Ключи лежали на столе — яркие, с брелоком в форме красного кроссовера. Отец протянул документы, посмотрел на Виктора долго, потом на меня.
— Это твоё, Алиса. Только твоё.
Я тогда не поняла, зачем он это говорит.
Первую неделю я каталась одна — чувствовала руль, педали, свободу. Виктор хвалил машину, но за руль не просился. А потом позвонила Тамара Петровна.
— Викторушка, завтра к врачу, поликлиника далеко, на автобусе не доеду.
Он посмотрел на меня виноватым взглядом.
— Алис, ну мама одна, давай я завтра её подвезу?
Я кивнула. Один раз — не страшно.
Но один раз стал системой.
Через месяц я открыла бардачок — там лежали чужие таблетки для давления, платок с инициалами «Т.П.», пакет леденцов. Я вытащила всё и бросила Виктору на стол.
— Что это?
— Мама забыла.
— Виктор, это моя машина.
— И что? Она не требует её насовсем.
Я молчала, потому что за десять лет брака научилась не раздувать скандалы. Но через неделю нашла на заднем сиденье сложенный лист — копию техпаспорта, нотариально заверенную. На имя Тамары Петровны.
Я поехала к свекрови. Она открыла в халате, но с укладкой — как всегда.
— Алисочка, заходи.
Я протянула документ.
— Зачем вам это?
Она взяла лист, улыбнулась углами губ.
— Ты понимаешь, в моём возрасте на дороге всякое бывает. Чтобы не было проблем, если вдруг.
— Машина оформлена на меня.
Лицо её стало жёстким.
— Алиса, я вырастила Виктора одна. Думаешь, я не вижу, как ты его контролируешь? Это семейное имущество, а не твоя игрушка.
Я развернулась и ушла. Вечером Виктор пришёл злой.
— Зачем ты к маме ездила? У неё теперь давление подскочило!
— Твоя мать присвоила мою машину.
— Ничего она не присвоила. Ты просто жадная, Алиса. Пора научиться делиться.
Я не ответила. Спорить было бесполезно.
Прошло ещё три месяца. Виктор ездил на машине каждый день — то свекровь отвезти, то сам по делам. Я перестала спрашивать разрешения у самой себя и просто вызывала такси. Однажды я приехала к родителям — на чужой машине. Аркадий Иванович вышел на крыльцо, увидел меня и замер. Лицо его стало каменным.
— Где кроссовер?
— У Виктора. Он возит Тамару Петровну.
— Каждый день?
Я кивнула. Отец налил себе воды, выпил, сел напротив.
— Понятно. Собирайся, в воскресенье едем к ним.
— Зачем?
— Увидишь.
Воскресенье выдалось солнечным. Родители приехали за мной, мы поехали к Виктору. Свекровь открыла дверь — она теперь жила у нас постоянно, заняв половину квартиры. Стол был накрыт, Виктор суетился, показывал новую мебель.
— Смотрите, какое кресло купили! Я вчера на машине съездил, там распродажа была.
Аркадий Иванович отложил вилку.
— На какой машине?
Виктор улыбнулся широко, развёл руками.
— А это теперь машина моей мамочки! Алиса не против, мы же семья.
Тишина повисла тяжёлая. Отец посмотрел на меня, потом на зятя. Голос его был ровным, но твёрдым.
— Виктор, машина подарена Алисе. Лично. Это её собственность.
— Аркадий Иванович, ну что вы, у нас всё общее!
Тамара Петровна встала, голос задрожал от возмущения.
— Как вам не стыдно! Из-за машины семью рушить!
Отец достал из кармана сложенный лист — договор купли-продажи.
— Я купил её на свои деньги. Она оформлена на Алису. Сейчас едем забирать.
Виктор побледнел.
— Вы не можете!
— Могу. Алиса — собственник. Если будете мешать, я обращусь в полицию. Присвоение чужого имущества — серьёзная статья.
Тамара Петровна схватилась за сердце, но отец не посмотрел в её сторону. Он поднялся, кивнул мне.
— Алиса, пошли.
Я встала как во сне. Виктор молчал, только губы дрожали. Свекровь выбежала в коридор, схватила ключи с полки и швырнула мне под ноги.
— Забирайте! Только знайте — Виктор со мной останется, а не с вами!
Я подняла ключи. Руки не дрожали.
Машина стояла во дворе, и я сразу увидела — длинная царапина на двери, словно гвоздём провели. Внутри пахло дешёвым освежителем, на сиденьях красовались бордовые велюровые чехлы. Я содрала их, отец помог вытащить из багажника коробки с вещами Тамары Петровны — старые журналы, пакеты с продуктами, её сумка.
Мама сидела сзади, гладила меня по плечу.
— Всё правильно, дочка.
Я завела мотор и впервые за четыре месяца почувствовала — это моё.
Виктор ушёл через неделю. Записку оставил на столе: «Ты выбрала машину, а не семью. Надеюсь, тебе с ней будет тепло». Он подал на развод, требовал компенсацию за моральный ущерб. Суд отказал — машина была оформлена на меня ещё до его претензий. Тамара Петровна звонила, кричала в трубку, что я разрушила её сына, что я чёрствая и бездушная. Я слушала и понимала — мне больше не страшно. Я положила трубку и заблокировала номер.
Прошёл год. Я снимала квартиру в новом районе, работала на фрилансе, просыпалась без тревоги. Однажды ехала с отцом по делам и на светофоре увидела старую «Ниву» — грязную, с помятым крылом. За рулём сидел Виктор. Он осунулся, глаза ввалились, в них была такая усталость, что стало почти жаль. Рядом — Тамара Петровна. Она что-то говорила ему, размахивая рукой, тыкала пальцем в сторону дороги. Виктор кивал, кивал, кивал — покорно, как школьник перед завучем.
Отец проследил за моим взглядом, усмехнулся.
— Видишь? Я не хотел, чтобы ты всю жизнь обслуживала чужую драму. Он теперь её шофёр. И нянька. И пенсионный фонд в одном лице.
Загорелся зелёный. Я нажала на газ, машина рванула вперёд легко, послушно. В зеркале заднего вида мелькнула старая «Нива» — она осталась стоять, Тамара Петровна что-то выговаривала сыну, а он сидел, сгорбившись, и ждал, когда она закончит.
Я ехала дальше. Красный кроссовер летел по дороге, и я впервые за долгие годы улыбалась — по-настоящему, без страха, без оправданий. Свободно.
