Валентина стояла у окна кухни, провожая взглядом красный седан мужа. Николай торопился на дачу к брату — срочно чинить крышу перед дождями.
— Вернусь поздно, — бросил он через плечо, завязывая ботинки. — Ужин оставь в холодильнике.
— Конечно, Коля, — привычно кивнула она.
Дверь захлопнулась. Валентина ещё несколько секунд смотрела на пустую прихожую, затем медленно повернулась к своему отражению в зеркале. Серые волосы аккуратно убраны в пучок, домашний халат, никакой косметики. Шестьдесят два года безропотного послушания.
— А что, если? — прошептала она себе под нос.
За последние месяцы эта мысль приходила всё чаще. Началось с телевизионной передачи о женщинах, которые после пятидесяти кардинально меняли жизнь. Потом случайная встреча в магазине с подругой юности Галиной.
— Валя! — воскликнула та тогда. — Ты же в школе так здорово рисовала! Помнишь, как мы мечтали об художественном институте?
Валентина тогда только улыбнулась и поспешила домой к готовке. Но семена были посеяны.
Теперь она решительно направилась к антресоли. Среди пыльных коробок нашла то, что искала — старый чемоданчик с красками и кистями. Подарок от мамы на восемнадцатилетие. Сорок четыре года он пролежал нетронутым.
Валентина открыла чемоданчик. Краски засохли, кисти потеряли форму, но что-то внутри неё ожило. Она достала телефон и набрала номер Галины.
— Галя, это Валя. Помнишь, ты рассказывала про свой кружок рисования?
— Конечно! А что?
— Можно… можно я тоже попробую? У меня сегодня свободный день.
Пауза. Потом радостный смех подруги:
— Валечка! Да ты что! Конечно можно! Мы как раз сегодня собираемся у меня. Приходи к трём!
— Нет, — неожиданно для себя сказала Валентина. — Лучше ко мне. Адрес знаешь.
После разговора она посмотрела на часы. Половина первого. Времени мало, но желание было сильнее страха.
Валентина помчалась по квартире как вихрь. Убрала с обеденного стола журналы Николая, постелила старую простыню. Достала из серванта хрустальные бокалы — те самые, которые Коля разрешал использовать только «для особых гостей». Купила в магазине вино, сыр, виноград.
— Что я делаю? — спросила она вслух, глядя на преображённую квартиру. — Что я делаю?
Но остановиться уже не могла. В ванной она смыла с лица усталость, нанесла давно забытую помаду, распустила волосы. В зеркале отразилась совсем другая женщина — живая, с горящими глазами.
В три часа зазвонил звонок. На пороге стояла Галина с тремя подругами и огромной сумкой принадлежностей для рисования.
— Валя, ты сегодня просто сияешь! — воскликнула она, обнимая хозяйку.
— Проходите, девочки, — засмеялась Валентина, и этот смех удивил её саму — лёгкий, молодой, искренний.
Квартира наполнилась женским смехом и голосами. Галина познакомила Валентину с подругами — Светланой, художницей на пенсии, Мариной, бывшей учительницей, и Анной, которая только в пятьдесят восемь решила взять в руки кисть.
— Рисовать никогда не поздно, — сказала Светлана, раскладывая краски. — Главное — чувствовать.
— А что будем рисовать? — робко спросила Валентина.
— А что душа просит! — засмеялась Марина. — У меня, например, сегодня настроение на цветы. Яркие, дерзкие!
Валентина задумалась. Что просила её душа? Сорок лет она прислушивалась только к желаниям мужа, сына, свекрови. А что хотела она сама?
— Море, — вдруг сказала она. — Я хочу нарисовать море.
— Отличная идея! — одобрила Светлана. — Море — это свобода, движение, жизнь.
Женщины устроились за столом. Валентина взяла кисть — рука дрожала от волнения. Первый мазок синей краски лёг на белый лист неуверенно, но что-то внутри неё щёлкнуло, как выключатель.
— Не думай о правилах, — прошептала Светлана. — Чувствуй цвет.
И Валентина почувствовала. Синий переходил в изумрудный, белые гребешки волн рождались сами собой. Она рисовала не техникой — она рисовала сердцем.
