Ключи от квартиры Нина получила в пятницу вечером. Нотариус протянул ей конверт через стол, и она почувствовала, как пальцы дрожат. Три комнаты в центре города. Наследство от тёти Маргариты, которую она видела всего дважды в жизни. Последняя воля покойной была категоричной: квартира переходит племяннице. Только племяннице.
Свекровь Валентина Фёдоровна узнала об этом в тот же вечер. Нина совершила ошибку — поделилась радостью с мужем Игорем по телефону, не подумав, что он тут же передаст новость матери. А та уже через час стояла на пороге их съёмной однушки, с победоносной улыбкой и пакетом пирожков.
— Ну что, богачка, — свекровь прошла в комнату, даже не разувшись. — Игорёк мне всё рассказал. Три комнаты! Вот это подарок судьбы. Значит, так. Завтра с утра едем смотреть, оценим, что к чему, начнём оформление.
Нина стояла у окна и чувствовала, как радость, всего несколько часов назад переполнявшая её, начала стремительно сжиматься в тревожный комок.
— Валентина Фёдоровна, какое оформление? Квартира уже оформлена на меня. Всё законно.
Свекровь расхохоталась. Громко, раскатисто, словно услышала удачную шутку.
— Деточка, не смеши. Ты же замужняя женщина. Всё, что приобретается в браке, делится. Так что квартира наша общая. Семейная. И я, как старшая в семье, буду решать, что с ней делать.
Нина медленно обернулась. Она посмотрела на Игоря, который сидел на диване и старательно уткнулся в телефон. Его плечи были напряжены, скулы сжаты. Он явно слышал каждое слово, но делал вид, что погружён в какую-то важную переписку.
— Игорь, — позвала она тихо.
Он не поднял глаз.
— Игорь, ты слышишь, что говорит твоя мать?
— Нин, мама права, — буркнул он, не отрываясь от экрана. — Мы же семья. Чего сразу делить? Надо вместе решать.
Валентина Фёдоровна довольно кивнула и плюхнулась на диван рядом с сыном, заняв почти половину маленького сиденья. Она похлопала его по колену, словно дрессированную собаку, выполнившую команду.
— Вот умница. Сынок понимает, что к чему. А ты, Ниночка, не психуй. Никто у тебя ничего не отбирает. Просто нужно правильно всё организовать. Я уже думаю — продадим квартиру, купим мне двушку получше, чем моя хрущёвка. А на остальное вам с Игорьком возьмём однушку в новостройке. Все при деле, все довольны.
Тишина повисла густая и тяжёлая. Нина стояла у окна и смотрела на свекровь. На эту женщину с мелкими, жадными глазками, с хищным ртом, растянутым в улыбке. Она смотрела на мужа, который так и не поднял на неё взгляд. И в этот момент она поняла — это война. Война, которую она не планировала, но к которой её принудили.
— Нет, — сказала Нина.
Свекровь перестала улыбаться.
— Что — нет?
— Нет. Квартира моя. По завещанию. Она не подлежит разделу. Это наследство, а не совместно нажитое имущество. Я навела справки у юриста ещё до визита к нотариусу.
Валентина Фёдоровна встала. Медленно, тяжело, грозно. Её лицо из доброжелательного превратилось в каменную маску.
— Ах вот как. Значит, уже и к юристу сбегала, ничего нам не сказав. Хитрая какая. Игорь, ты слышишь? Твоя жена против семьи пошла!
Игорь наконец оторвался от телефона. Он посмотрел на мать, потом на Нину. В его глазах металась растерянность и страх. Он был слабым человеком, и Нина знала это с самого начала. Но она надеялась, что хоть раз он встанет на её сторону. Хоть раз выберет жену, а не мать.
— Нин, ну зачем ты так? — пробормотал он жалко. — Мама же не со зла. Она хочет нам помочь.
И тут что-то в Нине окончательно сломалось. Не с треском, не с болью. Просто тихо и незаметно отделилось, как отмершая кожа. Она посмотрела на этого человека, с которым прожила четыре года, и увидела его настоящим. Безвольным, инфантильным, неспособным защитить её даже словом.
