Вечерний чай в доме Николая Петровича и Лидии Васильевны затягивался. В воздухе витало невысказанное напряжение, тяжелое и густое, как сироп. Катя, уставшая после смены в больнице, молча собирала со стола чашки, стараясь не греметь. Каждый звук отзывался в висках пульсирующей болью.
— Я устала, — резко, словно отрубив, произнесла Лидия Васильевна, отодвигая свою чашку. — Пора выселить невестку из нашего дома.
Катя замерла с блюдцем в руке. Слово «выселить» прозвучало как приговор. Оно повисло в тишине, и сквозь него был слышен лишь мерный тиканье старых настенных часов в прихожей.
Николай Петрович, читавший газету в своем кресле у телевизора, не поднял глаз. Он лишь посапывал, сильнее сжав газетные листы. Его пальцы побелели.
— Коля, ты меня слышишь? — голос свекрови зазвенел, стал пронзительным, как лезвие. — Я сказала, хватит. Она чужая здесь. Ее место не с нами.
— Лида, ну что ты… — мужчина пробурчал в газету, пытаясь укрыться за ней, как за шитом. — Живут же как-то…
— Как-то? — Лидия Васильевна встала, и ее тень упала на Катю. — Мы живем, а она существует! Смотрит на нас своими голодными глазами. Ждет, когда мы с тобой отойдем в мир иной, чтобы забрать наше добро. А этот дом твои родители кровью и потом строили! Для своей семьи, а не для приблудной.
Катя почувствовала, как по щекам у нее поползли предательские горячие слезы. Она резко развернулась и скрылась на кухне, прислонилась спиной к холодной двери холодильника и зажмурилась, пытаясь унять дрожь. Она слышала каждый звук из гостиной.
— Ты посмотри на нее! — продолжала свекровь. — Чуть что — в слезы. Игорь наш совсем под каблуком, ничего не видит. А я вижу. Она нас всех переживет. Ты хочешь, чтобы могилу нам с тобой на пороге выкопали?
— Хватит, Лида, панику разводить, — слабо возразил Николай Петрович. — Дом большой, места хватает.
— Места?! — она фыркнула. — Сергею с семьей негде повернуться в ихней двушке, а тут чужая женщина комнату занимает! Твой же родной внук в тесноте живет! Пора расставлять приоритеты, Коля. Пора определяться, кто тут свой, а кто — так, временное пристанище.
Катя не выдержала. Она вышла на кухню, схватила полотенце и с силой принялась вытирать стол, хотя он уже был чистым. Нужно было занять руки, чтобы не броситься в гостиную с криком. Она чужая. Вот уже пять лет замужем, а все равно чужая.
Позже, когда в доме воцарилась ночная тишина, Катя, лежа рядом со спящим Игорем, смотрела в потолок. Он, ее муж, после работы так уставал, что ни на что не хватало сил. Даже на защиту жены от собственной матери. Он просто отмахивался: «Мама у нас характерная, сама остынет». Но она не остывала. Она разгоралась.
Катя осторожно встала и вышла в коридор, чтобы попить воды. Проходя мимо комнаты свекра, она заметила, что дверь в их спальню приоткрыта, а на комоде в беспорядке лежали бумаги из старой папки. Видимо, Николай Петрович что-то искал перед сном.
Машинально, желая навести порядок (это всегда успокаивало), она зашла внутрь и начала аккуратно складывать листы. И тут ее взгляд упал на плотный, с виду официальный лист, высовывавшийся из-под старой квитанции. Бумага была другого качества, более новая. Она потянула за край.
Перед ней было завещание. Завещание ее покойных свекра и свекрови — родителей Игоря. Сердце у Кати заколотилось. Она знала, что старики оставили дом Николаю Петровичу, но никогда не видела документ. Ее глаза пробежали по строчкам, выхватывая знакомые имена… и вдруг остановились.
Там, в пункте о наследовании, четко и ясно было написано: «…а также свою долю в праве собственности на жилой дом… завещаю своей невестке, Екатерине Сергеевне Ивлевой…»
У Кати перехватило дыхание. Ей завещали долю. ЕЙ.
В ушах зазвенело. Значит, они все это время скрывали? Но почему? Как они это обошли?
В этот момент на пороге возникла тень. Лидия Васильевна, в халате, со стаканом в руке, смотрела на нее ледяным, испепеляющим взглядом.
— Что ты тут роешься, Катька? — ее голос был тихим и очень опасным. — Своих дел не нашла?
Катя, будто обожженная, судорожно сунула бумагу обратно в папку, скомкав другие листы.
— Я… я просто прибралась. Папка упала.
— Упала, — медленно проговорила свекровь, не отводя от нее глаз. — Видишь ли, дорогая, некоторые вещи лучше на место не поднимать. А то еще поранишься.
Она сделала шаг вперед.
— Поняла меня?
Катя, не в силах вымолвить ни слова, кивнула и почти выбежала из комнаты. Спину ее пронзали два буравящих взгляда.
Сердце бешено колотилось, в голове стучала одна мысль: «Значит, они что-то скрывают? Но что? И как мне это теперь доказать?»
Ночь после того разговора в комнате свекра Катя не спала. Слова из завещания жгли изнутри: «…завещаю своей невестке, Екатерине Сергеевне…» Она ворочалась, а Игорь мирно посапывал рядом, его спокойное дыхание лишь подчеркивало бурю в ее душе. Как ему сказать? Поверит ли он? Или, как всегда, отмахнется, назвав ее подозрения ерундой?
