Светлана стояла на кухне и резала овощи для салата, когда её телефон на столе завибрировал. Сообщение от мужа: «Мама сегодня придёт к нам ужинать. Приготовь что-нибудь вкусное». Нож замер в её руке. Не просьба, не вопрос — распоряжение. И главное — без предупреждения, за два часа до прихода гостьи.
Она отложила нож и посмотрела на экран телефона. Ответила коротко: «Хорошо». Точка. Никаких эмоций, никаких вопросов. Просто согласие, за которым скрывалась усталость.
Свекровь появилась ровно в семь вечера. Людмила Ивановна вошла в квартиру с видом хозяйки, осматривающей свои владения. Она сразу прошла на кухню, где Светлана накрывала на стол.
— Ой, Светочка, опять эти твои дорогие салфетки используешь? — первое, что она сказала, даже не поздоровавшись. — Зачем такая расточительность? Обычные бумажные прекрасно справляются.
Светлана молча поставила на стол блюдо с запечённой курицей. Это были не дорогие салфетки. Это были самые обычные тканевые, купленные в обычном магазине. Но для свекрови любая мелочь в доме невестки была поводом для замечания.
За столом Игорь старательно делал вид, что погружён в свой телефон, изредка поднимая глаза, чтобы похвалить мамин новый шарфик или согласиться с её очередным наблюдением. Людмила Ивановна между тем продолжала инспекцию.
— А почему у вас в ванной новое полотенце висит? Старые ещё целые были.
— Старое износилось, — спокойно ответила Светлана.
— Износилось? — свекровь всплеснула руками. — Да ему полгода всего! Вот я свои полотенца по пять лет ношу, и ничего. Это всё твои привычки, Света. Ты просто не умеешь беречь вещи. Не умеешь ценить то, что есть.
Игорь кивнул, поддакивая матери. Светлана положила вилку на тарелку и посмотрела на мужа. Он встретил её взгляд на секунду и тут же отвёл глаза, снова уткнувшись в телефон. Трус. Вечный, безнадёжный трус.
После ужина свекровь не спешила уходить. Она устроилась в гостиной на диване, попросила чаю и начала новую тему.
— Игорёк, сынок, я тут подумала. Вы с Светой уже три года женаты, а квартира всё ещё на её имя оформлена. Это неправильно. Семья — это общее. Надо переоформить на вас обоих. Или лучше на тебя. Ты же мужчина, глава семьи.
Светлана замерла в дверном проёме с чашкой чая в руках. Вот оно. Она ждала этого разговора давно, интуитивно чувствуя, что он неизбежен. Квартира была её собственностью, купленной ещё до знакомства с Игорем на деньги, которые она копила пять лет, работая на двух работах. Это была её крепость, её достижение, её безопасность.
— Людмила Ивановна, квартира останется на мне, — сказала она твёрдо, ставя чашку перед свекровью.
Женщина медленно подняла на неё глаза. На лице играла улыбка, но глаза были холодными, оценивающими.
— Света, милая, ты не понимаешь. Когда люди женаты, у них всё общее. Это основа семьи. Доверие. Ты что, Игорю не доверяешь?
— Доверие тут ни при чём. Квартира моя, и она останется моей.
Людмила Ивановна поджала губы. Улыбка исчезла мгновенно, как её и не было. Она повернулась к сыну.
— Игорь, ты слышишь, что говорит твоя жена? Она тебе не доверяет! Она считает тебя чужим человеком! Это оскорбление! Ты мужчина или тряпка?
Игорь поднял голову. На его лице отразилась борьба. Он посмотрел на мать, потом на жену. Светлана видела, как в его глазах гаснет последняя искра самостоятельности. Он вздохнул и произнёс негромко, но твёрдо:
— Мама права, Света. Если мы семья, то квартира должна быть общей. Давай завтра поедем к нотариусу и оформим дарственную.
Он сказал это и тут же отвёл взгляд, будто ему было стыдно за собственные слова. Но он их произнёс. Он встал на сторону матери, как всегда.
Светлана поставила свою чашку на стол. Она не кричала, не плакала, не умоляла. Она просто встала и вышла из комнаты. За спиной слышала довольный голос свекрови: «Вот видишь, Игорёк, надо сразу показывать характер. А то она у тебя на шею сядет окончательно».
В спальне Светлана села на край кровати и закрыла глаза. Три года назад она влюбилась в обаятельного, мягкого мужчину, который говорил ей комплименты и дарил цветы. Она не знала тогда, что мягкость — это просто отсутствие стержня. Что за обаятельностью скрывается неспособность принимать решения. Что рядом с ним всегда незримо присутствует третий человек — его мать, которая дёргает за ниточки.
