— Трубу прорвало, квартиру затопило, жить негде! — причитала свекровь Людмила Петровна, уже разуваясь в нашей прихожей. — Вы же не выгоните родного человека на улицу?
Я стояла на пороге собственной квартиры и смотрела, как два огромных чемодана въезжают в мою жизнь. Артём, мой муж, уже тащил сумки внутрь, а свекровь устроилась на диване, как императрица на троне.
— Недельки две, от силы три, — заверила она, доставая из сумочки платочек и изображая слёзы. — Пока ремонт сделают. Артёмушка, сынок, ты же понимаешь, что мать не может на улице ночевать?
Артём кивал, а я молчала. Что скажешь? Это его мать. Женщина, которая родила и вырастила моего мужа. Женщина, которая при первой встрече окинула меня взглядом с головы до пят и произнесла: «Ну что ж, Артёмушка мог выбрать и похуже».
Наша двушка в спальном районе — это всё, что мы смогли себе позволить за пять лет брака. Пятьдесят восемь квадратов, окна во двор, соседи снизу с перфоратором по выходным. Но это было наше маленькое королевство. Там я могла ходить в старой пижаме, не краситься, смотреть сериалы до трёх ночи. Там Артём играл в свои компьютерные игры, а я не ворчала.
— Катюша, а где я буду спать? — свекровь уже осматривала территорию. — А, вон ваша спальня! Идеально! Кровать большая, мне как раз!
Я посмотрела на Артёма. Он избегал моего взгляда.
— Мам, может, на диване? — робко предложил он.
Людмила Петровна всплеснула руками.
— Сыночек! У меня спина! Ты же знаешь! Доктор говорил — только ортопедический матрас! А у вас в спальне как раз такой, я помню!
Так мы с Артёмом переехали на раскладной диван в гостиной. Вещи перетаскивали вечером, когда свекровь уже устроилась в нашей спальне и смотрела телевизор. Громко. Очень громко.
— Артём, — шепнула я, когда мы стелили постель на диване, — а ты точно уверен, что это только на две недели?
Он обнял меня.
— Кать, ну это же моя мама. Потерпим немного. У неё действительно проблема.
— Я звонил ей пару раз, спрашивал про сроки. Она всё время говорила: скоро, вот-вот закончат.
Я промолчала. Но внутри уже закипало. Потому что знала Людмилу Петровну. За пять лет я изучила её повадки. Она никогда не приходила просто так. Всегда с целью.
Первое утро началось в шесть. Свекровь встала, включила телевизор в спальне на полную громкость — какое-то ток-шоу про измены — и отправилась на кухню греметь посудой. Я лежала на диване, втыкаясь в потолок и мечтая о беруши.
Артём спал. Он вообще мог спать под взрывы. А я нет.
К семи утра Людмила Петровна уже жарила что-то на сковородке. Запах пережаренного лука заполнил всю квартиру. Я встала, поплелась на кухню.
— Доброе утро, Людмила Петровна.
— А, Катенька! — свекровь одарила меня взглядом. — Ты всегда так выглядишь по утрам? Артёмушка, бедненький, наверное, в шоке просыпается!
Я посмотрела на себя. Пижама, растрёпанные волосы, лицо без косметики. Дома. В семь утра.
— Я готовлю Артёмушке завтрак, — продолжила свекровь, помешивая что-то в сковородке. — Он любит картошечку с грибами. Ты же не готовишь ему нормальную еду, вечно эти твои салатики.
Я глубоко вдохнула.
— Людмила Петровна, Артём не ест жареное по утрам. У него желудок не принимает.
Свекровь повернулась ко мне.
— Катюша, милая, я родила этого ребёнка и кормила его тридцать пять лет. Думаю, я знаю, что он ест.
Артём вышел на кухню сонный, увидел сковородку, поморщился.
— Мам, я не ем жареное утром. Ты же знаешь.
