб долго молчал, потом ответил:
— Не знаю. Может, через год. Может, через два. А может, никогда.
— Ты не жалеешь, что встал на мою сторону?
Глеб взял её за руку:
— Жалею, что не сделал это сразу. Когда она в первый раз заговорила о даче, я должен был сразу сказать «нет». Но я боялся её обидеть.
— А теперь не боишься?
— Боюсь, — он усмехнулся. — Но я больше боюсь потерять тебя.
Они сидели молча. Внутри Любы было спокойно. Да, она заплатила за своё право высокую цену — отношения со свекровью разрушены. Да, Глеб теперь разрывается между женой и матерью. Но дача осталась за ней. Родительское наследство, в которое вложено столько труда и любви.
Анастасия Витальевна не примет этого. Никогда. Она будет искать новые способы давить, требовать, манипулировать. Но теперь Люба знала — она не уступит.
— Пойдём внутрь, — Глеб встал. — Стемнело уже.
Они вошли в дом. Старый, скрипучий, пахнущий деревом и летом. Родительский дом. Теперь её дом.
За окном шумел ветер в листве. Где-то вдали залаяла собака. Дача засыпала.
А у Любы впереди было целое лето. На своей земле. Со своим мужем. И пусть свекровь обижается — это больше не её проблема.
***
Прошёл месяц. Анастасия Витальевна так и не позвонила. Глеб ездил к ней раз в неделю, но возвращался всё так же хмурым. Она не прощала ему «предательства», как она это называла.
Люба пыталась его поддержать, но знала — дорогу назад нет. Выбор сделан. И последствия придётся нести им обоим.
Однажды вечером, когда они снова были на даче, к калитке подошла Зинаида Фёдоровна. Постояла, покосилась на дом, потом быстро ушла. Люба видела это в окно и понимала — свекровь отправила соседку на разведку.
— Пусть смотрит, — сказала она Глебу. — Мне всё равно.
— А мне не всё равно, — Глеб сел на скамейку во дворе. — Она моя мать. И мне тяжело, что мы не общаемся нормально.
— Я знаю, — Люба села рядом. — Но ты же понимаешь, что она сама выбрала эту войну?
— Понимаю. Но от этого не легче.
Они сидели молча. Солнце клонилось к закату. Было тихо и спокойно. Их дача. Их лето. Их выбор.
И Люба знала — даже если когда-нибудь Анастасия Витальевна и смягчится, холодок между ними останется навсегда. Некоторые обиды не прощаются. Некоторые границы, раз нарушенные, не восстанавливаются.
Но дача осталась за ней. И это была её победа. Горькая, но победа.
