У меня даже рука дрогнула, когда я ставила чашку на стол — настолько сильным был внутренний скрежет. Мы с матерью ругались по мелочам регулярно, но такое… такое я услышала впервые в жизни.
— Ты не поняла, Лена, — спокойно сказала она, поправляя волосы перед зеркалом в прихожей. — Сегодня нам надо говорить аккуратно. Он приедет уставший, сразу начнёт выяснять…
— А что выяснять-то? — перебила я. — Ты ему сама всё рассказала, нет?
Мама резко обернулась, и я впервые за долгое время увидела, что она волнуется. По-настоящему. А ведь обычно она держалась ледяной — воспитатель с двадцатилетним стажем, которую боятся даже родители в группе, не то что дети.
— Лена, ну пожалуйста, — выдохнула она. — Не начинай. Сегодня не твой день для правды, ладно?
Внутри всё оборвалось.
— «Не твой день для правды»? — переспросила я, не веря своим ушам. — А бывает «мой»?
Мама замолчала. А это уже было хуже любого объяснения.
На кухне шумела духовка — она готовила что-то сложное, с подливой, со специями, с запечёнными овощами и мясом, которое мы обычно покупали только к праздникам. У мамы есть такая привычка: когда ждет неприятный разговор — готовит как будто на юбилей.
Алиса бегала между комнатами, выбирая, что надеть. Ей двадцать восемь, реклама, встречи, презентации, какая-то бесконечная движуха. Сейчас на ней был идеальный бежевый костюм, волосы уложены, макияж безупречен. Я стояла в джинсах и старом худи, прекрасно понимая, как мы смотримся рядом.
— Лен, — сказала она наконец, — ну ты же понимаешь, что это важно. Папа приедет… это не рядовое событие.
— Я и не спорю, — отрезала я. — Только вот почему мне кажется, что важно это событие не для всех в этой квартире?
Алиса ничего не ответила, лишь отвернулась и продолжила поправлять серьги. Но я заметила, как у неё дрогнули пальцы.
Сегодня должен приехать отец.
С которым я не разговаривала двадцать лет.
С которым мама общалась через адвокатов, алименты, суды, бумажки.
С которым Алиса общалась… ну, скажем так: неофициально, втайне, по видеосвязи. Я узнала об этом только две недели назад. Мама сказала — «не твоё дело», Алиса — «ты же всё равно никогда не интересовалась».
Это было неправдой, но кому это здесь волнительно?
В прихожей повисла тишина, и вдруг — дзинь-доооон.
Мама вздрогнула. Алиса выпрямилась. Я перестала дышать.
— Я открою, — тихо сказала мать, хотя обычно мне приказывали идти к двери.
Она как будто собиралась на сцену: быстрый вдох, резкий выдох, плечи назад — и она потянула ручку.
Когда дверь открылась, я услышала голос, который помнила только по обрывкам из детства — низкий, спокойный, немного мягкий, будто человек никогда не повышает тон.
— Привет, Света.
Три слова — и мне вдруг стало неуютно. Слишком знакомо, слишком чуждо одновременно.
Мама кивнула, не улыбнулась, но и не скривилась — что само по себе было удивительно.
— Проходи, Иван.
И тогда он переступил порог — не такой, каким я его помнила. Я думала, он появится чужим, почти незнакомцем. Но… нет. В нём было что-то от того мужчины, который когда-то подбрасывал меня на руках, показывал, как работает дрель, и говорил, что я «обязательно построю свой дом».
Только вместо старой куртки сейчас — добротное пальто, аккуратная кепка, ухоженная седина и спокойный взгляд, от которого у матери нервно дёрнулся уголок рта.
— Девочки… — сказал он и вдруг улыбнулся так тепло, будто мы виделись вчера. — Боже. Какие вы взрослые.
Мы обменялись объятиями, но каждое казалось разным.
Алиса — словно дома. Мама — словно сдаёт отчёт начальству. Я — словно пытаюсь вспомнить язык, который давно забыла.
— Ну что, — сказал отец, оглядывая квартиру, — давайте уже к столу. Пахнет… мощно.
