– Ничего, сынок, прогнём и эту! – заявила свекровь на новоселье. Моя мама встала и нарисовала у неё на лбу три огромные двойки
Суббота, четыре часа дня. Их новая квартира, купленная в ипотеку на двадцать лет, пахла курицей с яблоками, свежей краской и волнением. Ольга два дня не отходила от плиты. На столе уже стояли: оливье, селедка под шубой, салат с крабовыми палочками. Немного, как сказала бы свекровь, но всё было нарезано идеально ровными кубиками, в духовке доходила курица. Ольга в сотый раз поправила стопку тарелок.
Первый звонок в дверь. Пришла мама Оли, Валентина, в простом платье, принесла в подарок упаковку хорошего чая и набор белоснежных кухонных полотенец.
— Оленька, как у тебя уютно, — сказала она, обнимая дочь. — И пахнет как вкусно, не перетрудилась?
Второй звонок прозвучал через десять минут. На пороге стояла свекровь, Раиса Павловна, в норковой накидке, несмотря на майскую духоту. За ней — ее муж, Николай, и сам именинник Игорь, который встречал их внизу у подъезда.
Раиса Павловна не зашла, а совершила вторжение.
Не снимая накидки, прошла из прихожей прямо в комнату. Ее муж, сын и Оля с мамой молча следовали за ней. Осмотр начался с коридора, Раиса Павловна остановилась у стены, где они с Игорем не успели доклеить один кусок обоев.
— Игорёк, ну я же тебе говорила, надо было брать девку с руками, а не с книжками, — громко, чтобы слышали все, сказала. — Так и проживёшь всю жизнь в сарае, а мы бы с Любкой, товаркой моей, тебе за один вечер все поклеили.
Игорь открыл рот, чтобы что-то сказать, но мать уже двинулась дальше.
Ее следующей целью стала кухня, совмещенная с гостиной. Подошла к окну, провела пальцем в идеальной белой перчатке по пластиковому подоконнику, подняла палец и продемонстрировала всем тонкую серую полоску пыли.
— Пыльно… Ну да, откуда у вас время на уборку, вы же в облаках витаете, тетрадки свои проверяете.
Ольга молчала, лицо стало бледным.
Наконец, Раиса Павловна подошла к столу, заглянула в салатницу с оливье. Взяла ложку, подцепила немного, рассмотрела.
— Майонеза-то пожалела, поди самый дешёвый брала, «Скит»? Учительская зарплата, всё понятно, экономить надо, на всём.
Игорь попытался что-то сказать.
— Мам, ну что ты, Оля так старалась…
— Стараться мало, сынок, — отрезала Раиса Павловна. — Уметь надо. Садитесь за стол, голодные все, наверное.
Она села во главе стола, на место, которое предназначалось для Игоря. Валентина, мама Оли, села напротив, она всё это время молчала, наблюдала.
***
Все расселись. Раиса Павловна заняла место во главе стола, как будто так и должно было быть. Окинула взглядом собравшихся, налила себе в рюмку водки, дождалась, пока мужчины наполнят свои.
— Ну, — начала она громко. — Первый тост, конечно, за именинника! За моего сына! За Игорька! Кормильца!
Она говорила, глядя на сына с влажной, собственнической любовью.
— Я его одна, можно сказать, поднимала! Всё ему давала! И директором магазина этого проклятого стала, чтобы он у меня ни в чём нужды не знал! Чтобы работал в тепле, за компьютером своим сидел, не надрывался! Чтобы жизнь у него была лучше, чем у меня!
Она выпила, закусила соленым огурцом, и пока она жевала, мы на секунду заглянем ей в голову. Она смотрела на Олю, которая сидела напротив, бледная, и видела не человека, а видела угрозу.
-
Она слабая, тихая, интеллигентка в очках. Такие — самые хитрые, я их знаю. Ужом проскользнет, и не заметишь.
-
Она его у меня заберет, уведет в свой тихий мирок. Своими книжками, своей этой вежливостью, своей тишиной. И всё. Не будет у меня больше сына.
-
Я всю жизнь на него положила. С мужиками этими хамоватыми на базе ругалась, с поставщиками вороватыми воевала, недостачи из своего кармана покрывала. Чтобы он жил, как человек в своей квартире. Чтобы не знал, что такое — считать копейки до зарплаты.
-
А она? Что она ему может дать? Свою нищую учительскую зарплату? Свои салаты без майонеза?
-
Она его испортит, он и так мягкий, а она его совсем в тряпку превратит. Он перестанет меня слушать, будет слушать ее.
-
Надо ее сломать, сразу поставить на место, приучить к рукам, к порядку. Ради него же, чтобы семья была крепкая, чтобы знала, кто в доме хозяин. А хозяин — это мой сын.
Этот внутренний монолог пронесся в её голове за те несколько секунд, что она жевала огурец. Это не было злобой, это был страх.