Утром, с тяжелой головой и песок под веками, она пыталась вести себя как обычно: приготовила завтрак, разлила чай. Лидия Васильевна царствовала за столом, ее взгляд был спокоен и холоден, будто вчерашнего ночного столкновения не было вовсе. Николай Петрович упорно изучал узор на скатерти.
— Игорек, не забудь, сегодня Сергей с Мариной заедут, — сладко произнесла свекровь, намазывая масло на хлеб. — Ребенку тут врача нужно, хорошего, а у Кати разве не в поликлинике N1 подруга работает? Пусть талончик достанет.
Катя вздрогнула. Приезд Сергея, старшего брата Игоря, всегда был для нее испытанием.
— Мам, я не знаю, сможет ли Оля… — начала она.
— Что значит «не знаю»? — бровь Лидии Васильевны поползла вверх. — Попросишь — достанет. Или мы для тебя уже настолько чужие, что и ребенка родного племянника пожалеть?
— Да нет, конечно, я спрошу, — сдалась Катя, чувствуя, как по телу разливается знакомое чувство вины.
Игорь, доедая яичницу, мрачно хмурился.
— А они надолго?
— А что тебе, своя семья помешала? — тут же набросилась свекровь. — Сергей кровь от крови нашей, в отличие от некоторых. Пусть приезжают, когда хотят.
Катя встретилась с мужем взглядом, но он быстро отвел глаза. Защиты не последовало.
Весь день на работе прошел в тумане. Вечером, вернувшись домой раньше других, Катя воспользовалась моментом. Она знала, что Игорь хранит какие-то старые документы в коробке из-под обуви на антресоли в их комнате. Может, там есть хоть какая-то зацепка? Копия завещания, черновик, хоть что-то!
Сердце колотилось, когда она подставляла стул и снимала тяжелую коробку. Пахло пылью и старыми бумагами. Она лихорадочно перебирала содержимое: школьные грамоты Игоря, его старый военный билет, их свадебное свидетельство, какие-то квитанции. Ничего похожего на завещание. Отчаяние начинало подступать комом к горлу.
И тут ее пальцы наткнулись на сложенный в несколько раз листок, выпавший из старой трудовой книжки. Это была расписка. Пожелтевшая, с выцветшими чернилами. Текст был написан неуверенным почерком, но разобрать можно было: «Я, Николаев Николай Петрович, взял в долг у Иванова Алексея Семеновича 25 000 (двадцать пять тысяч) рублей на неотложные нужды…» Далее шли условия возврата. А внизу, подписант: «Свидетель: Ивлев Петр Николаевич» — это был отец Игоря.
Катя замерла. Петр Николаевич был свидетелем какой-то денежной сделки своего брата. Почему эта расписка тут? Какое отношение это имеет к завещанию? Никакого, на первый взгляд. Но шестое чувство подсказывало, что это не просто случайная бумажка. Она сфотографировала расписку на телефон и аккуратно положила ее на место.
Вернув коробку на антресоль, она услышала на лестнице громкие голоса и смех. В квартиру, гремя сумками, ввалились Сергей, его жена Марина с маленьким Степой на руках.
— Ну что, родные, встречайте гостей! — громко провозгласил Сергей, с порога вешая свою куртку на вешалку Кати. — В нашей тесной клетушке ремонт, вот и подумали — а почему бы не погостить у родни? У вас тут простора куда больше.
Марина, не здороваясь, прошла в гостиную, осматривая ее оценивающим взглядом хищницы.
— Да, место хорошее, — протянула она. — И планировка неплохая. Вот эту стенку, например, можно снести, получится большая гостиная-столовая. Для семьи как раз.
Катя стояла в коридоре, чувствуя себя незваной гостьей в собственном доме. Сергей прошел мимо нее, похлопал по плечу.
— Не напрягайся, Кать, ненадолго мы. Недельку-другую потерпишь.
Лидия Васильевна, появившаяся из кухни, сияла.
— Да сколько угодно гостите! Я так рада, что все мы тут вместе собрались. По-настоящему, по-семейному.
Ее взгляд скользнул по Кате, и в нем на мгновение мелькнуло торжество. И в этот момент Катя все поняла. Это не визит. Это — рекогносцировка. Они пришли посмотреть на место, которое считают своим. И ее присутствие здесь — единственное, что им мешает.
Присутствие Сергея и его семьи словно заполнило собой весь дом, вытеснив остатки воздуха. На следующий день Катя, вернувшись с ночной смены, застала картину, от которой у нее сжалось сердце. Марина, небрежно развалясь на диване в гостиной, пила кофе из Катиной любимой чашки, а маленький Степа ползал по полу, разрисовывая фломастером ножку журнального столика.
— А, Катя, вернулась, — сказала Марина, не двигаясь с места. — Мы тут немного обживаемся. Надеюсь, ты не против?
Прежде чем Катя успела ответить, из кухни вышла Лидия Васильевна с тарелкой бутербродов.
— Конечно, она не против! Что значит «против»? — весело воскликнула она, ставя еду перед невесткой. — Катя у нас душа-человек. Да, Катюша?
