— Ирочка, я велю тебе готовить банкет на сорок человек. Семь салатов, гусь с яблоками и шесть тортов — многоярусных, с твоим фирменным кремом.
Тамара Дмитриевна стояла посреди кухни, как прораб на стройке. Ирина резала морковь и молчала.
Пальцы двигались сами — семь лет замужества превратили её в функцию.
— Людей будет сорок. Это мой выход на пенсию, понимаешь? Все должно быть на высшем уровне.
Из гостиной доносился шум футбольного матча. Виктор не придёт — он никогда не приходил, когда мать раздавала указания. Это была их с Тамарой Дмитриевной территория. Виктор появлялся потом, когда гости уже сидели за столом: «Ира, как всегда, постаралась».
— Гусь должен быть с хрустящей корочкой, чтобы все ахнули. И десерты — я всем говорила, что ты кондитер от Бога. Не подведи меня.
Ирина кивнула. Она всегда кивала.
Список гостей лежал на столе — сорок фамилий. Ирина пробежала глазами: коллеги, соседи, родственники. Внизу приписка от руки: «Людмилу не звать».
Людмила, сестра Виктора, недавно потеряла работу. Тамара Дмитриевна сказала: «Не хочу, чтобы она портила настроение своим видом. Это праздник успеха, а не благотворительность».
Ирина перечитала список. Её имени там не было. Вообще. Как будто она — не человек, а просто часть оборудования: печь, холодильник, Ирина.
Четыре торта стояли на балконе — клубничные кремы, бисквиты с ягодной прослойкой. Два дня работы, почти без сна. Руки болели, спина ныла.
Телефон зазвонил в девять вечера.
— Ирочка, совсем забыла! У Марины Владимировны внук — маленький Петенька, у него жуткая аллергия на клубнику. Ты же ничего клубничного не готовишь?
Ирина посмотрела на балкон.
— Четыре десерта уже готовы. Все с клубникой.
— Ну так переделай! До банкета три дня, времени полно. Марина Владимировна — очень важная гостья, её нельзя обидеть.
Ирина положила трубку и подошла к дивану, где Виктор листал телефон.
— Виктор, мне нужна помощь. Четыре торта переделать, салаты нарезать.
Он поднял глаза.
— Ир, ты же сама лучше знаешь. Я вообще в этом не разбираюсь.
— Мне нужна помощь сейчас.
— У меня через час встреча с клиентом, в бильярдную. Это важно, серьёзный покупатель. Вернусь часа через два, максимум три, до гостей успею.
Он ушёл, не дожидаясь ответа.
В три часа ночи Ирина проснулась от кошмара. Ей снилось, что она стоит у плиты, а руки не слушаются — режут, мешают, пекут сами, и остановиться невозможно. Тамара Дмитриевна повторяет: «Не подведи меня». Виктор улыбается: «У тебя же лучше получается».
Она села на кровати, вспотевшая. Виктор храпел рядом — вернулся в половине первого, пахнущий табаком. Ирина встала, прошла на кухню. Гусь в мойке — сырой, ждал начинки. Горы овощей для салатов. Четыре торта на балконе, которые надо выбросить и испечь заново.
Сорок человек. Семь салатов. Гусь на шесть часов. Шесть десертов.
Она открыла ноутбук и набрала: «Москва — Геленджик, ближайший рейс». Последний билет на пять утра. Нажала «Оплатить».
Взяла лист бумаги и написала коротко:
«Виктор, у меня срочные обстоятельства. Позаботься о банкете сам. Все продукты в холодильнике».
Телефон завибрировал. Тамара Дмитриевна.
«Ирочка, ты уже печёшь гуся? Надо, чтобы к двум он был готов».
Ирина выключила телефон и положила его в сумку. Оделась бесшумно, взяла паспорт, вышла за дверь. Холодный декабрьский воздух резанул по лицу, и дышать стало легче. Такси ждало у подъезда.
Виктор проснулся в восемь от звонка матери.
— Где Ирина?! Она трубку не берёт! Мне через шесть часов гости!
Он увидел записку на кухне. Прочитал раз, другой. Рядом — сырой гусь, овощи, хаос.
— Мам, она куда-то уехала. Не знаю куда.
— Как уехала?! А банкет?! Виктор, ты понимаешь, что через шесть часов сюда придут сорок человек?! Я всем обещала её торты!
Он набрал Ирину. Абонент недоступен.
— Мам, давай я закажу готовый банкет. Найду ресторан.
— За шесть часов?! В субботу?! Ты вообще думаешь головой?!
Виктор начал названивать. Первый ресторан отказал. Второй попросил баснословные деньги. Третий согласился только на двадцать человек без десертов.
В половине десятого приехала Тамара Дмитриевна. Влетела в квартиру и замерла на пороге кухни.
— Гусь сырой. Салаты не собраны. Торты с клубникой, хотя я велела переделать!
Виктор стоял посреди кухни и молчал. Впервые увидел то, что Ирина делала каждый раз. Объём. Невозможность.
— Мама, я не знаю, как это готовить.
— Тогда учись! Гости через четыре часа!
