Оранжевый закат заливал нашу спальню последними летними лучами. Я с наслаждением потянулась, предвкушая долгожданный отпуск. Через три дня наш рейс в Анталию, а я только что получила премию, и теперь мы могли позволить себе самый лучший отель, который присмотрели еще зимой. Улыбка не сходила с моего лица. Я взяла с прикроватной тумбочки ноутбук, чтобы наконец-то оплатить бронь.
— Игорек, заходи, сейчас совершим историческое действо! — крикнула я мужу, который возился на кухне.
Я открыла наш общий счет, который мы вместе пополняли последние полгода. Цифры на экране должны были радовать: триста тысяч рублей. Наша общая мечта, наш побег от серых будней. Но мои пальцы замерли над клавиатурой. Я несколько раз моргнула, будто отгоняя наваждение. На счету было не триста, а ровно половина. Сто пятьдесят тысяч.
Сердце заколотилось где-то в горле. Ошибка? Сбой в системе? Я обновила страницу. Цифра не изменилась. Сто пятьдесят одна тысяча триста двадцать рублей. Копейки были особенно издевательскими.
— Игорь! — голос дрогнул. — Иди сюда. Срочно.
Он вошел, вытирая руки о полотенце, с беззаботным выражением лица.
— Что случилось, Риточка? Уже оплатила?
— Нет. Не оплатила. Объясни, куда делись остальные деньги? Где наши полтораста тысяч?
Его лицо изменилось мгновенно. Беззаботность сменилась настороженностью, а затем виноватой скованностью. Он отвел взгляд.
— Ну… Я хотел тебе сказать…
— Говори сейчас же! — я встала с кровати, подходя к нему вплотную. — Взял и потратил? Или потерял? Украли?
— Никто не украл! — он вздохнул, сел на край кровати и уставился в пол. — Я дал их Диме.
В комнате повисла гробовая тишина. В ушах зазвенело. Дмитрий. Его старший брат. Вечный «предприниматель», чьи бизнес-проекты лопались один за другим, как мыльные пузыри, но которому вечно кто-то был должен.
— Ты… дал… Диме? — я произносила слова медленно, словно боялась, что они взорвутся. — Ты дал нашему брату-неудачнику, который до сих пор не вернул тебе те пятьдесят тысяч с прошлого года, наши общие отпускные деньги? Без моего согласия?
— Риточка, не кричи. Он попросил в долг на пару недель. Срочно нужно было товар для его нового интернет-магазина докупить. Обещал вернуть с процентами. Мы еще успеем!
— Успеем? — я засмеялась, но смех вышел горьким и истеричным. — Рейс через три дня, Игорь! Три дня! Какие проценты? Какие две недели? Ты знаешь Дима, как я знаю его! Эти деньги мы больше не увидим!
Я начала метаться по комнате, сжимая и разжимая кулаки. Гнев душил меня.
— Как ты мог? Мы полгода откладывали, во всем себе отказывали! Я на обеды из дома носила, чтобы лишнюю тысячу сэкономить! А ты… ты просто взял и отдал все этому…
— Он семья, Рита! — Игорь поднялся, пытаясь перехватить инициативу. — Он не чужой! Он мой брат! Он в трудной ситуации, а мы…
— А мы что? Мы что, в шикарной ситуации? Мы миллионеры? Мы можем раздавать полтораста тысяч направо и налево? И почему это решаешь только ты?
— Мама сказала, что мы должны помочь семье в трудную минуту! — выпалил он.
И это стало последней каплей. Та самая фраза, которая переполнила чашу моего терпения. Его мама. Светлана Петровна. Верховный главнокомандующий в жизни моего мужа.
Я остановилась напротив него, глядя прямо в глаза. Голос мой стал тихим, холодным и стальным. Каждое слово я вбивала, как гвоздь.
— Твоя мать мне никто. И её разрешение, чтобы съездить в отпуск, мне не требуется. Понял?
Он смотрел на меня с испугом и непониманием. В его глазах читался упрек. Как я смею говорить такое о его маме?
В этот момент резкий, настойчивый звонок в дверь прорезал напряженную тишину нашей спальни.
Мы замерли, уставившись друг на друга. Никто не ждал гостей.
Игорь, видимо, обрадовался возможности прервать этот разговор, быстро направился в прихожую.
— Кто это? — прошептала я, но он уже не слышал.
С тяжелым предчувствием я вышла из комнаты. Игорь открыл дверь.
На пороге, с большей дорожной суммой на колесиках и надменной улыбкой на лице, стояла она. Светлана Петровна.
— Ну что, встретили маму как следует? — просипела она, проходя внутрь, будто так и было заведено. — Игорек, помоги с сумкой. У вас тут, наверное, жарко, как в Африке. А я к вам пожить немного. Пока у Димочки ремонт.
Звонок в дверь прозвучал как выстрел, разрывая паузу, повисшую после моих страшных для Игоря слов. Мы оба замерли, словно школьники, застигнутые за шалостью. Сквозь матовое стекло двери угадывался силуэт, знакомый до тошноты.
Игорь, бледный и растерянный, механически потянулся к ручке и открыл дверь.
На пороге, как монумент самоуверенности, стояла Светлана Петровна. За ее спиной качалась на колесиках большая дорожная сумка, набитая до отказа. Она вошла без приглашения, твердо поставив свою сумку в центре нашего небольшого холла, словно водружая флаг на завоеванной территории.
— Ну что, встретили маму как следует? — ее голос, сиплый от многолетнего курения, проскрипел по моим нервам. — Игорек, не стой столбом, помоги с сумкой. Что, не рады? У вас тут, наверное, жарко, как в Африке с этим вашим кондиционером. А я к вам пожить немного. Пока у Димочки ремонт. Вы же не бросите старую мать на произвол судьбы?
Она бросила на меня быстрый, оценивающий взгляд, от кончиков волос до домашних тапочек, и этот взгляд явно нашел тысячу изъянов.
