Когда Ирина открыла дверь своей квартиры в десять вечера, она почувствовала запах раньше, чем увидела что-либо. Запах жареного мяса, какой-то дешёвой парфюмерии и чего-то ещё — сладковатого, приторного, чужого. Она замерла на пороге, прислушиваясь. Из гостиной доносился приглушённый смех и музыка.
Её первая мысль была простой: она ошиблась этажом. Но ключ подошёл к замку. Это была её квартира. Та самая, куда она с Олегом въехали три года назад после свадьбы. Где они вместе клеили обои, выбирали мебель, спорили о цвете штор.
Ирина сбросила туфли и прошла в гостиную. То, что она увидела, заставило её остановиться и медленно выдохнуть. За их обеденным столом сидели пятеро незнакомых людей. Две девушки и трое парней, все примерно одного возраста — лет по двадцать пять. Перед ними стояли тарелки с едой, бутылки, бокалы. Они разговаривали, смеялись, чувствуя себя как дома. А рядом с ними, в её любимом кресле, сидела свекровь — Людмила Петровна, в халате, с чашкой чая в руках, и улыбалась этой компании, как радушная хозяйка.
— Простите, — голос Ирины прозвучал тихо, но все разом замолчали и повернулись к ней. — А что здесь происходит?
Людмила Петровна встала, лицо её вытянулось в неискреннюю улыбку.
— А, Ирочка, пришла наконец. Мы тут немного посидели, Лизочка с друзьями приехала из Самары. Я же говорила тебе, что племянница приедет.
Племянница. Ирина вспомнила смутный разговор неделю назад, когда свекровь вскользь упомянула, что какая-то дальняя родственница может заглянуть в гости. Она кивнула тогда, не придав значения. Но это не был «визит в гости». Это была полноценная вечеринка в её доме, организованная без её ведома.
— Людмила Петровна, вы могли бы предупредить, — Ирина старалась держать голос ровным. — Я бы хотя бы знала, что у нас сегодня будет столько людей.
— Ой, да что ты, деточка, — свекровь махнула рукой. — Это же семья. Чего церемониться с семьёй? Лизочка всего на пару дней приехала, я не могла же её не принять.
Одна из девушек за столом — видимо, та самая Лизочка — подняла бокал с вином и улыбнулась Ирине.
— Людмила Петровна так гостеприимна! Мы все в восторге. Вы не против, если мы ещё немного посидим?
Ирина открыла рот, чтобы сказать, что очень даже против, что она устала после работы и хочет тишины, но свекровь её опередила.
— Конечно, не против! Сиди, Лизонька, сколько душе угодно. А ты, Ирочка, иди отдыхай, не мешай молодёжи. Мы тут сами всё приберём потом.
Ирина почувствовала, как внутри что-то сжалось. Она стояла в своей собственной квартире, но ощущала себя лишней. Чужой. Гостьей, которой намекают, что её присутствие нежелательно. Она посмотрела на свекровь, потом на этих незнакомых людей, которые спокойно ели её еду за её столом, и развернулась, уходя в спальню.
Олега дома не было. Он уехал в командировку три дня назад и должен был вернуться только послезавтра. А свекровь переехала к ним месяц назад — «временно», как она сказала, потому что в её доме начали ремонт. Ирина согласилась без особого энтузиазма, но отказать не могла. Всё-таки это мать её мужа.
Только «временно» растянулось уже на четыре недели. И за это время Людмила Петровна успела превратить их дом в своё личное владение. Она перевешивала шторы, переставляла мебель, готовила то, что нравилось ей, а не Ирине с Олегом. И самое главное — она приглашала кого хотела, когда хотела, даже не спрашивая разрешения.
Ирина легла на кровать, не раздеваясь, и уставилась в потолок. Из гостиной доносились голоса, смех, звон бокалов. Она закрыла глаза и попыталась заснуть, но сон не шёл. В голове роились мысли, одна тяжелее другой. Сколько это ещё продлится? Когда свекровь наконец уедет? И почему она чувствует себя чужой в собственном доме?