— Валентина Фёдоровна, — Нина повернулась к свекрови, и её голос прозвучал ровно, без эмоций. — Квартира принадлежит мне. Я буду жить в ней сама. Игорь может присоединиться, если захочет. Но никаких продаж, никаких долей для вас там не будет. Завтра я меняю замки.
Свекровь побагровела. Она шагнула к Нине, нависла над ней всем телом. От неё пахло дешёвыми духами и злостью.
— Ты, девка, охамела совсем? Я тебя в свою семью приняла, дом свой открыла! Игорька моего себе подцепила, теперь и квартиру захапать решила! Да я тебе…
— Что вы мне? — Нина не отступила ни на сантиметр. — Что вы мне сделаете? Вы приняли меня в семью? Вы четыре года говорили, что я готовить не умею, одеваюсь безвкусно, и детей мне рожать рано, потому что я ещё сама ребёнок. Вы вламывались в нашу квартиру без звонка, проверяли холодильник и переставляли мебель без спроса. Вы отменяли наши планы на выходные, потому что вам нужно было, чтобы Игорь починил табуретку или съездил на дачу за картошкой. Я молчала. Терпела. Надеялась, что он когда-нибудь научится говорить вам «нет». Но теперь я поняла — не научится. Потому что он вас боится больше, чем любит меня.
Игорь вскочил с дивана.
— Нина, хватит!
— Нет, не хватит, — она повернулась к нему. — Ты прямо сейчас выбираешь. Либо ты едешь со мной завтра смотреть квартиру, и мы начинаем там новую жизнь — без твоей матери, её указаний и контроля. Либо ты остаёшься здесь, в этой съёмной норе, и продолжаешь быть маменькиным сынком.
Игорь открыл рот, закрыл его, снова открыл. Он метался взглядом между матерью и женой. Валентина Фёдоровна положила руку ему на плечо — тяжело, властно, собственнически.
— Игорёк, скажи ей. Скажи, чтобы не выдумывала глупости. Мы же семья.
И Игорь сказал. Он сказал то, что Нина, в глубине души, уже знала.
— Нин, не устраивай истерику. Мама действительно хочет как лучше. Ну продадим квартиру, ну купим две поменьше. Какая разница? Зато всем удобно будет.
Нина кивнула. Медленно, задумчиво. Она ожидала именно этого, но всё равно ощутила лёгкое разочарование. Последняя иллюзия погасла, как задутая свеча.
— Хорошо, — сказала она просто.
Свекровь торжествующе улыбнулась.
— Вот и умница. Значит, завтра…
— Завтра я уезжаю в свою квартиру, — продолжила Нина. — Одна. Игорь остаётся здесь. Вы, Валентина Фёдоровна, можете ликовать — ваш сын снова полностью ваш. Можете планировать его жизнь, решать, когда ему дышать, когда есть, с кем дружить. Я выхожу из игры.
Улыбка на лице свекрови застыла и начала медленно сползать.
— Что значит «уезжаю»? Ты что, разводиться собралась?
— Собралась, — Нина развернулась и пошла к шкафу. Достала чемодан, начала складывать вещи. Руки двигались автоматически, быстро, чётко. Ни дрожи, ни слёз. Только спокойная, холодная решимость. — Завтра же подам документы. Думаю, через месяц всё будет готово.
Игорь наконец очнулся от ступора. Он подскочил к ней, попытался выхватить из рук блузку.
— Ты с ума сошла! Из-за чего? Из-за квартиры?!
— Из-за тебя, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Из-за того, что ты никогда не выбирал меня. Ни разу за четыре года. Я всегда была на втором месте после твоей матери. И квартира здесь вообще ни при чём. Это просто последняя капля.
— Нин, ну не надо! Мы же любим друг друга!
— Ты любишь свою мать. А меня ты просто держал рядом, потому что так удобно. Чтобы кто-то готовил, стирал, терпел семейные посиделки с твоими родственниками. Но защищать меня, вставать на мою сторону, говорить своей матери, что она не права — на это у тебя никогда не хватало духу.
Валентина Фёдоровна смотрела на происходящее с нарастающей паникой. Она явно не ожидала такого развития событий. Контроль ускользал у неё из рук, и это пугало её больше всего.