Игорь, словно заведенная игрушка, подхватил тяжеленую сумку и поволок ее вглубь квартиры.
— Конечно, мам, мы рады, — пробормотал он, избегая моего взгляда. — Только ты же не предупредила…
— А зачем предупреждать? — Светлана Петровна сняла легкое пальто и навесила его на вешалку, прямо на мое новое кашемировое пальто. — В свою семью я всегда могу прийти без предупреждения. Или это уже не моя семья? — Она снова посмотрела на меня, и в ее глазах заплясали знакомые ехидные чертики.
Я стояла, прислонившись к косяку двери в спальню, скрестив руки на груди. Комок гнева и обиды стоял у меня в горле, не давая произнести ни слова. Она приехала. В самый пик нашего скандала. Это не было совпадением.
— Рита, что это ты стоишь, как изваяние? — свекровь прошла на кухню, громко переставляя ноги в своих практичных ботильонах. — Чай будешь? Или у вас в доме уже никто гостям чай не предлагает?
Я молча последовала за ней. Игорь метался между кухней и коридором, не зная, куда приткнуться.
— Я сама себе приготовлю, — холодно сказала я, подходя к чайнику. — Игорь, а ты?
— Да, да, мне тоже… — он сел на стул, смотря в стол.
Светлана Петровна тем временем совершала инспекционный обход моей кухни. Ее взгляд скользнул по столешнице, задержался на вазочке с фруктами, на полке со специями.
— Пыль, — констатировала она, проведя пальцем по крышке холодильника. — У вас тут везде пыль, Маргарита. Молодая женщина, дома сидит, а до пыли руки не доходят. Я в твои годы, Игорек, и на двух работах успевала, и у меня дома ламбрикен всегда блестел, как новенький.
Ламбрикен. Это слово, которое я ненавидела. Оно означало какую-то мифическую, недостижимую чистоту из ее советского прошлого.
— У меня тоже есть работа, Светлана Петровна, — возразила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — И я не сижу дома.
— Ой, какая там работа, — она махнула рукой, принимая из моих рук чашку с чаем. — Сидишь за компьютером, клацаешь по кнопочкам. Это не работа. Работа — это когда вкалываешь, как я в свое время на заводе.
Она присела за стол, заняв место Игоря, и отпила глоток. Я и Игорь остались стоять, как провинившиеся дети.
— Ну что, рассказывайте, как ваши дела? — свекровь окинула нас обоих пронзительным взглядом. — А то Игорек мне вчера звонил, такой расстроенный, говорит, у них с тобой какие-то размолвки из-за денег. Из-за какой-то путевки.
Мое сердце упало. Так вот оно что. Он ей позвонил. Пожаловался мамочке. И она примчалась на подмогу своему мальчику, чтобы поставить на место строптивую невестку.
— Это не размолвки, мам, — начал Игорь, но я его перебила.
— Игорь взял наши общие отпускные деньги, сто пятьдесят тысяч рублей, и отдал их Дмитрию. Без моего согласия. В результате наш отпуск под угрозой срыва.
Светлана Петровна медленно поставила чашку на блюдце. Звук был оглушительно громким в тишине кухни.
— Маргарита, — начала она с сладковатой ядовитостью. — Мы сейчас поговорим с тобой, как взрослые женщины. Деньги — дело наживное. А семья — это самое главное. Диме сейчас очень тяжело, он на пороге большого бизнеса, ему нужна была поддержка. А вы тут со своими курортами… Какие курорты, когда семье помогать надо! Игорек поступил как настоящий мужчина, как глава семьи. Он принял решение. А ты должна его поддержать, а не истерики закатывать.
Я смотрела на нее, и у меня подкашивались ноги. Глава семьи? Какой семьи? Семьи, состоящей из нее, Игоря и Дмитрия? А я в ней кто?
— Это наши с Игорем общие деньги, — тихо, но четко сказала я. — И решать, как их тратить, мы должны были вместе.
— Вместе? — свекровь фыркнула. — А ты когда-нибудь советовалась с мужем, когда платья свои дорогие покупала? Вот и он не стал советоваться. Молодец. Мужиком стал.
Игорь сидел, опустив голову, и молчал. Он не смотрел ни на нее, ни на меня. Он просто сдался.
В тот вечер я легла спать с каменным сердцем. Игорь пытался заговорить со мной, что-то бормотал о том, что мама права, что надо быть добрее, что Дима вернет деньги. Я отвернулась к стене и не ответила ни слова.
Ночью я встала попить воды. Проходя по темному залу, я замерла у двери в гостиную, где на раскладном диване спала Светлана Петровна. Дверь была приоткрыта.
И тут я услышала ее сдавленный шепот. Она не спала. Она разговаривала по телефону.
— Да, Димочка, устроилась я тут… Не переживай, сынок, я все улажу… Игорек наш подкачал, испугался этой своей… Ничего, я с ней разберусь… Она еще узнает, кто в этой семье главный… Деньги твои, никто тебя не тронет… Спи спокойно.
Я стояла в темноте, и по моей спине бежали мурашки. Это не было совпадением. Это был спланированный визит. Война была объявлена. И я даже не успела надеть свою броню.
Тот разговор, подслушанный ночью, перевернул во мне все. Я поняла, что имею дело не с просто неприятной свекровью, а с расчетливым противником, который ведет свою игру. Но я не собиралась сдаваться без боя.
Утро началось с того, что Светлана Петровна, как ни в чем не бывало, распоряжалась на моей кухне, переставляя кастрюли и громко критикуя расположение продуктов в холодильнике.
— Маргарита, у тебя тут масло на верхней полке лежит! Его же в дверцу надо! И яйца не там поставила. Совсем не умеешь хозяйствовать.
Я молча наливала себе кофе, игнорируя ее комментарии. Игорь старательно делал вид, что увлечен новостями на экране телефона.
После завтрака я решила перебрать вещи в гардеробе, чтобы немного прийти в себя. Открыв дверцу, я остолбенела.
