— Ты опять врать начал, что ли? — голос Ольги прорезал кухню так резко, что даже старый холодильник будто вздрогнул. — Я тебе утром звонила — ты был в офисе. А Лена говорит, что ты весь день дома сидел. Ну? Объясни!
Антон, стоявший у окна с чашкой растворимого кофе, не сразу понял, как реагировать. Он медленно повернулся, будто его выдернули из глубокого и неприятного сна.
— Оль, давай без крика, а? Я просто… Ну… — он развёл руками. — У меня сегодня конференция онлайн была. Поэтому и не поехал.
— Онлайн?! — Ольга шагнула ближе, поставила пальцы на стол так, что ногти стукнули по фанере. — А почему я тогда слышала, как ты трубку бросил, когда я спросила, где ты? Ты мне там что — мультики проигрывал? Или связь внезапно умерла? В феврале? В Москве?
Антон отвёл взгляд. Он был не из тех, кто привык врать. Но в последнее время он это делал всё чаще. И каждый раз — глупо, по-мелкому. Именно это бесило Ольгу сильнее всего.
— Ну скажи честно… — она выдохнула, но голос оставался острым. — Ты работу потерял?
— Ничего я не потерял, — отрезал Антон. — Просто… ну… трудный период.
— Вот так и скажи: «Я не работал сегодня». А ты начинаешь юлить.
— Оль, я устал. Реально устал. Дай хоть поужинать спокойно.
— Ужин тебе в микроволновке. Разогрей сам. У меня сил нет.
Она опустилась на стул. Наклонила голову, упёрлась пальцами в переносицу — жест, который у неё всегда был перед слезами, хоть сама она плакать не любила.
Кухня была маленькая, тёплая от батареи, жирные полосы на кафеле возле плиты давно требовали нормальной уборки, но у обоих в последнее время не хватало ни денег, ни нервов. За окном мелькали фары машин, в подъезде кто-то хлопнул дверью — обычная февральская будничная ночь.
Антон сел напротив, ссутулившись.
— Оль… Ну ты же знаешь, я сейчас пытаюсь найти подработку. Мне надо время.
— Время? — она подняла взгляд. — Я тебе уже три месяца его даю. Ты три месяца обещаешь, что всё «скоро наладится». У нас коммунальные растут, кредит капает, у меня переработки каждый день. А ты… — она махнула рукой. — Ты мне врёшь. Понимаешь? Врёшь.
Он хотел что-то сказать, но дверь в коридоре щёлкнула.
— Вы дома? — раздался высокий, слишком бодрый для вечера голос. — Ребята, привет! Это я, Мила!
Ольга закрыла глаза.
— Господи… только не сейчас.
Антон виновато пожал плечами. Он сам забыл ей написать, что Мила придёт. Или просто не решился — Ольга бы запретила.
Через секунду в кухню ворвалась высокая худощавая девушка в длинном пуховике, с длинными хвостами светлых волос и неизменной собственной логикой вместо этикета.
— Приветики! — Мила чмокнула Ольгу в макушку, даже не заметив, как та напряглась. — Так, я к вам ненадолго. Мне надо кое-что обсудить. Антоша, ты помнишь, мы договаривались?
— Да… — Антон нехотя встал. — Помню.
— А я не помню, — сухо вставила Ольга. — Насколько я знаю, никакой договорённости не было.
Мила удивлённо всплеснула руками.
— Оль, ну чего ты? Я же с Антошей только поговорить! Минут на двадцать. Мне правда важно.
— Тогда говорите, — Ольга встала и жестом показала на кухню. — Вот ваша гостиная. Я уйду.
— Да ты останься, — попытался вмешаться Антон. — Это… касается всех нас.
Ольга остановилась на пороге.
— Всех нас? — она подняла бровь. — О, вот теперь интересно. Давайте, удивляйте.
