— Ты что, глухая? Я же сказала — выноси всё своё старьё из комнаты! — голос свекрови Зинаиды Петровны прорезал квартиру, как циркулярная пила.
Полина замерла с коробкой в руках. Внутри что-то тихо звякнуло — её детские фотографии, дипломы, памятные безделушки. Всё то, что она собирала три года, пока жила здесь. Жила — нет, существовала. Терпела. Подстраивалась под чужие правила в квартире, которую считала своим домом.
Она медленно обернулась. Свекровь стояла в дверном проёме, скрестив руки на груди. Массивная, в домашнем халате с затёртыми карманами, с волосами, туго стянутыми в пучок. Её лицо выражало праведное негодование хозяйки, застукавшей воровку на месте преступления.
— Зинаида Петровна, я просто забираю свои вещи, — тихо ответила Полина, прижимая коробку к груди. — Вы же сами сказали, что мне нужно освободить комнату для вашей племянницы.
— Ну и правильно сказала! — свекровь шагнула в комнату, оглядывая её хозяйским взглядом. — Лариса приедет из Воронежа учиться, ей нужна нормальная комната. А не этот бардак, что ты тут развела. Три года живёшь, а порядка так и не навела.
Полина промолчала. Спорить было бесполезно. Она давно поняла, что в глазах свекрови она никогда не будет достаточно хорошей невесткой. Недостаточно хозяйственной. Недостаточно услужливой. Недостаточно благодарной за право жить под одной крышей с драгоценным сыном Зинаиды Петровны.
— Где Игорь? — спросила Полина, старательно складывая в коробку книги.
— А какое тебе дело? — свекровь прищурилась. — Он на работе, зарабатывает деньги для семьи. Не то что некоторые, кто целыми днями непонятно чем занимается.
«Непонятно чем» было преподаванием английского языка в онлайн-школе. Полина работала из дома, что давало свекрови бесконечный повод утверждать, что невестка «ничего не делает» и «живёт на шее у сына».
Полина закончила собирать последнюю коробку и понесла её в крошечную кладовку, которую ей «великодушно» выделили взамен нормальной комнаты. Два квадратных метра без окна, с узкой полкой вместо стола. Здесь она теперь должна была спать и работать.
Вечером, когда Игорь вернулся домой, Полина попыталась с ним поговорить. Они остались одни на кухне, пока свекровь смотрела очередной сериал в гостиной.
— Игорь, нам нужно что-то решать, — начала она осторожно. — Я не могу жить в кладовке. Там нет нормального места даже для сна.
Муж устало потёр переносицу.
— Полина, ну что ты хочешь? Мама права — Ларисе нужна комната. Она молодая, ей учиться. Ты взрослая, можешь и потерпеть.
— Но это же временно, правда? — в голосе Полины прозвучала надежда. — Когда Лариса закончит учёбу…
— Это через пять лет, — буркнул Игорь, отворачиваясь. — Не драматизируй. Мама старается для всех нас.
Полина почувствовала, как внутри что-то холодеет. Пять лет. Пять лет в кладовке. И это если свекровь не придумает новую причину не возвращать ей комнату.
— А может, нам пора съехать? — тихо предложила она. — Снять квартиру или…
— На что снимать? — Игорь повернулся к ней, и в его глазах мелькнуло раздражение. — Ты много зарабатываешь своими уроками? Я всё отдаю на семью. Мама права, когда говорит, что ты живёшь у нас на всём готовом.
«У нас». Не «у неё». У них. Свекровь и сын — это «мы». А она, жена, всего лишь временная жилица, которую терпят из снисхождения.
Полина ничего не ответила. Она просто вышла из кухни и заперлась в своей кладовке. Села на узкую раскладушку и уставилась в стену. Внутри поднималась тяжёлая волна — не гнева, не обиды. Чего-то другого. Чего-то твёрдого и решительного.
На следующее утро, когда свекровь ушла на рынок, а Игорь — на работу, Полина открыла ноутбук и начала искать квартиры. Не для совместной аренды. Для себя. Маленькую однушку на окраине, которую она могла позволить себе на свою зарплату.
Через три дня она нашла подходящий вариант. Старый дом, четвёртый этаж без лифта, тридцать квадратных метров. Но это было её пространство. Полина внесла залог, подписала договор и начала постепенно переносить вещи.
Она делала это тихо, без объявлений, без скандалов. Каждый день, уходя якобы на встречу с подругой или в магазин, она уносила по сумке. Одежду, книги, документы. Всё самое важное.
Свекровь ничего не замечала. Она была слишком занята подготовкой комнаты для племянницы — выбирала новые обои, заказывала мебель. Игорь тоже не обращал внимания. Он вообще редко замечал Полину в последнее время.