Мама недовольно прищурилась — она ненавидела, когда её кулинарию называли «мощной», но промолчала.
Мы прошли в комнату. Стол был накрыт так, будто приезжал президент — салаты, горячее, выпечка, фрукты, сервированные тарелки, свечи, всё идеально.
И именно поэтому я почувствовала подвох ещё сильнее.
***
— Ну что, — начал отец после нескольких минут формального обмена новостями, — расскажите, как живёте.
Мама сразу взяла инициативу:
— Алиса успешно растёт по карьерной лестнице. В рекламном агентстве её ценят, у неё уже свой отдел, свои клиенты.
Алиса скромно улыбнулась, будто подтверждая: «да, я молодец, всё заслужено».
— Лена работает в айти, — продолжила мать уже менее вдохновлённо. — Снимает жильё… ну, это временно.
— Временно? — переспросил отец. — Я думал, что вопрос с жильём давно закрыт.
И вот тут воздух в комнате стал густым, как перед грозой. Алиса перестала жевать. Мама побледнела. Я напряглась.
— Как это закрыт? — осторожно спросила я.
Отец перевёл взгляд на меня так, будто не понимает вопроса.
— Лена, Света тебе не сказала?
— Что именно? — я почувствовала, как внутри всё сжимается.
Отец повернулся к матери:
— Ты… не рассказала? До сих пор?
Мама не ответила. Она просто смотрела на салфетки, будто они могли подсказать ей правильные слова.
— Хорошо, — сказал отец и выдохнул так, будто у него рухнуло внутри что-то важное. — Я скажу сам.
***
— Три года назад, — начал он, — я перевёл Свете большую сумму. На две квартиры. Одну — для Алисы. Вторую — для тебя.
Мне стало холодно.
— Одна… из этих квартир есть? — спросила я тихо.
— Есть, — прошептала мама.
— Какая? — я уже знала ответ, но всё равно спросила.
Тишина. Такая долгая, что я услышала, как у соседей хлопнула дверь.
И наконец Алиса подняла взгляд.
— Лена… в общем… квартира есть у меня.
Я смотрела на неё и не чувствовала ничего. Ни злости. Ни боли. Ни шока. Ничего. Пустота.
— А моя? — задала я вопрос, который вырвал у мамы судорожный вздох.
— Мы решили, — сказала она, — что тебе она пока не нужна. Ты же сама говорила, что тебе всё равно, где жить. А Алисе нужно было ближе к центру. У неё работа, клиенты, постоянные встречи…
— То есть… — я медленно повернулась к отцу, — деньги на две квартиры пошли на одну. Для Алисы.
— Света? — голос отца стал стальным.
— Иван, — мать подняла руки, — ну мы же семья! Я же не могла бросить Алису одну в этой гонке! Она перспективная, у неё требования, у неё…
— А у меня что? — спросила я. — У меня требований нет? Или я не перспективная? Или я не дочь?
Мама вспыхнула:
— Ну зачем ты всё утрируешь! Просто ты… ты всегда была спокойная, непритязательная. Ты сама говорила — тебе и на окраине нормально!
— Я говорила, — кивнула я. — Потому что думала, что альтернативы нет.
И вот тут я увидела, как на лице отца появляется та самая ярость, которая у него бывало, когда он не мог починить старый телевизор. Только тогда это было смешно. Сейчас — нет.
— Света, — холодно сказал он. — Это… финансовое мошенничество. Ты понимаешь?
— Не надо этих громких слов! — вспыхнула мать. — Я распорядилась деньгами так, как сочла нужным!
— Для одной дочери, — уточнил отец. — А вторая двадцать лет жила, думая, что я исчез. Думая, что я не помогал. А я каждый месяц отправлял деньги. На обеих.
Я подняла глаза.
— Каждый месяц? — прошептала я.
— Да. Немаленькую сумму, Лена.
— Мам? — я повернулась к матери. — Ты мне говорила, что денег нет. Что я должна работать с шестнадцати. Что «в семье тяжело», что я «лишних расходов создаю»…
Мама отвернулась.
— Мне надо было держать дом, — пробормотала она.
— Ты держала не дом, — сказал отец. — Ты держала Алису.
