— Наташ, мама опять звонила. Жалуется, давление скачет, как только квитанции за квартиру видит. Говорит, пенсия – слезы.
Наталья устало откинулась на спинку кухонного диванчика. День был тяжелый: три сложных окрашивания и капризная клиентка, которой «всё не так». Ноги гудели, а запах салонной химии, казалось, въелся в кожу.
— Артем, мы на прошлой неделе оплатили её коммуналку. Я во вторник привезла ей две полные сумки продуктов. Что еще?
— Ну, что ты как… неродная? — Артём нахмурился, в его голосе зазвучали привычные защитные нотки. — Это же мама! Она меня вырастила! Она считает, раз ты в своем салоне так хорошо получаешь… В общем, ты могла бы ей помогать. Регулярно.
Наталья медленно сняла очки, протерла стекла. Ей было тридцать четыре, и она научилась держать себя в руках.
— Регулярно? Это как? Как зарплату платить? Артём, мы копим. Мы хотим дачу, хотим машину обновить. И почему опять я? А Марина? Марине тридцать лет.
— Опять ты за свое! — вскипел муж. — Ты знаешь, у Марины «творческий поиск»! Она не может, как все, на заводе пахать! Вечно ты мою семью упрекаешь!
— Я не упрекаю, — голос Натальи оставался тихим, но в нем появился металл. — Я просто устала. Я работаю по десять часов в день. Вот, смотри. — Она протянула ему свои руки. Ладони парикмахера. Мелкие шрамы от ножниц, сухая, потрескавшаяся кожа у ногтей от постоянного мытья и химии. — Это мое «хорошо получаю». Оно не с неба падает.
Артём отвернулся. Он любил спорить, но факты были упрямой вещью.
Галина Семёновна, шестьдесят один год, бывший кассир, была женщиной-драмой. Она считала, что жизнь обошлась с ней несправедливо: муж рано умер (хотя и пил беспробудно), дети выросли «неблагодарными». Сын Артём, хоть и электрик, но «простачок», а дочь Марина – «тонкая натура», которую никто не ценит.
Зато невестка, Наталья, была другим делом. У Наташи был свой круг клиентов, стабильный доход. В голове Галины Семёновны давно созрел план: её пенсия – это на «булавки», а содержать её до конца дней будет Наташа. Это справедливо. Это её плата за Артёма.
Она начала атаку мягко: жалобы на здоровье, просьбы «на лекарства», потом «на пальто, старое совсем износилось». Наталья терпела. Она любила Артёма, по крайней мере, того Артёма, за которого выходила замуж десять лет назад, а не этого вечно недовольного мужчину, разрывающегося между женой и матерью.
Однажды вечером, переводя свекрови очередную сумму «на зубы», Наталья посмотрела на свой накопительный счет. «Резерв» – так он назывался. Там лежала сумма, которую она откладывала с каждого крупного клиента. Ей вспомнились слова одной мудрой женщины, её постоянной клиентки, профессора экономики: «Наташенька, запомни. У женщины всегда должна быть своя подушка безопасности. Не для шубы. Для свободы. Это твой личный эвакуационный выход. В жизни всякое бывает».
Наталья тогда кивнула, а сейчас поняла всю глубину этих слов. Она посмотрела на спящего Артёма. Он что-то недовольно пробормотал во сне и отвернулся к стенке. Наталье стало так горько, так одиноко в этой квартире, купленной на деньги от продажи её бабушкиного наследства, что слезы сами покатились по щекам. Это были тихие слезы бессилия и подступающего холода. Она плакала не о деньгах. Она плакала о разрушенной близости.
Через неделю у Артёма был день рождения. Скромный, «для своих». Пришла Галина Семёновна, разумеется, с Мариной. И, что было неожиданно, заехал Сергей Борисович.
Сергей Борисович был каким-то дальним, но очень успешным родственником со стороны отца Артёма. Человек в сорок пять лет, владелец строительной фирмы, прямой, как рельс, и с репутацией человека, которого лучше не злить. Он редко бывал на семейных сборищах, и его визит был знаком особого расположения.
Наталья накрыла стол: домашняя буженина, несколько салатов, горячее. Галина Семёновна сразу оценила «богатство» стола и включила свой обычный спектакль.
— Ох, Сережа, как хорошо вы живете, — вздыхала она, ковыряя вилкой оливье. — Вам не понять нас, сирых. Пенсия – кошкины слезы. Здоровья нет, всё болит. Если бы не дети… — Она многозначительно посмотрела на Наталью, накладывавшую гостю горячее.
Марина тут же подхватила:
— Мама у нас святая! Всю жизнь на нас положила, а теперь… Страшно, как у нас к старикам относятся.
Сергей Борисович слушал молча, чуть прищурив глаза. Он окинул взглядом чистую, ухоженную квартиру, Артёма в новой рубашке и Наталью, одетую просто, но со вкусом.