Утром Ирина проснулась раньше всех. Вышла на кухню и застыла. Раковина была завалена грязной посудой. Стол — липкий от пролитого вина. На полу валялись крошки, окурки в пепельнице, которую она вообще никогда не ставила на стол. Запах еды и дыма въелся в воздух. Она молча достала перчатки и начала убирать. Потому что знала: если она этого не сделает, никто не сделает. Свекровь будет спокойно пить кофе среди этого бардака, а потом скажет: «Ой, что-то я не успела прибраться».
Когда Людмила Петровна вышла на кухню около одиннадцати, всё уже сияло чистотой. Она окинула взглядом кухню, кивнула с видом хозяйки, довольной работой служанки, и села за стол.
— Ну и молодец. А то вчера гости накрошили, конечно. Лизонька говорит, хочет ещё сегодня вечером заглянуть с одним другом. Я разрешила.
Ирина поставила чашку, которую мыла, в сушилку. Поставила медленно, аккуратно, потому что если бы она не контролировала движения, то просто швырнула бы её об пол.
— Людмила Петровна, — она повернулась к свекрови. — Мне не нравится, что вы приглашаете людей без моего ведома. Это мой дом. Наш с Олегом. Не могли бы вы сначала спрашивать?
Свекровь подняла брови, изображая удивление.
— Ой, Ирочка, ну что ты? Это же семья. Родственники. Я думала, ты обрадуешься. А ты какая-то злая с утра. Может, чаю попьёшь, настроение поднимется?
Ирина сжала кулаки. Вот так. Всегда так. Свекровь переворачивала всё с ног на голову, делая из Ирины капризную, неблагодарную сноху, которая не рада гостям. И спорить было бесполезно. Людмила Петровна всегда находила способ выставить себя жертвой.
Вечером история повторилась. Снова пришли люди — теперь уже другие. Снова стол, еда, шум. Ирина заперлась в спальне и позвонила Олегу.
— Олег, твоя мама совсем обнаглела, — она говорила тихо, чтобы не услышали. — Она каждый день устраивает здесь какие-то посиделки. Я не могу так больше.
— Ир, ну потерпи ещё немного, — Олег звучал уставшим. — Завтра вернусь, поговорю с ней. Она же временно у нас, скоро уедет.
— Когда «скоро»? Уже месяц прошёл!
— Ну, ещё недельку, наверное. Ремонт у неё затянулся. Ты же знаешь, как это бывает.
— А почему она не может жить у своих знакомых? Или у твоей сестры?
— У сестры места нет, ты же знаешь. А к знакомым неудобно. Мама пожилая, больная. Мы должны ей помочь.
«Больная». Ирина хмыкнула. Людмила Петровна была бодрее любой тридцатилетней. Она успевала готовить, принимать гостей, ходить по магазинам, звонить всем родственникам и раздавать советы направо и налево. Но стоило ей понадобиться что-то, она тут же превращалась в «пожилую больную женщину».
Ирина положила трубку и легла на кровать. Она понимала, что Олег не поможет. Он никогда не шёл против матери. Для него свекровь была святой, непогрешимой, а любые претензии к ней воспринимались как личное оскорбление. И Ирина знала: если она продолжит настаивать, он обвинит её в чёрствости, в неуважении к старшим, в эгоизме.
Следующие несколько дней превратились в кошмар. Людмила Петровна вела себя как полноправная хозяйка. Она раздавала указания, критиковала, как Ирина готовит, как убирается, как одевается. Она приглашала гостей каждый вечер — то подруг на чай, то родственников на ужин. Ирина чувствовала, как теряет почву под ногами. Её дом больше не был её домом. Он стал территорией свекрови.
Когда Олег вернулся, Ирина встретила его с надеждой. Может, он увидит, что происходит. Может, вступится. Но вместо этого он обнял мать, расцеловал её и сказал:
— Мам, как я по тебе соскучился! Как ты тут? Ира за тобой ухаживает?
— Ой, Олежка, — свекровь всплеснула руками. — Ирочка, конечно, старается. Но ты же знаешь, она молодая ещё, неопытная. Я ей помогаю, как могу.