На крючке, прямо передо мной, висело мое новое норковое палантино. То самое, кремового оттенка, невероятно мягкое и дорогое, которое Игорь подарил мне на прошлую годовщину. Я берегла его для особых случаев, он пахло свежестью и роскошью. А сейчас от него пахло духами Светланы Петровны — тяжелым, сладковатым ароматом.
Я сорвала его с крючка и вышла в зал. Свекровь сидела в кресле и смотрела телевизор.
— Это что такое? — спросила я, и голос мой дрогнул от ярости. — Что оно делает на вас?
Она медленно повернула голову, ее лицо выражало спокойное презрение.
— А что такое? Примерила. Разве нельзя полюбоваться на хорошую вещь? Хотя, конечно, тебе такое не носить. Ты в этой норке как корова в пальто. А мне Игорек когда-то дарил такое же, я берегла, берегла, да не уберегла. Пусть хоть поносит тот, кто оценит.
У меня перехватило дыхание. Я посмотрела на Игоря. Он побледнел и встал.
— Мам, ну зачем ты… Рита, успокойся, она просто примерила…
— Просто примерила? — прошипела я. — Она надела мою личную, подаренную мне вещь! Без спроса! И ты еще смеешь говорить «успокойся»?
Я повернулась к свекрови, сжимая в руках мягкий мех.
— Снимите. Сейчас же.
— Как ты разговариваешь со старшими? — она поднялась с кресла, выпрямившись во весь свой невысокий рост. — Я тебе не подчиненная! Я в этом дому хозяйка!
— В этом доме хозяйка я! — крикнула я, теряя последние остатки самообладания. — И вы здесь гостья! Нежеланная и бесцеремонная!
Светлана Петровна сделала вид, что ее ужалили. Она прижала руки к груди и отступила на шаг.
— Игорек! Ты слышишь? Ты слышишь, как твоя жена разговаривает с твоей матерью? Она выгоняет меня на улицу! В мои-то годы!
— Рита, прекрати! — закричал Игорь. — Ну палантин! Ну примерила! Из-за чего скандал? Мама, успокойся, ты никуда не уйдешь.
— Нет, уйду! — завопила свекровь, и в ее глазах блеснули настоящие слезы. — Раз я тут лишняя, раз меня так унижают, я лучше к Димочке на стройку пойду, буду в пыли спать! У вас все есть, а вы из-за какой-то шкурки мать готовы на улицу вышвырнуть!
Она с драматическим пафосом начала хватать свои вещи, разбросанные по гостиной. Я стояла, все еще сжимая в руках палантино, и наблюдала за этим спектаклем. Игорь метался между нами.
— Мама, перестань! Рита, извинись!
— Я не буду извиняться, — сказала я тихо, но очень четко. — Она нарушила мои границы. Она надела мою вещь. И она должна извиниться передо мной.
— Да чтоб я перед тобой извинялась! — выдохнула Светлана Петровна с такой ненавистью, что мне стало физически холодно.
Чтобы прекратить этот цирк, я развернулась, зашла в спальню и, громко хлопнув дверью, заперла ее на ключ. Я повесила палантино обратно в гардероб, села на кровать и закрыла лицо руками. Тряслись колени. Я слышала, как за дверью свекровь продолжает истерику, а Игорь что-то умоляюще бормочет.
Через полчаса все стихло. Я вышла в коридор. В квартире стояла зловещая тишина. Сумка свекрови по-прежнему стояла в прихожей. Я подошла к гостиной — она была пуста. Затем я заметил свет в моей спальне. Дверь была приоткрыта.
Осторожно заглянув внутрь, я увидела, что гардероб открыт. Игорь стоял к мне спиной. В его руках было мое палантино.
— Что ты делаешь? — спросила я ледяным тоном.
Он вздрогнул и резко обернулся. На его лице была смесь вины и какого-то странного ожесточения.
— Я… Мама так расстроилась… Она ведь не со зла… Дай я ей его просто на вечер отдам, пусть успокоится. Она же его вернет.
Я смотрела на него, не веря своим ушам. Он не просто не защитил меня. Он собирался отдать мою личную вещь, мой подарок, той, которая ее осквернила, лишь бы замять скандал.
— Игорь, — прошептала я. — Положи его на место.
— Рита, пойми, это просто вещь! — он сжал мех в кулаке. — А там мама! Она плачет!
— Положи. На. Место.
Но он не послушался. Он сделал шаг к двери. И тогда я увидела, что маленький замочек на дверце гардероба, тот самый, что я вчера заперла, был сломан. Металлическая дужка висела на одном винтике.
— Ты… ты взломал мой гардероб? — голос сорвался у меня в шепоте. — Ты сломал замок, чтобы забрать мое палантино и отдать твоей матери?
Он не ответил. Он просто молча прошел мимо меня, сжимая в руках норку, и направился в гостиную, к своей рыдающей маме.
Я осталась стоять посреди спальни у распахнутого гардероба со сломанным замком. И поняла, что это уже не просто ссора. Это была точка невозврата. Мой муж только что выбрал, на чьей он стороне. И это была не моя сторона
Тот вечер и последующую ночь я провела в гостевой комнате, откуда наконец-то выселила Светлану Петровну, хладнокровно сложив ее вещи в коридоре. Больше я не могла делить с Игорем одно пространство. Воздух в нашей спальне был отравлен его предательством. Сломанный замок гардероба я заклеила скотчем, словно заклеивала рану, которая продолжала сочиться обидой и унижением.
Игорь стучался, пытался говорить через дверь, но я не отвечала. Я слышала, как он вздыхал и уходил. Я включила на телефоне белый шум, чтобы заглушить и его голос, и навязчивый шепот свекрови из гостиной.
Утром, чувствуя себя разбитой и опустошенной, я собралась и вышла из комнаты, решив отправиться на работу. Мне нужно было хоть ненадолго сбежать из этого ада. В прихожей никого не было. Светлана Петровна, видимо, еще спала. Игорь, скорее всего, уже ушел.
