— Ты, конечно, извини, Олюшка, но в отпуск мы летим с моей мамой. А на тебя денег не хватило.
Виктор улыбнулся. Виновато так, знаете, как школьник, который разбил чашку, но уверен, что мама сейчас пожурит и веник в руки даст, чтобы осколки смел. Он даже ложечку в чай опустил аккуратно, чтоб не звякнула. А у меня в ушах этот звон — как набат.
За окном ноябрьская морось стучала по карнизу, на плите доходил пирог с капустой — его любимый, между прочим. Завтра у нас свадьба. В ЗАГС к 11:00. Платье — элегантный бежевый костюм — висит на дверце шкафа в спальне, отглаженное. Чемоданы стоят в коридоре, пустые, ждут, когда я сложу туда наши вещи для Турции. «Бархатный сезон, Оля, я всё устрою, это будет мой подарок», — говорил он полгода.
Я смотрела на его седину, аккуратно подстриженную, на мягкие руки, которые крутили эту несчастную ложечку, и чувствовала, как внутри что-то обрывается. Не с треском, а тихо так. Будто трос лифта, который держал нас двоих, перетёрся по ниточке, и кабинка полетела в шахту.
— Что ты сказал? — переспросила я. Голос был чужой. Спокойный, даже деловой. Профессиональная привычка — когда пациент устраивает истерику в клинике, я становлюсь ледяной скалой.
— Ну, Оль, не начинай, — он поморщился, словно от зубной боли. — Маме врач прописал морской воздух. У неё бронхи, ты же знаешь. А путёвки подорожали, курс скакнул… Я посчитал: или мы вдвоём в «трешку» на третьей линии и мама здесь задыхается, или я везу маму в нормальный санаторий. А ты… ну ты же мудрая женщина. Мы с тобой потом, весной, на дачу съездим. Воздух там не хуже.
Он откусил печенье. Он реально думал, что всё нормально. Что я сейчас вздохну, поплачу для проформы, а потом пойду собирать ему чемодан. Трусы, носки, лекарства для мамы.
Я встала. Ноги ватные, но спина прямая.
— Ешь, Витя. Пирог скоро будет готов.
Часть 1. Иллюзия последнего вагона
Вы спросите, как я, взрослая баба, битая жизнью, вообще в это вляпалась? Мне пятьдесят четыре. У меня своя квартира — «двушка» в центре, работа в хорошей клинике, взрослый сын, который живёт в Питере и звонит раз в неделю. Я была уверена, что моё женское счастье — это хороший сериал вечером и бокал вина по пятницам.
А потом появился Виктор. Интеллигентный, в очках, всегда чисто выбрит. Мы познакомились в очереди в МФЦ — романтика бюрократии. Он помог мне разобраться с талончиком, пошутил про электронное правительство. Оказалось — инженер, работает в проектном бюро. Не олигарх, но и не альфонс. Казалось бы.
Полгода мы встречались «как люди». Театры, прогулки по набережной. Он красиво говорил. Знаете, в нашем возрасте уши уже не любят лапшу, но сердце-то просит тепла. Он казался таким… уютным. Домашним. Говорил, что устал быть один, что хочет заботы, тепла, борща.
— Оленька, ты такая хозяйственная, — восхищался он, когда я впервые пригласила его на ужин.
Я тогда не заметила, как быстро он перебрался ко мне. Сначала зубная щётка, потом тапочки, потом пара рубашек. Через два месяца он сдал свою «однушку» (деньги, конечно, откладывал себе на карту, «на наше будущее») и плотно осел у меня.
Я не возражала. Вдвоём веселее. Да и сын сказал: «Мам, если тебе с ним хорошо, я только рад».
Мы решили расписаться. Тихо, без фаты и лимузинов. Просто узаконить, чтобы всё по-человечески. Я взяла на себя банкет — ресторанчик на двадцать человек, самые близкие. Кольца тоже я выбрала, у него тогда «были задержки с зарплатой». А он ударил себя в грудь:
— Свадебное путешествие — с меня! Полетим к морю, Оля. Ты заслужила.
Я поверила. Дура. Я, которая видит людей насквозь, когда они врут про острую боль без записи, поверила мужчине, который просто искал удобную шею.
Часть 2. Тень Инессы Павловны
Она незримо присутствовала в нашей жизни всегда. Инесса Павловна. Святая женщина, мать-героиня, воспитавшая Витеньку одна.