Этот сладкий, ядовитый тон был хуже открытой агрессии. Катя молча прошла в свою комнату, чувствуя, как взгляд свекрови и Марины провожает ее в спину. Комната была ее единственным убежищем, но и здесь царил беспорядок: на кровати лежала какая-то кофта Марины, а на тумбочке стояла чужая косметика.
Вечером напряжение достигло пика. За ужином, который Катя готовила одна, пока остальные «отдыхали», Сергей, хлебнув борща, с притворной задумчивостью произнес:
— А знаешь, Игорь, я тут думаю… Вам с Катей, наверное, тесно тут? Молодые, свое гнездышко вить надо. А не ютиться у родителей.
Игорь, с усталым видом размешивавший ложкой в тарелке, взглянул на брата с удивлением.
— Вроде нормально все. Не жалуюсь.
— Ну как же, — подхватила Лидия Васильевна, ласково глядя на сына. — Тебе, сынок, конечно, виднее. Но Сергей прав. Вам бы отдельную квартирку, свою. А тут мы со стариком как-нибудь сами управимся. С Сергеем и Мариной.
Катя сидела, сжимая в коленях дрожащие руки. Они говорили о ней, как будто ее тут не было.
— Мы никуда не собираемся, — тихо, но четко сказала она.
Все взгляды устремились на нее. Сергей усмехнулся.
— Да мы от чистого сердца, Катя. Заботимся о вас.
— Заботитесь? — голос Кати дрогнул от нахлынувших эмоций. — Вы хотите выставить меня из моего же дома!
В комнате повисла гробовая тишина.
— Твоего дома? — медленно, с холодной яростью в голосе проговорила Лидия Васильевна. — Ты о чем это?
Катя уже не могла остановиться. Пять лет унижений, пренебрежительных взглядов, этих разговоров за ее спиной выплеснулись наружу.
— Я о завещании! Я видела! Бабушка с дедушкой завещали мне долю в этом доме! А вы скрыли это!
Николай Петрович, сидевший во главе стола, побледнел и сглотнул. Игорь смотрел на жену с недоумением и испугом.
— Какая доля? Что ты несешь?
— Она бредит, — резко встала Лидия Васильевна. Ее лицо исказила гримаса гнева. — У нее, видите ли, галлюцинации начались! От работы, наверное. Устала бедняжка.
— Это не галлюцинации! — крикнула Катя. — Я сама видела документ! В вашей комнате, в папке!
Лидия Васильевна подошла к ней вплотную. От нее исходила такая ненависть, что Катя невольно отшатнулась.
— Ты послушай меня, дрянь. Ты сунешь свой нос не в свои дела, и тебе же хуже будет. Никакого завещания в твою пользу нет и не было! Старики были не в себе, когда его писали! Мы его через суд отменили! Законно! Поняла? Ты здесь никто! Ты здесь на птичьих правах!
Катя смотрела на свекровь, на испуганное лицо мужа, на самодовольную физиономию Сергея. Она чувствовала себя загнанным зверем, окруженным со всех сторон.
— Я… я найду правду, — прошептала она, уже не веря в это сама.
— Ищи, — бросила ей вдогонку Марина, с насмешкой наблюдающая за скандалом. — Только смотри, не заблудись.
Катя выскочила из-за стола и убежала в свою комнату, захлопнув дверь. Она упала на кровать и разрыдалась, подавляя рыки в подушку. Она была одна. Совершенно одна.
Спустя час, когда стемнело, в комнату неслышно вошел Игорь. Он сел на край кровати.
— Кать… Может, хватит? Мама, может, и резко, но она права. Не надо было лезть в их документы. И этот бред про завещание…
Катя медленно перевернулась и посмотрела на него. В полумраке ее глаза блестели от слез и отчаяния.
— Это не бред, Игорь. Они что-то скрывают. Твои родители украли то, что по праву принадлежало мне. А ты… ты даже не хочешь в этом разобраться.
Он вздохнул и потянулся к ней, но она отстранилась.
— Ладно, хорошо. Успокойся. Я… я поговорю с отцом как-нибудь.
— Поговори, — безразлично сказала Катя, снова поворачиваясь к стене.
Он ушел. А она лежала и смотрела в потолок, понимая, что надеяться больше не на кого. Если она хочет справедливости, придется бороться одной. И первым шагом должен стать звонок юристу. Завтра же.
Ночь принесла не сон, а холодное, ясное осознание своего положения. Слова Игоря «поговорю с отцом как-нибудь» прозвучали как приговор. «Как-нибудь» в его лексиконе всегда означало «никогда». Катя поняла: ее муж — не союзник в этой войне. Он — часть оккупационной армии, пусть и не самая агрессивная ее часть.
Утром, дождавшись, когда все разойдутся — Игорь на работу, Сергей с семьей и Лидия Васильевна затеяли поход по магазинам, — Катя закрылась в ванной и набрала номер, найденный в интернете. Юридическая консультация «Правовед».
— Меня зовут Екатерина, — тихо сказала она, прислушиваясь к звукам в квартире. — Мне нужна консультация по вопросу наследства. Я, кажется, лишена законной доли.
Голос на другом конце провода, спокойный и деловой, попросил рассказать суть. Катя, сбиваясь и путаясь, изложила историю: завещание, которое она видела мельком, утверждения свекрови о его отмене через суд, свое полное бесправие в доме.