Мила повернулась к Антону, понизив голос:
— Я, короче… решила вернуться в Москву окончательно. Работы в Туле нет, у меня всё висит на фрилансе, деньги плавают… Я подумала — может… вы меня к себе пустите? Ну, пока я не встану на ноги. Максимум на пару месяцев.
Ольга медленно повернула голову к Антону.
— Это шутка?
Антон сглотнул.
— Оль… ну… она моя сестра. Ей правда сейчас тяжело.
— А мне, значит, легко? — Ольга стукнула ладонью по столу. — У нас однушка, Антон. Одна комната. Ты даже работу потерял, и мне приходится тянуть всё на себе. И сейчас ты ещё приводишь сюда Милу? На пару месяцев?!
Мила обиженно надула губы.
— Я не виновата, что вам тесно. Я же не навсегда. И вообще, Антон сам сказал, что подумает.
— Да он вообще у нас много чего говорит, — бросила Ольга. — И делает всё в последний момент. Или не делает.
Антон поднял руки.
— Хватит. Прекратите обе. Мила, правда, у нас сейчас… ну… не очень удобный период.
— «Не очень удобный период»? — повторила Ольга. — Антон, это не период. Это кризис. У нас отношения рушатся. Деньги заканчиваются. А ты в этот момент хочешь поселить сюда взрослую женщину, которая живёт по принципу «мне все должны»?
Мила побагровела.
— Оль, ну ты жёсткая сегодня… Я к вам с открытым сердцем…
— А у меня оно закрыто от вашей наглости, — выплюнула Ольга.
Антон потёр виски.
— Девчонки, ну пожалуйста… Давайте нормально.
— Нормально? — Ольга рассмеялась коротко, почти нервно. — Хорошо. Давай нормально. Антон, скажи прямо: ты хочешь, чтобы Мила жила у нас?
Он замялся. Лицо у него стало виновато-мягким — таким, каким оно всегда становилось, когда он пытался уйти от прямого ответа.
— Ну… я не хочу, чтобы она жила на вокзале…
— Ясно, — Ольга кивнула. — То есть снова: «я между двумя огнями, я ничего не решаю, пусть всё рассосётся само».
Он хотел возразить, но не успел — Ольга резко подняла руку.
— Сейчас будет по-другому. Я задаю вопрос. Ты отвечаешь. Без увиливаний.
Она шагнула к нему, почти уперевшись лицом.
— Ты готов поселить сюда Милу против моей воли? Да или нет?
Антон замер.
Мила смотрела на него с надеждой. Ольга — с ледяным ожиданием.
Секунды тянулись вязко, как мокрый снег на асфальте.
— Оль… — он выдохнул. — Я… не знаю.
Мила обрадованно ахнула:
— Так это значит «да»! Он согласен!
— Это значит, что он, как обычно, боится взять ответственность, — холодно ответила Ольга.
Антон вскинулся:
— Да не боюсь я!
— Боишься! — она ткнула пальцем ему в грудь. — Ты боишься сказать «нет» своей сестре и боишься сказать «да» своей жене. Ты боишься вообще чего угодно, что может вызвать конфликт.
Мила шагнула вперёд, встала между ними.
— Оль, ну перестань! Он просто добрый! Он не обязан быть таким жёстким, как ты!
Ольга повернулась к ней:
— А ты вообще заткнись. Вы своей «добротой» меня уже в могилу сведёте.
— Слышь, ты чего… — Мила возмущённо вскинула голову. — Я тут вообще-то не просто так!
— Да ты вечно не просто так! — Ольга перешла на крик. — Ты вечно к нам с чем-то приходишь! С проблемами, с просьбами, с драмами! Ты не взрослеешь! Ты перекладываешь ответственность на Антона! А он…
Она посмотрела на мужа долгим, тяжёлым взглядом.
— А он позволяет. Всегда позволяет. Даже когда это уничтожает нас.
Антон отступил, словно от удара.
— Оль… ну хватит… — его голос стал тихим.
— Нет, не хватит, — сказала она. — Я устала молчать.