Сначала это были звонки.
— Витюша, у меня давление.
— Витюша, кот не ест.
— Витюша, соседи опять шумят.
Виктор срывался, бежал, покупал лекарства, успокаивал. Я умилялась: какой заботливый сын! Такой и мужем будет хорошим.
Но потом начались странности. Когда мы выбирали обои в мою спальню, он сказал:
— Может, не бежевые? Мама говорит, бежевый — цвет бедности. Лучше персиковые.
Я промолчала. Купила бежевые. Он надулся на два дня.
Когда я готовила ужин, он мог отодвинуть тарелку:
— Вкусно, но мама в котлеты добавляет вымоченный в молоке хлеб, а не сухари. Так нежнее.
Я тогда отшутилась:
— Вот когда мама будет готовить, будешь есть нежные. А у меня — с характером.
Я не понимала главного. Он не просто любил маму. Он был её продолжением. Её рукой, её кошельком, её слугой. А я в этой схеме планировалась как сменная сиделка. Мама стареет, ей нужен уход. Витя работает. Кто будет стирать, готовить и слушать жалобы на давление? Правильно, жена Вити.
И вот теперь, накануне свадьбы, пазл сложился. Турция была не подарком мне. Это был тест. Тест на мою покорность.
Часть 3. Бухгалтерия предательства
Вернёмся на кухню. Виктор доел печенье и потянулся к пирогу, который я только что достала из духовки. Запах стоял одуряющий — дрожжевое тесто, капуста с яйцом, сливочное масло. Запах дома, который я создавала для нас двоих.
— Вить, — я села напротив. — А покажи билеты.
Он замер с куском пирога в руке.
— Зачем? Они электронные, у меня в почте.
— Покажи. Хочу посмотреть даты.
Он нехотя достал телефон, потыкал пальцем, развернул экран ко мне.
Я надела очки.
«Анталья, 5 звёзд, вылет завтра в 18:00».
Два пассажира: Виктор Смирнов и Инесса Смирнова.
Дата покупки билетов: 14 октября.
Сегодня 22 ноября.
Месяц. Он купил эти билеты больше месяца назад.
Всё это время, пока я бегала, заказывала ресторан, выбирала меню, искала ему галстук в тон моему костюму, оплачивала авансы… он уже знал. Он знал, что я никуда не лечу. Он знал, что полетит с мамой.
Он ел мои завтраки, спал в моей постели, обсуждал, какой купальник мне пойдёт, и врал. Врал каждый день, глядя мне в глаза.
— Ты купил их месяц назад, — тихо сказала я.
— Ну… да, — он отвёл взгляд. — Тогда как раз акция была. Мама позвонила, сказала, что ей совсем плохо, задыхается. Оля, ну ты же врач, ты понимаешь…
— Я администратор, Витя. Но диагноз я тебе поставить могу.
— Какой? — он насторожился.
— Патологическая трусость, осложнённая отсутствием совести.
Часть 4. Цена «мудрой женщины»
— Ты преувеличиваешь! — Виктор начал заводиться. Это его любимая тактика — сделать виноватой меня. — Тебе что, жалко для пожилого человека? Мы же распишемся! Банкет будет! Ты станешь законной женой. А море… ну никуда оно не денется. Я думал, ты выше этого мещанства. Ты же не из-за путевки за меня выходишь?
Вот она, ловушка. Если я сейчас возмущусь — значит, я меркантильная стерва, которой нужно только море. Если промолчу — я «мудрая женщина», терпила, на которой можно ездить до конца дней.
Я посмотрела вокруг. Моя кухня. Мои шторы. Мой стол.
Виктор здесь ничего не купил. Продукты — пополам, но деликатесы всегда любил он. Коммуналка — на мне, «это же твоя квартира». Его деньги с аренды его квартиры уходили «на накопительный счёт», который, как я теперь понимаю, был фондом имени Инессы Павловны.
— Банкет, говоришь? — я усмехнулась. — Банкет оплачен мной. Костюм твой — мной. Кольца — мной. А твой вклад в нашу семью — это, получается, твое присутствие? Ты — приз?
— Я вообще-то мужчиной в доме буду! Гвоздь забить, кран починить…
— Кран чинил сантехник из ЖЭКа за 500 рублей, Витя. А гвозди в бетонные стены сейчас не бьют, перфоратор нужен. У тебя его нет.