— Игорь, скажи ей! Скажи, что она никуда не пойдёт!
Но Игорь молчал. Он стоял посреди комнаты, растерянный и жалкий, и не знал, что делать. Без материнских подсказок он терялся, как ребёнок в тёмной комнате.
Нина застегнула чемодан. Прошла в ванную, собрала косметику в пакет. Вернулась, взяла куртку с вешалки. Всё это заняло не больше пятнадцати минут. Четыре года жизни уместились в один чемодан и два пакета.
Она остановилась у двери. Посмотрела на свекровь, на мужа. Последний раз.
— Валентина Фёдоровна, вы победили. Ваш сын остаётся при вас. Можете радоваться.
— Нина, стой! — Игорь наконец сдвинулся с места, шагнул к ней.
Она подняла руку, останавливая его.
— Не надо. Завтра приедешь, заберёшь остальные вещи. Ключи оставлю у соседки. И Игорь… найди себе женщину, которая согласится жить втроём с твоей мамой. Я больше не могу.
Дверь за ней закрылась тихо, без хлопка. Нина спустилась по лестнице, вышла на улицу. Ночной воздух был холодным и свежим. Она вдохнула полной грудью и почувствовала, как с плеч спадает невидимый груз. Четыре года давления, унижений, компромиссов, в которых она всегда уступала.
Нина достала телефон, вызвала такси. Пока ждала машину, написала подруге: «Я свободна. Переезжаю в свою квартиру. Завтра подаю на развод».
Ответ пришёл мгновенно: «Наконец-то! Я так рада! Приезжай, встречу, отметим».
Нина улыбнулась. Первая искренняя улыбка за весь вечер. Такси подъехало, водитель помог загрузить вещи. Она села на заднее сиденье, посмотрела на дом, где прожила четыре года. Окна их квартиры светились жёлтым светом. Там сейчас свекровь утешала сына, объясняла, какая невестка оказалась плохой, неблагодарной, эгоистичной.
Но Нине было всё равно. Она больше не была невесткой. Она снова была просто Ниной. Свободной, с тремя комнатами в центре города и планами на будущее, в которых не было места токсичным родственникам и слабовольным мужьям.
Машина тронулась, и дом остался позади.
А в квартире Валентина Фёдоровна сидела рядом с Игорем и гладила его по голове, как маленького.
— Ничего, сынок. Забудь её. Найдём тебе другую, нормальную. Которая семью будет ценить.
Игорь кивнул. Он уже забывал. Для него это было проще, чем бороться.
Через месяц Нина получила свидетельство о разводе. Игорь не возражал, не требовал раздела. Валентина Фёдоровна пыталась звонить, писать сообщения, требовать встречи. Но Нина просто заблокировала все контакты.
Квартира от тёти Маргариты оказалась светлой, просторной, с высокими потолками и паркетом. Нина провела там ремонт, обставила мебелью по своему вкусу. Без чужих советов и указаний.
Через полгода она встретила другого человека. Взрослого мужчину, который умел принимать решения и не прятался за спиной матери. Их первое свидание началось с того, что он спросил: «Расскажи о себе. Что ты любишь?»
И Нина рассказала. Долго, искренне, не боясь, что её слова покажутся глупыми или неважными. Потому что впервые за много лет её действительно слушали.
Валентина Фёдоровна так и не смирилась с потерей контроля. Она пыталась вернуть влияние, искала невестку через общих знакомых, даже однажды пришла к подъезду новой квартиры. Но охранник не пропустил её. У Нины был свой дом, свои правила, своя жизнь.
А Игорь? Игорь так и жил с матерью. Валентина Фёдоровна присматривала ему невест, но никто не задерживался дольше трёх месяцев. Свекровь была слишком навязчива, слишком требовательна, слишком уверена в своём праве управлять жизнью сына.
Нина иногда думала о нём. Без злости, без сожаления. Просто как о человеке, который когда-то был частью её жизни. Но никогда не жалела о своём решении. Она выбрала себя. Своё счастье. Свою свободу. И это был правильный выбор.
Потому что никакая квартира, никакое наследство не стоит жизни в постоянном унижении и борьбе за право быть собой.