Лицо Людмилы Петровны на секунду застыло. Но она быстро переключилась.
— Ах, да, конечно, сынок! Я забыла! Старая уже! Ладно, я сама съем! А тебе Катюша пусть приготовит свой салатик!
Она произнесла «салатик» так, будто речь шла о корме для кроликов.
Артём ушёл в душ. Я осталась с свекровью на кухне.
— Катенька, — она вдруг придвинулась ближе, — давай начистоту. Артёмушка выглядит бледным. Ты его нормально кормишь?
Неделя превратилась в две. Две — в три. Ремонт у свекрови «задерживался». Каждый раз находилась новая причина: то мастера заболели, то материалов не хватает, то ещё что-то.
Я просыпалась каждое утро от звука телевизора. Людмила Петровна смотрела всё подряд: новости, сериалы про больницы, ток-шоу, где выясняют отцовство. Громкость — максимальная. На мои просьбы сделать потише она отвечала: «Катюша, милая, у меня слух плохой! Старость!»
При этом мой шёпот на кухне она слышала из спальни за закрытой дверью.
Артём уходил на работу рано, возвращался поздно. Программист, дедлайны, проекты. Он просто не видел, что творится дома днём. А вечером свекровь преображалась. Становилась милой, заботливой, готовила ужин.
— Артёмушка, сыночек, я тут котлеток нажарила! Твоих любимых! И картошечку! Садись, я тебе налью!
Она порхала вокруг него, накладывала еду, рассказывала анекдоты. Артём расслаблялся, смеялся. А я сидела в стороне с тарелкой салата — свекровь готовила ровно на двоих.
— Ой, Катюша, прости! Я думала, ты не ешь мясного! Ты же вечно худеешь! — щебетала Людмила Петровна.
Я не худела. Никогда не худела. Просто следила за питанием.
Через месяц я начала замечать странности. Свекровь не просто жила у нас — она обживалась. Переставляла вещи в квартире. Мои кремы на полке в ванной вдруг оказались в шкафу.
— Катюша, я навела порядок! Тут же бардак был! — объясняла она.
Мои книги на журнальном столике исчезли.
— Пыль вытирала, убрала их в шкаф. А то загромождают пространство!
Моя любимая кружка разбилась.
— Ой, простите! Случайно! Руки трясутся, возраст!
Но когда свекровь наливала себе чай в тонкий фарфоровый сервиз, руки у неё были абсолютно твёрдые.
Людмила Петровна начала приглашать подруг. Толстая тётка Галя приходила три раза в неделю. Они садились на кухне, пили чай с тортом, который свекровь покупала на наши деньги, и обсуждали меня.
Я слышала через стенку.
— Карьеристка, Галя! Работа, работа! А дом? Видела, как у них пыль на полках?
— А готовить умеет? — интересовалась Галя.
— Салатики! Одни салатики! Мужчина должен мясо есть! А она его травкой кормит!
— А дети?
— Какие дети, Галечка! Ей карьера важнее! Артёмушка так хочет ребёночка, а она всё откладывает!
Это была ложь. Мы с Артёмом планировали детей через год, когда закроем ипотеку и немного накопим. Вместе планировали.
Вечером я попыталась поговорить с мужем.
— Артём, твоя мама приглашает подруг, они обсуждают меня. Мне неприятно.
Он лежал на диване, уткнувшись в телефон.
— Кать, ну она же скучает. Пожилой человек. Ты же понимаешь.
— Артём, она говорит гадости про меня!
— Да ладно тебе! Преувеличиваешь! Мама тебя любит!
Я замолчала. Спорить было бесполезно. Артём не видел. Или не хотел видеть.
Через полтора месяца я начала сыпаться. Не высыпалась, потому что диван был узкий и неудобный. Мы с Артёмом постоянно будили друг друга. На работе делала глупые ошибки, начальница делала замечания. Подруга Лена заметила на встрече:
— Кать, ты выглядишь ужасно. Что случилось?