Она медленно сняла фартук, повесила его на стул и взяла телефон.
— Давайте сделаем так, раз уж всё равно сегодня вечер откровений. Антон, ты сам мне скажи: ты хочешь жить со мной? Или тебе проще жить со своей сестрой, которая будет всегда говорить тебе, что ты «бедненький» и «заботливый»?
— Оля… — он сделал шаг, но она отступила.
— Отвечай.
Он молчал.
Мила встряла:
— Он просто не хочет выбирать! Вы обе ему дороги! Почему вы ставите его в такие условия?!
Ольга повернулась к ней очень медленно.
— Потому что жизнь — это не вечная комната для жалоб. И не место, где можно жить за счёт других. И не детсад, где воспитатель разнимает детей.
Она взяла куртку со спинки стула.
— Я ухожу. Мне нужно подышать. Если Мила останется — так и скажите. Я тогда подумаю, куда дальше мне идти.
Антон побледнел.
— Оль… ты серьёзно?..
— Более чем.
Она обула кроссовки, накинула капюшон.
— Двадцать минут. Я вернусь. Ответ должен быть у тебя. Чёткий. Без «не знаю».
Мила нервно закусила губу.
— Оль, ну не так же…
— Только так.
Ольга открыла дверь, холодный воздух из подъезда ворвался внутрь.
— У вас есть двадцать минут. Решайте, кто вам нужен в этой квартире.
Она вышла, закрыв дверь громко, но не со злостью — а окончательно.
В квартире повисла напряжённая тишина.
Антон посмотрел на Милу.
Мила — на него.
— Антоша… — начала она.
— Мила, — он поднял ладонь. — Подожди.
Он сел на стул и закрыл лицо руками.
За дверью шумел февральский подъезд, кто-то на этаж выше старался загнать коляску в квартиру, снизу слышались хлопки входной двери. Время тянулось.
И Антон понимал: сейчас он уже не сможет спрятаться ни за мягкостью, ни за хорошестью, ни за нежеланием конфликтов.
Потому что через двадцать минут придёт Ольга.
И она придёт за ответом.
Антон сидел, сцепив руки в замок, и чувствовал, как внутри всё дрожит. Не от страха — от того, что сказать правду оказалось куда сложнее, чем всю жизнь пытаться быть хорошим.
Мила нерешительно переминалась рядом.
— Антоша, ну скажи хоть слово… — её голос был тонким, почти детским. — Я же не просто так пришла. Мне реально деваться некуда.
— Мил, подожди, — выдохнул он. — Дай мне подумать.
— А чего тут думать? — она вскинулась. — Ты же меня всю жизнь поддерживал. Всегда! Скажи ей: я поживу пару месяцев, и всё. Почему она делает из этого мелодраму?
Антон поднял взгляд.
— Потому что мы так живём уже не пару месяцев. А второй год. И с работой бардак, и отношения трещат, и дома вечная нервотрёпка. Я… устал, Мил.
Она моргнула.
— То есть… я устала, а ты устал, и теперь всё на меня повесили? Так? Типа «Мила виновата»?
— Нет! — он стукнул ладонью по колену, но сдержался. — Дело не в вине. Дело в том, что ты ко мне приходишь, будто я твой единственный ресурс. А я — не ресурс. Я — человек. У меня жена, семья, проблемы.
Мила прикусила губу, но глаза стали жёсткими.
— У тебя семья? И кто в этой семье главный? Она? Которая из-за моего приезда устроила истерику?
— Это не истерика, — устало сказал Антон. — Это гра… это предел терпения.
Он замолчал. Чуть не сказал запрещённое слово, но вовремя остановился.
Мила уселась на табуретку, подогнула ноги, как в детстве, и уставилась в пол.
— Ты изменился, — тихо сказала она. — Раньше был мягче. Добрей.
— Раньше я думал, что спасать всех подряд — это благородно. А сейчас… сейчас понимаю, что просто рушу то, что мне важно. Мы с Олей еле держимся, Мил. Нам нужно пространство. Нам нужно время.
