Каждый день — как маленькая война.
За каждое слово, за каждое движение. Лена помнила тот страшный вечер, когда мужа увезла скорая, реанимация, как врачи качали головами.
— Обширный, — шептали они. — Хорошо, если заговорит.
А теперь он не только говорил. Он уже сидел, даже пытался ходить с поддержкой. Чудо? Нет — упрямство. И в первую очередь её упрямство.
— Иди домой, — попросил Сергей. — Устала ведь.
Лена повернулась. Муж лежал бледный, но глаза — живые.
— Не устала, — соврала она.
А сама думала: когда в последний раз спала нормально? Когда ела не наспех и нормальную еду?
— Завтра Света придёт, — сказал Сергей вдруг. — Медсестра. Из неврологии. Хорошая девочка.
— Ага, — кивнула Лена. — Знаю её.
Конечно, знала. Молоденькая, лет двадцать пять. Весёлая, улыбчивая. Всегда находила время поговорить с Серёжей, пошутить.
— Она понимающая, — продолжил муж, отводя взгляд. — Не как некоторые врачи. Она верит, что я поправлюсь.
У Лены что-то сжалось внутри. Не ревность — что-то другое. Предчувствие.
Представьте: вы три месяца тащите человека с того света. Не спите, не едите, не живёте. Покупаете дорогие лекарства. Ругаетесь с врачами, требуя лучшего ухода. И вот — первые результаты. Он идёт на поправку.
А потом кто-то другой получает его благодарность.
Но самое страшное случилось уже дома, когда Сергей почти полностью восстановился, а Лена старалась не вспоминать те ужасные дни.
— Лен, — сказал Сергей тихо. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
Лена почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Может потому, что постоянно поступающие сообщения мужу и его стремление всюду брать телефон с собой, даже в туалет, вызывали смутные подозрения.
— Я, мы со Светой, — он облизнул губы. — Понимаешь, когда человек на грани, он по-другому смотрит на жизнь. Я понял, что можно любить не того, можно жить не с тем…
Тишина. Только капли дождя по стеклу.
— Я хочу развода, — выпалил он наконец. — И женюсь на Свете.
Лена не плакала. Она просто смотрела на этого человека, которого вытащила с того света.
— Хорошо, — сказала она спокойно. — Собирай вещи.
Год прошёл — как один миг. И как вечность одновременно.
Первый месяц после развода Лена приходила с работы и просто лежала. Холодильник пустой — ну и что? Кому-то же надо готовить? Себе?
А потом вдруг увидела себя в зеркале — серую, опустившуюся. И решила – хватит.
Сначала сделала ремонт. Выбросила всё Серёжино — кресло, в котором он восстанавливался, тренажёр для руки, специальные подушки. Поклеила яркие обои. Купила жёлтые шторы — такие сочные, что хотелось улыбаться.
— С ума сошла! — говорила мама по телефону. — В твоём возрасте жёлтые шторы! Что люди подумают?
— А мне плевать, что люди подумают, — отвечала Лена и сама удивлялась своей наглости.
Потом записалась на танцы. Латина. В тридцать лет об этом только мечтала, а тут — взяла и сделала. Инструктор — парень лет двадцати пяти, красивый.
— Расслабьтесь, — говорил он, поправляя её осанку. — Почувствуйте музыку.
Когда она в последний раз что-то чувствовала? Кроме усталости и долга?
А ещё она стала встречаться с подругами. С теми, кого забросила во время болезни Сергея.
— Боже, Лен! — охала Ирка. — Ты выглядишь, я не знаю… моложе что ли!
И это правда.
А потом, однажды вечером в дверь постучали.
Лена открыла — и словно в пропасть провалилась.
Сергей. С палочкой. В старом пальто. Мокрый, постаревший. И такой маленький вдруг. Жалкий.
— Можно войти? — тихо спросил.
Всё хорошее настроение — как ветром сдуло.
— Что случилось? — машинально спросила.
—Света меня выставила, — он не поднимал глаз. — Говорит, надоел. Больная обуза. Деньги мои закончились, машину продали. А новый инсульт, и я же теперь почти инвалид.