— Вы лично видели решение суда об отмене завещания? — задал ключевой вопрос юрист.
— Нет. Я вообще не видела никаких документов, кроме того самого завещания, и то случайно.
— Понимаете, Екатерина, просто так отменить завещание, особенно если оно было правильно заверено, невозможно. Для этого нужны веские основания: невменяемость завещателя, давление на него. И все это доказывается в суде. Если бы такое решение было, его копия должна была быть у вас, как у заинтересованного лица, или, на худой конец, у нотариуса, ведущего наследственное дело.
— А как мне это проверить?
— Вам нужно сделать несколько вещей. Во-первых, попытаться найти копию того завещания, которое вы видели. Любым способом. Во-вторых, обратиться к нотариусу по месту открытия наследства — то есть по последнему месту жительства ваших свекра и свекрови. Он ведет наследственное дело и обязан предоставить вам информацию.
— Но они мне ничего не дадут! Они все скрывают!
— Тогда единственный путь — подавать заявление в суд с иском о признании вашего права на долю в наследстве. Суд сам затребует все необходимые документы, в том числе и из нотариальной конторы. Но для этого вам нужны хоть какие-то первоначальные доказательства. Хотя бы те же свидетельские показания, что вы проживали с наследодателями, вели с ними совместное хозяйство. Или та самая расписка, о которой вы говорили. Она может быть косвенным доказаством того, что вы были в курсе их дел, что вас считали частью семьи.
Катя поблагодарила и положила трубку. Руки дрожали, но теперь это была дрожь не от отчаяния, а от адреналина. Появился план. Слабый, призрачный, но план.
Выйдя из ванной, она столкнулась в коридоре с Николаем Петровичем. Он, казалось, специально поджидал ее. Его лицо было серым, осунувшимся.
— Катя… — он начал и замялся, не зная, как продолжить. — Ты вчера… не говори Лиде, что я тебе это скажу. Но… оставь все это. Не копай.
— Что значит «не копай», Николай Петрович? — Катя смотрела ему прямо в глаза. — Вы же знаете, что я права. Вы знаете про завещание.
Он потупился, нервно потирая руки.
— Было… было оно, да. Но старики потом передумали! Честное слово! Перед смертью… Мы все оформили правильно. По закону.
— Тогда покажите мне этот закон, — тихо, но настойчиво потребовала Катя. — Покажите решение суда. Я больше не требую долю. Я просто хочу увидеть документ, который лишил меня ее.
Она впервые видела его таким растерянным и испуганным. В его глазах читалась внутренняя борьба.
— Не могу я… Лида… Ты не понимаешь…
— Я понимаю, что вы все врете, — без обиды, констатируя факт, сказала Катя и прошла на кухню.
Он не стал ее останавливать.
Вечером, когда все собрались в гостиной перед телевизором, Катя мыла посуду на кухне. Сквозь шум воды она уловила обрывки разговора из-за стенки. Говорили шепотом, но в тишине вечера слова были слышны.
— Надо что-то делать, мам, — это был голос Сергея. — Она не успокоится. Уже юристов штудирует.
— А что она сделает? Ни бумаг у нее, ничего, — фыркнула Лидия Васильевна, но в ее голосе слышалась тревога.
— Мало ли… Она же жила с твоими родителями, пока они болели. Может, что-то сохранилось. Надо ее дискредитировать. Окончательно. Чтобы ее словам никто не верил. Даже Игорь.
— Например? — голос свекрови стал заинтересованным.
— Например… Создать ситуацию. Подбросить ей что-то. Деньги, например. А потом устроить обыск и «найти». Обвинить в воровстве. Кто поверит вору, который на родных покойных родителей клевещет?
Катя замерла с тарелкой в руках. Ледяная волна страха и отвращения прокатилась по ее телу. Они не просто хотели ее выгнать. Они готовы были уничтожить ее морально, растоптать ее репутацию, превратить в преступницу в глазах собственного мужа.
Она осторожно подошла к проему и мельком взглянула в гостиную. Сергей что-то оживленно доказывал жестами, Лидия Васильевна внимательно слушала, кивая. Игорь смотрел в телефон, но по его напряженной позе было ясно — он слышит каждое слово.
И в этот момент он поднял глаза и встретился с Катиным взглядом. В его глазах она прочла не возмущение, не гнев, а… страх. И стыд. Он тут же опустил взгляд.
Катя медленно отошла от двери. Теперь она знала не только свою слабость, но и их план. И это знание было ее единственным оружием. Нужно было действовать быстро. Очень быстро. Пока они не привели свой грязный замысел в исполнение.
План, подслушанный Катей, повис над ней дамокловым мечом. Каждый шаг по квартире теперь сопровождался внутренней дрожью. Она ловила на себе оценивающие взгляды Сергея, видела, как Лидия Васильевна что-то шепчет мужу, а тот лишь бессильно мотает головой. Давление нарастало, становясь почти осязаемым.
Они действовали методично. Сначала Марина «случайно» разбила вазу, подаренную Кате ее покойной матерью.
— Ой, извини, неловко вышло! — сказала она без тени сожаления, наблюдая, как Катя молча собирает осколки, сжимая их так, что пальцы побелели. — Ну, ерунда же, не антиквариат.
Потом Сергей начал капать на мозги Игорю. Катя слышала их разговор в прихожей.