Я рассказала про свекровь. Лена слушала, округляя глаза.
— Погоди. Она живёт у вас полтора месяца? В вашей спальне? А вы на диване? Катя, ты нормальная?
— Лен, ну это его мама! У неё ремонт!
— Полтора месяца ремонт? Кать, там дворец строят, что ли?
Я задумалась. Действительно. Полтора месяца — это многовато для обычного ремонта после потопа.
— А ты проверяла? — спросила Лена.
— Что проверяла?
— Ну, звонила мастерам? Узнавала, когда закончат?
Я молчала. Не проверяла. Как-то не подумала.
— Кать, дай номер этих мастеров. Я позвоню.
Я попросила у Артёма номер. Он удивился, но дал. Лена позвонила при мне, включив громкую связь.
— Алло, здравствуйте! Звоню по поводу ремонта в квартире Людмилы Петровны Соколовой!
Мужской голос в трубке:
— Простите, кого?
— Соколовой. Вы делаете ремонт после потопа.
Пауза.
— Девушка, мы никакого ремонта для Соколовой не делаем. Вы ошиблись номером.
Лена посмотрела на меня. Я уставилась на телефон.
— А вообще к вам обращалась Соколова?
— Нет. Точно нет.
Трубку повесили. Мы сидели в кафе молча минуту.
— Кать, — медленно произнесла Лена, — по-моему, тебя обманывают.
Я вернулась домой в странном состоянии. Голова гудела, мысли путались. Неужели свекровь врала про ремонт? Но зачем? Почему?
Людмила Петровна сидела на диване, смотрела очередной сериал и грызла печенье. Моё печенье, которое я спрятала на верхней полке.
— Катюша, пришла! Артёмушка ещё не звонил? Он сегодня поздно задерживается?
Я кивнула и прошла в ванную. Стояла под душем и думала. Надо проверить. Но как?
На следующий день я отпросилась с работы пораньше. Сказала про врача. Приехала домой в три часа дня. Людмилы Петровны не было. Странно. Обычно в это время она смотрела сериал.
Я зашла в спальню. Нашу бывшую спальню. Свекровь обжилась основательно: её халат на кресле, тапочки у кровати, на тумбочке гора журналов. Я открыла шкаф — там среди её вещей лежала сумочка.
Совесть кольнула. Нехорошо копаться в чужих вещах. Но что-то внутри подсказывало: проверь.
Я открыла сумочку. Кошелёк, ключи, телефон. Старая звонилка, не смартфон. Я включила. Никакого пароля. Зашла в сообщения.
Переписка с контактом «Галя подруга».
Читала — и внутри холодело.
«Галь, план работает! Живу у них уже полтора месяца! Бесплатно! Копеечки не трачу! А свою квартиру сдала — деньги капают!»
«Люда, а как Артём? Ты ему про Машеньку сказала?»
«Галечка, потихоньку подвожу! Показала фотки. Говорю: вот, дочка твоей Светки выросла, красавица, хозяйственная! Вижу, заинтересовался! Главное — чтобы эта карьеристка сама свалила. Тогда и расторжение брака быстрее пройдёт!»
«А что, совсем невестку не любишь?»
«Ненавижу, Галечка! Она Артёмушку у меня отобрала! Раньше он ко мне каждый день звонил, приезжал! А теперь? Эта стерва настроила его против матери! Но я им устрою! Пусть поживёт со мной, поймёт, какая она никчёмная хозяйка!»
Я читала и не верила глазам. Свекровь не просто врала про ремонт. Она специально вселилась к нам. Чтобы разрушить наш брак. Чтобы свести с ума. Чтобы я сама ушла.
И уже подыскивает Артёму замену. Какую-то Машеньку.
Руки тряслись. Я быстро сфотографировала переписку на свой телефон. Закрыла сумочку. Положила обратно.
Села на диван в гостиной и уставилась в стену.