Лена стояла и смотрела на этого человека. Вспоминала, как он собирал чемодан полтора года назад. Как говорил: «Ты меня душишь своей заботой». Как забрал всё, оставив ей только квартиру.
А теперь стоит, просит приюта.
— Пусть твоя новая жена теперь за тобой ухаживает! — сказала Лена, вытирая слёзы.
Он вздрогнул.
— Лена, пожалуйста… — голос дрогнул. — Мне некуда идти. Я понимаю, что не имею права. Но мы же столько лет…
Казалось бы, что может быть хуже! Но самое страшное было впереди.
— Я изменился, — продолжал он. — Понял, какую ошибку совершил. Света — она не такая, как ты. При первых трудностях сбежала.
И это еще не всё.
Он заплакал. Этот человек, который два года кричал на неё, унижал, срывался — теперь стоял и плакал.
— Прости меня, — всхлипывал. — Я дурак. Я предатель. Но я исправлюсь. Буду хорошим мужем.
— Нет, — сказала Лена спокойно. Я тебе больше не жена. Не сиделка. Не спасательный круг. Иди к родственникам, в социальные службы. Ко мне — не приходи больше.
И закрыла дверь.
Стояла в прихожей, слушала, как он плачет за дверью. Как умоляет открыть. Как потом, хлюпая, уходит по лестнице.
А потом села на пол и разрыдалась.
Дня три Лена не могла прийти в себя.
Как будто мир перевернулся — и она не знала, где верх, где низ.
Сидела в кресле у окна, смотрела в пустоту и прокручивала в голове эту сцену. Как он стоял. Как плакал. Как просил прощения.
А теперь самое интересное: соседи-то видели.
— Лен, а что это Сергей твой под дверью ревел? — спросила Валя из пятой квартиры. — Часа полтора стоял, причитал что-то. Вернуться захотел, небось?
Лена кивнула.
— И что ж ты его не пустила? Он же больной, инвалид почти.
Вот тут у Лены что-то внутри взорвалось.
— Валя, а ты знаешь, что он сделал, когда выздоровел?
И рассказала. Всё. Как ухаживала, как он восстанавливался. Как бросил её ради медсестры. Как забрал деньги и машину.
Валя слушала, округляя глаза.
— Подлец, — выдала она наконец.
— Вот именно.
— А теперь вернулся, поди, как собачка поджавши хвост?
— Ага. Говорит, новая жена его выставила. Типа, больной обузой стал. Без денег-то зачем он ей, молодой, красивой.
Валя фыркнула.
— Поделом. Только вот что, Лен. Ты же правильно поступила?
— Не знаю, — честно призналась Лена. — Может, и жестоко.
— Жестоко?! — Валя аж подскочила. — Да он тебя два года как тряпку использовал, а потом выкинул! А ты жестокая! Лен, ты что, с дуба грохнулась?
У вас когда-нибудь бывало такое: сомневаешься в себе, а кто-то со стороны тебе всё расставляет по полочкам? И вдруг понимаешь — да, ты была права.
— Спасибо, Валь, — сказала Лена. — Мне нужно было это услышать.
А на четвёртый день раздался телефонный звонок.
— Елена Николаевна? — незнакомый мужской голос. — Меня зовут Олег Петрович, я социальный работник. Дело в том, что к нам обратился ваш бывший муж.
У Лены в груди всё сжалось.
— Сергей Иванович рассказал, что он после инсульта, инвалид второй группы, и ему некуда идти. Жена мол выставила. Он просил нас связаться с вами, как с бывшей супругой, поговорить, может, вы согласитесь его приютить?
Представьте: звонит совершенно чужой человек и просит вас взять обратно того, кто вас предал. Потому что ему больше некуда идти.
— Олег Петрович, — сказала Лена медленно. — А что именно он вам рассказал?
— Ну, что вы разошлись по взаимному согласию. Что отношения просто себя исчерпали. И что вы — добрая женщина, возможно, поможете в трудной ситуации.