— Братан, ты посмотри на нее объективно. Она же с ума посходила с этим своим завещанием. Мания какая-то. Это же ненормально — в чужие документы лазить. Тебе не кажется, что ей к врачу надо? К психиатру?
— Отстань, Сергей, — пробурчал Игорь, но в его голосе уже не было прежней уверенности. Сомнение, как червь, точило его изнутри.
Катя понимала, что время работает против нее. Ждать, пока они приведут свой гнусный план в исполнение, было самоубийственно. Нужно было искать доказательства сейчас, пока у нее еще был хоть какой-то доступ к дому.
Воспользовавшись тем, что Лидия Васильевна увела всех в магазин за очередной ненужной вещью для «временно прописанных» гостей, Катя осталась одна. Сердце колотилось, словно пытаясь вырваться из груди. Она знала, что это огромный риск, но отступать было некуда.
Она снова поднялась на антресоль и сняла коробку с документами. На этот раз она перебирала их более тщательно, не ограничиваясь верхним слоем. Старые фотографии, письма, технические паспорта на давно сломанную технику… И тут, на самом дне, под стопкой детских рисунков Игоря, ее пальцы наткнулись на маленький пластиковый прямоугольник.
Флешка.
Простая, серая, без опознавательных знаков. Почему она лежала здесь, среди старых бумаг? Катя почти не надеялась на удачу, но интуиция подсказывала, что это не случайность.
С флешкой в кармане, словно с раскаленным углем, она спустилась вниз и заперлась в своей комнате. Ноутбук загружался мучительно долго. Катя беспокойно поглядывала на дверь, прислушиваясь к каждому шороху за ней.
Наконец, она вставила флешку. Диск определился. На нем была одна-единственная папка с безобидным названием «Отчеты». Внутри — несколько файлов. И среди них два документа, от которых у Кати перехватило дыхание.
Первый был скан того самого завещания, которое она видела мельком. Четкий, ясный, с подписями и печатью нотариуса. Ее глаза бежали по строчкам, впитывая каждое слово: «…свою долю в праве собственности на жилой дом… завещаю своей невестке, Екатерине Сергеевне Ивлевой…»
Второй документ был еще страшнее. Это была распечатка электронной переписки между Николаем Петровичем и неким человеком по имени Артем, представлявшимся «юристом». Николай Петрович в панических тонах писал, что после смерти родителей нашел это завещание и не знает, что делать. «Юрист» спокойно объяснял, что если завещание вступит в силу, Катя получит законную долю, и выселить ее будет невозможно. Затем он предлагал «альтернативное решение»: не заявлять о найденном завещании нотариусу, а действовать так, будто его не существует. Поскольку все наследники первой очереди (Николай Петрович и его сестра, жившая в другом городе) были согласны на вступление в наследство без учета этого документа, шансы на успех были высоки. За «консультацию» и помощь в оформлении Николай Петрович перевел ему крупную сумму.
Мошенничество. Чистой воды мошенничество с целью лишить ее законного наследства.
Катя сидела, уставившись в экран, и не могла пошевелиться. Вот оно. Неопровержимое доказательство. Не просто слухи и подозрения, а прямой сговор.
В этот момент за дверью послышались голоса и звук ключа в замке. Они вернулись гораздо раньше, чем она ожидала.
Паника ударила в голову. Катя выдернула флешку и судорожно огляделась. Куда спрятать? Карман? Слишком опасно, могут обыскать. Она метнулась к шкафу, сунула флешку в карман старого зимнего пальто, которое не носила годами, и захлопнула дверцу.
Через секунду дверь в ее комнату распахнулась. На пороге стоял Сергей.
— А мы вот вернулись, — сказал он, медленно оглядывая комнату. Его взгляд скользнул по закрытому ноутбуку, по ее лицу, на котором она пыталась изобразить спокойствие. — Что это ты тут одна, в темноте, сидишь? Нехорошие планы строишь?
— Отдыхала, — выдавила Катя, вставая с кровати. — Голова болит.
— Голова… — протянул он, не двигаясь с места и преграждая ей выход. — Знаешь, Кать, голова часто болит у тех, кто слишком много думает. Особенно о чужом. Расслабься. Не твое — не бери. И голова болеть перестанет.
Он сделал шаг в сторону, пропуская ее. Проходя мимо, Катя почувствовала, как по спине пробегают мурашки. Она вышла в коридор, оставив его в своей комнате. Оставив его наедине с ноутбуком, на котором еще была открыта история проводника, и со шкафом, где в кармане старого пальца лежала теперь ее единственная надежда на спасение и самый большой риск.
Следующие два дня Катя прожила в состоянии постоянного, изматывающего напряжения. Каждый звук за дверью заставлял ее вздрагивать, каждый взгляд Сергея или Лидии Васильевны казался испытующим. Она постоянно думала о флешке, спрятанной в кармане старого пальто. Перенести ее было некуда, а оставить там — все равно что хранить бомбу в собственном шкафу.
Она почти не разговаривала с Игорем. Он, в свою очередь, погрузился в молчаливое отчуждение, проводя вечера перед телевизором или за компьютерными играми. Стена между ними росла с каждым часом, и Катя понимала, что рухнет она совсем скоро.