Игорь сидел, чувствовал на себе взгляд Оли, видел, как ей больно и ему было стыдно. Он любил ее, но не мог пойти против матери. Мать была не просто матерью, а его работодателем. Он всю свою сознательную жизнь жил в её тени, под её крылом, просто не умел иначе. Он открыл рот:
— Мам, ну правда, Оля…
— А что Оля? — перебила Раиса Павловна, не дав ему договорить. — Оля молодец, старается, но старания мало, нужен опыт. А опыт — дело наживное, я из неё человека сделаю, не переживай.
Она подмигнула ему, как заговорщица.
Его молчание было не предательством, а выученной беспомощностью. Он был хорошим, послушным мальчиком и до сих пор не знал, как стать мужчиной рядом с такой матерью.
Ольга опустила глаза в свою тарелку, чувствовала себя, как ученица, которую при всем классе отчитывает строгий завуч. А ее мама, Валентина, все так же молча ела свой салат, не вмешивалась, наблюдала, ждала.
***
Праздник шел своим чередом. Свекровь рассказывала истории из своего директорского опыта, вспоминала смешные случаи из детства Игоря, давала советы мужу Ольгиной мамы, как правильно сажать картошку. Заполнила собой все пространство, остальные были зрителями.
Ольга вставала, убирала тарелки, приносила новые блюда. Игорь пытался вставить несколько реплик, рассказать о своей работе, но мать тут же перехватывала инициативу, сводя всё к тому, что это она его «устроила по-человечески».
Наконец, горячее было съедено. Ольга, собрав последние силы, пошла на кухню и вернулась с тортом.
Это был «Наполеон», ее фирменный, пекла его всю ночь, поставила торт в центр стола.
— Ой, тортик! — сказала Раиса Павловна без особого энтузиазма. — Сама пекла? Ну-ну. Посмотрим, что там у тебя получилось.
Ольга разрезала торт, разложила куски по тарелкам.
Раиса Павловна взяла свою тарелку, не стала есть, а взяла вилку и начала ковырять кусок. Отделила верхний корж, посмотрела на крем.
— Сухой, как и хозяйка.
Она посмотрела на сына, потом на Ольгу, и произнесла ту самую фразу, которая должна была стать контрольным выстрелом.
— Ничего, сынок, жизнь и не таких обламывала, прогнём и эту.
Сделала паузу, наслаждаясь эффектом.
— Главное, чтобы детей нарожала побыстрее, а готовить и убирать я её сама научу, к рукам приучу.
Всё.
И в этот момент Валентина, мама Оли, которая до этого не проронила ни слова, спокойно отодвинула свой стул, встала. Никто не понимал, что происходит. Может, ей стало плохо? Может, она пойдет скандалить?
Но Валентина ничего не сказала, спокойно обошла стол и пошла в коридор. Там, на маленькой тумбочке у входа, лежала стопка только что проверенных Олиных тетрадей, которые она привезла из школы, чтобы закончить на выходных.
Валентина взяла верхнюю тетрадь, на обложке аккуратным Олиным почерком было выведено: «Тетрадь для работ по чистописанию ученика 2 «Б» класса Петрова Василия».
Рядом с тетрадями, в стаканчике, стояли ручки. Валентина взяла одну красную. И с этой тетрадью и красной ручкой она вернулась к столу.
***
В комнате стояла тишина. Раиса Павловна как раз набрала в грудь воздуха, чтобы, очевидно, развить свою мысль о правильном воспитании жен. Но тут она увидела подошедшую Валентину с тетрадкой и ручкой в руках и замолчала, с недоумением глядя на нее.
Валентина подошла к ней, перегородив ей весь стол, Раиса Павловна вынуждена была поднять голову. И Валентина, аккуратно, без злобы, почти с материнской заботой, протянула левую руку и мягко убрала волосы со лба изумленной свекрови. А правой рукой, в которой была красная ручка, начала писать. Прямо на высоком, гладком, лбу Раисы Павловны начала выводить большие, каллиграфические двойки.
Игорь сидел с открытым ртом, его отец, Николай, замер с вилкой на полпути ко рту. Ольга смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами, как будто видела свою маму впервые в жизни.
Валентина закончила, отложила тетрадку Петрова Васи на стол и убрала стержень ручки. Посмотрела на Раису Павловну своими спокойными глазами и тихо, но очень отчетливо, так, чтобы слышал каждый, произнесла:
— Раиса Павловна, простите, у вас на лице было столько грязи, что я как медик не смогла пройти мимо. Решила хоть как-то продезинфицировать, спирт в чернилах, знаете ли, содержится для чистоты.
Потом она повернулась к Игорю, который так и сидел, окаменев.
— А тебе, сынок, «неуд» за поведение. Завтра с родителями к директору.
Она взяла свою сумочку со спинки стула, подошла к Оле и мягко погладила её по плечу.
— Пойдем, дочка.
И они ушли.
Мы не знаем, что было дальше, смывала ли Раиса Павловна свои оценки, развелись ли Оля и Игорь. Мы остаемся в этой комнате, с недоеденным тортом, с тремя красными, каллиграфическими двойками на лбу и оглушительной тишиной.
Но мы точно знаем: в этой семейной системе только что произошёл тектонический сдвиг. И ничего уже не будет как прежде.