Прошла неделя. Полина перевезла почти всё. Оставалось только сказать. И вот в субботу вечером, когда вся семья собралась за ужином, она положила на стол ключи от квартиры.
— Что это? — свекровь подняла взгляд от тарелки.
— Ключи, — спокойно ответила Полина. — Я съезжаю. Завтра заберу последние вещи.
Повисла тишина. Зинаида Петровна медленно отложила вилку. Игорь уставился на жену с открытым ртом.
— Ты что, с ума сошла? — наконец выдавил он. — Куда ты съезжаешь?
— Сняла квартиру. На свои деньги, — Полина говорила ровно, без эмоций. — Я больше не могу здесь жить.
— Как это не можешь? — свекровь вскочила из-за стола. — Мы тебя приютили, кормили, одевали! А ты теперь вот так просто уходишь?
— Вы меня не приютили. Я жена вашего сына. Я три года терпела ваши упрёки, ваши замечания, ваше постоянное недовольство. Я жила в комнате, потом меня переселили в кладовку. Я готовила, убирала, стирала — и всё равно было мало. Вы ни разу не сказали мне спасибо. Ни разу не отнеслись как к члену семьи. Я просто жилица, которая должна быть благодарна за крышу над головой.
— Да ты неблагодарная! — взвизгнула Зинаида Петровна. — Я так и знала! Игорёк, ты видишь? Видишь, какую жену себе выбрал?
Игорь молчал. Он смотрел на жену, и в его глазах было не возмущение, а растерянность. Словно он впервые видел перед собой живого человека, а не удобный предмет интерьера.
— Полина, погоди, — начал он неуверенно. — Давай обсудим спокойно…
— Обсуждать нечего, — перебила его свекровь. — Раз она решила уйти — пусть уходит! Ишь, выпендривается! Думаешь, мы без тебя не проживём? Игорёк найдёт себе другую жену, нормальную, домашнюю!
Полина посмотрела на мужа. Он молчал. Не защищал её. Не возражал матери. Просто сидел и молчал, как молчал все эти три года.
— Тогда так и будет, — сказала она тихо. — Удачи вам в поисках.
Она встала из-за стола и пошла к выходу. За спиной раздался голос свекрови:
— Ещё пожалеешь! Одна останешься, никому не нужная! Кто тебя такую возьмёт?
Полина не обернулась. Она просто надела куртку, взяла сумку и вышла за дверь.
Первую ночь в своей квартире она не спала. Лежала на купленном в спешке матрасе, смотрела в потолок и прислушивалась к тишине. К своей тишине. Здесь никто не упрекал её, не контролировал каждый шаг, не делал замечаний.
Утром она проснулась от звонка телефона. Игорь.
— Полина, мы должны поговорить, — голос его был усталым. — Приезжай, пожалуйста.
— Нет, — спокойно ответила она. — Если хочешь поговорить — приезжай сам.
Он приехал вечером. Стоял на пороге её новой квартиры, мялся, не зная, с чего начать.
— Можно войти? — наконец спросил он.
Полина пропустила его. Они сели на кухне, крошечной, но своей.
— Мама очень расстроена, — начал Игорь.
— А ты?
— Что?
— Ты расстроен? — Полина смотрела ему в глаза. — Ты понимаешь, почему я ушла?
Игорь замолчал. Потом тяжело вздохнул.
— Мама бывает резкой, это да. Но она хорошая женщина. Она много для нас делает…
— Она делает много для тебя, — поправила Полина. — Для своего сына. Я для неё всегда была чужой. И ты позволял ей так ко мне относиться.
— Я… я думал, вы сами разберётесь. Женщины между собой…
— Мы не должны были разбираться, Игорь. Ты должен был занять позицию. Ты мой муж. Ты должен был защитить меня. Но ты каждый раз молчал. Каждый раз выбирал её сторону. Или делал вид, что ничего не происходит.
Игорь опустил голову.
— Она моя мама. Я не могу с ней ссориться.
— А со мной можешь?
Он не ответил.
— Вот и весь разговор, — Полина встала. — Ты можешь ей передать, что я не пожалела. И не останусь одна. Я просто выбрала себя.
Три месяца прошли быстро. Полина обустроила квартиру, расширила базу учеников, начала зарабатывать больше. Она встречалась с подругами, ходила в кино, читала книги по вечерам. Жила.
Игорь звонил несколько раз. Сначала просил вернуться. Потом просто спрашивал, как дела. Полина отвечала вежливо, но коротко. Она подала на развод. Он не возражал.
И вот однажды вечером в дверь позвонили. Полина открыла и замерла.