На третий день, вернувшись с работы, она почувствовала в квартире странную, зловещую атмосферу. Все были в сборе: Лидия Васильевна с каменным лицом сидела в гостиной, Сергей стоял у окна, куря, Николай Петрович пытался сделать вид, что читает газету, но его руки заметно дрожали. Даже Марина с ребенком были тут, наблюдая с хищным интересом.
Игорь встретил ее в прихожей. Его лицо было бледным, глаза полными смятения и боли.
— Катя, нам нужно поговорить, — тихо сказал он, не глядя на нее.
— О чем? — спросила она, снимая куртку, уже зная, что сейчас произойдет.
— Мама… кое-что не досчиталась. Денег. Из шкатулки.
Катя медленно повесила куртку на вешалку и повернулась к нему.
— И что? Ты думаешь, это я?
— Я не знаю, что думать! — его голос сорвался. — Но ты же сама понимаешь… После всех этих разговоров о завещании… Все выглядит так…
В этот момент в прихожей появилась Лидия Васильевна. В руках она держала небольшую резную шкатулку.
— Не выглядит, а так и есть! — ее голос звенел от ненависти. — Больше тут некому! Я всю жизнь копила, отказывала себе во всем, а она… она воровать вздумала! Чтобы на адвокатов хватило, наверное, на свои бредни сумасшедшие!
— Я ничего не брала, — холодно сказала Катя. Она чувствовала, как по ногам разливается ледяная пустота. Все происходящее казалось нереальным, плохим спектаклем.
— А мы проверим! — из гостиной вышел Сергей. — Раз уж ты чиста, как стеклышко, не откажешься показать свою комнату? Сумку? Чтобы сомнений не оставалось.
Это была ловушка. И они все в ней участвовали. Даже Игорь, который стоял, опустив голову, и не смотрел на нее.
— Вы не имеете права меня обыскивать, — попыталась сопротивляться Катя, но ее голос дрогнул.
— В своем доме я имею любое право! — истерично крикнула Лидия Васильевна. — Или ты признаешься сейчас, или мы пойдем смотреть!
Катя понимала, что сопротивление бесполезно. Они все уже все решили. Она молча прошла в свою комнату, чувствуя, как за спиной наступает группа преследования — вся семья.
— Ну, показывай, — потребовал Сергей, остановившись посреди комнаты.
Сжав губы, Катя открыла ящик тумбочки, затем шкаф. Она выворачивала карманы своей одежды, стараясь не смотреть в сторону того самого пальто. Руки ее дрожали.
— А это что? — вдруг оживилась Марина, стоявшая ближе всех к шкафу. Она протянула руку и нащупала карман старого пальто. — Здесь что-то есть.
Сердце Кати упало. Флешка. Они нашли флешку.
Но Марина вынула не флешку. Она вынула пачку купюр, перетянутую банковской лентой. Тысячные купюры. Она протянула их Лидии Васильевне.
— Ваши, мам?
Свекровь с театральным возмущением выхватила деньги.
— Мои! Вот же, подлюка! Я же говорила! Ворованное в моей же квартире прячет! В своем же пальто!
Катя стояла, не в силах пошевелиться. Они не просто подбросили деньги. Они подбросили их именно туда, где она прятала флешку. Это было двойное унижение. Они знали. Или догадывались. Или просто так совпало, но это было ужасающе.
— Катя… — прошептал Игорь, глядя на деньги в руках матери. В его глазах было что-то окончательно сломленное. — Как ты могла?
Этот вопрос, полный боли и разочарования, добил ее. Он не сомневался. Ни секунды.
— Я не брала этих денег, — сказала она тихо, но уже никому не было дела до ее слов.
— Вон из моего дома! Сию же минуту! — завопила Лидия Васильевна, тряся деньгами перед ее лицом. — Полицию сейчас вызову! Воровку! В тюрьму тебя!
— Мама, не надо полицию, — тут же вступил Сергей, играя в миротворца. — Что, своей семьи позорить? Пусть просто собирает вещи и уходит. Немедленно. И мы забудем этот неприятный инцидент.
Они стояли перед ней — единым фронтом. Муж, который не верил. Свекровь, торжествующая и злобная. Деверь с женой, смотрящие с презрением. И свекор, который, спрятавшись за их спинами, смотрел в пол, словно надеясь, что его не заметят.
Катя медленно обвела их всех взглядом, впитывая в себя картину этого семейного совета, выносящего ей приговор.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Я уйду.
Она повернулась к шкафу и начала механически складывать вещи в сумку. Ее движения были медленными, лишенными эмоций. В голове стучала только одна мысль: они победили. Они унизили ее и вышвырнули, как вора.
Но глубоко внутри, под слоем ледяного отчаяния, тлела одна маленькая, но яркая искра. Искра ярости. Они нашли деньги. Но они не нашли флешку. Она все еще была в кармане. И пока она у нее есть, война еще не окончена. Она только начинается.
Дверь захлопнулась за ней с глухим стуком, похожим на выстрел. Катя стояла на лестничной площадке, сжимая в руке сумку, набитую первыми попавшимися вещами. В ушах звенело, а в груди была пустота, холодная и безразличная. Она не плакала. Слезы закончились там, за дверью, когда она смотрела в глаза мужу и видела не боль, а стыд и облегчение.
