Телефон пиликнул уведомлением от «Госуслуг», когда я помешивала кашу сыну. Я глянула мельком и застыла с ложкой в руке. «Заявление о регистрации по месту жительства… принято к рассмотрению».
Какое заявление? Я никого не прописывала.
Сердце ухнуло и заколотилось где-то в горле. В моей квартире, купленной еще до брака, были прописаны только я и наш с Глебом трехлетний сын. Я нажала на уведомление. «Регистрируемый: Иванова Лидия Денисовна».
Свекровь.
Меня окатило ледяной волной. Чтобы ее прописать, нужно мое личное согласие как собственника. Моя подпись. Которую я, разумеется, не ставила.
Весь день я ходила как в тумане. Как? Зачем? Они же знают мою позицию: я помогаю деньгами, езжу с Лидией Денисовной по больницам, но прописка — это красная черта.
Вечером Глеб пришел с работы, сел ужинать. Я молча положила перед ним телефон с открытым уведомлением.
Он жевал, глянул, и… не удивился. Он просто отвел глаза к тарелке.
— Глеб, что это?
— Оль, ну чего ты начинаешь? — пробубнил он, не поднимая головы. — Это формальность.
— Какая формальность? — у меня задрожал голос. — Там нужно мое заявление. Я ничего не писала.
— Ну, мама попросила… Ей для льгот надо. Для поликлиники. Ты же знаешь, у нее давление.
— Глеб. Я-не-подписывала-документы.
Муж тяжело вздохнул и наконец посмотрел на меня. Взгляд усталый, раздраженный. Будто это я проблема, а не уголовное преступление, которое провернула его мать.
— Оль, ну не будь ты змеей, а? — его голос стал жестким. — Это моя мать! Ей нужна прописка, чтобы пенсию переоформить! Что тебе, жалко? Она же не оттяпает у тебя метры! Я сказал, что ты не против, она и подала.
— «Подала»? — я села напротив. — Глеб, там нужна моя подпись. Как она «подала»?
— Ой, ну расписалась как-то… — он махнул рукой. — Какая разница? Это для дела! Не будь вредной.
«Не будь вредной». Эта фраза ударила меня хлеще пощечины. Мою подпись подделали, чтобы втихую прописаться в моей квартире, а я «вредная».
Я молча встала и ушла в комнату. Глеб крикнул мне в спину:
— Оль, я серьезно! Если ты отменишь, будет скандал! Мама не переживет!
Я не ответила. Я достала из шкафа папку с документами на квартиру. Скандал? Хорошо. Будет скандал.
Утром я отвела сына в сад, а сама поехала не на работу, а в МФЦ. Отпросилась на полдня, соврала про зубного.
В гулком зале, пахнущем бумагой и нервами, я взяла талончик. Девушке в окошке я спокойно объяснила:
— Здравствуйте. Я собственник квартиры. На мое имя было подано заявление о регистрации третьего лица. Вот уведомление. Я, как собственник, это заявление не подавала и согласие не давала. Я подозреваю подлог.
Девушка округлила глаза. Такого поворота она явно не ждала.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Мне нужна копия этого заявления.
Она куда-то убежала, вернулась с начальницей. Та посмотрела на меня, на мой паспорт, на уведомление.
— Заявление действительно принято. Подпись ваша стоит.
— Это не моя подпись.
Меня провели в отдельный кабинет. Через десять минут передо мной лежал тот самый бланк. Я посмотрела на подпись в графе «Согласие собственника» и рассмеялась.
Это была даже не попытка. Корявые, детские каракули, не имеющие ничего общего с моим росчерком. Лидия Денисовна даже не удосужилась посмотреть, как я расписываюсь. Она просто начеркала что-то от балды.
— Я могу получить заверенную копию? — спросила я у начальницы.
— Да. Вы будете писать заявление об отзыве?
— Обязательно. И еще одно — о факте подачи документов с поддельной подписью.
Я потратила на это час. Я вышла из МФЦ с двумя бумагами: копией «липового» заявления и моим официальным обращением об аннулировании регистрации и фиксации подлога.
Вечером я позвонила свекрови.
— Лидия Денисовна, добрый вечер. Вы не могли бы к нам заехать? У нас с Глебом новости, хотим с вами обсудить.
— Ой, Олечка, — заворковала она в трубке, — конечно! Я как раз пирожков с капустой напекла. Глебушка любит.
«Глебушка любит». Меня снова передернуло.
Когда она вошла в квартиру, Глеб уже был дома. Он нервно ерзал на диване, чувствуя неладное.
— Оля, что за семейные сборы?
— Лидия Денисовна, проходите, — я закрыла дверь. — Пирожки пахнут вкусно. Но у нас дела поважнее.
Я прошла к столу в гостиной и положила на него три вещи:
Копию заявления с каракулями свекрови.
Мой паспорт, открытый на странице с настоящей подписью.
Мое заявление в МФЦ об отзыве.
Свекровь сначала улыбалась, но, увидев бумаги, замерла. Глеб вскочил.
— Оля, что это?
— Это, Глеб, «формальность», — я ткнула пальцем в подделку. — А это, Лидия Денисовна, статья 327 Уголовного кодекса. Подделка документов.
Лицо свекрови из розового стало мертвенно-бледным. Она схватилась за сердце.
— Ты… ты… что ты несешь, Оля? Я…
— Вы подделали мою подпись, — отрезала я. — Вы решили, что можете просто так взять и прописаться в моей квартире.
— Оля, прекрати! — взвизгнул Глеб. — Маме плохо! Ты что творишь? Это же просто…
— Просто что, Глеб? — я повернулась к нему. — Просто формальность? Ты знал, что она расписалась за меня?
— Я… я думал, это неважно… Оля, ну это же мама!
— Это не «мама». Это чужой человек, который совершил преступление, чтобы получить доступ к моему имуществу. А ты, муж, ее покрывал.
Лидия Денисовна начала плакать. Тихо, по-старчески, прижимая платок к губам.
— Олечка… деточка… я же не со зла… Я для льгот…
— Для льгот можно было оформить временную регистрацию. Если бы вы меня попросили. Но вы решили украсть мою подпись.
Я взяла со стола свое заявление.
— Я уже подала отзыв. Ваше заявление аннулируют завтра. А вот эту копию, — я помахала подделкой, — я пока отложила. Но если я услышу еще хоть слово про «льготы» или «не будь змеей», она немедленно отправится в полицию. Вместе с моим заявлением о мошенничестве.
Глеб смотрел то на меня, то на рыдающую мать. Кажется, до него только сейчас дошло, что «формальность» пахнет не льготами, а реальным сроком.
— Оля, подожди… Давай поговорим. Не надо полиции… Мама, ну извинись ты!
Свекровь что-то пролепетала сквозь слезы.
Я посмотрела на них. На этого бесхребетного мужчину, который готов был сдать меня ради маминого удобства. И на эту женщину, которая считала меня пустотой.
— Извинения в дело не подошьешь, Лидия Денисовна. Глеб, пирожки убери в холодильник. Маме твоей, думаю, пора домой. Ей надо отдохнуть. Обдумать все.
Я вышла на балкон и открыла окно. Морозный воздух ударил в лицо. Я слышала, как они шептались в прихожей, как хлопнула входная дверь, как Глеб тихо прокрался на кухню.
Он так и не подошел ко мне.
Формальность, говорили они. Что ж, теперь у них будет много времени на соблюдение всех формальностей. И они точно знают, что я больше не «вредная». Я — злая. И мне это нравится.