Мила вздохнула шумно, демонстративно.
— Ну ладно. Понятно. Я вам мешаю. Не нужна. Ах да, у вас же «кризис». Ну, поздравляю.
— Не надо так, — сказал Антон.
— А как? — она подняла голову. — Я знала, что рано или поздно это случится. Женишься — и всё, сестра уже никто. Лишняя.
Он потер виски, чувствуя, как нарастает головная боль.
— Мил, это не так. Ты моя сестра. Я тебя люблю. Но… жить вместе сейчас — невозможно. Мы с Олей на пределе.
Она молчала. И молчание было хуже любой истерики.
Вдруг Мила резко встала, схватила сумку.
— Всё, я поняла. Я ухожу. Не волнуйся, не на вокзал. Найду, куда. Настроения сидеть под вашим судом и разбирательствами нет.
— Мила…
— Не надо, — она махнула рукой. — Я сказала — разберусь.
Она шагнула к выходу… но остановилась.
— Только знаешь что, Антош? — сказала она жестко. — Ты думаешь, ты сейчас сделал правильный выбор? Нет. Ты просто испугался. Испугался, что жена уйдёт. Испугался, что придётся признать, что тебе самому нужна помощь.
— Мил…
— Всё. Я ушла.
Она хлопнула дверью.
Тишина повисла вязкая, густая.
Антон сидел, не двигаясь. Слышал, как работающий в коридоре лифт гудит в шахте. Слышал, как снизу кто-то ругался, не попадая ключом в замок. Слышал, как в его голове стучит одно и то же слово: решение.
Он посмотрел на часы. Ольга обещала вернуться через двадцать минут. Прошло шестнадцать.
Он встал, сделал пару шагов, потом вернулся к столу. Потом снова поднялся. Не знал, что сказать ей. Не знал, что она скажет ему.
Дверь тихо щёлкнула.
Без суеты, без злости, без демонстративности — как будто Ольга вернулась домой после обычной прогулки.
Она сняла капюшон, стряхнула мелкие снежинки.
— Ну? — спросила спокойно. — Как ты решил?
Антон выдохнул так глубоко, что внутри будто что-то отпустило.
— Мила ушла.
— Ты её выгнал?
— Нет. Просто сказал честно, что мы не можем жить втроём. Что у нас проблемы. И что… если мы хотим что-то сохранить, нам нужна тишина. Своя жизнь. Наша жизнь.
Ольга прислонилась плечом к стене.
— Ну наконец-то, — сказала она тихо. — Хоть раз без «не знаю».
Он хмыкнул — грустно, но искренне.
— Мне самому страшно, Оль. Я правда не знал, как тебе сказать, что мне тут всё… трещит внутри. Я чувствую себя не мужем, а каким-то… младшим сыном у своей семьи. Всем должен, всем обязан.
— А мне? — спросила она.
Он поднял взгляд.
— А тебе — я должен был быть честным. И я был дурак. Я думал, что защищаю тебя от лишнего стресса. А по факту просто врал. И тебе, и себе.
Ольга подошла ближе.
— А сейчас?
— Сейчас… — он глубоко вдохнул. — Сейчас я выбираю нас. По-настоящему.
Она посмотрела ему в глаза. Долго, без спешки.
— Ты уверен?
— Да.
— Тогда слушай меня, — сказала Ольга мягко, но твёрдо. — Мне тоже непросто. Я злюсь, переживаю, боюсь. И мне тяжело, когда в нашей жизни появляется кто-то ещё и начинает тут всё крутить. Но дело даже не в Миле. И даже не в твоей работе.
Он напрягся — тема болезненная.
Но она продолжила спокойно:
— Дело в том, что ты не доверял мне достаточно, чтобы рассказать правду. Чтобы сказать, что всё плохо. Чтобы не прятаться. Чтобы не играть в «я разберусь».
Он опустил глаза.