Ирина стояла в стороне и молчала. О чём говорить? Олег всё равно не услышит.
В ту же ночь, когда они легли спать, она попыталась снова поднять тему.
— Олег, нам нужно серьёзно поговорить. Твоя мама…
— Ир, давай завтра, ладно? — он зевнул. — Я устал, как собака. Три дня не спал нормально.
Завтра не наступило. Потому что на следующий день случилось то, что перевернуло всё.
Ирина вернулась с работы пораньше — отпустили из-за сломанного кондиционера в офисе. Она вошла в квартиру и услышала голоса из спальни. Своей спальни. Она замерла, прислушиваясь.
— Вот это диванчик! — женский голос, незнакомый. — Людмила Петровна, у вас такой вкус!
— Ну, я стараюсь, — голос свекрови звучал довольно. — Олежка мне всегда доверял обустройство дома. Он знает, что я лучше разбираюсь.
Ирина толкнула дверь спальни. Внутри стояли три женщины — ровесницы свекрови. Они рассматривали мебель, трогали шторы, открывали шкафы. Людмила Петровна показывала им квартиру, как свою собственность.
— Что здесь происходит? — голос Ирины дрожал.
Свекровь повернулась, и на её лице не было ни капли смущения.
— А, Ирочка. Это мои подруги, Тамара и Света. Я показываю им квартиру. Они хотели посмотреть, как мы тут обустроились.
— Как мы обустроились? — Ирина шагнула в комнату. — Это моя спальня. Наша с Олегом. Вы не имеете права водить сюда кого попало!
Подруги свекрови переглянулись. Людмила Петровна поджала губы.
— Ирина, не груби при гостях. Это неприлично.
— Неприлично?! — голос Ирины сорвался на крик. — Неприлично вламываться в чужую спальню! Неприлично вести себя здесь как хозяйка! Это не ваш дом!
Тишина. Подруги торопливо забормотали что-то про «нам пора» и выскользнули из комнаты. Людмила Петровна осталась стоять, скрестив руки на груди. Её лицо было каменным.
— Я вижу, ты совсем забыла, кто я такая, — она говорила тихо, но в её голосе была сталь. — Я мать Олега. Я имею полное право быть в этом доме. А ты… ты просто невестка. Жена. Их приходит и уходит много. А мать — одна.
Эти слова ударили Ирину больнее пощёчины. Она стояла, не в силах вымолвить ни слова. А свекровь развернулась и вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Когда вечером вернулся Олег, Ирина встретила его в коридоре. Она не плакала. Слёзы кончились ещё днём. Сейчас она была спокойна, как перед операцией.
— Олег, мне нужно с тобой поговорить. Сейчас же.
Он увидел её лицо и кивнул. Они прошли в спальню, закрыли дверь.
— Твоя мама должна уехать, — сказала Ирина без прелюдий. — Завтра. Я больше не могу.
— Что случилось? — он нахмурился.
Она рассказала. Про гостей, про спальню, про слова свекрови. Про то, как она чувствует себя чужой в собственном доме. Олег слушал, и с каждым её словом его лицо мрачнело.
— Ир, может, ты преувеличиваешь? — он потёр переносицу. — Мама просто… она привыкла быть хозяйкой. Это её характер.
— Олег, она сказала, что жёны приходят и уходят, а мать одна. Ты понимаешь, что это значит?
— Ну, она погорячилась…
— Нет! — Ирина повысила голос. — Она не погорячилась. Она так думает. Для неё я временная. Проходная. И если ты её не выселишь, то я уйду сама.
Олег вздрогнул.
— Ты это серьёзно?
— Абсолютно.
Он молчал долго. Потом вздохнул.
— Хорошо. Я поговорю с ней. Но дай ей хотя бы неделю, чтобы найти, куда переехать.
— Три дня, — отрезала Ирина. — Больше я не выдержу.
Олег кивнул. Но когда он вышел из комнаты и направился к матери, Ирина знала: он сломается. Он всегда ломался.
И она не ошиблась.
Через час Олег вернулся. Лицо у него было виноватым.