План. У неё был план. С самого начала. Никакого потопа. Никакого ремонта. Просто холодный расчёт.
Дверь хлопнула. Людмила Петровна вернулась. Зашла в комнату, что-то напевая. Увидела меня.
— Катюша! А ты что так рано?
— Голова болела. Отпустили.
— Ой, бедненькая! Может, чайку?
Она смотрела на меня с фальшивой заботой. Улыбалась. А я знала, что у неё в голове. «Карьеристка», «стерва», «никчёмная».
— Не надо, спасибо.
Вечером я ждала Артёма как никогда. Он пришёл в девять. Усталый, голодный. Свекровь, как обычно, накинулась с заботой:
— Артёмушка, садись, я тебе котлет оставила!
Я подождала, пока он поест. Потом сказала:
— Артём, нам надо поговорить. Серьёзно.
Он посмотрел настороженно.
— Что случилось?
— Не здесь. Пойдём на балкон.
Вышли на балкон. Я закрыла дверь. Достала телефон.
— Артём, я проверила. Никакого ремонта у твоей матери нет. Мастерам она не звонила.
Он нахмурился.
— Кать, что за бред?
— Я звонила мастерам. По номеру, который ты мне дал. Они сказали — никакой Соколовой не знают.
Артём молчал. Переваривал информацию.
— Может, другие мастера?
— Артём, посмотри. — Я показала скриншоты переписки.
Он читал. Лицо менялось. Сначала недоверие. Потом шок. Потом злость.
— Где ты это взяла?
— В её телефоне. Да, я залезла. Потому что чувствовала: что-то не так.
Артём перечитывал сообщения. Особенно задержался на фразе про Машеньку.
— Она хочет нас развести? — тихо спросил он.
— Не развести. Она хочет, чтобы я сама ушла. А потом подсунуть тебе эту Машеньку.
Артём побледнел.
— Катя, я не знал. Я правда не знал.
— Я понимаю. Но что мы будем делать?
Он смотрел в телефон. Потом на дверь балкона, за которой в гостиной сидела его мать.
— Поговорю с ней. Сейчас.
— Артём, подожди. Надо подумать, как правильно…
Но он уже распахнул дверь и вошёл в квартиру. Людмила Петровна сидела на диване, листала журнал.
— Мам, — голос Артёма был ледяным, — расскажи мне про ремонт.
Людмила Петровна подняла голову. На секунду в её глазах мелькнуло что-то похожее на страх, но она быстро взяла себя в руки.
— Артёмушка, что случилось? Какой ремонт?
— У тебя в квартире. После потопа. Помнишь, ты говорила про прорванную трубу?
Свекровь захлопала глазами.
— Ну да, сынок. Ремонт идёт. Медленно, но идёт. Знаешь, как сейчас мастера работают!
Артём достал телефон, показал ей скриншоты переписки.
— А это что?
Людмила Петровна побелела. Схватила телефон, уставилась в экран. Губы задрожали.
— Ты… ты рылась в моих вещах? — она повернулась ко мне. — Ты! Я так и знала! Змея!
— Мама, — резко оборвал её Артём, — не переводи тему. Объясни это.
Свекровь молчала. Соображала, что говорить. Потом лицо её исказилось, и она заплакала. Настоящими слезами, не показными.
— Артёмушка, прости! Я хотела как лучше! Я вижу, что ты несчастлив с ней!
— Что?! — я не выдержала. — Я делаю его несчастным?
— Да! — Людмила Петровна вскочила. — Ты работаешь сутками! Дома бардак! Готовишь всякую траву! Ребёнка не хочешь! Артёмушка худой, бледный! Ему нужна настоящая жена! Хозяйка! А не офисная крыса!
— Мама, заткнись! — рявкнул Артём.
Я никогда не слышала, чтобы он так разговаривал с матерью. Людмила Петровна осеклась.
— Катя — моя жена. Я её выбрал. Я её люблю. И я абсолютно счастлив. Понятно?
