— Для вас здесь места нет.
Инна стояла на пороге собственного дома с двумя сумками в руках. Дверь распахнула Тамара Андреевна в розовом махровом халате — том самом, который Инна покупала себе прошлой весной. Свекровь смотрела на невестку так, будто та пришла просить милостыню.
— Простите, что? — Инна не сразу поняла, что услышала.
— Я сказала — для вас здесь места нет, — повторила Тамара Андреевна. — Мы уже всё организовали, гостей позвали. Алексей разрешил. Езжайте к своей матери.
За спиной свекрови слышался смех, звон бокалов. Из гостиной выглянула Виктория, сестра мужа, с игристым в руке. На ней было бежевое платье Инны.
— Ой, Тамара Андреевна, ну чего вы с ней разговариваете, — протянула Виктория. — Пусть едет. Мы тут своей компанией.
Маша, восьмилетняя дочь, дёрнула мать за рукав:
— Мам, почему бабушка нас не пускает?
Кирилл, пятилетний сын, молчал и прижимался к Инниной ноге.
Инна опустила сумки. Внутри поднималась горячая волна. Сейчас она могла закричать. Но посмотрела на детей и сделала глубокий вдох.
— Подождите в машине. Я сейчас.
Тамара Андреевна крикнула вслед:
— Вот и правильно! Езжайте отсюда!
Инна усадила детей на заднее сиденье, включила мультфильм, заперла двери. Маша смотрела через стекло с недоумением, но Инна показала рукой: всё нормально.
Потом достала телефон и набрала Сергея, начальника охраны посёлка.
— Сергей, добрый вечер. В моём доме посторонние люди. Вскрыли замок и проникли в мое жилище незаконно. Ведут себя агрессивно, не пускают меня внутрь. Дети напуганы. Нужна помощь.
— Инна Владимировна, это точно незаконно?
— Собственник дома — я. Никому права входа не давала. Прошу зафиксировать нарушение.
— Понял. Выезжаем.
Инна убрала телефон. Посмотрела на дом — двухэтажный, с панорамными окнами. Она сама выбирала плитку, обои, люстры. Алексей отмахивался: делай как хочешь, мне некогда. Он здесь почти не жил. Приезжал пару раз за лето и уезжал в Москву.
А Инна каждые выходные обустраивала это место. Это был её дом. Единственное место, где не нужно было слушать, какая она неправильная.
Три месяца назад она случайно увидела переписку Алексея с матерью: «Мам, она опять про границы. Надоела со своими претензиями. Хорошо, что дом на неё оформили, а то я бы давно съехал.»
Тогда Инна поняла. Ей не нужен был скандал. Нужно было просто уйти правильно.
УАЗ подъехал без сирены. Инна пошла к дому первой. За ней Сергей и ещё один охранник.
Тамара Андреевна сидела за столом в гостиной. Рядом Виктория и трое гостей с бокалами. На столе гусь, салаты, нарезки. Свекровь повернулась и замерла, увидев за спиной невестки двоих в форме.
— Что это? Инна, ты с охраной?!
— Это мой сын разрешил! Алексей код от двери дал! — Тамара Андреевна вскочила, стул откатился с грохотом.
Инна сделала шаг вперёд. Говорила медленно, чётко:
— Алексей не собственник. Не прописан здесь. Не имеет права распоряжаться чужим имуществом. Дом куплен на мои деньги, оформлен на меня. Халат на вас — мой. Платье на Виктории — моё. Вы взяли без спроса. У вас пять минут, чтобы уйти. Или я пишу заявление о незаконном проникновении.
Виктория рявкнула:
— Да ты кто вообще?!
Она дёрнулась к Инне, замахнулась, но Сергей перехватил её за запястье.
— Отпусти!
— Нападение на собственника — уголовная статья, — сказал Сергей спокойно. — Остыньте.
Гости начали хватать куртки. Никто не хотел связываться с охраной. Тамара Андреевна заплакала в голос:
— Змея! Я тебя как дочь! А ты нас на мороз под Новый год! Бессердечная!
— Таз с оливье ваш. Гуся вы принесли. Забирайте. Остальное не трогайте.
— Да пошла ты! — Виктория стянула платье, швырнула на пол, натянула свою кофту. Тамара Андреевна скинула халат, бросила к ногам Инны.
Они выходили молча. Виктория тащила таз, свекровь — гуся. Гости исчезли быстро.
Инна проводила их до ворот. Смотрела, как загружают всё в старенькую Ладу. Виктория кричала что-то, но слов не было слышно. Тамара Андреевна закрыла лицо руками.
Инна закрыла ворота. Сергей кашлянул:
— Если что — звоните. Этих не пустим больше.
— Спасибо.
Охранники уехали. Инна стояла у ворот. Внутри всё дрожало, но это было облегчение. Как будто годами держала что-то тяжёлое на вытянутых руках и наконец опустила.
Дети сидели в машине. Маша увидела мать:
— Можно заходить?
— Да.