Она вспомнила их первую встречу с Людмилой Ивановной. Женщина тогда улыбалась и говорила: «Какая красивая невестка! Игорю повезло». Но уже через неделю начались мелкие уколы. Замечания о причёске, одежде, готовке. Всё завуалированное, всё с улыбкой, всё под видом заботы. «Света, милая, это платье тебя полнит». «Светочка, борщ немного пересолен, но это ничего, научишься». «Света, дорогая, ты слишком много времени проводишь на работе, семья должна быть на первом месте».
А Игорь молчал. Всегда молчал. Он кивал, соглашался, поддерживал маму. И лишь когда они оставались одни, он обнимал Светлану и шептал: «Не обращай внимания, она такая. Но она нас любит». Любит. Какое странное проявление любви — медленно разрушать чужую жизнь.
Дверь в спальню приоткрылась. Вошёл Игорь. Он сел рядом, но не прикасался к ней.
— Света, ну что ты обижаешься? Это же логично. Мы семья, у нас всё должно быть общим. Ты же понимаешь?
Она открыла глаза и посмотрела на него.
— Игорь, я куплю эту квартиру на свои деньги. Я работала пять лет, отказывая себе во всём. Ты появился в моей жизни три года назад. Почему я должна переписывать на тебя то, что заработала сама?
Он поморщился, как будто она сказала что-то неприличное.
— Потому что мы муж и жена! Потому что так принято! Света, ты ставишь какую-то квартиру выше наших отношений?
— А ты ставишь слова своей матери выше слов своей жены?
Он замолчал. Вопрос повис в воздухе, и они оба знали ответ. Знали давно. Просто впервые он прозвучал вслух. Игорь поднялся и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Светлана осталась сидеть на кровати. Она слышала, как в гостиной свекровь говорит сыну что-то вкрадчивым тоном. Слышала его короткие ответы. Потом входная дверь хлопнула — Людмила Ивановна ушла, довольная собой.
Игорь вернулся в спальню через полчаса. Он лёг на свою сторону кровати, отвернувшись к стене. Они не разговаривали. Тишина была тяжёлой, колючей. Каждый думал о своём, но думали они об одном и том же — о том, что что-то сломалось окончательно.
Утром Светлана проснулась первой. Игорь ещё спал. Она оделась, собрала сумку и написала записку: «Уехала на несколько дней к подруге. Мне нужно подумать». Положила записку на кухонный стол и вышла из квартиры.
Она провела три дня у своей подруги Оксаны. Они пили чай, разговаривали, молчали. Оксана не давала советов, не осуждала, просто была рядом. На третий день Светлана получила сообщение от Игоря: «Мама сказала, что ты ведёшь себя по-детски. Хватит капризничать, возвращайся домой».
Мама сказала. Не «я волнуюсь», не «мне тебя не хватает», не «давай поговорим». Мама сказала. Эти два слова развеяли последние сомнения.
Светлана вернулась домой в субботу днём. Игоря не было — уехал к матери. Она прошла в спальню и начала собирать его вещи. Методично, спокойно. Сложила одежду в чемодан, собрала его документы, гаджеты, книги. Всё, что принадлежало ему. Когда закончила, позвонила ему.
— Игорь, приезжай домой. Твои вещи собраны.
В трубке повисла пауза.
— Что? О чём ты?
— Твои вещи собраны. Забирай их и уезжай.
— Света, ты о чём? Это моя квартира!
— Нет, Игорь. Это моя квартира. И я прошу тебя съехать.
Он приехал через час. С ним была мать. Конечно, с матерью. Людмила Ивановна ворвалась в квартиру, как ураган.
— Что ты себе позволяешь?! Ты мужа выгоняешь?! Да как ты смеешь! Я в милицию позвоню, я адвоката найму, я тебе устрою!
Светлана стояла в прихожей, скрестив руки на груди. Она смотрела на свекровь спокойно, без злости, без страха.
— Людмила Ивановна, квартира оформлена на меня. Игорь здесь только прописан. Я имею полное право попросить его съехать. Если вы не верите, можете проконсультироваться с юристом.
Свекровь побагровела. Она подошла вплотную к Светлане, ткнув пальцем ей в грудь.
— Ты холодная! Бессердечная! Эгоистка! Думаешь только о себе! Мой сын тебе жизнь отдал, а ты его на улицу выставляешь!