Я вышла на улицу, глотнула прохладного утреннего воздуха и пошла к метро. Первые несколько часов на работе прошли в тумане. Я пыталась сосредоточиться на цифрах в отчетах, но перед глазами стояло искаженное лицо свекрови и виноватая спина мужа.
Примерно в полдень мой телефон завибрировал. На экране загорелось уведомление от мобильного банка. Я машинально открыла его, ожидая увидеть напоминание об оплате интернета или что-то в этом роде.
Сообщение было от «Восточного Банка». Я никогда не была их клиентом.
«Уважаемая Маргарита! Ваша заявка на кредитную карту с лимитом 150 000 руб. одобрена. Забрать карту можно в любом отделении банка по паспорту».
Кровь отхлынула от моего лица, а в ушах зазвенела абсолютная тишина. Я уронила телефон на клавиатуру. Сердце заколотилось так, будто хотело выпрыгнуть из груди. Кредит? Какая кредитная карта? Я ничего не оформляла.
Минуту я сидела в ступоре, пытаясь осмыслить происходящее. Потом, дрожащими пальцами, схватила телефон и набрала номер Игоря. Он взял трубку почти сразу.
— Рита? Ты наконец-то… — начал он примирительным тоном.
— Что ты наделал? — прошипела я, едва сдерживая истерику. — Что это за сообщение от банка? Какая кредитная карта?
На том конце провода повисла тяжелая пауза.
— Я… Я хотел тебе сказать… — его голос дрогнул. — Это чтобы… чтобы мы смогли поехать в отпуск. Я оформил кредит. На нас двоих. Мы же не можем отменять…
— Ты оформил на меня кредит? Без моего ведома? — я говорила так громко, что коллега в соседней кабинке обернулась. Я встала и быстрыми шагами вышла в пустой коридор. — Ты сошел с ума, Игорь! Как ты мог? Ты подделал мои документы?
— Нет! Что ты! — он засопел в трубку, испугавшись. — Я просто… я знаю твой паспорт, твои данные… Я заполнил заявку онлайн от твоего имени. Там не нужна была электронная подпись, только данные. Я думал, мы быстренько съездим, вернемся, и я все закрою… Мама сказала…
— Опять мама?! — я почти кричала, прижимая телефон к уху. — Твоя мама теперь и мои кредиты оформляет? И где деньги, Игорь? Где эти сто пятьдесят тысяч?
Молчание затянулось. Я слышала его прерывистое дыхание.
— Игорь! Где деньги?
— Я… я отдал их Диме, — выдохнул он. — Ему срочно нужны были еще запчасти, чтобы бизнес запустить. Он же вернет все сразу, и долг, и проценты по кредиту! Мы все вернем, Рита, я тебе клянусь!
У меня подкосились ноги. Я прислонилась лбом к холодной стене в коридоре. Мир поплыл. Он не просто оформил на меня кредит. Он взял эти деньги и снова, как последний лох, отдал своему брату-аферисту. Теперь я должна банку. Я.
— Ты… ты огромный идиот, — прошептала я, и в голосе послышались слезы. — Ты влез в долги, ты отдал все наши сбережения, а теперь ты повесил на меня кредит! Ты разрушил все! Нашу финансовую стабильность, наше доверие… все!
Я разорвала соединение, не в силах больше слушать его оправдания. Телефон снова завибрировал. Я посмотрела на экран, ожидая увидеть его имя. Но это был незнакомый номер.
Я смахнула трубку, все еще пытаясь сдержать рыдания.
— Алло?
— Здравствуйте, это Дмитрий, брат Игоря, — раздался в трубке наглый, знакомый голос.
У меня перехватило дыхание. Он. Корень всех зол.
— Чего тебе? — сдавленно спросила я.
— Мне Игорь сказал, что ты опять истерику закатила из-за каких-то денег. Слушай, отстань ты от мужа. Деньги твоего муженька — это наши общие семейные деньги. А я семья. Так что считай, что это я у тебя взял в долг, ладно? Верну, как будет возможность.
— Вернешь? Когда? Через год? Через пять лет? У меня сейчас кредит висит из-за тебя!
— Ну, это твои проблемы, — парировал он, и в его голосе слышалась ухмылка. — Нечего было по врачам да по салонам красоты деньги тратить, были бы свои. А так… Кстати, поезжай куда-нибудь, отдохни, нервная что-то. Балуешься ты очень.
Он бросил трубку. Я медленно опустила телефон, сползла по стене и села на пол в пустом корпоративном коридоре, уткнувшись лицом в колени. Тело била мелкая дрожь. Отчаяние, холодное и липкое, сковывало меня.
Они были везде. Муж, свекровь, деверь… Они сплотились против меня в единый фронт. Они забрали мои деньги, мои вещи, мое спокойствие, а теперь вот и мою финансовую репутацию. Игорь не просто предал меня. Он втянул меня в долговую яму, из которой я не знала, как выбраться.
Я сидела на холодном полу и понимала, что домой я не вернусь. Не сегодня. Не к ним. У меня оставалась только одна мысль, одна слабая соломинка: подруга Юля, которая всегда предлагала свою помощь. Я набрала ее номер, едва слышно произнеся:
— Юль… Забери меня. Я не могу тут больше одна.
Юля забрала меня с работы на своей машине. Я молча смотрела в окно на мелькающие улицы, не в силах вымолвить ни слова. Она понимающе молчала, лишь один раз положила свою руку на мою холодную ладонь и тихо сказала: «Всё будет хорошо». Я хотела в это верить, но не могла.
Ее уютная однокомнатная квартира пахло кофе и спокойствием. Я скинула туфли, и Юля, не задавая лишних вопросов, налила мне большую кружку крепкого сладкого чая.
— Рассказывай, — мягко сказала она, садясь напротив. — Что случилось?