На пороге стояла Зинаида Петровна. Она выглядела уставшей, постаревшей. Руки сжимали большую сумку.
— Можно войти? — голос свекрови был непривычно тихим.
Полина молча отступила. Зинаида Петровна прошла на кухню, села, не спрашивая разрешения.
— Игорь женился, — сказала она без предисловий. — На одной. Из интернета познакомились. Она сразу в квартиру въехала. С ребёнком от первого брака.
Полина наливала чай, не комментируя.
— Она… — свекровь замолчала, подбирая слова. — Она не такая, как ты. Грубая. Наглая. Мне сразу сказала, что это теперь её дом. Что я могу жить в кладовке, если мне негде. А лучше к родственникам.
Полина поставила чашку перед свекровью и села напротив.
— И что ты хочешь от меня?
— Я… — Зинаида Петровна подняла глаза. В них было что-то похожее на мольбу. — Я думала, может, ты позволишь мне пожить у тебя. Временно. Пока я что-нибудь не найду.
В комнате повисла тишина. Полина смотрела на свекровь — на эту женщину, которая три года отравляла ей жизнь, унижала, третировала. Которая выгнала её в кладовку. Которая говорила, что она никому не нужна.
— Зинаида Петровна, — начала она спокойно, — вы помните, как переселили меня в кладовку? Как говорили, что я живу на всём готовом? Как утверждали, что я неблагодарная и ленивая?
Свекровь опустила взгляд.
— Это было… я не думала…
— Вы думали. Вы прекрасно понимали, что делаете. Вы хотели, чтобы я чувствовала себя лишней. Чтобы я была благодарна за каждую крошку внимания. Чтобы я прогибалась под ваши правила и жила так, как удобно вам.
— Полина, я ошибалась, — голос Зинаиды Петровны дрогнул. — Я не ценила тебя. Ты была хорошей невесткой. Ты…
— Я была удобной, — перебила Полина. — Я терпела. А когда перестала терпеть — вы сказали, что я пожалею. Что останусь одна.
Она встала и подошла к окну.
— Знаете что? Вы были правы. Я осталась одна. И это лучшее, что со мной случалось. Я живу в своей квартире, работаю, зарабатываю. Я счастлива. Впервые за много лет — счастлива. А вы… вы получили именно то, к чему стремились. Полный контроль над жизнью сына. Вот только теперь контролировать начали вас.
Зинаида Петровна сидела, сжимая чашку побелевшими пальцами.
— Ты меня не простишь?
— Прощение — это не пропуск в мою жизнь, — Полина повернулась к ней. — Я вас не ненавижу. Я просто не хочу, чтобы вы снова стали частью моей жизни. Вы отравляли её три года. Мне потребовалось ещё три месяца, чтобы научиться дышать спокойно.
— Но мне некуда идти!
— У вас есть сын. У вас есть новая невестка. Это ваша семья. Идите и договаривайтесь с ними, — Полина подошла к двери и открыла её. — Как когда-то вы говорили мне — это ваш дом, ваши правила. Учитесь жить по чужим.
Свекровь медленно встала. Она шла к выходу, сгорбившись, постаревшая, жалкая. На пороге она обернулась.
— Ты жестокая.
— Нет, — спокойно ответила Полина. — Я просто перестала быть удобной.
Дверь закрылась. Полина прислонилась к ней спиной и закрыла глаза. Внутри не было ни радости, ни злорадства. Только спокойствие. Глубокое, чистое спокойствие человека, который наконец-то поставил точку в истории, которая тянулась слишком долго.
Она вернулась на кухню, допила свой остывший чай и открыла ноутбук. У неё было три урока сегодня вечером. Её жизнь продолжалась. И это была её жизнь. Только её.
Через месяц Игорь позвонил снова.
— Мама рассказала, что приходила к тебе, — голос его был виноватым. — Полина, я понимаю, что ты на нас обижена, но…
— Игорь, — спокойно перебила она, — я не обижена. Обижаются на близких людей. Вы для меня больше не близкие. Это просто факт. Живите своей жизнью. Я живу своей.
— Но развод же ещё не оформлен…
— Оформим. Через два месяца суд. Ты получишь уведомление.
— Может, нам стоит попробовать ещё раз? Я поговорю с мамой, мы…
— Не надо, — в голосе Полины не было ни капли сомнения. — Я не хочу возвращаться в ту жизнь. Ни за что.
Она положила трубку и посмотрела в окно. За стеклом шёл снег — первый в этом году. Крупные, медленные хлопья, которые превращали серый город в что-то волшебное. Полина улыбнулась. Она была дома. В своём доме. И никто больше не мог отнять у неё это право.