Они начали. Тамара Дмитриевна открыла рецепт в интернете. Виктор резал овощи — криво, медленно. Лук разъедал глаза. Мать обожгла руку. Гусь подгорел с одной стороны и остался сырым внутри.
В час дня Виктор побежал в супермаркет и скупил готовые салаты, нарезки, покупные торты. Тамара Дмитриевна пыталась переложить всё на нормальные тарелки, но было видно — жалкая попытка спасти лицо.
Гости начали приходить в два. Тамара Дмитриевна встречала с натянутой улыбкой, Виктор суетился у стола. Люди садились, оглядывались. Взгляды оценивающие.
— Тамара Дмитриевна, а где ваша невестка? Мы так ждали её торты!
— Ирочка приболела. Внезапно. Но мы с Виктором всё сами приготовили!
Голос дрожал.
Гусь подали — подгоревший, разваливающийся. Кто-то попробовал и вежливо отложил вилку. Салаты почти не трогали. Покупной торт никто не взял. Люди переглядывались, шептались. Марина Владимировна рано ушла, сославшись на головную боль.
В половине пятого, когда гости уже смотрели на часы, в квартиру вошла Светлана. Сестра Ирины, с тяжёлой сумкой. Прошла на кухню, не здороваясь, поставила на стол огромную кастрюлю.
— Ирина позвонила мне утром. Попросила привезти бефстроганов. На сорок человек. Домашний. Потому что знала, что вы не справитесь.
Тамара Дмитриевна побледнела.
— Светлана, какое ты имеешь право…
— Какое право? Моя сестра семь лет вкалывала на вас. Пекла, готовила, стояла у плиты, пока вы принимали комплименты. А вы даже в список гостей её не включили.
Гости замерли.
— Виктор, ты хоть раз сказал жене спасибо? Хоть раз помог? Или ждал, когда она всё сделает?
Виктор молчал. Красный, с опущенными глазами.
— Людмилу вы тоже не позвали. Потому что она сейчас не при деньгах, и вам стыдно её показывать. Тамара Дмитриевна, вы всю жизнь учили людей держать лицо, а сами не поняли простого: семья — это не витрина.
Светлана развернулась и вышла. Дверь хлопнула. Повисла тишина — тягучая, липкая. Гости начали расходиться один за другим: «Спасибо, нам пора».
К шести квартира опустела. Остались горы посуды и Виктор с матерью в разных концах комнаты.
Ночью Виктор стоял на кухне один. Тамара Дмитриевна уехала молча. Он смотрел на гору тарелок, бокалов — это Ирина мыла после каждого праздника. Одна. Пока он смотрел телевизор.
Включил воду, взял губку. Руки двигались неловко. Жир не отмывался. Спина затекла через двадцать минут. А посуды — ещё на час.
Достал телефон. Набрал Ирину. Долгие гудки. Она взяла.
— Ира, прости. Прости меня. Я всё понял. Мне нужно с тобой поговорить.
Молчание. Потом её голос — спокойный, совсем не такой, как обычно.
— Ты сейчас где?
— На кухне. Мою посуду.
— Всю?
— Ещё не всю.
— Тогда сначала домой до последней ложки. Протри плиту. Вымой холодильник — там в углу жир, ты просто никогда не видел. Вынеси мусор. Весь. А потом, может быть, поговорим.
— Ира, но…
— Виктор, я не злюсь. Я устала быть функцией. Хочу, чтобы ты увидел меня. Не мои руки, не торты. Меня. Для этого тебе надо хотя бы раз сделать то, что я делала семь лет.
Она положила трубку. Виктор посмотрел на посуду. Снова взял губку. Вода лилась. Тарелки становились чистыми. Руки болели. Но он продолжал. Потому что впервые понял: если остановится — она не вернётся.
Ирина сидела на набережной Геленджика с бокалом красного сухого. Декабрьский вечер был тёплым. Море шумело тихо. Телефон лежал рядом.
Светлана написала утром: «Всё сделала. Тамара Дмитриевна сидела белая. Виктор не знал, куда глаза деть».
Ирина улыбнулась. Не злорадно — спокойно.
Она не хотела мести. Она хотела, чтобы они поняли. Увидели. Почувствовали хотя бы каплю того, что она чувствовала семь лет.
Официант принёс счёт. Ирина расплатилась и пошла вдоль берега. Ветер трепал волосы. На душе было легко — странно легко, как после долгой болезни.
Она не знала, вернётся ли к Виктору. Может быть, если он правда поймёт, что она — не кухонный комбайн, не функция, а человек. С правом уставать. С правом отказаться. С правом просто уйти, когда невыносимо.
А пока она шла по набережной и думала, что впервые за семь лет не должна никому ничего. Море шумело. Телефон молчал. И это было правильно.
Она достала его из кармана, включила и посмотрела на экран. Сорок три пропущенных. Двадцать от Виктора, остальные от Тамары Дмитриевны. Последнее сообщение пришло десять минут назад: «Ира, я всё домыл. Правда. Можем поговорить?»
Ирина посмотрела на море, потом на телефон. Написала коротко: «Завтра». И выключила звук.
Завтра она решит. Сегодня — море, ветер и свобода. Та самая, которую она заслужила.