И я рассказала. Всё. От пропавших ста пятидесяти тысяч до вскрытого гардероба, от кредита, оформленного на мое имя, до телефонного разговора с Дмитрием. Говорила долго, сбивчиво, и по щекам то и дело текли предательские слезы. Юля слушала, не перебивая, и лицо ее становилось все суровее.
Когда я закончила, она тяжело вздохнула.
— Рита, это уже не семейный скандал. Это уголовщина. Оформление кредита без твоего согласия — это мошенничество. Ты должна действовать.
— Но как? — прошептала я, сжимая теплую кружку в руках. — Он же мой муж. И он заполнил заявку онлайн, подделал мое согласие…
— Муж или не муж, но он нарушил закон. Теперь ты должна банку. И этот долг висит на тебе. На тебе, Рита!
Она помолчала, глядя на мое растерянное лицо.
— Слушай, мой бывший однокурсник, Антон, сейчас классный юрист, специализируется как раз на семейных и финансовых делах. Давай я позвоню ему? Он проконсультирует, что делать.
Я молча кивнула. Надежда, маленькая и робкая, начала теплиться в груди. Maybe закон будет на моей стороне.
Юля поговорила с ним пару минут и передала мне телефон.
— Антон, здравствуйте, — начала я, стараясь говорить четко. — Мне нужна ваша помощь.
Я снова, уже более структурно, изложила всю ситуацию. Юрист внимательно слушал, иногда задавая уточняющие вопросы.
— Маргарита, ситуация, мягко говоря, сложная, — начал он, и в его голосе не было и тени утешения. — Да, формально здесь есть состав преступления — мошенничество. Вы можете написать заявление в полицию на вашего мужа. Но…
Это «но» прозвучало как приговор.
— Но доказывать, что вы не давали согласия на оформление кредита, будет крайне сложно. Вы проживаете вместе, вы супруги. Банк исходил из того, что данные были предоставлены вами. Муж, скорее всего, скажет, что вы знали и были не против, а теперь просто поссорились и решили его «наказать». Суды по таким делам часто встают на сторону банков. Для них это гражданско-правовые отношения между вами и кредитной организацией.
— То есть… этот кредит теперь мой? — у меня перехватило дыхание.
— По всем формальным признакам — да. Вы являетесь заемщиком. И обязательства по возврату денег лежат на вас.
— А те деньги, что он взял из нашего общего счета? Сто пятьдесят тысяч?
— Это общие средства, нажитые в браке. Фактически, он распорядился ими как сочёл нужным. Если нет расписки от брата, что это был заем, доказать, что это не подарок, а значит, и истребовать их обратно, будет практически невозможно. Суд может признать это безвозмездной помощью члену семьи.
Я закрыла глаза. Внутри все окаменело. Закон, на который я так надеялась, оказался не щитом, а стеной, о которую я разбивалась.
— Что же мне делать? — прозвучал чей-то слабый, чужой голос. Мой голос.
— Есть два пути, — сказал Антон. — Первый — пытаться давить на мужа, чтобы он сам вернул деньги брату и погасил кредит. Но, судя по вашему рассказу, его воля не слишком самостоятельна. Второй — готовиться к долгой и нервной судебной тяжбе, где исход далеко не гарантирован. И собирать доказательства. Любые. Переписки, записи разговоров, где он признается, что взял деньги без вашего ведома. Это хоть что-то.
Я поблагодарила его и опустила телефон. Юля смотрела на меня с жалостью.
— Ну что? — тихо спросила она.
— Всё пропало, Юль, — прошептала я. — По закону он все сделал почти чисто. Деньги его брата — это подарок. Кредит мой. Я в долговой яме, из которой не выкарабкаться.
Я сидела, ощущая полную беспомощность. Они не просто обобрали меня. Они сделали это с каким-то юридическим изяществом, использовав наши семейные узы против меня. Я была в ловушке.
Просидев в оцепенении еще с час, я поняла, что не могу оставаться здесь вечно. Мне нужны были мои вещи, документы. Решиться на развод было страшно, но другого выхода я не видела.
— Я съезжу домой, пока их там нет, заберу паспорт и самые необходимые вещи, — сказала я Юле.
Она хотела поехать со мной, но я отказалась. Это было что-то, что я должна была сделать самой.
Я поехала на такси. Подъезжая к дому, я с замиранием сердца смотрела на окна нашей квартиры. Казалось, темно. Сердце немного оттаяло. Возможно, мне повезет, и я не встречу никого из них.
Я тихо открыла дверь своим ключом и прислушалась. В квартире царила тишина. Я быстро прошла в спальню. На кровати лежала моя пижама, на тумбочке — книга. Все выглядело так, будто я просто вышла в магазин. Словно и не было всего этого кошмара.
Я открыла ящик комода, где хранила важные документы. Паспорт, свидетельство о браке, дипломы, ИНН… Всё лежало на своих местах. Я уже собиралась положить паспорт в сумку, как мой взгляд упал на стопку бумаг, лежавших чуть в стороне, под моим свадебным фотоальбомом.
Я никогда не клала туда никаких бумаг.
Медленно, с тяжелым предчувствием, я вытащила папку. Наверху лежало несколько распечатанных листов. Я пробежала по ним глазами.
Это был проект договора дарения доли в праве общей долевой собственности. Мои глаза, привыкшие к работе с документами, мгновенно выхватили ключевые фразы: «…даритель Маргарита Валерьевна Крылова… безвозмездно передает… одаряемому Светлане Петровне Крыловой… долю в размере 1/2… в квартире по адресу…»
Внизу стояла подпись Игоря. И дата — позавчерашний день. Тот самый день, когда он оформил на меня кредит.
Я отшатнулась от комода, как от раскаленного железа. Дарственная? На мою половину квартиры? Его матери? И он… он уже подписал это?
Я лихорадочно стала листать другие бумаги. Заявление о государственной регистрации перехода права, какие-то справки. Всё было подготовлено. Не хватало только одного — моей подписи.
