— Моя квартира теперь принадлежит твоей маме? Как это вообще возможно?! — голос Светланы сорвался на крик, когда она уставилась на документы, лежащие на столе.
Максим молчал, отводя глаза в сторону. Его пальцы нервно барабанили по столешнице, и этот стук был единственным звуком в гробовой тишине кухни. Он знал. Он всё это время знал и молчал.
Три часа назад Светлана вернулась с работы раньше обычного. Голова раскалывалась от усталости, ноги гудели после десяти часов в офисе. Она хотела только одного — упасть на диван, выпить чаю и просто посидеть в тишине. Но когда она открыла дверь своей квартиры — той самой, что досталась ей от бабушки, где прошло всё её детство — она увидела незнакомую женщину средних лет в строгом костюме.
— Добрый вечер. Вы Светлана? — женщина протянула руку. — Я нотариус Кирилова. Ваша свекровь, Валентина Петровна, попросила меня прийти сюда для оформления документов.
Светлана замерла на пороге. Документов? Каких документов? Она медленно закрыла за собой дверь и прошла в гостиную. Там, на её любимом диване, развалившись как хозяйка, сидела Валентина Петровна. На лице свекрови играла торжествующая улыбка.
— А, доченька пришла! Как вовремя! — свекровь поднялась с дивана, разглаживая юбку. — Садись, садись. Нам есть что обсудить.
Светлана посмотрела на Максима, который стоял у окна, напряжённо глядя на улицу. Он даже не обернулся, когда она вошла. Внутри её что-то сжалось холодным комком.
— Максим, что происходит? — её голос дрогнул.
Он наконец повернулся. На его лице было написано всё — вина, страх, какая-то жалкая беспомощность. Он открыл рот, но свекровь его опередила.
— Светочка, милая, ты же понимаешь, что мы с Максимом всегда заботились о тебе. Мы же семья! — голос Валентины Петровны был сладким, как патока. — И вот я подумала: а почему бы нам не оформить квартиру на меня? Временно, конечно! Просто для безопасности. Мало ли что в жизни бывает. Кризисы, долги… А так квартира будет в надёжных руках.
Светлана почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она посмотрела на нотариуса, которая сидела с каменным лицом, разложив перед собой бумаги.
— Я ничего не понимаю. Это моя квартира. Она досталась мне от бабушки по завещанию. Почему я должна её кому-то передавать?
Валентина Петровна вздохнула, как человек, которому приходится объяснять очевидные вещи несмышлёнышу.
— Светочка, ну ты же умная девочка. Подумай сама. У тебя кредиты. Ты работаешь в этой своей конторе, где тебя могут уволить в любой момент. А если что-то случится? Если ты не сможешь платить по долгам? Приставы придут и заберут квартиру. А так — она будет в безопасности. У меня. А ты с Максимом будете спокойно здесь жить, никто вас не тронет.
Светлана медленно опустилась на стул. Руки её дрожали. Она снова посмотрела на мужа.
— Максим. Скажи мне, что это какая-то ошибка. Какое-то недоразумение.
Он наконец заговорил. Голос был тихий, виноватый, почти детский.
— Света, ну мама же правильно говорит. Это просто для безопасности. Мы же всё равно будем жить здесь. Просто на бумаге будет мама. Это ничего не изменит.
Ничего не изменит. Эти слова ударили её с такой силой, что на секунду потемнело в глазах. Её квартира. Её единственная недвижимость. Её связь с бабушкой, которая растила её одну, без родителей. Единственное, что у неё было по-настоящему своего. И он говорит: ничего не изменит.
— Я не подпишу это, — сказала она твёрдо, глядя прямо на свекровь.
Улыбка на лице Валентины Петровны не дрогнула, но глаза похолодели.
— Светочка, не торопись с решением. Подумай хорошенько. Ты же хочешь, чтобы у вас с Максимом всё было хорошо? Чтобы семья была крепкой?
В этих словах прозвучала едва заметная угроза. Светлана её уловила. Она посмотрела на мужа, который стоял, опустив голову, и вдруг поняла страшную правду: он уже согласился. Ещё до того, как она пришла домой. Может быть, несколько дней назад. А может, и несколько недель. Они всё это спланировали без неё.
— Максим, — её голос стал ледяным. — Ты согласился на это? Ты обсуждал это со своей мамой, не спросив меня?
Он поднял на неё глаза, и в них была жалость. Жалость к самому себе. Жалкое желание, чтобы всё как-то само собой рассосалось.
— Света, ну пойми. Мама переживает за нас. Она хочет как лучше.
— Как лучше? — Светлана встала. Её руки сжались в кулаки. — Как лучше — это лишить меня моей собственности? Это сделать так, чтобы я в своей же квартире была никем?
Валентина Петровна поднялась тоже. Теперь она уже не улыбалась. Маска заботливой свекрови слетела, обнажив жёсткое, расчётливое лицо.