— Ваш сын отдал жизнь вам, Людмила Ивановна. Не мне. Мне он отдал только своё физическое присутствие. Его мысли, решения, слова — всё это всегда принадлежало вам.
Свекровь отшатнулась, словно её ударили. На её лице отразилось такое неподдельное возмущение, что Светлана поняла — женщина искренне не понимает, о чём речь. Она действительно считала своё поведение нормой. Для неё вмешательство в жизнь сына было проявлением любви, а не тирании.
Игорь стоял в стороне, переводя взгляд с матери на жену. Он выглядел растерянным, почти испуганным. Наконец он заговорил, и голос его дрожал.
— Света, ну зачем ты так? Мы же можем всё обсудить, договориться. Зачем крайности?
— Игорь, я три года обсуждала. Три года договаривалась. Три года ждала, что ты встанешь на мою сторону хотя бы раз. Один раз. Но ты всегда выбирал маму. Всегда. Я устала быть третьей в наших отношениях.
— Но я тебя люблю!
Эта фраза прозвучала жалко, неубедительно. Он и сам не верил в то, что сказал. Светлана покачала головой.
— Ты любишь комфорт. Ты любишь, когда тебе готовят ужин и стирают рубашки. Но ты не любишь меня. Потому что любовь — это выбор. А ты так и не сделал его.
Людмила Ивановна схватила сына за руку.
— Игорь, пошли отсюда! Не унижайся перед этой… этой… Пошли! Ты у меня поживёшь, а потом найдём тебе нормальную жену, которая семью ценить будет!
Светлана молча открыла дверь квартиры. Жест был красноречивым — выход свободен. Игорь постоял ещё минуту, словно ждал чуда, что она вдруг передумает, бросится к нему, заплачет, попросит остаться. Но Светлана стояла неподвижно, держа дверь открытой. Её лицо было спокойным, почти безразличным. И это безразличие было страшнее любых слов.
Он взял свой чемодан. Мать дёрнула его за рукав, и они вышли в подъезд. Дверь закрылась с негромким щелчком. Светлана повернула ключ в замке, прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. Она не плакала. Слёз не было. Было только странное чувство облегчения, как будто с плеч сняли тяжёлый рюкзак, который она несла три года.
Она прошла в гостиную, открыла окно. Свежий воздух ворвался в квартиру, разгоняя затхлую атмосферу. Внизу она увидела, как Игорь с матерью садятся в машину. Людмила Ивановна что-то говорила, размахивая руками, а сын сидел, опустив голову. Машина тронулась и скрылась за поворотом.
Светлана отошла от окна. Она огляделась по сторонам. Квартира была той же самой, но вдруг стала больше, светлее. Она подошла к полке, взяла книгу, которую давно хотела прочитать, но всё не было времени. Устроилась в любимом кресле, укрылась пледом. Открыла первую страницу. И впервые за три года почувствовала себя дома. В своём доме. Где никто не будет считать её салфетки, критиковать её полотенца и требовать переписать квартиру.
Вечером позвонила Оксана.
— Ну что, как ты?
Светлана улыбнулась.
— Знаешь, я, кажется, в порядке. Впервые за долгое время.
— Это хорошо. Ты молодец. Ты сильная.
Она не чувствовала себя сильной. Она просто устала быть слабой. Устала подстраиваться, молчать, терпеть. Устала жить в режиме постоянной обороны. И когда поняла, что больше не может, просто сделала шаг. Один шаг — и всё изменилось.
Прошло две недели. Игорь написал несколько сообщений, но она не отвечала. Потом пришло письмо от юриста — он подавал на развод. Светлана расписалась в документах без сожаления. Ещё через месяц они встретились в суде. Игорь выглядел постаревшим, осунувшимся. Рядом с ним, конечно, сидела мать. Людмила Ивановна бросала на Светлану полные ненависти взгляды, но молчала. Процесс занял полчаса. Когда судья огласил решение, Светлана вышла из зала, не оглядываясь.
На улице было солнечно и ветрено. Она остановилась, подняла лицо к солнцу, закрыла глаза. Ветер трепал волосы, и это было приятно. Она стояла так минуту, просто дыша, чувствуя, как с каждым вдохом уходит напряжение последних лет. Потом открыла глаза, достала телефон и написала Оксане: «Всё. Я свободна».
А потом пошла вперёд. По солнечной улице, мимо кафе и магазинов, мимо людей, спешащих по своим делам. И с каждым шагом чувствовала, как становится легче. Как будто она научилась летать. Или просто вспомнила, как это — ходить без цепей.