Свекровь всхлипнула.
— Сынок, ты просто не понимаешь! Ты ослеплён! Но я вижу! Эта женщина тебе не пара!
— Мама, довольно. Отвечай на вопросы. Ремонта нет?
Пауза. Потом тихо:
— Нет.
— Квартиру ты сдала?
Ещё одна пауза.
— Да.
Артём закрыл глаза. Я видела, как у него напряглась челюсть.
— Значит, ты два месяца живёшь здесь бесплатно, зарабатываешь на аренде своей квартиры и при этом пытаешься развалить наш брак?
— Я хотела тебе помочь! — взвыла Людмила Петровна. — Открыть глаза! Ты же не видишь, что она тебя не ценит!
— Она меня ценит больше, чем ты думаешь. — Артём подошёл ко мне, взял за руку. — И знаешь что, мама? Собирайся. Завтра я отвезу тебя домой.
— Артём! Ты не можешь! Я твоя мать!
— Именно поэтому я не выгоняю тебя прямо сейчас. Даю ночь собраться.
Людмила Петровна посмотрела на меня с такой ненавистью, что я поёжилась.
— Это всё ты! Ты настроила его против меня! Ты разрушила нашу семью!
— Людмила Петровна, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело, — я ничего не разрушала. Вы сами. Ложью. Манипуляциями. Неуважением.
— Неуважением?! Да я тебя в грош не ставлю! Ты недостойна моего сына!
— Мама, хватит! — Артём повысил голос. — Ещё одно слово — и я сам понесу твои чемоданы прямо сейчас!
Свекровь развернулась и убежала в спальню. Хлопнула дверью. Мы остались вдвоём.
Артём обнял меня.
— Прости. Я правда не знал. Не думал, что мама на такое способна.
Я прижалась к нему.
— Я понимаю. Она твоя мать. Трудно поверить в плохое о родителях.
— Но она перешла все границы. Катя, прости, что не замечал, как тебе тяжело.
Я молчала. Просто стояла в его объятиях. Впервые за два месяца чувствовала облегчение.
Ночь прошла тихо. Людмила Петровна не вышла из спальни. Утром мы с Артёмом встали рано. Свекровь уже сидела на диване, одетая, с чемоданами у ног. Лицо каменное.
— Поехали, — сказал Артём.
Она встала. Посмотрела на меня.
— Ты пожалеешь. Артём вернётся ко мне. Они всегда возвращаются к матерям.
Я промолчала. Спорить не было смысла.
Артём вынес чемоданы. Людмила Петровна вышла последней. На пороге остановилась, обернулась.
— Артём, я больше не мать тебе. Раз ты выбрал чужого человека.
— Мама, не надо так.
Но она уже шла к лифту. Артём вздохнул и пошёл следом. Дверь закрылась.
Я осталась одна в квартире. Впервые за два месяца. Тишина. Никакого телевизора. Никаких причитаний. Просто тишина.
Я ходила по квартире, как в тумане. Открыла окна — впустила свежий воздух. Зашла в спальню. Нашу спальню. Сняла постельное бельё свекрови, закинула в стирку. Достала наше, чистое, с запахом лаванды.
Застилала кровать и плакала. От облегчения. От усталости. От того, что наконец-то кончился кошмар.
Артём вернулся через два часа. Вид усталый, потухший.
— Как она? — спросила я.
— Молчала всю дорогу. Когда довёз, сказала только: «Больше не звони». И захлопнула дверь.
Он сел на диван, закрыл лицо руками.
— Катя, я плохой сын?
Я села рядом, обняла.
— Нет. Ты хороший муж. Ты защитил нашу семью.
— Но она же моя мать…
— Артём, она тебя любит. Но эта любовь токсичная. Она хочет контролировать. Владеть. Это не здоровые отношения.
Он кивнул. Мы сидели молча. Потом он вдруг улыбнулся.