— Слушай меня, девочка. Я своему сыну пол-жизни отдала. Растила его одна, после того как этот негодяй-отец ушёл. Вкалывала на трёх работах, чтобы он в нормальном институте учился. И вот он наконец встретил тебя. С квартирой. В центре. Думаешь, я не понимаю, что ты для него главная ценность? Квартира твоя?
Слова свекрови были как пощёчины. Светлана чувствовала, как внутри неё всё сжимается в тугой узел ярости и боли.
— Так вот, милая, — продолжала Валентина Петровна, подходя ближе. — Я не дам тебе испортить жизнь моему сыну. Если ты вздумаешь разводиться — он получит свою долю от этой квартиры. А я прослежу, чтобы он получил всё, что ему положено. Но если ты умная девочка и подпишешь эти бумаги, мы будем одной большой, дружной семьёй. Я не буду вмешиваться. Буду приходить только по праздникам. Обещаю.
Светлана смотрела на свекровь и понимала: это ложь. Всё это — ложь от начала до конца. Если она подпишет эти документы, она потеряет всё. Сначала квартиру на бумаге, потом — фактически. Валентина Петровна уже распоряжается здесь как хозяйка. Она пригласила нотариуса в чужую квартиру. Она сидит на чужом диване и диктует условия.
— Нет, — сказала Светлана. — Я не подпишу. Никогда. Это моя квартира. И если ты не уйдёшь отсюда прямо сейчас, я вызову полицию.
Валентина Петровна усмехнулась.
— Полицию? Да кто тебе поверит? Я свекровь. Я пришла в гости к сыну. Нотариус здесь по моей просьбе, но она ничего противозаконного не делала. А ты — истеричка, которая устраивает скандалы.
Светлана посмотрела на нотариуса. Та собирала свои бумаги с абсолютно безразличным видом.
— Вы слышали? Вы слышали, что она сказала? Вы понимаете, что это попытка мошенничества?
Нотариус подняла на неё усталые глаза.
— Я здесь по просьбе клиента. Никто никого не принуждал. Если вы не хотите ничего подписывать — не подписывайте. Я не могу оформить документ без вашего согласия. Но я не могу и запретить людям обсуждать вопросы наследства и собственности.
Светлана почувствовала, что задыхается. Стены квартиры, такие родные и знакомые, вдруг стали чужими. Она обернулась к Максиму.
— Ты видишь, что происходит? Ты вообще понимаешь?
Он поднял на неё глаза, полные растерянности и вины.
— Света, ну давай без криков. Мы же можем всё спокойно обсудить.
— Спокойно?! — её голос сорвался. — Твоя мать пришла в мою квартиру с нотариусом, чтобы отобрать у меня единственное, что у меня есть, а ты говоришь мне о спокойствии?!
— Не ори на моего сына! — рявкнула Валентина Петровна. — Он тебе не слуга! Он мужчина, глава семьи! И если он считает, что так будет лучше, значит, так и будет!
— Он не глава! — выкрикнула Светлана, и в этот момент что-то внутри неё окончательно переломилось. — Он марионетка! Твоя марионетка! Ты дёргаешь за ниточки, а он послушно кивает!
Максим побледнел. Он открыл рот, но так ничего и не сказал. Просто стоял и смотрел на неё с обидой, как побитая собака.
Валентина Петровна шагнула вперёд. Её лицо исказилось от ярости.
— Ах ты неблагодарная! Я тебя в свою семью приняла! Я тебе, сиротке, мать заменила! А ты вот как со мной разговариваешь!
— Вы мне никто! — крикнула Светлана. — Вы просто мать моего мужа! И это не даёт вам права лезть в мою жизнь!
Повисла тяжёлая тишина. Нотариус встала, сложила документы в папку и направилась к выходу.
— Я думаю, моя работа здесь закончена. Валентина Петровна, если вам понадобятся мои услуги, вы знаете, где меня найти.
Свекровь проводила её до двери, потом вернулась в гостиную. На её лице больше не было ни ярости, ни обиды. Только холодная решимость.
— Хорошо, Светочка. Ты сделала свой выбор. Теперь послушай меня внимательно. Я добьюсь своего. Любой ценой. У меня есть связи. У меня есть деньги. И у меня есть сын, который меня любит и никогда меня не предаст. А у тебя что есть? Квартира? Которую ты так боишься потерять? Так вот, милая, ты её потеряешь. Может, не сегодня. Может, не завтра. Но потеряешь. И когда это случится, вспомни этот день. Вспомни, что у тебя был шанс всё сделать по-хорошему.
Она взяла свою сумочку, бросила последний торжествующий взгляд на Светлану и направилась к двери.
— Максим, пойдём. Нам здесь делать нечего.
Максим замер. Он посмотрел на мать, потом на жену. На его лице была написана мука выбора. Светлана смотрела на него и молча умоляла: останься. Скажи ей, что это моя квартира. Скажи, что ты на моей стороне. Останься.
— Максим! Я жду! — голос свекрови был резким и властным.
И он пошёл. Опустив голову, сгорбившись, как побитый ребёнок, он пошёл за матерью. Светлана слышала, как хлопнула входная дверь. Потом тишина.