Он покраснел.
— Ты попрекаешь меня деньгами? Низко, Оля. Я не ожидал. Мама предупреждала, что у тебя сложный характер.
Мама предупреждала. Ну конечно.
Я встала и выключила чайник. Внутри меня нарастала холодная, злая решимость. Знаете, такое чувство, когда долго боишься прыгнуть с вышки в воду, а потом вдруг делаешь шаг — и страха больше нет. Есть только полёт.

Часть 5. Чемоданное настроение
— Ладно, проехали, — буркнул он, видя, что скандал не разгорается так, как ему хотелось бы. Он решил, что я проглотила. — Давай спать ложиться, завтра день тяжелый. Кстати, погладь мне ту голубую рубашку, в самолет. И чемодан надо собрать.
Он встал и пошел в гостиную, к телевизору.
— Оль, и положи мне плавки, которые синие. И аптечку собери, у мамы список есть, я тебе в вотсап скинул.
Я осталась на кухне одна. Телефон звякнул. Сообщение от Вити. Фотография рецепта, написанная дрожащим почерком Инессы Павловны: «Корвалол, капотен, мазь для суставов…»
Я смотрела на этот список.
Потом перевела взгляд на коридор. Там стояли два чемодана. Один синий — его, большой. Один красный — мой, поменьше.
Я вошла в спальню. Открыла шкаф.
На полках лежали его вещи. Стопки футболок, джинсы, свитера. На вешалке — тот самый свадебный костюм, купленный на мои премиальные.
«Погладь рубашку».
«Собери аптечку».
«На тебя денег не хватило».
Я взяла его чемодан. Раскрыла его прямо на полу спальни.
Подошла к полкам.
Взяла стопку трусов и носков. Швырнула в чемодан.
Взяла джинсы. Туда же.
Свитера. Футболки.
Я не складывала их аккуратно, стопочкой, как делала это полгода. Я просто сгребала его жизнь из моего шкафа и перекладывала в его тару.
Из ванной донесся шум воды — он пошел в душ. Прекрасно. У меня есть минут пятнадцать.
Часть 6. Точка невозврата
Я работала быстро и методично.
Ванная: его бритва, зубная щетка, шампунь от перхоти, одеколон. Всё полетело в косметичку, косметичка — в чемодан поверх мятых рубашек.
Коридор: его тапочки. В мусорное ведро. Нет, слишком много чести. В пакет и в чемодан. Обувь с полки — в большой пакет из «Ашана».
Я зашла в гостиную, где на тумбочке лежал его ноутбук. Закрыла, положила сверху на кучу одежды. Зарядка. Наушники.
Чемодан еле закрывался. Я навалилась на него всем весом. Щелчок. Ещё один.
Готово.
Потом я подошла к вешалке с моим свадебным костюмом. Бежевый брючный костюм. Шикарный. Я так хотела быть в нем красивой для него.
Я сняла его, аккуратно повесила вглубь шкафа. Достала джинсы и старый уютный свитер. Переоделась.
Сняла с пальца помолвочное кольцо — тоненькое, с фианитом (золото он «не потянул», но я и этому была рада). Положила кольцо на комод рядом с его ключами от моей квартиры.
Вода в ванной стихла.
— Олюш! — крикнул он оттуда. — А полотенце свежее дай!
Я взяла его чемодан за ручку и выкатила в прихожую. Поставила рядом пакет с обувью.
Открыла входную дверь. Выставила чемодан на лестничную площадку. Пакет — туда же.
Вернулась. Встала у двери ванной.
Дверь открылась. Виктор вышел, обмотанный моим махровым полотенцем, распаренный, довольный.
— О, ты уже переоделась? А чего не в ночнушке?
Он прошел в спальню и замер.
Пустые полки шкафа зияли чернотой.
Он обернулся. Улыбка сползла с его лица, как плохо приклеенные обои.
— Оля? Это что? Ты стирку затеяла на ночь глядя?
Часть 7. Свободное падение
— Я собрала тебе чемодан, Витя, — сказала я. Голос не дрожал. — Всё, как ты просил. И плавки, и рубашки. И даже паспорт твой с тумбочки.
— В смысле? — он глупо моргал. — Зачем всё? Мы же на десять дней летим.