— Знаешь, что я сейчас хочу?
— Что?
— Лечь на нашу кровать. В нашей спальне. И проспать часов двенадцать.
Я рассмеялась.
— Поддерживаю.
Неделя прошла спокойно. Мы с Артёмом наслаждались тишиной. Готовили вместе ужины. Смотрели фильмы. Спали на широкой кровати, не толкая друг друга локтями.
Людмила Петровна не звонила. Молчала. Артём пару раз сам набирал — она сбрасывала.
— Она обижена, — говорил он. — Пройдёт время, успокоится.
Я молчала. Надеялась, что он прав.
На работе я наконец-то перестала делать глупые ошибки. Начальница заметила:
— Катя, ты ожила! Что случилось?
— Выспалась, — улыбнулась я.
Подруга Лена позвонила узнать, как дела.
— Кать, ну что? Свекровь съехала?
— Да. Наконец-то.
— Ура! Я так рада! Теперь живите спокойно!
Но спокойствие длилось ровно десять дней.
В субботу утром раздался звонок. Артём взял трубку, и я увидела, как изменилось его лицо.
— Что? Когда? Хорошо, сейчас.
Он положил телефон. Посмотрел на меня растерянно.
— Это была мама.
У меня внутри всё сжалось.
— И что она хотела?
— Катя… Она говорит, что её обокрали. Жильцы, которым она сдавала квартиру, съехали ночью. Забрали залог. Разгромили квартиру. Украли вещи.
Я молчала. В голове пронеслось: «А может, это снова ложь?»
— Она просит помочь. Говорит, что без денег. Ей не на что даже поесть купить.
— Артём, — я взяла его за руку, — ты уверен, что это правда?
Он посмотрел на меня.
— Не знаю. Но она плакала. По-настоящему. Не так, как обычно.
— И что ты хочешь сделать?
— Поеду. Посмотрю. Если правда — помогу деньгами. Но к нам она не вернётся. Это точно.
Я выдохнула.
— Хорошо. Поехали вместе.
— Катя, не надо. Она тебя ненавидит. Будет скандал.
— Артём, я твоя жена. Мы семья. Поедем вместе.
Квартира Людмилы Петровны находилась в старой пятиэтажке на окраине. Мы поднялись на третий этаж. Артём позвонил в дверь.
Открыла свекровь. Вид действительно ужасный: растрёпанная, в застиранном халате, опухшие глаза.
Увидела меня — лицо перекосилось.
— Зачем ты её привёл?!
— Мама, Катя — моя жена. Она едет со мной. Пусти нас.
Людмила Петровна нехотя отступила. Мы вошли.
Квартира выглядела… нормально. Немного неопрятно, но никакого разгрома. Вещи на месте. Мебель целая.
Артём огляделся.
— Мам, а где разгром?
Свекровь замялась.
— Ну… Я уже убрала. Немного. Самое страшное.
— А что украли?
— Деньги. Они украли залог. И… ещё кое-что.
— Что именно?
Пауза.
— Кольцо. Бабушкино.
Артём нахмурился.
— Мама, бабушкино кольцо у тебя на пальце. То самое, с гранатами.
Людмила Петровна посмотрела на свою руку. Кольцо действительно было там. Она быстро сунула руку за спину.
— Ах да! Это… другое кольцо. Я перепутала.
Я посмотрела на Артёма. Он побледнел.
— Мама, ты снова врёшь?
Людмила Петровна заплакала. Но теперь это выглядело фальшиво. Наигранно. — Артёмушка, ну да, немножко приукрасила! Но мне действительно нужна помощь! Артём смотрел на неё холодно. — Значит, никакого ограбления не было? Свекровь всхлипнула тише. — Не было. Но сынок, мне правда тяжело! Одной! И потом, жильцы платят так мало… Еле хватает на коммунальные услуги. Может, я вернусь к вам? Ненадолго?
