Он меня избил!
Свекровь показывала милиционеру на синяки.
Посадите его!
Ночь в отделении милиции
Я стояла в коридоре отделения и молчала. Царапины на руках жгло. Рубашка прилипла к ссадинам на спине. Банка попала мне в плечо. Там уже наливался фиолетовый синяк размером с ладонь.
— Вы заявление писали?
Милиционер спросил у меня.
Я помотала головой.
— А должны были. На свекровь.
Он посмотрел на мои руки. Потом на дверь, за которой сидел Андрей. Тридцать лет, выпускник медицинского. Работает участковым терапевтом полгода. Если заведут дело, то конец карьере. Врач с судимостью никому не нужен.
— Уговорите её забрать заявление.
Милиционер сказал это тихо.
— Иначе возьмём вашего.
Три года в проходной комнате
Всё началось три года назад. Мы переехали к Лидии Петровне. Проходная двушка на окраине. Она с дочерью в одной комнате, мы с Андреем и маленьким Димкой — в проходной.
Каждый раз, когда свекровь шла на кухню, проходила через нашу комнату. Каждый раз бросала что-нибудь.
Понаехали. Ютитесь.
Андрей молчал. Я тоже.
Своего жилья не было, съёмное не потянуть. Моя зарплата медсестры смешная, его — чуть больше. Терпели.
Но когда дочь свекрови забеременела, Лидия Петровна совсем развязалась. Отец ребёнка неизвестен, муж ушёл два года назад. Свекровь орала на меня за немытую посуду, хотя я приходила с ночной смены. Димку ругала за плач. Ему два года, он плачет, как все дети.
Андрей предложил обменять квартиру на трёшку с раздельными входами. Нашёл вариант. Дороже на триста тысяч, но доплатим потихоньку.
Свекровь сказала коротко.
— Нет.
— Мама, так будет лучше для всех.
— Нет.
Он больше не поднимал эту тему. А я видела, как он сжимает челюсти по вечерам.
Апрельский вечер
В тот апрельский вечер свекровь кричала уже час. Что-то про еду, которую я готовлю. Про то, что Димка слишком шумный. Про то, что мы вообще тут лишние.
Я сидела в комнате с сыном. Он прижимался ко мне, испуганный.
Андрей вышел к матери.
— Хватит. Пойдём поговорим нормально.
— Не трогай меня!
— Мама, пойдём в комнату, обсудим спокойно.
Он взял её за локоть. Она вырвалась, замахнулась на него. Он отступил. Она схватила со стола трёхлитровую банку с капустой. Тяжёлую, стеклянную. Бросила.
Он увернулся.
Банка прилетела мне в плечо. Я вскрикнула.
Лидия Петровна развернулась ко мне.
Это ты во всём виновата! Это ты его настраиваешь!
Она кинулась ко мне. Я попыталась загородиться рукой. Она царапала меня ногтями, била по голове. Я чувствовала, как кожа рвётся на скулах. Как что-то течёт по шее.
Андрей схватил мать за плечи, оттащил от меня. Она дралась и с ним. Царапала, кусалась. Он просто держал её. Не давал вырваться.
— Мама, успокойся.
— Отпусти! Ты меня душишь!
Он не душил. Он просто держал. Но она вырвалась, убежала в свою комнату и заперлась.
Я сидела на полу, вся поцарапанная. Димка плакал в углу. Андрей подошёл ко мне, посмотрел на царапины.
— Сейчас обработаю.
Через десять минут приехала скорая. Я не понимала зачем. Пока не услышала голос свекрови из комнаты.
Сын избил меня! Я вызвала милицию!
Я показала свои царапины
Милиционер был пожилой, лет пятидесяти. Он посмотрел на свекровь. У неё действительно были синяки на руках, там, где Андрей держал её. Посмотрел на меня. Я вся в царапинах и ссадинах. Посмотрел на Андрея. Тот сидел на кухне, бледный.
— Кто на кого заявление пишет?
— Я на сына.
Свекровь сказала твёрдо.
— Он меня избил.
Милиционер повернулся ко мне.
— А вы?
Я молчала. Андрей смотрел на меня. В его глазах была мольба. Не надо.
— Нет.
Я сказала это тихо.
— Я ни на кого.
— Хорошо. Молодой человек, поедемте.
Андрея увезли. Я осталась с Димкой в квартире. Свекровь сидела в своей комнате, не выходила. Я укладывала сына спать и думала.