— Галина Семёновна, — ровным тоном произнес он. — Артём вроде не жалуется. Электрики сейчас в цене. Он же мужик, должен мать обеспечивать.
Галина Семёновна испугалась, что её «помощь» перенаправят на сына, с которого взять было почти нечего. И она совершила ошибку.
— Да что там Артём! — махнула она рукой. — Что у него за зарплата? Пыль! Он же рабочий! Слава богу, невестка у меня с понятием. Она же у нас при деньгах, не то что мой бедный мальчик.
Наталья замерла с тарелкой в руках. Артём покраснел и вжал голову в плечи.
— Она знает свой долг, — продолжала Галина Семёновна, входя в раж и желая произвести впечатление на богатого родственника. — Я ей так и сказала: моя пенсия – это мне на платочки. А она будет моей настоящей пенсией. Я же для нее сына вырастила, ночей не спала!
В комнате повисла тишина. Было слышно, как тикают часы. Марина злорадно улыбалась, ожидая, как Наталья сейчас начнет оправдываться.
Галина Семёновна, не чувствуя подвоха, решила добить невестку, чтобы у Сергея Борисовича не осталось сомнений, кто тут жертва. Она повернулась к Наталье, которая стояла бледная, как полотно, и с пьяной, злой отвагой бросила:
— Скажи уже всем, как есть: ты обязана мне! Ты в нашу семью пришла, тебя никто не тащил. А раз пришла — будь добра поддерживать нас. Ты же наш кошелёк, потому что самая «успешная»!
Слово было сказано. «Кошелёк».
Оно ударило Наталью, как пощечина. Вся её выдержка, всё её многолетнее терпение, вся её усталость – всё рухнуло в один миг.
Артём что-то промычал:
— Мам, ну ты чего…
Но было поздно.
Сергей Борисович медленно положил вилку на стол. Звук ударившегося о фарфор металла прозвучал, как выстрел.
— «Кошелёк», значит, — ледяным тоном произнес он.
Галина Семёновна осеклась. До нее начало доходить.
— Ой, да я не то… Я в шутку! Я же… Наташенька, ты же знаешь, я тебя как дочку…
— Хватит! — голос Натальи сорвался на крик. Она швырнула полотенце на стол. — Хватит!
Она повернулась к мужу. В её глазах больше не было ни любви, ни жалости. Только выжженная пустыня.
— Ты слышал? Артем? Твоя мать только что назвала меня «кошельком». А ты сидишь и молчишь.
— Наташ, ну она же не со зла! Она…
— Не со зла?! — Наталья засмеялась. Страшным, срывающимся смехом. — «Кошелёк»?! А вот этот стол, который я накрыла, — это «кошелёк»? А то, что я твою сестру-бездельницу годами одеваю, — это «кошелёк»? А мои ноги, которые болят каждую ночь так, что я спать не могу, — это тоже «кошелёк»?!
Сергей Борисович встал. Он посмотрел на Галину Семёновну с таким брезгливым презрением, что та съежилась.
— Вы, Галина Семёновна, не просто глупая женщина. Вы – злая. Вы сейчас оскорбили не только Наталью. Вы унизили своего сына, выставив его альфонсом. И вы оскорбили меня, приняв за идиота, который будет слушать этот балаган.
Он повернулся к Артёму.
— А ты, племянник, тюфяк. У тебя жена – золото, а ты позволяешь своей родне вытирать об неё ноги.
Он кивнул Наталье:
— Простите, что стал свидетелем. Вы достойны большего.
Сергей Борисович ушел, громко хлопнув дверью.
Галина Семёновна тут же схватилась за сердце:
— Ой, умираю! Сердце! Воды!
Марина подскочила к брату:
— Ты видишь?! Ты видишь, что она с матерью сделала! Довела!
Артём растерянно посмотрел на Наталью.
— Наташ… ну, надо же что-то…
Наталья посмотрела на эту троицу: воющая мать, шипящая сестра и её муж, её «защитник».
— Уходите, — сказала она тихо.
— Что?
— Вон. Все. Из моего дома.
— Ты с ума сошла?! — взвизгнула Марина. — Это квартира Артёма!
— Квартира моя, — отчеканила Наталья. — Она досталась мне от бабушки. Артём здесь только прописан. Вы это прекрасно знаете. Так что забирайте свою маму. И вон.
— Наташа! — взмолился Артём. — Куда мы пойдём? Ночь на дворе!
Наталья посмотрела ему прямо в глаза.
— Ты свой выбор сделал, Артём. Ты сидел и молчал. Значит, ты согласен. Ты тоже считаешь меня «кошельком». Вот и живите теперь без него.
Она прошла в спальню и повернула ключ в замке. Из-за двери еще долго доносились крики, угрозы Марины и причитания Галины Семёновны.
Потом всё стихло. Щелкнул замок входной двери.
Наталья села на кровать. Слезы больше не шли. Она достала телефон и открыла приложение банка. На счету «Резерв» лежала её свобода.