Она спустилась по лестнице и вышла на улицу. Вечерний воздух был прохладен и свеж. Она сделала несколько глотков, пытаясь прийти в себя. Нужно было куда-то идти. Мысль о том, чтобы вернуться к родителям, вызвав у них панику и расспросы, была невыносима. Она достала телефон и позвонила единственному человеку, который не осудит, — своей подруге Ольге.
Через сорок минут она сидела на кухне в уютной малогабаритной квартирке Ольги, сжимая в руках кружку с горячим чаем. Рассказывала все с самого начала, с той самой ночи, когда увидела завещание, до сегодняшнего позора. Оля слушала, не перебивая, ее лицо становилось все мрачнее.
— Твари, — тихо выдохнула она, когда Катя закончила. — Какие же они твари. Игорь… Я всегда думала, он просто слабак, но чтобы так…
— Он поверил им, — голос Кати звучал ровно и бесстрастно, будто она говорила о незнакомых людях. — Он увидел деньги в моем кармане и поверил.
— А флешка? — вспомнила Оля. — Ты ее забрала?
Катя кивнула и потянулась за своей сумкой. Она осторожно, словно святыню, вынула серый пластиковый прямоугольник.
— Она здесь. Все доказательства здесь.
— Значит, нужно идти к юристу. Завтра же. Не дай им опомниться и что-то придумать.
На следующее утро Катя, не спавшая всю ночь, сидела в современном офисе в центре города напротив женщины лет пятидесяти с умными, внимательными глазами. Адвокат Марина Сергеевна изучала распечатанные сканы с флешки.
— Ну что же, — наконец сказала она, откладывая листы. — Ситуация, к сожалению, типовая. Мошенничество с наследством. Документы подлинные, нотариус настоящий, завещание оформлено корректно. А вот эта переписка… — она ткнула пальцем в распечатку, — это прямое доказательство сговора с целью лишения вас законной доли. Ваш свекор признается, что знал о завещании, и этот псевдоюрист подсказывает ему, как его скрыть.
— Что мне делать? — спросила Катя. — Они выгнали меня как вора. Мой муж…
— Первое — не поддаваться на провокации. Не возвращаться в дом без сопровождения полиции или судебных приставов, если решите что-то забрать. Второе — мы подаем иск в суд. О признании права собственности на долю в наследстве и о признании недействительными ранее выданных свидетельств о наследстве вашему свекру. И отдельно — заявление в правоохранительные органы по факту мошенничества.
— А как же… эта история с деньгами? Они меня обвиняют в воровстве.
Адвокат усмехнулась, но в ее глазах не было веселья.
— Екатерина, это детский лепет. Они подбросили деньги, чтобы создать повод для вашего изгнания и дискредитировать вас в глазах мужа. У них нет ни одного доказательства, что вы их взяли. Зато у нас есть железные доказательства их собственного преступления. И мы предъявим их в суде.
Она посмотрела на Катю прямо.
— Вы готовы к этому? К суду? К тому, что вашего свекра могут привлечь к уголовной ответственности? К тому, что ваш брак, скорее всего, не переживет этого?
Катя медленно выдохнула. Перед ее глазами проплыли лица Лидии Васильевны, Сергея, Николая Петровича. И лицо Игоря, который не встал на ее защиту.
— Да, — тихо, но четко сказала она. — Я готова. Я хочу справедливости.
— Хорошо, — адвокат кивнула и взяла блокнот. — Тогда начнем. Нам нужно составить детальный план. Они думают, что вы сломлены и убежали, чтобы лизать раны. Они расслаблены. Это наше преимущество.
Вечером того же дня Катя отправила Игорю короткое сообщение: «Мы можем встретиться? Без твоих. Нужно поговорить».
Она ждала его в маленьком кафе недалеко от его работы. Он пришел ссутулившийся, помятый. Сел напротив, не решаясь поднять на нее глаза.
— Кать… насчет денег… — начал он.
— Я не брала их, Игорь, — перебила она. Ее голос был спокоен. — Их мне подбросили. Твой брат и твоя мать. Чтобы выставить меня вороватой сумасшедшей и выгнать. И у них получилось. С твоей помощью.
Он помрачнел.
— Но они же… они не могли…
— Могли. И сделали. И ты знаешь, что могли. Ты просто не хочешь этого признавать.
Она отпила глоток кофе, давая ему время осознать.
— У меня есть доказательства, Игорь. Неопровержимые. Что завещание было, и его скрыли. Твой отец участвовал в мошенничестве.
Он поднял на нее глаза, и в них был ужас.
— Что ты собираешься делать?
— Я уже подала заявление в суд. И в полицию. Я заберу то, что принадлежит мне по праву.
— Катя, нет! — он схватился за голову. — Это же отец! Его посадить могут! Мать с ума сойдет! Ты что, хочешь разрушить всю семью?!
В этот момент Катя посмотрела на него и окончательно поняла. Для него она всегда будет чужой. Чужой, которая посмела посягнуть на благополучие его родни.
— Вашу семью разрушили не я, а ваша жадность и ложь, — сказала она, вставая. — И мне жаль, что ты не смог этого разглядеть.
Она положила на стол деньги за кофе и вышла из кафе, не оглядываясь. Она шла по вечерним улицам, и странное чувство наполняло ее — не радость, не торжество, а тяжелое, взрослое спокойствие. Путь назад был отрезан. Впереди была только битва. И впервые за долгое время она была готова к ней.