— Валя, да у тебя талант! — восхитилась Анна. — Посмотри, как живо!
— Неужели? — не поверила Валентина, отстраняясь от картины.
На листе плескалось настоящее море — дикое, свободное, зовущее куда-то вдаль. Она не могла поверить, что это нарисовала своими руками.
— А теперь давайте отметим твоё художественное рождение! — предложила Галина, разливая вино по бокалам.
— Девочки, а может, не стоит? — засомневалась Валентина. — Муж не одобряет…
— Валя, — серьёзно сказала Марина, — а когда ты последний раз делала то, что одобряешь ты сама?
Вопрос повис в воздухе. Валентина медленно взяла бокал.
— За искусство! — провозгласила Светлана.
— За смелость! — добавила Галина.
— За то, что наконец-то делаем то, что нравится нам! — засмеялась Анна.
Валентина пригубила вино. Лёгкое головокружение, или это от счастья? Она смотрела на свою картину, на смеющихся подруг, на разбросанные краски — и не узнавала свою привычно строгую квартиру.
— А знаете что? — вдруг сказала она. — Давайте включим музыку!
— Валя! — изумилась Галина. — Да ты сегодня просто другой человек!
— Может, я всегда была такой, — задумчиво ответила Валентина, включая радио. — Просто забыла.
Зазвучала весёлая мелодия. Марина пустилась в пляс прямо с кистью в руке, оставляя цветные мазки в воздухе. Остальные засмеялись и подхватили её танец.
Валентина кружилась по своей гостиной, размахивая руками, и ей казалось, что она летает. Когда она танцевала последний раз? В молодости, на институтских вечерах, до замужества?
— Какое счастье быть свободной! — выкрикнула она, и подруги радостно поддержали.
Именно в этот момент щёлкнул замок входной двери.
Николай стоял в прихожей, держа в руке ключи и не веря своим глазам. Перед ним разворачивалась картина, которую он никак не мог вписать в привычный мир. Его жена — его покорная, тихая Валентина — танцевала в центре гостиной с бокалом вина в руке, а вокруг неё кружились какие-то незнакомые женщины. На столе красовались краски, кисти, на полу валялись капли разноцветной гуаши.
— Что здесь происходит? — произнёс он, и музыка мгновенно стихла.
Все повернулись к нему. Валентина замерла, бокал дрожал в её руке. Подруги переглянулись, не зная, как реагировать.
— Коля! — выдохнула Валентина. — Ты же сказал, что вернёшься поздно…
— Дождь начался, работу отложили, — медленно сказал он, снимая куртку. — Я повторяю: что здесь происходит?
Голос его звучал холодно, с нотками возмущения. Галина первой пришла в себя:
— Добрый вечер. Мы подруги Валентины. Рисовали…
— Рисовали? — переспросил Николай, разглядывая стол. — С вином?
— Николай Петрович, — встала Светлана, — мы сейчас уйдём, не беспокойтесь.
— Нет! — неожиданно резко сказала Валентина. Все вздрогнули от её тона. — Нет, девочки, никуда не уходите.
Она подошла к мужу, и в её глазах горел странный огонь:
— Коля, познакомься. Это мои подруги. Мы занимаемся творчеством.
— Творчеством? — он произнёс это слово так, словно оно было ругательством. — Валентина, ты что, обезумела? Пьёшь среди дня, устраиваешь притон в моей квартире…
— В нашей квартире, — тихо, но твёрдо поправила она.
Воцарилась напряжённая тишина. Подруги чувствовали себя крайне неловко, но Валентина жестом остановила их попытки собраться.
— Посмотри, что я нарисовала, — сказала она, протягивая мужу свою картину с морем.
Николай взглянул мельком:
— Валентина, хватит этих глупостей. Попроси гостей уйти, мне нужно отдохнуть.
— Глупостей? — эхом повторила она. — Это глупости?
Что-то в её голосе заставило его внимательнее посмотреть на жену. Валентина стояла прямо, не опустив глаз, как обычно. Щёки её горели, волосы были распущены. Он не помнил, когда видел её такой… живой.
