— Анечка, я составлю меню, а ты приготовишь, — Валентина Петровна протянула список на трёх листах. — Я бы сама, но руки болят, артрит совсем замучил.
Анна взяла список. Холодные закуски, горячее, салаты, три вида десертов. На годовщину их с Дмитрием свекровь позвала восемь человек. Без спроса.
— Валентина Петровна, может, проще заказать? — Анна подняла голову.
— Заказать?! — свекровь всплеснула руками, на которых не было и намёка на артрит. — Что подумают мои подруги? Что мы не умеем принимать? Нет уж, Анечка, покажи, на что способна.
Анна сложила список вчетверо. Потом ещё раз. И ещё. Маленький квадратик бумаги лёг на стол.
— Хорошо. Покажу.
Семь месяцев назад, сразу после загса, Дмитрий сказал, что они пока поживут с мамой. Пока — это оказалось навсегда. Валентина Петровна, чей муж ушёл из жизни семь лет назад, жила одна в трёхкомнатной квартире и очень страдала. От одиночества — нет. От необходимости готовить и убирать — да.
На второй день после свадьбы у свекрови случилась мигрень.
— Анечка, милая, у меня голова раскалывается, не могу даже встать. Ты уж сама приготовь что-нибудь, ладно?
Анна приготовила. Потом убрала. Потом постирала. К вечеру Валентина Петровна выздоровела и уехала в салон делать укладку. Вернулась свежая, с блестящими волосами, от которых пахло дорогим шампунем.
Мигрени повторялись каждый раз перед готовкой. Головокружения — перед уборкой. Артрит появлялся, когда нужно было мыть посуду, и исчезал, когда свекровь листала журналы или ходила по магазинам.
Дмитрий не замечал. Или не хотел замечать.
— Ну и что, мама не может, у неё здоровье. Ты молодая, справишься.
Анна справлялась. Вставала в пять утра, готовила завтрак на троих, ехала к первоклашкам, возвращалась к шести и до одиннадцати вечера стирала, убирала, готовила на завтра. Дмитрий приходил, ужинал и ложился смотреть телевизор. Иногда спрашивал, почему она «всегда не в настроении».
Она худела. Под глазами залегли тени. Руки стали сухими, ногти слоились. В зеркале Анна видела чужую женщину — уставшую, постаревшую, пустую.
А три недели назад Валентина Петровна объявила о годовщине.
Утром в день торжества Анна проснулась в пять, но на кухню не пошла. Оделась в джинсы и светлую блузку, накрасилась. Достала из шкафа коробку с конвертом — спа-сертификат на целый день. Она потратила на него последние накопленные деньги. Те самые, что собирала на пальто.
Валентина Петровна вышла к завтраку в шёлковом халате, увидела невестку нарядной и поджала губы.
— Ты чего вырядилась? Тебе же весь день у плиты торчать. Переоденься.
— У меня дела, — Анна протянула конверт. — Это вам. Подарок к годовщине.
Свекровь вскрыла конверт, глаза расширились.
— Спа? Анечка, как мило! Но сегодня не могу, мне нужно за столом проследить, гости же…
— Валентина Петровна, — Анна села напротив, смотрела прямо в глаза. — Вы же хотите, чтобы Людмила увидела вас сияющей? Представляете, как она будет завидовать. Все спросят, где вы так преобразились. А за столом я сама всё сделаю, не беспокойтесь.
Пауза. Валентина Петровна задумалась. Её пальцы гладили конверт. Тщеславие победило.
— Ну… пожалуй. Людка действительно вечно хвастается своим косметологом. Димочка меня отвезёт?
— Конечно, — Анна позвала мужа.
Дмитрий вышел сонный, недовольный. Выслушал, буркнул согласие. Через полчаса они уехали. Квартира опустела.
Анна прошла в спальню. Достала из шкафа чёрное платье, купленное вчера в секонд-хенде, туфли на каблуках. Позвонила знакомой Киры, которая подрабатывала визажистом. К пяти вечера всё было готово: причёска, макияж, платье. Анна посмотрела на себя в зеркало. Не узнала. Живая.
На кухню она так и не зашла.
Гости начали приходить в половину седьмого. Светлана Марковна, грузная женщина с громким голосом, первой вошла в гостиную и застыла.
Стол был сервирован идеально. Белая скатерть без единой складки. Свечи. Хрустальные бокалы. Приборы на восемь персон. Всё на местах.
Еды не было.
— Анечка, а… закуски где? — Светлана Марковна обернулась.
— Сюрприз, — Анна улыбнулась. — Ждём виновников торжества.
Пришли остальные: подруги Валентины Петровны, коллеги Дмитрия. Все с цветами, подарками, нарядные. Рассаживались, переглядывались, смотрели на пустой стол. Кто-то пошутил про модную диету. Засмеялись неловко.
Анна разливала минеральную воду. Улыбалась. Ждала.
В семь приехали Дмитрий с матерью. Валентина Петровна вплыла в прихожую сияющая: кожа светилась после пилинга, волосы лежали волнами, маникюр безупречный. Она сбросила пальто, прошла в гостиную.
Остановилась.
Пустой стол. Восемь человек гостей, сидящих с недоумением на лицах. Анна в чёрном платье с бокалом воды в руке.
— Что… что это?! — голос Валентины Петровны сорвался на визг. — Анна! Где еда?! Я же список давала!
