— Твой муж ушёл из жизни, а ты — нет. Выметайся из моей квартиры!
Галина стояла у плиты. Помешивала суп.
Свекровь Раиса Петровна прошла в кухню без стука. Ключи-то у неё были. После того прощания уже третий день подряд приходила.
— Слышишь меня? Или прикидываешься?
Галина выключила газ. Развернулась медленно.
На Раисе Петровне новая чёрная куртка. Видно, к траурной службе покупала. А глаза злые. Как у голодной собаки.
— Я тебя слышу.
— Тогда собирай вещи. Квартира наша. Семейная. Ты здесь временно пожила. Спасибо скажи.
Галина достала из ящика стола папку. Тонкую жёлтую. Положила на стол. Прямо между собой и свекровью.
— А теперь ты меня послушай.
Документы
Раиса Петровна фыркнула:
— Что ты мне показывать собралась? Справки какие-то?
— Документы. На квартиру.
Галина открыла папку. Достала первый лист. Ксерокопию свидетельства о приватизации.
— Квартира была оформлена на твоего сына в 2003 году. Тогда ещё до нашего знакомства. Видишь подпись?
Раиса Петровна придвинулась. Прищурилась.
— Ну и что? Это же его квартира была.
— Была. А теперь она моя. По наследству.
— Какому ещё наследству? Что ты понимаешь, деревенская!
Галина достала второй документ. Свидетельство о браке.
— Мы прожили в браке десять лет. Я — наследник первой очереди. А ты, Раиса Петровна, при наличии супруга — второй очереди.
— Как это второй? Я же его мать!
— Мать — это второй уровень наследования. Сначала супруги и дети. Потом родители.
Раиса Петровна села на табуретку. Лицо серое стало.
— Откуда ты это знаешь?
— Двадцать лет в управляющей компании работала. Думаешь, я первый раз такое вижу?
Знание законов против наглости
Галина налила себе чаю. Предложить свекрови не подумала. Рука не поднимались.
— Понимаешь, Раиса Петровна, я насмотрелась за эти годы. Как только человек уходит — родственники сразу квартиру делить начинают. Ещё не остыло. А они уже замки меняют.
— Я не замки менять пришла!
— А что тогда? Вещи мои собирать предлагаешь?
Раиса Петровна помолчала. Потом заговорила тише:
— Галка, ну подумай. Тебе-то эта квартира зачем? Ты ещё не старая. Выйдешь замуж. А мне куда? Я же его мать. Здесь его детство прошло. Его вещи…
— Его вещи никто не трогает. И его комнату я не переделывала.
— Но жить-то ты здесь не можешь! Это неправильно.
Галина отпила чаю. Горячий был. Обжёг язык.
— Почему неправильно?
— Потому что… ну потому что его не стало! А ты осталась. И квартиру занимаешь.
— Как будто я виновата, что осталась жива.
— Я этого не говорила!
— Говорила. Первыми словами. «Твой муж ушёл из жизни, а ты — нет».
Галина встала. Подошла к холодильнику. Сняла фотографию — она с мужем на даче, прошлым летом.
Сергей в клетчатой рубашке. Она в синем сарафане. Оба смеются.
— Знаешь, что он мне перед своим уходом сказал?
Раиса Петровна замолчала.
— Сказал: «Галка, если что со мной случится — не давай себя в обиду». И ещё добавил: «Мама у меня добрая, но жадная. Квартиру сразу отбирать начнёт».
— Он этого не говорил!
— Говорил. И не только это. Ещё сказал, что завещание написать хотел. Да всё руки не доходили. «Думал, времени ещё вагон», — так и выразился.
Раиса Петровна встала резко. Табуретка упала.
— Врёшь! Он меня любил!
— Любил. Но знал тебя хорошо.
В дверь позвонили. Раиса Петровна вскочила:
— Это Андрей приехал. Мой сын. От первого брака.
— Знаю я твоего Андрея.
Сын свекрови вступает в игру
Вошёл мужчина лет сорока. Широкоплечий. В спортивной куртке.
Галину поцеловал в щёку для приличия.
— Привет, Галь. Как дела?
— Как у всех после прощания.
— Понимаю. Слушай, а мы тут с мамой подумали… Может, ты к нам переедешь? У меня трёшка. Места хватит. А здесь… ну сам понимаешь. Воспоминания тяжёлые.
Галина достала из папки третий документ.
— Андрей, ты в наследственном праве разбираешься?
— В каком смысле?
— А в том, что при наследовании квартиры… Которая была улучшена в браке за счёт средств супруга… Этот супруг имеет право ещё на компенсацию доли вложений.
Андрей переглянулся с матерью. Повернулся ко мне.
— Галь, я не понял.
— Кухню мы переделывали в 2018-м. На мои деньги. Ванную — в 2020-м. Тоже на мои.
Она выложила на стол стопку бумаг.
— Документы все сохранила. Чеки. Договоры с подрядчиками.
— Кухонный гарнитур — сто восемьдесят тысяч. Плитка, сантехника — ещё сто. Работа мастеров — восемьдесят.
— Ванная комната — сто сорок за материалы. Сорок за работу.
— Итого четыреста шестьдесят тысяч рублей. Это в ценах тех лет.
— Сколько это может быть сейчас?
— По оценке эксперта — около восьмисот пятидесяти тысяч. С учётом инфляции. И роста стоимости недвижимости.
Раиса Петровна всплеснула руками:
— Господи, да она же настоящий юрист!
— Не юрист. Просто работала с документами. И знаю, как люди друг друга надувают.
Правда о родственной любви
Андрей сел за стол. Закурил. Не спросив разрешения.