Что теперь будет?
Заведут дело — конец карьере. Только начал работать врачом, только вышел из института. А теперь судимость за избиение матери.
Я не могла этого допустить.
Торг
Утром я пришла в отделение милиции. Дежурный сказал, что Андрея не отпустят. Пока свекровь не заберёт заявление.
— Можно мне с ней поговорить?.
— Она уже ушла. Заявление написала, можете не беспокоиться.
— А его когда отпустят?
— Когда она заявление заберёт.
Я вернулась домой. Свекровь сидела на кухне с чашкой. Увидела меня — отвернулась.
Я села напротив.
— Лидия Петровна, заберите заявление.
— Нет.
— Вы его мать.
— Я мать, которую избил родной сын.
— Он вас не избивал. Он держал, чтобы вы не дрались со мной.
Она посмотрела на меня холодно.
-
Пусть знает, кто мать.
Я молчала минуту. Потом сказала тихо, но твёрдо.
— Тогда я напишу заявление на вас. За нападение. Покажу милиции свои царапины. Скажу про банки. Они свежие, милиция это зафиксирует.
Свекровь смотрела на меня. Я видела, как в её глазах мелькнул страх.
— Ты не посмеешь.
— У меня ребёнок двух лет. Мне терять нечего. А вот вам есть что терять.
Я встала и вышла.
Через час свекровь пришла в отделение и забрала заявление.
Уход на рассвете
Андрея отпустили ночью, в два часа. Мы вернулись домой. В квартире темно, все спят. Я тихо прошла в нашу комнату. Достала из шкафа два пакета. Сложила детские вещи, документы, свои кофты. Андрей взял Димку на руки. Тот спал.
На рассвете мы ушли.
Не попрощались. Просто закрыли за собой дверь.
Я обернулась на пороге. Посмотрела на дверь свекровиной комнаты. Закрытая, тёмная. Больше я сюда не вернусь.
Мы шли по пустым апрельским улицам. Андрей нёс сына, я — два пакета с вещами. Куда — не знали. К друзьям переночуем, а там видно будет.
Я не жалела. Я сделала то, что должна была. Спасла мужа от судимости.
А теперь мы начнём сначала. С нуля.
Без неё.
Десять лет спустя
У друзей мы прожили неделю. Потом нашли комнату в коммуналке. На окраине, дешёвую. Десять квадратных метров на троих. Общая кухня, общий туалет.
Но это было наше.
Андрей перешёл в другую поликлинику. Там платили больше. Я устроилась медсестрой в частную клинику. Работали оба, Димку водили в садик. Копили.
Через три года взяли ипотеку на однушку. Маленькую, на первом этаже. Выплачивали восемь лет. Каждый месяц отдавали почти половину зарплаты. Не ездили в отпуск, не покупали новую одежду.
Но в две тысячи восьмом закрыли кредит.
Потом купили машину. Потом дачу с участком. Маленький домик в сорока километрах от города. Андрей стал главврачом районной поликлиники. Я продолжала работать медсестрой. Мне нравилось.
За эти десять лет мы ни разу не видели Лидию Петровну. Не искали. Она тоже не искала нас.
Я думала, что так будет всегда.
Синее пальто
Димка учился в шестом классе, когда всё началось снова.
Я забирала его из школы. Он сказал между делом.
— Какая-то бабушка спрашивала про папу.
— Как выглядела?
— Старая. Низкая. В синем пальто.
У меня похолодело внутри. Я знала это пальто.
— Что она спрашивала?
— Где мы живём. Я не сказал.
— Правильно.
Но через неделю она всё равно нас нашла.
Хризантемы
Звонок в дверь был настойчивый, долгий. Я открыла. На пороге стояла Лидия Петровна. Постаревшая, седая, в том самом синем пальто. В руках цветы. Хризантемы.
Мы смотрели друг на друга молча. Я видела, как она оценивает меня. Новую дверь, ремонт в прихожей, мою одежду. Ищет, за что зацепиться.
— Можно войти?
Она спросила наконец.
— Нет.
— Я хочу увидеть внука.
— Нет.
Она сделала шаг вперёд. Я осталась на месте.
— Ирина, я виновата, понимаю. Прости меня.
Я молчала. Из комнаты вышел Андрей. Увидел мать. Остановился.
— Привет, сынок.
Он стоял и смотрел на неё. Долго. Потом сказал ровно.