— Я понимаю.
— Нет. Это не «понимаю». Это «меняешь». Ты готов менять?
Он поднял голову.
— Да.
Ольга кивнула.
— Тогда садись. Сейчас будем говорить честно. До конца.
Они сели за стол. Старая кухонная лампа давала тёплое, чуть рыжее освещение — всё вокруг стало ближе, мягче.
Ольга начала первая:
— Я боюсь, что мы треснем по швам. Что однажды я проснусь — а между нами пустота. Потому что мы каждый день делаем вид, что всё нормально.
Антон слушал, не перебивая.
— Я злюсь, — продолжила она. — Потому что тяну на себе расходы, работу, готовку, всё. И я не понимаю, что происходит с тобой. Это страшно. Очень.
Он протянул руку и накрыл её ладонь своей.
— Спасибо, что сказала.
Она усмехнулась.
— Твоя очередь.
Он сглотнул.
— Я… боюсь быть никчёмным. Вот серьёзно. Боюсь, что ничего не могу дать. Что все мои попытки — провал. Что я… тяну тебя вниз. И поэтому я врал. Чтобы не выглядеть перед тобой слабым.
Она тихо усмехнулась.
— Слабым ты выглядишь, когда врёшь. А когда говоришь честно — ты самый сильный человек.
Он почувствовал, как внутри что-то тепло разворачивается.
— И ещё, — сказал он. — Я устал быть хорошим для всех. Мила, родители, друзья… А ты всё время была рядом, но я почему-то думал, что тебя можно держать в стороне. Что ты — крепче всех.
— А я тоже человек, Антон, — тихо сказала Ольга.
Он кивнул.
— Я понял.
Они какое-то время просто сидели молча.
Потом Ольга встала, подошла к плите, открыла микроволновку.
— Ужин разогреешь сам? — спросила она.
Он улыбнулся впервые за вечер.
— А давай вместе?
Она взглянула на него, приподняла бровь.
— Вот это уже похоже на разговор.
Они ели молча, но молчание было тёплым, как плед. Не тем, которое давит, а тем, в котором что-то новое возникает.
Когда они закончили, Антон неожиданно сказал:
— Завтра я сяду и напишу резюме. Новое. И разошлю. И пойду к психологу. Мне нужен специалист, чтобы выбраться из этого всего. Чтобы разобраться в себе.
Ольга вздохнула — облегчённо.
— Хорошее решение.
— И ещё. Если хочешь — можем поехать куда-нибудь на выходные. Хоть в Подмосковье. Просто вдвоём. Без всех.
— Угу, — она улыбнулась. — Вдвоём. Это звучит как план.
Антон подошёл к ней, обнял — неловко сначала, осторожно, как будто просил разрешения.
Она не отстранилась.
— Я правда хочу, чтобы у нас получилось, — сказал он в её волосы.
— Тогда и у нас получится, — ответила она.
Уборка на столе, посуда — всё это подождало. Они сидели в тёплой кухне своего маленького дома, где уже не было сторонних голосов, и смотрели друг на друга так, будто заново знакомились.
Тихий февральский снег за окном падал на подоконник, оставляя светлые, почти незаметные пятна.
— Антон, — сказала Ольга уже мягко, почти шёпотом. — Я рада, что ты выбрал нас. Но знай: если снова начнёшь врать — я уйду. Без скандалов. Без сцен. Просто уйду. Я не выдержу ещё одного такого круга.
Он кивнул.
— Я больше не хочу лгать.
Она улыбнулась — устало, но искренне. Такими улыбками обычно заканчивают долгие войны.
— Тогда пошли спать, — сказала она. — Завтра у нас новый день. Новый старт.
Он выдохнул, будто сбросил с плеч тяжёлый груз.
И впервые за очень долгое время Антон вошёл в спальню не согнувшись, не зажатый, не разваленный внутренними компромиссами.
А как взрослый человек, который наконец сделал выбор.
И этот выбор — был правильным.