— Ир, мама плакала. Она говорит, что ей некуда идти. Ремонт ещё не закончен, у сестры правда нет места…
— Олег, — Ирина посмотрела на него. — Выбирай. Твоя мама или я.
Он побледнел.
— Ты не можешь ставить меня перед таким выбором!
— Могу. И ставлю. Потому что твоя мама уже выбрала. Она выбрала себя. Теперь твоя очередь.
Олег молчал. А потом сказал тихо:
— Она больная. Пожилая. Я не могу её выставить.
Ирина кивнула. Она ожидала этого. Она встала, открыла шкаф и достала чемодан.
— Что ты делаешь? — испугался Олег.
— Ухожу. Я предупреждала.
— Ира, подожди! Давай мы всё обсудим нормально!
— Обсуждать нечего. Ты сделал свой выбор.
Она быстро собрала вещи — только самое необходимое. Олег стоял рядом, бледный, растерянный, но не останавливал её. Потому что в глубине души он знал: мать для него важнее. Всегда была.
Когда Ирина вышла из квартиры с чемоданом, в коридоре стояла Людмила Петровна. На её лице была победная улыбка.
— Ирочка, куда же ты? Может, чайку попьёшь перед дорогой?
Ирина остановилась. Посмотрела на свекровь долгим взглядом. А потом сказала:
— Наслаждайтесь. Теперь дом ваш. Полностью. Олег тоже. Только вот он вам больше не муж и не опора. Он ваш вечный ребёнок. И жить он будет не своей жизнью, а вашей. Но вам ведь только это и нужно, правда?
Дверь за ней закрылась. Лифт увёз её вниз. И только когда она села в такси, Ирина позволила себе заплакать.
Прошло три месяца. Ирина сняла маленькую квартиру на другом конце города. Развод оформили быстро — Олег не сопротивлялся. Он звонил первые недели, просил вернуться, обещал, что мама уедет. Но Ирина знала: это ложь. Людмила Петровна никуда не уедет. Она получила то, что хотела.
А потом звонки прекратились. И Ирина вздохнула с облегчением. Она была свободна. Впервые за три года она могла дышать полной грудью. Её маленькая квартира была её крепостью. Здесь никто не указывал ей, как жить. Никто не приводил гостей без спроса. Никто не говорил ей, что она «просто жена, которых много».
Однажды вечером ей позвонила сестра Олега.
— Ира, прости, что звоню. Просто хотела тебе сказать… ты правильно сделала, что ушла.
— Спасибо, — Ирина удивилась. Они никогда не были близки.
— Олег сейчас… он несчастен. Мама его совсем задавила. Он даже на работу нормально не ходит — она требует, чтобы он был рядом. Боится, что он встретит кого-то и снова женится.
Ирина помолчала.
— Мне его жаль. Но я сделала всё, что могла.
— Знаю. Просто хотела, чтобы ты знала: ты не виновата. Это его выбор. И теперь пусть живёт с ним.
Когда разговор закончился, Ирина подошла к окну. За окном шёл дождь, город светился огнями. Она обняла себя за плечи и улыбнулась. Да, ей было больно. Да, она потеряла мужа, дом, три года жизни. Но она получила главное — себя. Свою свободу. Своё достоинство.
А где-то в другом конце города Олег сидел на диване рядом с матерью и смотрел телевизор. Людмила Петровна гладила его по руке и говорила:
— Вот видишь, сынок, как хорошо нам вдвоём. Никто не мешает, не скандалит. Она была неправильная жена. Но ничего, найдём тебе другую. Правильную.
Олег молчал. Он понимал, что другой не будет. Потому что никто не выдержит того, что выдерживала Ирина. Никто не согласится жить в тени его матери. Он остался один. С матерью, которая его любила. Но любила так, что место для кого-то ещё просто не оставалось.
А Ирина в своей маленькой квартире заварила чай, укуталась в плед и открыла книгу. Впервые за три года она чувствовала себя дома. Потому что дом — это не стены. Это то место, где тебя уважают. Где тебе рады. Где ты можешь быть собой.
И она наконец нашла такое место.