Но факт был налицо. Пока я была на работе, пока я пыталась решить проблему с кредитом, мой муж, не теряя времени, готовил документы, чтобы подарить мою долю в нашей общей квартире его матери. Подарить. Безвозмездно.
Я стояла посреди спальни, сжимая в руках эти листы, и понимала, что это уже не просто предательство. Это была тотальная война на уничтожение. Они отбирали у меня всё. Деньги, кредитную историю, и теперь — крышу над головой.
И самое ужасное было в том, что без моей подписи эта дарственная была ничтожна. Но сам факт того, что Игорь это ПОДПИСАЛ, что он был готов это сделать, вырывал из-под ног последнюю опору.
Мир вокруг поплыл. Я схватилась за край комода, чтобы не упасть. Теперь я понимала всё. Кредит был не просто способом вернуть отпуск. Это была первая атака. А это… это был план главного наступления. Оставить меня ни с чем.
Стоя у комода и сжимая в руках распечатанные листы дарственной, я испытывала странное, почти отстраненное спокойствие. Шок был таким всепоглощающим, что просто не осталось места для новых эмоций. Гнев, страх, отчаяние — всё это уже было пройдено. Теперь во мне оставалась только холодная, кристальная ясность.
Они не просто хотели меня унизить или оставить без денег. Они планировали оставить меня без дома. Мой собственный дом, в который я вложила столько сил, в который мы с Игорем вместе выбирали обои и технику, должен был перейти в единоличную собственность Светланы Петровны. И мой муж был не жертвой, не слабым человеком, попавшим под влияние, — он был активным соучастником. Он подписал эти бумаги.
Я не стала ничего рвать и кричать. Вместо этого я достала свой телефон и сфотографировала каждый лист. Крупным планом — подпись Игоря, дату, все реквизиты. Я аккуратно положила папку обратно, точно в то же положение, под свадебный альбом. Пусть думают, что я ничего не видела.
Я собрала свои вещи в сумку — паспорт, несколько комплектов одежды, ноутбук, зарядные устройства. Всё необходимое для жизни вне этого дома. Последним я взяла то самое норковое палантино, аккуратно свернула его и упаковала в отдельный пакет. Это была не просто вещь. Это был символ моего прежнего «я», той женщины, которая верила в семью и доверяла мужу. Больше я не была той женщиной.
Вернувшись к Юле, я молча показала ей фотографии на телефоне. Она просмотрела их, и ее лицо исказилось от возмущения.
— Да они вообще охренели! — вырвалось у нее. — Это же чистой воды мошенничество! Дарственная без твоей подписи — ничего не стоит!
— Пока что, — поправила я ее. — Но это показывает их намерения. Они не остановятся. Игорь уже перешел все границы. Теперь я понимаю, что одна только угроза развода их не напугает. Нужно действовать жестче.
Я открыла ноутбук и села за стол. Час назад я была разбитой жертвой. Теперь я чувствовала себя генералом, готовящимся к решающему сражению.
— Что ты делаешь? — спросила Юля.
— Готовлю ответный удар, — ответила я, и в моем голосе прозвучала сталь, которой я сама в себе не знала.
Первым делом я зашла на сайт банка, выдавшего кредит. Я не стала его оспаривать — пока. Вместо этого я написала официальное заявление о блокировке кредитной карты в связи с утерей данных и возможным мошенничеством. Карту я, естественно, никогда не получала, но это был способ приостановить любые операции по ней.
Затем я собрала все имеющиеся у меня доказательства в отдельную папку на облачном диске:
1. Скриншоты переписки с Игорем, где он признавался, что взял деньги с общего счета.
2. Фото сломанного замка на гардеробе.
3. Фотографии проекта дарственной.
4. Аудиозапись моего разговора с Дмитрием, которую я, по совету юриста, тайком сделала на диктофон после его звонка. Его наглые фразы о «семейных деньгах» и «нервности» теперь были зафиксированы.
5. Выписку с нашего общего счета, где было видно исчезновение ста пятидесяти тысяч.
Я была готова.
— Антон говорил, что можно написать заявление в полицию о мошенничестве, но это долго и не факт, что поможет, — сказала Юля. — Ты правда хочешь заявить на своего мужа?
— Он перестал быть моим мужем в тот момент, когда подписал дарственную на мою долю квартиры своей матери, — холодно ответила я. — Но нет. Полиция — это потом. Сначала они должны узнать, что я не беззащитная овечка.
Я открыла мессенджер. В нашей общей группе с Игорем и его матерью, созданной когда-то для обсуждения семейных праздников, последнее сообщение было двухнедельной давности. Я прикрепила к новому сообщению две вещи: фотографию проекта дарственной с крупным планом на подписи Игоря и аудиофайл с записью Дмитрия.
Я не написала ни единого слова. Просто отправила файлы.
Эффект был мгновенным. Через десять секунд на мой телефон посыпались звонки. Сначала Игорь. Потом Светлана Петровна. Я сняла звук и положила телефон экраном вниз.
Они звонили без перерыва. Я представляла их панику там, в моей квартире. Они поняли, что я всё знаю. И что у меня есть доказательства.
Звонки сменились сообщениями. Я открыла чат.
Игорь: «Рита, это не то, что ты подумала! Это просто черновик! Мама попросила посмотреть, как такие документы выглядят!»
Игорь:«Пожалуйста, ответь! Давай поговорим!»
Игорь:«Удалить это аудио! Ты не имеешь права записывать!»
Потом вступила Светлана Петровна. Ее сообщения дышали яростью: «Маргарита! Немедленно удали эту клевету! Как ты смеешь подслушивать и очернять моего сына! Я засужу тебя за распространение ложных сведений!
Я ждала. Я дала им изойтись в своих оправданиях и угрозах. А затем набрала короткое, четкое сообщение, которое отправила в общий чат.