Она опустилась на диван и закрыла лицо руками. Внутри не было слёз. Было что-то страшнее — ледяная пустота. Она поняла, что потеряла не квартиру. Она потеряла мужа. Того человека, с которым прожила пять лет, которому верила, которого любила. Он выбрал мать. Он всегда выбирал мать.
Следующие три дня Максим не появлялся дома. Не звонил, не писал. Светлана ходила на работу как робот, делала свои дела машинально, а вечерами сидела в пустой квартире и думала. Она много думала. О том, что было. О том, что будет. О том, кем она стала за эти пять лет брака.
На четвёртый день позвонил Максим.
— Света, нам надо поговорить.
— Приходи.
Он пришёл вечером. Вид у него был измученный, глаза красные. Он сел напротив неё за стол и долго молчал.
— Света, прости меня. Я повёл себя как последний трус.
Она молчала.
— Я не должен был уходить. Не должен был её слушать. Это твоя квартира. Я понимаю.
— Понимаешь, — повторила она без интонации.
— Да. И я хочу, чтобы всё вернулось, как было. Я поговорю с мамой. Объясню ей, что она неправа.
Светлана посмотрела на него. На этого взрослого мужчину, который до сих пор не может сказать матери «нет». Который ушёл с ней, оставив жену одну в той самой ситуации, которую создала его мать.
— Максим, скажи честно. Ты её любишь больше, чем меня?
Он вздрогнул.
— Что? Нет! Света, я люблю тебя!
— Тогда почему ты ушёл с ней? Почему ты не встал на мою сторону, когда она пришла сюда отбирать мою квартиру?
— Я… я не знал, что делать. Она моя мать. Я не могу с ней ссориться.
— А со мной можешь?
Он замолчал.
Светлана встала.
— Максим, я многое поняла за эти дни. Я поняла, что не хочу жить с человеком, который не может защитить свою семью. Не от врагов. От своей матери. Я не хочу каждый день бояться, что она придёт сюда с новыми требованиями. Что ты снова выберешь её.
— Света, не говори так. Пожалуйста. Мы же можем всё исправить.
— Нет, Максим. Не можем. Ты сделал свой выбор четыре дня назад. Когда ушёл за ней.
Он смотрел на неё широко раскрытыми глазами. В них была боль, отчаяние, но и понимание. Он знал, что она права.
— Что ты хочешь? Развода?
— Да.
Это слово повисло между ними тяжёлым камнем.
— Но квартира… при разводе я имею право на половину.
Светлана усмехнулась.
— Вот оно что. Ты пришёл не мириться. Ты пришёл напомнить мне, что я всё равно проиграла. Что твоя мать всё равно получит то, что хочет.
— Нет! Я не это имел в виду!
— Имел, Максим. Именно это. Ты весь в неё. Она научила тебя брать то, что тебе не принадлежит, прикрываясь красивыми словами о любви и семье.
Он встал.
— Знаешь что? Делай что хочешь. Подавай на развод. Я получу свою долю через суд. И мама была права. Ты неблагодарная эгоистка.
Он развернулся и вышел, хлопнув дверью. Светлана осталась стоять посреди комнаты. Внутри больше не было боли. Была только усталость. И странное, почти пугающее спокойствие.
Она достала телефон и набрала номер.
— Алло? Лариса Игоревна? Это Светлана Морозова. Помните, вы давали мне свою визитку и говорили, что если мне понадобится хороший юрист… Да. Мне нужна помощь. Развод и защита имущества.
Процесс развода был долгим и грязным. Валентина Петровна наняла дорогого адвоката, который пытался доказать, что Максим вложил в ремонт квартиры существенные средства и имеет право на компенсацию. Светлана собирала чеки, выписки, свидетельские показания. Она доказывала, что ремонт оплачивала сама, из своих средств и из наследства бабушки.
Суд длился четыре месяца. Четыре месяца нервов, бессонных ночей, встреч с юристами. Но Светлана не сдавалась. Она поняла одну простую вещь: если она отступит сейчас, она будет отступать всю жизнь.
И она выиграла.
Судья постановил, что квартира является собственностью Светланы, полученной по наследству до брака, и не подлежит разделу. Максим не получил ничего.
Когда она вышла из зала суда, на улице шёл дождь. Лариса Игоревна, её адвокат, улыбнулась.
— Поздравляю. Вы молодец. Не каждый способен довести это дело до конца.
Светлана посмотрела на серое небо, на дождевые капли, стекающие по стёклам машин, и вдруг почувствовала, как что-то внутри неё распрямляется. Она была свободна. От Максима, от его матери, от страха.
— Спасибо, — сказала она. — Спасибо за всё.
Она шла домой под дождём, не раскрывая зонт. Вода текла по лицу, смешиваясь со слезами — но это были не слёзы горя. Это были слёзы облегчения. Впереди была новая жизнь. Трудная, может быть одинокая, но честная. И главное — своя.