— Понятно. А то, что он бросил меня ради другой женщины, забрав все наши сбережения, он упомянул?
Пауза.
— Нет. Этого он не говорил.
— А то, что два года я за ним ухаживала после инсульта, как за ребёнком? Кормила с ложки, водила на процедуры, покупала дорогие лекарства?
Ещё более долгая пауза.
— Елена Николаевна, я понимаю, что ситуация сложная.
— Олег Петрович, нет. Я не возьму его обратно. Пусть идёт к своей новой жене. Или к родственникам. Или в дом престарелых. Но не ко мне.
— Но он же больной человек.
И вот тут у Лены терпение лопнуло.
— А я что, приют для бездомных мужиков?!?! — взорвалась она.
И бросила трубку.
Стояла посреди комнаты, тряслась от злости и одновременно чувствовала облегчение.
Через полчаса позвонила его сестра.
— Леночка, миленькая… — начала Галя заискивающим голосом. — Серёжа мне рассказал. Ты же понимаешь, он больной человек. Мы с мамой вдвоём в однокомнатной живём, места нет. А у тебя квартира большая.
— Галя, вот что я тебе скажу. Раз он — ваш родной брат, то вы его и пристраивайте. А моя помощь закончилась в тот день, когда он ушёл.
— Да как ты можешь! Он же инвалид!
— А я кто была два года? Сиделка бесплатная? Он сам выбрал свою судьбу. Не мне её исправлять.
И снова положила трубку.
Всё. Точка.
Через несколько дней узнала Лена — от той же соседки Вали — что Сергей нашёл где жить.
— Слышала, сын его взял, — сообщила Валя через балкон. — К себе перевёз.
— Ну и правильно, — ответила Лена, поливая цветы. — Родной отец ему всё-таки.
А ещё через неделю колебания прекратились окончательно.
Лена долго думала. Представьте: ворочаешься ночью, а в голове крутится одно и то же. Может, жестоко поступила? Может, надо было помочь?
И решила: помочь — да. Но не так, как он хотел.
Поехала к сыну Сергея от первого брака — к Антону. Тот жил в частном доме на окраине с женой и детьми.
— Елена Николаевна? — удивился парень. — Проходите, пожалуйста.
Видно было — неловко ему. И понятно почему.
— Антон, я пришла из-за отца твоего, — сказала Лена сразу. — Знаю, что у вас дом небольшой, места мало. Детишки подрастают. А тут ещё больной дедушка.
— Да нет, мы справляемся, — начал было Антон.
— Не справляетесь. И не должны, — перебила Лена. — Слушай меня внимательно. У меня есть предложение.
И рассказала. У неё была старая дача — ещё от родителей. Домик простой, но крепкий. Участок большой. Сергей может там жить — один, спокойно. На свежем воздухе, с огородиком. А Антон будет навещать, помогать по хозяйству.
Антон молчал, обдумывая.
— Документы я оформлю как временное пользование, — продолжила Лена. — На твоё имя. Будешь следить, чтобы дом не развалился. А отец пусть там живёт как хочет.
— Елена Николаевна, — голос Антона дрогнул. — Спасибо. Я не знаю даже, как благодарить.
— Не благодари, — махнула рукой Лена. — Это не для него. Это для тебя. И для собственного спокойствия.
Через месяц Сергей переехал на дачу. Тихо, без просьб и благодарностей. Лена его больше не видела. И не хотела видеть.
Антон навещал отца каждые выходные — привозил продукты, помогал по дому. Дети изредка бегали по участку, но особой радости от деда не испытывали. Старик стал ещё более замкнутым.
А Лена жила своей жизнью.
Ходила в театры, встречалась с подругами. Этой весной собиралась в Италию — одна, с экскурсией.
Иногда, глядя на вечернее небо с балкона, думала: а всё-таки поступила правильно. Сохранила достоинство — и не ожесточилась.
Не взяла обратно того, кто её предал. Но и не оставила на улице. Человеку дала крышу над головой, а себе — покой.
Это, наверное, и называется мудростью.