— Галь, давай по-честному. Мы же семья.
— Были семьёй, пока Серёжа был жив.
— Ну не говори так. Мама переживает.
— Мама переживает за квартиру. Не за сына.
— Это несправедливо!
Галина встала. Взяла фотографию с холодильника. Села обратно. Положила снимок перед Андреем.
— Видишь, какой он весёлый? Это в июне снимали. На даче у соседей. За месяц до того, как его сердце остановилось.
Андрей посмотрел на фотографию. Потом на мать.
— А теперь скажи мне, Андрей, — продолжала Галина спокойно, — когда ты в последний раз сюда приходил? К брату. Пока он был с нами?
— Я работаю много…
— Два года назад. На Новый год. И то потому, что денег занять хотел.
— Галь…
— Молчи. А ты, Раиса Петровна, когда в последний раз что-то хорошее про меня сказала? При нём? При живом сыне?
Раиса Петровна отвернулась к окну.
— Всегда я была для вас чужая. «Временная», как ты сейчас выразилась. Десять лет — и всё временно.
Последние обвинения
— Ты же его не любила! — взорвалась вдруг Раиса Петровна. — Детей от него не родила! Жила как постоялец!
Галина замолчала. Села ровнее на стуле. Посмотрела на фотографию.
— Не любила?
— Не любила! Если бы любила — детей бы нарожала! А так что — пожила и хватит!
Галина взяла фотографию. Погладила её пальцем. Лицо мужа. Его улыбку.
— Знаешь, Раиса Петровна, я не буду тебе рассказывать, как мы с ним жили. О чём говорили вечерами. Как он смеялся над моими шутками.
— Как я ему спину растирала, когда радикулит прихватывал. Как мы вместе планировали отпуск в Крым…
Она подняла глаза:
— Хотя, это не твоё дело. Это было наше.
В комнате стало тихо. Даже Андрей перестал дымить.
— Но одно я тебе скажу точно, — голос у Галины стал твёрдым. — Пока он был со мной, никто из вас палец о палец не ударил. Чтобы ему помочь.
— Когда ему плохо становилось — я скорую вызывала. Когда в больницу ложился — я дежурила. Когда лекарства покупать надо было — я из своей зарплаты тратила.
Окончательный вердикт
— А теперь, когда его не стало, вы тут как стервятники слетелись. Квартира вам нужна. Не сын. Квартира.
Раиса Петровна всхлипнула:
— Я же его мама…
— Мама. Которая три дня после прощания думает не о сыне. А о недвижимости.
Галина сложила документы обратно в папку.
— Я не выгоняю тебя, Раиса Петровна. Приходи, когда захочется. Вспоминай Серёжу. Но жить я буду здесь. По закону. По справедливости. И по его последней воле.
— Какой воле? Завещания же не было!
— Было. Устное. При свидетелях. Он соседке Тамаре Ивановне говорил: «Если что со мной случится — Галка пусть здесь остаётся. Она мне жена. А не временная постоялка».
Галина встала. Подошла к окну. За стеклом ноябрьский вечер. Фонари зажигались.
— Тамара Ивановна это в суде подтвердит. Если понадобится.
Андрей затушил сигарету в блюдце.
— Мам, может, хватит? Галя права. По закону всё честно.
Раиса Петровна поднялась с табуретки. Медленно. Как старая.
— Ну и живи тут одна. Как сыч. Без семьи. Без детей.
Она дошла до двери. Обернулась:
— Только знай — для меня ты ушла из жизни вместе с ним.
— Я для тебя и не рождалась, — спокойно ответила Галина.
Новое
Дверь хлопнула. Андрей замялся в прихожей:
— Галь, ты не обижайся на маму. Она с горя…
— Нет, Андрей. Не с горя. Просто она такая. Всегда такой была.
— Если что понадобится…
— Спасибо. Но я справлюсь.
Когда они ушли, Галина вернулась на кухню. Поставила чайник. Села за стол.
Разложила фотографии — их было несколько в ящике комода.
*Вот Сергей на рыбалке. Вот они вдвоём в кафе на годовщину свадьбы. А вот он ремонт делает. Весь в пыли. Но довольный.
— Слышишь меня? — тихо сказала она фотографии с дачи. — Я не дала себя в обиду. Как ты просил.
Чайник засвистел. Галина встала. Заварила чай. Добавила мёду — Сергей всегда смеялся над её привычкой мёд в чай класть. «Как медведица», — говорил.
Планы на будущее
Села обратно. Взяла телефон. В контактах нашла номер Тамары Ивановны.
«Тамара Ивановна, это Галя. Спасибо, что правду сказала про Серёжины слова. Очень выручили. Приходите вечером чай пить — расскажу, как дела прошли».
Отправила сообщение. Потом открыла заметки в телефоне. Написала:
«Понедельник — подать документы на наследство.
Вторник — к нотариусу за справкой.
Среда — съездить к Серёже».
А потом добавила:
«Четверг — в театр. Давно хотела сходить».
За окном включились фонари во дворе. В квартире стало тихо. И как-то… по-свому.
Впервые за три недели — по-своему.
Галина отпила чаю. Посмотрела на фотографию. Сергей улыбался с неё. Как живой.
— Теперь-то точно дома, — сказала она тихо.
И убрала снимки в ящик.
Квартира осталась за ней. И жизнь тоже осталась. Какая получится — увидим.
А в телефоне пришло сообщение от Тамары Ивановны:
«Галочка, конечно приду! И кстати — видела, как твоя свекровь из подъезда выходила. Лицо кислое было. Значит, правда победила?»
Победила. Галина улыбнулась.
А вы сталкивались с подобной наглостью родственников после потери?