И тут я увидела. Увидела её план. Она придумала историю про ограбление, чтобы разжалобить Артёма. Чтобы вернуться к нам. Снова захватить наше пространство. Снова начать отравлять жизнь.
— Нет, — сказала я твёрдо.
Людмила Петровна посмотрела на меня с ненавистью.
— Тебя не спрашивали!
— Людмила Петровна, — я подошла ближе, — вы уже дважды обманули нас. Первый раз — с ремонтом. Второй — с ограблением. Сколько ещё будет обманов?
— Я не обманывала! Я просто…
— Вы сдаёте квартиру, получаете деньги. Этого хватит на жизнь. Если не хватает — найдите подработку. Но к нам вы не вернётесь. Никогда.
Свекровь перевела взгляд на Артёма.
— Сынок, ты слышишь, как она со мной разговаривает?! Ты позволишь?!
Артём молчал. Потом тихо сказал:
— Катя права. Мама, ты обманываешь. Постоянно. Я больше не могу тебе верить.
— Артём!
— Хватит. Если тебе нужны деньги — я дам. Один раз. На продукты и на оплату коммунальных услуг. Но это последний раз. Дальше справляйся сама.
Он достал кошелёк, отсчитал купюры. Положил на стол.
— Это всё. Больше не проси.
Людмила Петровна смотрела на деньги. Потом на сына. Потом на меня.
— Вы пожалеете. Оба. Особенно ты, Артём. Мать предают только один раз. Придёт время — будешь ползать, просить прощения. Но я не прощу. Никогда.
Артём развернулся и пошёл к двери. Я за ним. На пороге он обернулся.
— Мама, я люблю тебя. Но не так. Не такой любовью, которая разрушает. Если когда-нибудь научишься уважать мои границы — позвони. Поговорим.
Дверь закрылась. Мы спускались по лестнице молча.
В машине Артём положил голову на руль.
— Я ужасный сын.
— Нет. Ты хороший человек, который защищает свою семью.
Он повернулся ко мне.
— Катя, спасибо. За то, что рядом. За то, что не заставила выбирать жёстко. За терпение.
— Мы семья. Мы справимся с чем угодно.
Он поцеловал меня. Завёл машину.
Дома мы легли на нашу кровать. В нашей спальне. Без свекрови за стеной. Без телевизора по утрам. Просто мы вдвоём.
— Как думаешь, она позвонит ещё? — спросил Артём.
— Возможно. Но мы будем готовы.
Он обнял меня крепче.
— Знаешь, что я понял? Любовь — это не только забота. Это ещё и уважение. Границы. Доверие. Мама меня любила, но не уважала. Не уважала мой выбор. Мою жизнь. Тебя.
— Может быть, со временем она поймёт.
— Может быть. А может, нет. Но я больше не буду жить в вечном чувстве вины.
Мы лежали молча. За окном наступал вечер. Где-то там, в своей квартире, сидела Людмила Петровна и, возможно, планировала новую атаку. Или плакала. Или злилась.
Но здесь, в нашей квартире, было тихо и спокойно. Мы отвоевали своё пространство. Свою жизнь. Свою семью.
Ещё через неделю телефон Артёма снова зазвонил. Номер свекрови. Он посмотрел на экран. Потом на меня.
— Брать?
— Твоё решение.
Он взял трубку.
— Алло, мама.
Слушал. Лицо оставалось спокойным.
— Нет, мама. К нам ты не вернёшься. Никогда. Если хочешь общаться — приезжай в гости. На пару часов. Но жить не будешь. Это моё окончательное решение.
Положил трубку.
— Она снова просилась?
— Да. Сказала, что переехала к сестре, но там не ужились. Что ей некуда идти.
— И что ты ответил?
— То, что слышала. Я больше не поддамся на манипуляции.
Я обняла его. Мы стояли на кухне, прижавшись друг к другу. И я знала: что бы ни случилось дальше, мы справимся. Вместе.