Суд состоялся через три месяца. Три долгих месяца, за которые Катя успела найти работу в другой больнице, снять маленькую комнату и научиться засыпать без привычного тепла Игоря рядом. Эти месяцы прошли в тревожной тишине. От Игоря не было ни звонка, ни сообщения. Его семья, видимо, уверенная в своей победе, тоже не напоминала о себе. Но Катя знала — это затишье перед бурей.
В день заседания она пришла вместе с адвокатом. Сердце бешено колотилось, когда они входили в здание суда. В коридоре, у дверей зала, стояли они. Вся семья. Лидия Васильевна, бледная, с поджатыми губами, смотрела на Катю взглядом, полным такой ненависти, что по коже побежали мурашки. Рядом с ней Николай Петрович казался постаревшим на десять лет, он не поднимал глаз. Сергей с Мариной стояли поодаль, их наглые маски сменились озабоченными и злыми лицами. Игорь был тут же. Он стоял, опустив голову, и курил, глядя в пол.
Когда они вошли в зал и заняли свои места, Катя почувствовала, как дрожь в руках сменяется холодной решимостью.
Судья, женщина средних лет с усталым, но внимательным лицом, открыла заседание. Со стороны ответчиков — Николая Петровича — выступал нанятый ими адвокат. Он пытался оспорить подлинность завещания, говорил о «психологическом давлении» на стариков, намекал на то, что Катя могла сама повлиять на их решение. Но его аргументы рассыпались в прах, когда слово взяла Марина Сергеевна.
Она действовала холодно и методично. Представила суду заверенную копию завещания, полученную через официальный запрос у того самого нотариуса. Продемонстрировала распечатанную переписку Николая Петровича с мошенником-«юристом», где тот прямо советовал скрыть документ.
— Уважаемый суд, у нас нет сомнений в подлинности завещания, — голос адвоката Кати был четким и ясным. — Все сомнения исходят от стороны ответчика, которая, как явственно следует из представленных доказательств, сфальсифицировала процесс наследования, введя в заблуждение нотариуса и других наследников, и сознательно лишила мою доверительницу ее законного права, руководствуясь корыстными побуждениями.
Лидия Васильевна сидела, выпрямившись, как статуя, но Катя видела, как дрожат ее пальцы, сжимающие сумочку. Николай Петрович, когда судья задавала ему прямой вопрос, признался, опустив голову, что знал о завещании, но испугался «разрушать семью».
— А подброшенные деньги? — вдруг резко встала Лидия Васильевна, не выдержав. — Она воровала у нас! У семьи! Вы посмотрите на нее!
— Гражданка, без разрешения суда вставать и выступать запрещено! — строго остановила ее судья. — Что касается обвинений в воровстве, то они не относятся к предмету данного разбирательства. Если у вас есть доказательства, обращайтесь в правоохранительные органы.
Наступила тишина. Было ясно, что никаких доказательств у них нет.
Судья удалилась в совещательную комнату. Минуты ожидания тянулись мучительно долго. Катя смотрела в окно на серое небо, пытаясь не встречаться ни с чьим взглядом. Она чувствовала на себе взгляд Игоря, тяжелый и полный какого-то немого укора, но не оборачивалась.
Наконец, судья вернулась и огласила решение.
— Исковые требования Екатерины Сергеевны Ивлевой удовлетворить полностью. Признать за ней право собственности на одну вторую долю в жилом доме… Ранее выданное свидетельство о наследстве Николаю Петровичу в части данной доли признать недействительным…
Дальше Катя почти не слышала. Она смотрела, как Лидия Васильевна схватилась за сердце и с рыданием выбежала из зала. Как Николай Петрович, не глядя ни на кого, побрел за ней. Как Сергей, бросив на Катю уничтожающий взгляд, потащил за руку Марину.
В зале остался только Игорь. Он медленно подошел к ней. Его лицо было искажено болью.
— Довольна? — прошептал он хрипло. — Разрушила все. Отца под суд отдашь теперь? Мать в могилу сведешь?
Катя посмотрела на него. И в этот момент последняя связь, державшая ее возле этого человека, оборвалась.
— Они сами все разрушили, Игорь. Своей жадностью и ложью. А ты… Ты им помог. Ты не защитил меня. Ты поверил, что я способна украсть. Мы с тобой чужие люди. И нам не по пути.
Она развернулась и пошла к выходу, где ее ждал адвокат. Сзади доносилось его тяжелое, прерывистое дыхание, но она не оборачивалась.
Через месяц Катя получила свою долю в денежном эквиваленте — Николай Петрович, чтобы избежать уголовного дела, согласился на выкуп ее части дома по рыночной стоимости. Деньги не принесли ей радости, но дали то, что было важнее — свободу и независимость.
В один из осенних дней она стояла на улице перед тем самым домом, который когда-то считала своим. Листья кружились в воздухе, ложась золотым ковром на землю. Из окна доносился смех ребенка — Сергей с семьей, видимо, наконец-то переехали.
Она смотрела на этот дом, где оставила часть своей души, свои надежды и свою веру в семью. Ей было грустно. И одиноко. Но не было больно.
Катя повернулась и пошла прочь, не оглядываясь. У нее была своя жизнь. Тяжелой ценой, но она ее отвоевала.
Иногда, чтобы обрести свой дом, нужно потерять чужую семью.