Ты вызвала на меня милицию. Забыла?
— Я была неправа.
— Ты хотела меня посадить. Из-за квартиры.
— Я не думала, что так выйдет. Я просто хотела вас напугать.
Андрей усмехнулся. Без радости.
— Напугала. Теперь уходи.
Лидия Петровна посмотрела на меня. Глаза влажные, губы дрожат. Старая женщина. Не по возрасту. Одинокая. Ей шестьдесят три года, дочь с внуком живут отдельно, навещают редко.
Я подумала. Сколько ей осталось? Пять лет? Десять?
— Пусти её.
Я сказала тихо.
Андрей посмотрел на меня так, будто я предала его.
— Зачем?
— Она старая.
— И что?
— Пусти. На час.
Он молчал. Потом кивнул и отошёл от двери.
Попытка
Лидия Петровна стала приезжать раз в месяц. Привозила Димке подарки. Книги, конструкторы. Андрею покупала рубашки. Мне дарила коробки конфет. Называла меня по имени-отчеству. Раньше говорила просто ты.
Димка относился к ней вежливо, но без тепла. Бабушку он не помнил. Ему было два года, когда мы ушли. Для него она была чужой.
Андрей разговаривал с матерью сухо. Отвечал на вопросы коротко. Не рассказывал о работе, о планах. Держал дистанцию.
Я смотрела на них и думала. Она правда изменилась или просто старая и одинокая?
Дача
Летом мы поехали на дачу. Лидия Петровна попросилась с нами. Андрей неохотно согласился.
Первые два дня были тихими. Она помогала на кухне, сидела с книгой в тени, гуляла по участку.
На третий день началось.
— Почему у вас огурцы не подвязаны?
— Мам, я сам знаю.
— Надо было раньше. Теперь урожая не будет.
Андрей промолчал. Ушёл к сараю чинить забор.
Вечером она подошла к Димке.
— Ты бы помог отцу. Что сидишь с телефоном?
— Бабушка, я делаю уроки.
Какие уроки летом? Лентяи вы все.
Димка посмотрел на неё удивлённо. Я вышла на крыльцо.
— Лидия Петровна, не надо.
— Что не надо? Я же правду говорю.
— Идите отдохните.
Она фыркнула и ушла в дом. Я села рядом с Димкой. Он молчал.
— Не обращай внимания.
— Она всегда такая?
— Да.
— Тогда зачем ты её пустила?
Я не знала, что ответить.
Характер сильнее возраста
Вечером Андрей вышел из дома. Стоял у забора, курил. Он бросил курить семь лет назад. После того как родился племянник. Но сейчас я видела дым в темноте.
Я подошла к нему.
— Уедем завтра?
— Да.
Мы уехали утром. Лидия Петровна обиделась, но мы не остались.
Через месяц Андрей продал дачу. Не спрашивал, не обсуждал. Пришёл с работы и сказал.
— Я продал участок.
— Почему?
— Не хочу, чтобы она приезжала.
Я не спорила. Я понимала.
Раз в год
Теперь Лидия Петровна приезжает раз в год. На день рождения Димки. Сидит час, пьёт чай, дарит подарок и уезжает. Андрей с ней вежлив, но холоден. Димка благодарит за подарки, но не обнимает.
Я смотрю на неё. И вижу старую женщину. Не по возрасту старую. Которая хотела измениться, но не смогла. Характер сильнее возраста.
Андрей недавно сказал мне.
— Спасибо, что спасла меня тогда. Если бы не ты — я бы сидел, а не стал главврачом.
Я ничего не ответила. Просто взяла его за руку.
Димка недавно спросил.
— Мам, а почему бабушка приезжает так редко?
— Потому что мы так решили.
— А она хочет чаще?
— Наверное.
— А почему вы не разрешаете?
Я посмотрела на сына. Ему двенадцать, он ещё многого не понимает. Но когда-нибудь поймёт.
Потому что некоторые вещи нельзя исправить. Даже если очень захотеть.
Он кивнул. Больше не спрашивал.
Лидия Петровна живёт в той же двушке. Одна. Дочь навещает редко. Она, наверное, жалеет о том апрельском вечере.
Но жалеть поздно.
Мы построили свою жизнь. Без неё.
Такие истории я пишу. Про женщин, которые не сдаются. И строят жизнь заново. Про границы. Достоинство и выборы, которые меняют всё.