— Вы летите на десять дней. А ты уходишь навсегда.
— Ты чего? — он нервно хохотнул. — Оль, ну хватит истерить. Ну неудачная шутка. Ну перегнул. Давай, разбери обратно, мне завтра рано вставать.
— Одевайся, — я кивнула на стул, где лежали его домашние треники, которые я не стала паковать, чтобы он не пошел голым. — И уходи.
— Куда?! Ночь на дворе!
— К маме. У неё завтра самолет, ей помощь нужна. Чемодан собрать, давление померить.
— Оля, завтра свадьба! Гости! Ресторан! Ты что, позориться хочешь? Что люди скажут?
— Люди скажут, что мне повезло.
— Ты ненормальная! — он сорвался на визг. — Ты старая дура! Да кому ты нужна в 54 года? Я тебя подобрал, я тебе статус хотел дать! Да за мной очередь выстроится!
— Вот и иди к очереди.
Он одевался быстро, путаясь в штанинах, красный, потный, злой. Вся его «интеллигентность» слетела мгновенно. Передо мной стоял чужой, жалкий мужичок, который пытался меня укусить побольнее, потому что потерял кормушку.
— Кольцо верни! — рявкнул он, обуваясь.
— На комоде.
Он схватил кольцо, ключи свои (мои остались лежать).
— Ты пожалеешь! Ты приползешь! Мама была права, ты эгоистка!
— Счастливого пути, Витя. Маме привет.
Я захлопнула дверь перед его носом. Щелкнула замком. Раз, два.
Слышала, как он матерился на площадке, как громыхал колесиками чемодана, вызывая лифт.
Потом стало тихо.
Я сползла по двери на пол. Думала, сейчас зареву.
Но слез не было. Было странное чувство… легкости. Как будто я сбросила рюкзак с камнями, который тащила полгода.
Часть 8. Горькая победа
Утро наступило солнечное, морозное.
В 9:00 я позвонила в ресторан.
— Доброе утро, это Ольга. По поводу банкета на 14:00.
— Да, Ольга Николаевна, мы готовимся! Свадебная арка уже стоит.
— Арку уберите. Формат меняется. Свадьбы не будет. Будет просто обед. Юбилей… моей новой жизни. Количество гостей то же.
Потом я написала в общий чат гостей:
«Дорогие друзья. Свадьба отменяется по техническим причинам (жених оказался несовместим с реальностью). Но банкет в силе! Приходите вкусно поесть, выпить и поздравить меня с избавлением. Подарки не нужны, берите хорошее настроение».
Конечно, пришли не все. Родственники Вити (их было трое) отпали сами собой, облив меня грязью в сообщениях.
Но мои подруги пришли. И сын прилетел — он должен был быть сюрпризом на свадьбе, а стал поддержкой на «разводе».
Мы сидели в ресторане, пили вино, ели ту самую утку с яблоками. Сначала было неловко. Все боялись меня задеть.
— Мам, — сын накрыл мою руку своей. — Ты как?
Я посмотрела на него. Взрослый, умный, самостоятельный. Не чета Вите.
— Знаешь, Саш… Я потеряла деньги за банкет. Я потеряла полгода жизни. Но я сохранила себя. И свою квартиру.
Подруга Ленка, разливая шампанское, рассмеялась:
— Олька, а ведь он тебе реально подарок сделал! Представь: выходишь ты замуж, а через месяц он к тебе маму перевозит. И ты — служанка при двух господах. А так — отделалась легким испугом и стоимостью салата «Цезарь».
Я засмеялась. Искренне.
В 18:00 в небе, наверное, взлетал самолет в Турцию. Там сидел Виктор, зажатый в эконом-классе, и слушал жалобы мамы на то, что дует из кондиционера. А рядом не было меня, чтобы дать таблетку, воды или плед. Теперь это его крест.
А я сидела в красивом ресторане, в окружении людей, которые меня любят, и понимала: одиночество — это не когда ты одна дома. Одиночество — это когда ты в доме с человеком, которому ты безразлична.
Я подняла бокал.
— Девочки! И Саша! За любовь! К себе.
Звон бокалов был чистым и радостным. Никаких разбитых чашек. Только музыка и светлое будущее, в котором я точно знаю, на кого стоит тратить свои деньги и, главное, своё время.


