«Заявление в полицию о мошенничестве при оформлении кредита и попытке незаконного отчуждения имущества готово. Копии всех доказательств, включая аудиозапись с Дмитрием и фотографии «черновика» дарственной, находятся у моего адвоката. Любая ваша попытка приблизиться ко мне, позвонить или как-то иначе контактировать будет расценена как давление на свидетеля и пресечена. Все дальнейшие разговоры только через моего представителя.»
Я вышла из группового чата. Потом заблокировала номера Игоря и его матери. Телефон наконец-то умолк.
Я подошла к окну в квартире Юли и смотрела на вечерний город. Во рту был горький привкус пепла от сожженных мостов. Но я не плакала. Впервые за последние несколько дней я чувствовала не боль, а невероятную, оголенную ясность.
Они развязали эту войну. Но теперь правила диктовала я. И это была только первая битва.
Тишина длилась недолго. На следующий день, когда я пыталась сосредоточиться на составлении финансового отчета на работе, мой служебный телефон, номер которого они, видимо, раздобыли через общих знакомых, разрывался от звонков.
Первой, как я и ожидала, была Светлана Петровна. Ее голос в трубке напоминал скрежет металла.
— Маргарита! Немедленно прекрати этот цирк! Ты что, решила посадить свою же семью? Игорек твой ни в чем не виноват, это я его уговорила! Он как ребенок, он не понимает, что творит! Забери свое заявление из полиции!
— Светлана Петровна, — холодно парировала я, — во-первых, Игорь взрослый и дееспособный мужчина. Он прекрасно понимал, что подписывает. Во-вторых, все вопросы теперь к моему адвокату.
— Какой адвокат?! — завопила она. — Мы тебе семья! Мы всё уладим по-семейному! Димочка вернет деньги, я сама ему устрою взбучку! Ты только представь, каково мне — оба сына под ударом!
Ее забота о «сыночках» вызывала тошноту. Я разорвала соединение.
Следом позвонил Дмитрий. Его тон был другим — напускная бравада скрывала панику.
— Рита, привет! Слушай, это всё недоразумение. Я же по-братски, ты не поняла. Деньги твои, конечно, верну. Просто дай срок. Месяц, ну два. Бизнес вот-вот выйдет на прибыль.
— У тебя есть ровно неделя, Дмитрий, — сказала я. — Чтобы вернуть все триста тысяч. И проценты по кредиту. Или заявление в полиции уйдет по назначению. И твой «бизнес» будут изучать уже приставы.
— Ты что, угрожаешь мне? — его голос снова стал злым. — Ты одна, а нас тут много. Подумай, стоит ли игра свеч. Могла бы тихо развестись и уйти, а теперь сама себе яму роешь.
Я не стала продолжать разговор. Угрозы лишь укрепляли меня в правильности выбранного пути.
Самым тяжелым был звонок Игоря. Он звонил ближе к вечеру, и в его голосе не было ни злобы, ни наглости. Только отчаяние.
— Рита… пожалуйста… — он говорил прерывисто, словно плача. — Я всё исправлю. Я был идиотом. Они… они так давили на меня. Мама говорила, что я плохой сын, что я бросаю брата в беде… Они сказали, что если я не подпишу те бумаги, то мама… мама не переживет этого. Она говорила, что у нее сердце прихватывает.
Я молчала, слушая его оправдания. Впервые за все дни во мне шевельнулось что-то похожее на жалость. Но это была жалость к слабому человеку, а не к мужу.
— Они меня завертели, Рита, я сам не свой был! — он всхлипнул. — Я люблю тебя. Я не хочу терять тебя. Давай начнем всё с чистого листа. Я выгоню маму, я поговорю с Димой…
— Слишком поздно, Игорь, — тихо, но твердо сказала я. — Ты сделал свой выбор. Не один раз. Ты выбрал их, когда отдал наши деньги. Ты выбрал их, когда вскрыл мой гардероб. Ты выбрал их, когда оформил на меня кредит. И ты окончательно выбрал их, когда подписал бумаги на мою долю в квартире. Ты не муж. Ты мальчик на побегушках у своей матери. И я не хочу быть рядом с таким мужчиной.
— Но я же исправлюсь! — в его голосе слышалась настоящая мольба. — Дай мне шанс! Просто один шанс!
— Ты сделал свой выбор, — повторила я. — Теперь я делаю свой. Уходи. И не звони мне больше.
Я положила трубку. Мои руки дрожали. Это был самый трудный разговор в моей жизни. Перерезать последнюю нить, связывающую меня с человеком, с которым я планировала прожить всю жизнь.
Вечером я сидела на кухне у Юли, безучастно наблюдая, как она готовит ужин. Я чувствовала себя абсолютно опустошенной. Битва была выиграна, но цена оказалась слишком высокой.
Вдруг телефон Юли издал веселый трель. Она посмотрела на экран и нахмурилась.
— Странно… Риточка, это мой знакомый риелтор, Сергей. Он что, с похмелья? Пишет: «Юля, ты свою квартиру продаешь? Фото твои, а цена занижена вдвое. Народ уже звонит».
У меня похолодело внутри. Я встретилась с Юлиным взглядом.
— Какие фото? — спросила я, хотя ужасная догадка уже начала кристаллизоваться в моем мозгу.
Юля открыла сообщение. Там была ссылка на популярный сайт объявлений. Она перешла по ней, и мы оба уставились на экран.
Нас обоих словно ударило током. На сайте было выставлено на продажу жилье. Моя квартира. Наши с Игорем фотографии из отпуска в Сочи, которые я когда-то выкладывала в инстаграм, были использованы как фото объекта. Цена была указана смехотворно низкая, почти в два раза ниже рыночной. В описании было написано: «Срочный выкуп! Хозяева в разводе! Торг уместен!»
— Боже мой… — прошептала Юля. — Они… они выставили твою квартиру на продажу? Но как?
Я смотрела на экран, и кусок за куском в голове складывалась страшная картина. Дарственная была лишь одним из вариантов. Они поняли, что я не подпишу ее. И тогда они придумали другой ход. Быстро, пока я не успела наложить обременение через суд, продать квартиру целиком. По дешевке, но за наличные. А мою долю… мою долю они просто поделят между собой. Игорь, как собственник второй половины, мог легко выставить ее на продажу. А фото… фото они просто стащили из моего же аккаунта.