Кирилл побежал к дому. Маша взяла мать за руку:
— А бабушка ещё придёт?
— Нет.
Маша кивнула. Умная девочка. Понимала больше, чем говорила.
В доме Инна начала убирать со стола. Маша помогала, Кирилл относил посуду.
Когда стол был чист, Инна достала телефон. Набрала Алексея. Он взял не сразу. На фоне музыка, голоса.
— Алло, чего звонишь? Я на корпоративе.
— Твоя мать с сестрой сидят на обочине у въезда в посёлок. Забирай их. Ключи от московской квартиры оставь на тумбочке. Девятого я подаю на развод.
Пауза. Музыка стихла — он вышел из зала.
— Что? Какой развод?
— Обычный. Дом мой, машина моя. Делить нечего.
— Инна, ты того? Моя мать к тебе приехала праздник встретить, а ты их на мороз?!
— Твоя мать сказала мне: «Для вас здесь места нет». При детях. На пороге моего дома, который я купила на свои деньги. Она надела мой халат, Виктория — моё платье. Накрыли стол, позвали гостей и решили, что я не имею права войти.
— Ну мама не подумала! Надо было объясниться, а не цирк с охраной устраивать!
— Я десять лет объяснялась, Алексей. Объясняла, что мне неприятно, когда она учит меня жить. Когда говорит детям, что я плохая мать. Ты всегда говорил: потерпи.
— Так это же мама моя! Старый человек!
— Ей пятьдесят восемь. Она может снять жильё и жить отдельно. Как я, например, — Инна помолчала. — Три месяца назад ты написал ей, что я надоела. Что хорошо, что дом на меня оформлен, а то бы ты съехал.
Тишина. Долгая.
— Это было сгоряча…
— Не важно. Я устала, Алексей. Устала доказывать, что имею право на свою жизнь. Забирай мать, езжайте куда хотите. Я больше не играю в это.
— Инна, ты не можешь просто так…
— Могу. До свидания.
Она отключилась. Руки больше не дрожали. Внутри была пустота — не от потери, а от того, что отпустила то, что давно стало чужим.
Маша сидела на диване и смотрела на мать. Кирилл играл с машинками, но поглядывал на них.
— Мам, а папа больше не будет с нами жить?
Инна присела рядом:
— Наверное, нет.
— А нас он будет видеть?
— Конечно. Вы его дети.
Маша помолчала. Потом тихо:
— Мне не нравится, когда бабушка приезжает. Она говорит, что я неправильно делаю уроки. И что я толстая.
Инна сжала кулаки. Она не знала.
— Почему не сказала?
— Ты и так расстраивалась. Я не хотела добавлять.
Инна обняла дочь. Крепко.
— Прости, что не защитила раньше.
— Ты защитила сегодня, — Маша уткнулась ей в плечо. — Я видела.
Кирилл подполз, забрался на колени:
— Мам, а мы гирлянду на ёлке зажжём?
Инна улыбнулась:
— Конечно.
Она включила гирлянды. Достала пельмени, поставила кастрюлю. Маша нарезала огурцы, Кирилл расставлял тарелки, высунув язык.
В полночь они вышли на террасу. Небо было чёрным, звёзды яркие. Где-то вдали взрывались фейерверки. Здесь было тихо. Только их трое.
— С Новым годом, мам, — сказала Маша.
— С Новым годом, детки.
Кирилл зевнул:
— Можно я усну на диване?
— Можно.
Они вернулись. Кирилл улёгся, Инна накрыла его пледом. Маша села рядом с книжкой, но не читала.
— Мам, а нам теперь будет хорошо?
Инна присела на край:
— Не знаю, как будет. Но теперь нам никто не скажет, что мы лишние. Что должны уйти. Это наш дом. И мы в нём хозяева.
Маша улыбнулась:
— Тогда будет хорошо.
Инна погладила её по голове. Кирилл уже спал. Маша закрыла глаза.
Телефон завибрировал. Сообщение от Алексея: «Мама рыдает. Говорит, сердце прихватило. Ты понимаешь, что наделала? Виктория говорит, ты их унизила. При посторонних. Как ты могла?»
Инна посмотрела на экран. Раньше бы испугалась. Начала оправдываться, извиняться. Ночь не спала бы.
Сейчас просто заблокировала номер. Больше никаких сообщений. Никакого чувства вины за то, что посмела защитить себя.
Она написала адвокату: «Марина, с Новым годом. Девятого встретимся. Готовьте документы на развод.»
Ответ: «Инна, всё будет хорошо. Отдыхайте.»
Инна подошла к окну. Снег шёл — белый, чистый. Укрывал землю ровным слоем.
Завтра она позвонит на работу. Потом к адвокату. Подаст на развод. Начнёт жизнь, где не нужно оправдываться за то, что существуешь.
Она не знала, как сложится дальше. Будет ли трудно. Но одно знала точно: больше никто не скажет ей, что для неё здесь нет места.
Потому что место было. Её собственное. Завоёванное.
И она его никому не отдаст.