Алиса тихо сказала:
— Пап, ну не dramatiziruy… Мы же не из вредности…
— Нет? — он усмехнулся. — А как это тогда называется?
Ответа не последовало.
***
Отец медленно поднялся из-за стола.
— Лена, — сказал он, — извини. Моя вина, что я доверял не тому человеку. И моя вина, что я думал: вы обе в равных условиях.
Он повернулся к Алисе:
— А ты, оказывается, не просто молчала. Ты пользовалась.
Алиса вздрогнула:
— Папа… это не так…
— Это именно так, — отрезал он.
Мать вскочила:
— Иван, ты не понимаешь всей картины! У меня были свои затраты, свои обязательства, я…
— Света, — перебил он. — Где квартира Лены?
— Я… не купила. Но собиралась! Просто… обстоятельства…
— Ясно.
Он взял телефон.
— Что ты делаешь? — испугалась мама.
— Перестаю финансировать то, что ты называешь «семьёй». С сегодняшнего дня — никаких переводов. Ни рублей. Ни копейки.
— Ты не имеешь права! — выкрикнула она.
— Имею. И воспользуюсь.
***
В ту ночь я не спала ни минуты. В моей съёмной квартире стояла тишина — редкая роскошь, потому что соседи обычно жили шумно, но сегодня, как назло, молчали.
Телефон зазвонил в три ночи.
Алиса.
— Лена… ну ты же понимаешь… — начала она так буднично, будто обсуждала сериалы.
— Что понимаю? — спросила я.
— Что это всё — временно. Папа остынет. Мамина реакция… ну, она просто испугалась. Ты же знаешь, какая она у нас мнительная.
— Алиса, — сказала я ровно, — ты хочешь сказать, что двадцать лет лжи — это «мамин испуг»?
— Ну не двадцать же! — раздражённо бросила она. — Это всё… сложнее. Ты слишком остро всё воспринимаешь.
— Я? Осторожно. То есть я должна была радоваться, что деньги на мою квартиру пошли на твою?
Паузу можно было резать ножом.
— Лен… ну всё же логично. Ты правда не сможешь жить в центре. Это твой темп жизни. Тебе комфортно на окраине.
— Спасибо, что решила за меня.
— Да не решала я… — вздохнула она. — Просто… ну ты же понимаешь, что если ты сейчас уедешь с папой, мама этого не переживёт.
— А кто переживал, когда я работала по ночам на подработках? Когда я жила впритык? Когда думала, что отец о нас забыл?
Ответа не было.
— Спокойной ночи, — сказала я и отключила телефон.
***
Утром я проснулась с чётким пониманием: если я сейчас не выйду из этой истории — утону. Окончательно. Без возможности всплыть.
Я позвонила отцу.
— Я согласна, — сказала я ему. — Поехать с тобой. Попробовать. Изменить всё.
Он молчал секунду, потом сказал:
— Я рад. Очень.
***
За месяц я:
— уволилась;
— сдала квартиру;
— собрала вещи;
— услышала от матери, что «предаю её»;
— услышала от Алисы, что «я рушу семью».
И впервые проигнорировала их обеих.
Через месяц я улетела к отцу.
***
Отец устроил меня в проектировочный отдел своей фирмы. Я работала с архитекторами, училась, читала, чертила, ездила с ними на объекты. Через полгода стала частью команды.
Через восемь месяцев познакомилась с Матвеем — инженером, который оказался спокойным, честным и удивительно добрым человеком.
— Ты… очень необычная, — говорил он мне, когда мы гуляли по вечернему району. — В тебе что-то есть… фундаментальное. Надёжность какая-то внутренняя.
Это было странно слышать — я привыкла, что меня считают слабым звеном.
Через год он сделал предложение.
Мама не приехала. Алиса не написала.
И впервые это не ранило.
***
На нашей свадьбе отец сказал мне:
— Лена, ты построила свою жизнь. Не так, как хотели другие. Так, как выбрала сама.
Я кивнула.
— Пап, спасибо. За то, что дал мне шанс.
Он улыбнулся.
— Просто вспомнил, кто моя настоящая дочь
