Ирина стояла у двери с ключом в руке и слушала, как за дверью кто-то хрипло смеётся. Музыка долбила так, что дверь вибрировала. Она два года платила за эту квартиру на побережье, откладывала отпуск, экономила на всём, а теперь стояла как идиотка с чемоданом и не могла войти.
Позвонила в дверь. Ничего. Ещё раз. Музыку сделали тише, и через минуту дверь распахнулась. Глеб стоял в одних шортах, красный, с бутылкой пенного в руке.
— Чего тебе?
— Открывай, я приехала на неделю, — Ирина попыталась войти, но он загородил проход.
— Ты чего? У нас компания. Приезжай в другой раз.
Она замерла.
— В другой раз? Глеб, я два года оплачиваю эту квартиру. Я сюда в отпуск приехала, ты что творишь?
— Какой отпуск? — он сделал глоток и усмехнулся. — Ира, это моя квартира. Ты сейчас у моей двери стоишь. Звони заранее, если хочешь приехать. А сейчас иди в гостиницу.
— Твоя? Ты о чём?
— Спроси у предков, — Глеб пожал плечами и захлопнул дверь перед носом.
Она спустилась к морю и села на парапет. Руки тряслись, когда набирала отца.
— Да, Ирина.
— Пап, я у квартиры. Глеб меня не пускает. Говорит, что это его квартира. Объясни, что происходит.
Пауза. Долгая.
— Ирина, квартира на Глеба переоформлена. Год назад. Он там живёт, он хозяин. А ты работаешь, у тебя своё жильё. Не создавай проблем.
— То есть я два года плачу за чужую квартиру?
— Это семейное. Глебу сейчас трудно, ему нужна поддержка. Ты же понимаешь. Будь взрослой, не устраивай истерик.
— Я для вас кто?
— Ирина, не начинай. Ты для семьи чужой человек, если так себя ведёшь. Уважай решения отца.
Она посмотрела на телефон. Нажала отбой. Села и смотрела на волны, пока не стемнело.
Дома Ирина открыла банковское приложение и отменила все платежи. Ипотека. Переводы Глебу. Переводы матери. Всё подряд.
Три дня тишина. Потом начался ад. Мать рыдала в трубку про семью, про то, что Ирина их убивает. Отец требовал вернуть деньги, кричал про неблагодарность. Глеб писал из мессенджера — она заблокировала. Звонил с чужих номеров — не брала трубку.
Прошло две недели. Ирина ходила на работу, проверяла тетради, готовила уроки. Впервые за два года у неё оставались деньги на счету.
Глеб приехал к школе в среду, после обеда. Охранник поднялся к ней в класс и сказал, что её брат ждёт внизу, орёт на весь двор. Ирина спустилась и увидела его у крыльца — растрёпанный, в грязной куртке, качающийся. Рядом столпились старшеклассники с телефонами наготове.
— Вот она! — Глеб заорал так, что весь двор обернулся. — Наша учительница! Бросает семью! Думаешь, умная очень?
Ирина остановилась на ступеньках.
— Уходи. Ты же нетрезвый.
— А ты жадная! — он шагнул к ней, едва держась на ногах. — Из-за тебя банк звонит каждый день! Ты специально хочешь меня на улицу выкинуть?!
— Это твоя квартира, — сказала она тихо, но так, чтобы все слышали. — Ты собственник, Глеб. Так что разбирайся сам. Ищи работу. Плати сам. А ко мне больше не подходи.
— Да кто ты такая?! Отец прав был, назвал тебя…
— Если не уйдёшь сейчас, я вызываю полицию, — она достала телефон. — По факту преследования. Прямо сейчас.
Он стоял, тяжело дышал, смотрел на неё мутными глазами. Потом развернулся и поплёлся к выходу, матерясь себе под нос. Школьники расступились. Ирина развернулась и поднялась в учительскую. Руки дрожали, но она сжала кулаки и выдохнула.
Вечером написала заявление в полицию. Коротко, без эмоций. Приложила скриншоты угроз от Глеба. Подала онлайн. Потом заблокировала все номера родителей. Все контакты. Просто стёрла их из жизни.
Прошло четыре месяца. Ирина возвращалась из магазина, когда увидела соседку Зинаиду Фёдоровну у подъезда. Старушка махала ей рукой.
— Ирочка! Ира, подожди!
— Здравствуйте, Зинаида Фёдоровна.
— Слушай, а это не твои родители звонили вчера? Фамилию назвали — твою. Говорят, срочное дело, номер дочери потеряли. Я сказала, что не знаю твой телефон.
Ирина замерла с пакетами в руках.
— Мои. Спасибо, что не дали номер.
— Ой, я так и подумала, что что-то не то, — старушка наклонилась ближе. — Голос у мужчины такой… напряжённый. И женщина на фоне плакала. Говорили, что дело жизни и смерти. Но я подумала — если бы правда что-то случилось, они бы в полицию пошли, а не соседям звонили. Правильно я сделала?
— Правильно, — Ирина кивнула. — Спасибо вам.
Поднялась домой, закрыла дверь на все замки. Села на диван и просто сидела минут десять, глядя в стену. Значит, рухнуло. Квартира ушла с торгов или банк забрал. Глеб теперь у них на шее. И они решили позвонить. Попросить спасти. Или обвинить снова — в том, что она бросила семью, что из-за неё всё развалилось.
Телефон лежал на столе. Она смотрела на него и думала — а если разблокировать? Узнать, что случилось? Вдруг там правда беда?
Потом вспомнила дверь, которую ей захлопнули перед носом. Слова отца: «Ты для семьи чужой человек, если так себя ведёшь». Глеба у школы. Два года платежей в никуда.
Ирина встала, налила себе воды. Открыла шкаф и достала коробку. Там лежал договор на аренду маленькой студии — пока чужой, но через год она сможет её выкупить. Двадцать метров. Но своих. Полностью своих. Без Глеба, без родительских манипуляций, без звонков с требованиями.
Она гладила пальцами бумагу и вдруг поняла — впервые за много лет ей не хочется никого спасать. Не хочется бежать, решать, брать на себя чужие проблемы. Пусть Глеб ищет работу. Пусть отец разбирается с последствиями своих решений. Пусть мать перестанет плакать и начнёт говорить сыну правду.
А Ирина будет жить. Просто жить. Копить на выкуп студии. Покупать себе нормальную одежду, а не распродажи. Ездить в отпуск — настоящий, а не к родственникам на диван. Строить свою жизнь.
Телефон завибрировал. Незнакомый номер. Она посмотрела на экран, усмехнулась и отклонила вызов. Потом добавила номер в чёрный список.
За окном стемнело. Ирина включила свет, поставила чайник. Села к окну с кружкой в руках и смотрела на вечерний город. Где-то там отец работает охранником, чтобы кормить тридцатилетнего сына. Где-то мать плачет и обвиняет Ирину во всех грехах. Где-то Глеб пьёт пенное и жалуется на жизнь.
А она сидит в своей квартире. Маленькой, съёмной, но своей. С деньгами на счету. С планами на будущее. Без чувства вины.
И это было лучшее решение в её жизни.