Дмитрий вошёл следом. Увидел стол. Лицо налилось кровью.
— Анна, а ты совсем страх потеряла? Гости на годовщину пришли, а стол пустой!
Он орал на весь дом. Гости уставились в тарелки, в телефоны, в окна — куда угодно, только не на эту сцену.
— Ты что творишь?! Ты в своём уме?!
Анна подождала. Поставила бокал на стол. Тихо.
— Это мой сюрприз.
Тишина упала как занавес.
— В честь нашей годовщины я объявляю о разводе, — Анна сняла обручальное кольцо. Положила на белую скатерть. Оно звякнуло. — Ухожу. Сегодня. Сейчас.
Дмитрий открыл рот. Закрыл. Открыл снова.
— Ты… при людях?! Ты устроила этот цирк при гостях?!
— Я устроила правду, — Анна взяла заранее собранную сумку. — Семь месяцев я была вашей прислугой. Готовила, стирала, убирала. С пяти утра до полуночи. А ты ни разу не спросил, как я. Ни разу не помог. Ты просто пользовался. Вам обоим я была удобна. Вот и всё.
Людмила, одна из подруг свекрови, хмыкнула в кулак. Светлана Марковна кивнула — еле заметно.
— Анечка, милая, ну погоди, мы же всё обсудим, — Валентина Петровна шагнула к ней, протянула руки с идеальным маникюром. — Ты просто устала, я понимаю. Наймём помощницу, правда, Димочка?
— Поздно, — Анна пошла к выходу.
Дмитрий кинулся, схватил её за локоть.
— Стой! Ты не можешь просто взять и уйти!
— Могу, — Анна высвободилась. — Смотри.
Она открыла дверь. За спиной услышала панический голос Дмитрия в телефон:
— Алло, ресторан? Мне срочно доставку на восемь человек! Сейчас же! Сколько угодно заплачу, только быстро!
Анна закрыла дверь. Вышла на лестничную площадку. Достала телефон, написала Кире: «Можно к тебе?»
Ответ пришёл мгновенно: «Приезжай, дура. Давно пора».
Анна прожила у Киры неделю. Спала на раскладушке, ходила на работу, возвращалась и просто смотрела в окно. Кира не приставала с расспросами.
Дмитрий звонил три дня. Сначала орал, требовал вернуться, называл неблагодарной. Потом тон сменился — просил, обещал перемены. Анна слушала молча и сбрасывала. На четвёртый день пришло сообщение: «Мама слегла. Реально плохо ей. Ты довольна?»
Анна заблокировала номер.
Зато написала Светлана Марковна, та самая гостья: «Анечка, простите за беспокойство. Вы молодец. Я тридцать лет прожила с такой же свекровью. Не хватило духу уйти. Вы герой».
Потом Людмила. Потом ещё кто-то. Все писали одно: правильно.
Через неделю Кира вернулась из магазина и рассказала, что видела Дмитрия. Стоял с тележкой, полной замороженных пельменей и полуфабрикатов. Выглядел помятым, глаза красные.
— Я спросила, как дела. Он буркнул, что мать теперь правда заболела, ничего не может. Приходится и готовить, и убирать, и работать. Наняли кого-то на пару часов, но дорого. Он уже машину продал. Рыбалку забросил. Времени нет ни на что.
Анна слушала. Ничего не чувствовала. Ни злорадства, ни жалости. Просто облегчение.
— Он спросил, где ты. Просил передать, что если вернёшься, всё изменится.
— Не изменится, — Анна покачала головой. — Просто теперь он знает цену тому, что я делала.
Ещё через неделю Анна сняла комнату в коммуналке рядом со школой. Десять квадратов, общая кухня. Окно во двор, где голуби воркуют. Ничего особенного. Но своё.
Она сидела на кровати, смотрела на стены. На полу — чемодан с вещами. Всё, что она взяла.
Телефон завибрировал. Незнакомый номер: «Анна, это Валентина. Прости. Я не понимала, что делаю. Вернись. Я изменюсь».
Анна прочитала. Удалила. Положила телефон на подоконник.
За окном старушка рассыпала крошки, голуби слетались, толкались, воркотали. Шумно. Живо. Пахло осенью, мокрым асфальтом, чужими обедами с общей кухни. Не пахло свекровиным парфюмом и её вечными мигренями. Не пахло Дмитрием, который так и не научился видеть.
Анна открыла окно шире. Холодный воздух ударил в лицо. Она вдохнула — полной грудью, до самого дна лёгких.
Впервые за семь месяцев легла спать в восемь вечера просто потому, что захотела. Не потому что свалилась без сил, а потому что могла себе позволить. Никто не разбудит с требованием погладить рубашки. Никто не скажет, что она недостаточно старается. Никто не использует её покладистость как слабость.
Утром она проснулась от солнца. Суббота. Вставать не надо. Можно ещё поспать, можно погулять, можно просто лежать. Любой выбор — её.
На кухне соседка, Тамара, женщина за пятьдесят, кипятила чайник.
— Чаю?
— Спасибо.
Они сидели молча. За окном голуби, машины, кто-то ругался во дворе. Обычное утро. Чужое. Но её.
Анна допила чай, ополоснула кружку. Посмотрела на своё отражение в оконном стекле. Бледная, без косметики, волосы растрепались. Обычная. Свободная. Живая.
Она улыбнулась.