— Коля, — медленно сказала она, — я сорок лет делала то, что считал правильным ты. Готовила то, что любишь ты. Смотрела передачи, которые нравятся тебе. Дружила с теми, кого одобряешь ты.
— И что в этом плохого? — нахмурился он. — Семья должна быть единой…
— А когда ты последний раз спросил, что нравится мне? — перебила его Валентина.
Вопрос повис в воздухе. Николай открыл рот, чтобы ответить, но слова не нашлись.
— Я не помню, — честно признался он через паузу.
— И я не помню, — кивнула Валентина. — А сегодня я вспомнила, что умею рисовать. Что люблю смеяться. Что могу быть счастливой просто так, без повода.
Она подошла к столу и взяла свою картину:
— И знаешь что? Это не глупости. Это я. Настоящая.
Николай молча разглядывал картину. Море на листе словно дышало — свободное, безграничное, зовущее. Он пытался сопоставить этот живой пейзаж с образом своей покорной жены, но они никак не складывались в единое целое.
— Это действительно ты нарисовала? — тихо спросил он.
— Да, — просто ответила Валентина. — И мне это нравится.
Подруги наблюдали за разговором супругов, готовые в любой момент вмешаться или уйти. Но Валентина стояла спокойно и уверенно, совсем не похожая на ту застенчивую женщину, которую они знали по рассказам Галины.
— Коля, — продолжила она, — я не прошу у тебя разрешения. Я просто говорю, как будет. По четвергам я буду рисовать с подругами. Здесь, в нашем доме. И это не обсуждается.
— Валентина! — возмутился Николай. — Ты с ума сошла? Что скажут соседи? Что…
— Что скажет твоя жена, если ты попробуешь ей запретить жить? — перебила его Светлана, не выдержав.
Николай повернулся к ней с негодованием, но Валентина мягко коснулась его руки:
— Светлана права. Сорок лет я была твоей тенью, Коля. Удобной, безмолвной, покорной. Но я не хочу умереть тенью.
В её голосе не было агрессии или обиды — только глубокая усталость от прожитых не своей жизнью лет.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Но я больше не буду растворяться в твоих желаниях. У меня есть свои.
Николай опустился на диван. Впервые за долгие годы брака он видел в жене не служанку, а отдельного человека. Это пугало и восхищало одновременно.
— А если я не смогу к этому привыкнуть? — спросил он почти шёпотом.
— Тогда нам придётся об этом поговорить, — спокойно ответила Валентина. — Но я не откажусь от себя ради твоего спокойствия.
Марина тихонько начала собирать краски, подавая знак подругам. Момент был слишком интимным для посторонних глаз.
— Мы пойдём, — сказала Галина. — Валя, спасибо за чудесный день.
— Увидимся в четверг, — твёрдо сказала Валентина, провожая подруг.
Когда дверь закрылась, супруги остались одни. Николай смотрел на разбросанные по столу художественные принадлежности, на картину с морем, на жену, которая больше не опускала глаз.
— Ты очень изменилась за один день, — заметил он.
— Нет, — покачала головой Валентина. — Я просто перестала прятаться.
Она села рядом с ним на диван, взяла его руку в свои:
— Коля, а ведь когда-то ты влюбился именно в меня — живую, смешливую, мечтающую стать художницей. Помнишь?
Он вспомнил. Молоденькую студентку с блестящими глазами, которая рисовала портреты однокурсников на переменах. Когда она перестала рисовать? Когда перестала смеяться так заразительно?
— Помню, — признался он. — И знаешь что? Сегодня, когда я увидел тебя танцующей… Ты была похожа на ту девчонку, в которую я когда-то влюбился.
Валентина улыбнулась — впервые за вечер мягко и нежно:
— Значит, мы попробуем? Ты — узнать меня заново, а я — не бояться быть собой?
Николай кивнул, всё ещё переваривая произошедшее. Потом вдруг спросил:
— А что там с ужином?
Валентина засмеялась — тем самым молодым смехом, который потряс его сегодня:
— А давай приготовим вместе? Что-то новенькое, чего мы никогда не пробовали?
И когда они стояли на кухне, нарезая овощи для неизвестного им блюда, Николай понял: сегодня началась совсем другая жизнь. Страшная и прекрасная одновременно.