Это был уже отчаянный, наглый и абсолютно противозаконный шаг. Но он показывал, что они не намерены останавливаться.
Я взяла телефон у Юли и посмотрела на объявление. Контакты были указаны моего мужа. Они действовали быстро, надеясь, что я не успею ничего предпринять.
Но они просчитались. Они не знали, что их паника заставила их совершить роковую ошибку. Они объявили войну не просто обиженной женщине. Они объявили войну бухгалтеру с железными нервами, у которого не осталось ничего терять.
Я подняла глаза на Юлю. Во взгляде у меня не было ни страха, ни слез. Только ледяная решимость.
— Включи, пожалуйста, чайник, — сказала я. — И дай мне твой ноутбук. У меня срочная работа.
Тот вечер и последующую ночь я провела в состоянии холодной, расчетливой ярости. Они перешли все мыслимые и немыслимые границы. Продать мою квартиру? Украсть мои фотографии? Это был уже не просто скандал, это было тотальное уничтожение.
Первым делом я написала заявление на сайте-агрегаторе о незаконном использовании моих фотографий и размещении ложного объявления. Я приложила сканы свидетельства о собственности, где черным по белому было указано мое имя, и ссылку на мой инстаграм, откуда были украдены снимки. В течение часа объявление было заблокировано.
Затем, не откладывая, я отправила электронное заявление в полицию, дополнив предыдущие материалы скриншотами объявления о продаже и фактом взлома моего аккаунта. Теперь в деле фигурировало не только мошенничество с кредитом, но и попытка незаконного отчуждения имущества и клевета.
На следующий день мой адвокат, Антон, связался со мной. Его голос был деловитым и спокойным.
— Маргарита, ваши доказательства очень весомы. Полиция назначила допрос Дмитрия. Думаю, он не такой стойкий, как кажется. Давление на него уже оказывается.
Так и вышло. Через два дня Антон перезвонил.
— Дмитрий сломался на втором часу допроса, — сообщил он без эмоций. — Сознался, что денег на бизнес не было. Все сто пятьдесят тысяч, а затем и деньги по кредиту, он проиграл в онлайн-казино. Расписку он, естественно, не давал, рассчитывая на «семейную» схему. Признал, что разговор с вами записан верно. Протокол оформлен.
Я слушала, и у меня не было чувства торжества. Была лишь пустота. Никакого бизнеса. Просто игровая зависимость и наглое вранье.
— А что с продажей квартиры? — спросила я.
— Это была инициатива Светланы Петровны. Она уговорила Игоря попытаться продать квартиру быстро, пока вы не наложили арест. Надеялись, что вы не успеете среагировать. Фотографии взяли из вашего аккаунта, пароль к которому Игорь, по его словам, «угадал».
Судьба свекрови оказалась самой ироничной. Узнав, что ее обожаемый старший сын — не гениальный предприниматель, а заурядный игроман, спустивший все семейные деньги, Светлана Петровна не выдержала. У нее случился гипертонический криз, и ее госпитализировали. По иронии судьбы, в ту самую больницу, мимо которой она так любила проходить, хвастаясь своим «железным» здоровьем.
Игорь позвонил мне в тот же вечер с больничного телефона. Его голос был безжизненным.
— Мама в больнице… Димин… Дмитрий во всем сознался. В казино… — он сглотнул. — Ты была права. Во всем. Я был слепцом. Идиотом.
Я молчала.
— Рита… прости… — его голос сорвался.
— Прощать уже нечего, Игорь, — тихо сказала я. — Желаю твоей матери скорейшего выздоровления.
Я положила трубку. Это был наш последний разговор.
Дальнейшее было вопросом времени и юридической процедуры. Я подала на развод в упрощенном порядке. Бракоразводный процесс прошел быстро, учитывая, что Игорь не стал ничего оспаривать, погруженный в свои проблемы.
Через суд мне удалось взыскать с Дмитрия часть долга — те самые сто пятьдесят тысяч, как неосновательное обогащение. Вернуть их было почти нереально, но судебное решение было на руку. С кредитом пришлось сложнее. Его признали моим, но Игоря по решению суда обязали выплачивать его полностью, как долг, возникший в результате его противоправных действий.
Самым сложным был раздел квартиры. Суд, изучив все обстоятельства, включая попытку незаконной продажи, оставил за мной право выкупить долю Игоря по рыночной стоимости. Он согласился безропотно. Деньги от продажи моей машины, которую я решила продать, чтобы начать все с чистого листа, пошли как раз на этот выкуп.
Через три месяца после того скандального вечера, когда я обнаружила пропажу денег, я стояла на балконе собственной, теперь уже полностью моей, квартиры. Она была пуста. Вся мебель, все вещи, напоминавшие о совместной жизни, были вывезены или розданы. Я дышала воздухом свободы, горьким и пронзительным.
На следующее утро я ехала в такси в аэропорт. В моей сумке лежал билет в один конец. Не в Турцию, как мы планировали. На Бали. Место, о котором я всегда молча мечтала, но Игорь считал его «слишком далеким и непрактичным».
В самолете я пристегнула ремень, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Не было ни радости, ни торжества. Был покой. Тяжелый, выстраданный, но покой.
Когда мы набрали высоту, я достала телефон. Пришло сообщение. От Игоря.
«Рита, я все понял. Прости. Я был слепцом. Желаю тебе счастья. Ты его заслуживаю.»
Я прочитала эти слова несколько раз. Затем медленно, без сожаления, удалила сообщение. Потом удалила его номер из своей телефонной книги.
Я посмотрела в иллюминатор на уходящие вдаль облака. Впереди была новая жизнь. Страшная, неизвестная и потому бесконечно прекрасная. Я была одна. Но я была свободна. И это было главным.
