– Мам, ты в своём уме? Это МОИ деньги!
– Не смей так со мной разговаривать! Ленка твоя сестра, должны помогать друг другу!
– А когда она мне помогала? Когда квартиру бабушкину себе переписала?
Я швырнула телефон на диван и закурила прямо на кухне. Руки тряслись от злости. Тридцать четыре года, а мать до сих пор распоряжается моей жизнью, как будто мне пятнадцать.
Ленка всегда была маминой золотой дочкой. Младшенькая, хорошенькая, с ангельской улыбкой. Я же – старшая, неуклюжая, с вечно растрёпанными волосами – была рабочей лошадкой семьи.
Помню, как в девяностые, когда отец ушёл к другой, я в четырнадцать лет пошла мыть полы в магазине. Ленке было восемь, и мать берегла её «нежную психику». Зато моя психика, видимо, была чугунной.
– Ты старшая, должна понимать, – любимая мамина фраза.
Я понимала. Понимала, когда отдавала Ленке новые джинсы, которые копила полгода. Понимала, когда не пошла на выпускной – надо было сидеть с сестрой, пока мать на второй работе. Понимала, когда поступила на заочное в педагогический, а не на дневное в медицинский – денег хватало только на одну дочь-студентку.
Муж вернулся с работы, увидел мою физиономию и молча достал из холодильника пиво.
– Опять мать звонила?
– Требует, чтобы я отдавала зарплату Ленке. На ипотеку.
– С какого перепуга?
– С такого, что я замужем, а бедная Леночка одна с ребёнком.
Серёга хмыкнул. Он знал всю историю. Как Ленка в двадцать пять выскочила за первого встречного красавчика. Как родила Дашку. Как красавчик слинял через год, оставив долгов на три миллиона. Как мать продала дачу, чтобы их выплатить.
А потом была история с бабушкиной квартирой. Бабуля лежала после инсульта, и я три года за ней ухаживала. Кормила с ложечки, мыла, переворачивала каждые два часа. Ленка приезжала раз в месяц на полчаса – погладить по голове и сфотографироваться для соцсетей.
Когда бабушка умерла, выяснилось, что за месяц до смерти она переписала квартиру на Ленку. Мать сказала:
– Так лучше. У тебя есть муж, а Лене надо ребёнка растить.
Я тогда первый раз в жизни послала мать. Громко, чётко, по-русски. Она полгода со мной не разговаривала. Потом позвонила, как ни в чём не бывало:
– Приезжай, блинчики напекла, твои любимые с творогом.
Я приехала. Дура.
Через неделю после того звонка мать устроила семейный ужин. Обязательная явка, сказала. Важный разговор.
Ленка сидела с видом страдающей мадонны. Дашка, её восьмилетняя дочь, ковыряла телефон. Мать суетилась с чайником.
– Вот что я решила, – начала мать, усевшись во главе стола. – Ира будет помогать Лене с ипотекой. Половину зарплаты отдавать.
Я поперхнулась чаем.
– Мам, у меня своя семья. Мы копим на ребёнка, на ЭКО.
– Какое ещё ЭКО? Зачем тебе ребёнок в тридцать четыре? Поздно уже. А Лене сейчас помощь нужна.
Ленка скромно опустила глаза, но я видела, как дёрнулся уголок её губ. Довольная.
– Знаете что? – я встала. – Идите вы все к чёрту. Ленка получила бабушкину трёшку в центре. Продала за пятнадцать миллионов. Где деньги, Лена?
Сестра вспыхнула:
– Не твоё дело!
– Моё, если теперь я должна тебя содержать! Куда дела пятнадцать лимонов?
Молчание. А потом Дашка, не отрываясь от телефона, выдала:
– Мама с дядей Костей в Турцию ездили. И машину купили. Крутую. Но потом продали. Дядя Костя сказал, что мама дура, и ушёл.
Ленка зашипела на дочь, но поздно. Карты раскрыты.
– То есть ты профукала бабушкину квартиру на хахаля, а теперь я должна тебя спонсировать? – я даже не злилась. Устала.
Мать вскочила:
– Как ты смеешь! Лена просто ошиблась! Все ошибаются!
– А я когда ошибалась, мне кто помогал? Когда первый муж бил, ты сказала – терпи, сама выбрала. Когда выкидыш был, ты даже в больницу не приехала – у Ленки маникюр был назначен!
– Не смей врать!
– Да что вы все тут святые, что ли? – взорвался молчавший до этого Серёга. – Мать, вы Иру всю жизнь как прислугу используете! А принцессу вашу обслуживаете! Надоело!
Он взял меня за руку:
– Пошли домой. И чтобы я тебя больше здесь не видел без меня.
Мы ушли. Телефон разрывался всю дорогу. Мать, Ленка, опять мать. Я заблокировала обеих.
Три месяца тишины. Я начала ходить к психологу, разбираться, почему всю жизнь позволяла себя использовать. Оказалось, классика – нелюбимая старшая дочь, пытающаяся заслужить любовь.
А потом Серёге позвонил сосед матери. Сказал, что скорая приезжала – сердце. Я не поехала. Серёга съездил, привёз новости: мать в больнице, Ленка исчезла на три дня, Дашку соседка кормила.
– Поедешь? – спросил муж.
– Нет. Пусть золотая дочка разбирается.
Ленка появилась через неделю. Приехала ко мне на работу, устроила сцену:
– Бессердечная! Мать при смерти, а ты!
– Где ты была, когда её в больницу увезли?
– У подруги в области! Телефон не ловил!
– Врёшь. Соседка сказала – ты с каким-то мужиком на БМВ уехала. Дочку бросила.
Ленка побледнела, потом покраснела:
– Следишь за мной?
– Да плевать мне на тебя. Просто соседка позвонила, спросила, может, я Дашку заберу.
И тут сестра заплакала. Не показательно, как обычно, а по-настоящему. Села прямо на пол в коридоре школы и заревела.
– Я не могу больше… Я не справляюсь… Мать достала, денег нет, Дашка хамит, мужики только пользуются…
Я смотрела на неё сверху вниз. Тридцать один год, а выглядит на сорок. Красота, которой она так гордилась, поблёкла. Под глазами мешки, волосы тусклые.
– Знаешь что, Лен? Всю жизнь ты считала, что мир тебе должен. Что красивой можно просто быть, и всё само придёт. А жизнь – это работа. Каждый день.
Мать выписали. Она живёт с Ленкой. Больше не звонит, не требует. Гордость не позволяет.
Ленка устроилась на работу – впервые в жизни. Продавцом в магазин косметики. Жалуется подругам в соцсетях, что жизнь не удалась.
Дашка живёт у меня третий месяц. Ленка отдала её сама – не справляется. Девочка оказалась умной, просто запущенной. Подтягиваем учёбу, записала на танцы.
Вчера психолог спросила:
– Не жалеете, что порвали с семьёй?
– Знаете, всю жизнь я пыталась заслужить любовь матери. А потом поняла – некоторые люди просто не умеют любить. Они умеют только использовать.
Серёга говорит, усыновим Дашку, если Ленка согласится. ЭКО больше не нужно. У меня уже есть дочь. Которую я буду любить одинаково с будущими детьми. Без золотых и рабочих. Просто любить.
А мать с Ленкой пусть друг друга утешают. Они этого заслужили.
