Ольга замерла на пороге кухни, не веря собственным глазам: её свекровь, Людмила Васильевна, стояла посреди комнаты с рулеткой в руках и деловито измеряла стену возле окна.
— А здесь поставим мой сервант, — бормотала она себе под нос, записывая цифры на клочке бумаги. — Сто двадцать сантиметров как раз влезет. Надо только эту уродливую картинку снять…
— Какой сервант? — голос Ольги прозвучал глухо, словно из-под воды.
Свекровь обернулась, ничуть не смутившись. На её лице расцвела сладкая улыбка, от которой у Ольги всегда сводило челюсти.
— Оленька! А ты рано сегодня. Я думала, ты до шести на работе. Андрюша ключи дал, сказал — измерь, пока её нет, а то опять начнёт…
— Что начнёт? — Ольга сделала шаг вперёд. Сумка выскользнула из пальцев и мягко упала на пол. — И почему вы измеряете мою кухню для своего серванта?
Людмила Васильевна аккуратно сложила рулетку и спрятала её в карман домашнего халата. Того самого халата, который ещё вчера висел у неё дома, за двести километров отсюда.
— Оленька, присядь. Нам нужно поговорить по-семейному.
Ольга не села. Она стояла, привалившись к дверному косяку, и чувствовала, как по спине медленно ползёт холодок. Что-то было не так. Что-то было очень, очень не так.
— Где Андрей?
— Скоро придёт. Он за моими вещами поехал. Мы решили, что так будет лучше для всех.
Внутри Ольги словно щёлкнул какой-то переключатель. Спокойствие, которое она тренировала годами, испарилось за долю секунды.
— Что значит — поехал за вещами? За какими вещами?
Свекровь вздохнула с видом человека, вынужденного объяснять очевидные вещи маленькому ребёнку. Она прошла к столу и села, по-хозяйски отодвинув Ольгину чашку с недопитым утренним кофе.
— Я переезжаю к вам, — объявила она тоном, не терпящим возражений. — Насовсем. Моя квартира будет сдаваться — сейчас хорошие цены, между прочим. А деньги пойдут в семейный бюджет. Андрюша всё правильно рассчитал.
Ольга молчала. Слова застряли где-то между горлом и языком, образовав тугой, колючий комок.
— И потом, — продолжала свекровь, — вам же нужна помощь. Особенно тебе. Готовить ты не умеешь — Андрюша мне жаловался. Убираешься редко. А мне на пенсии скучно одной. Всем польза.
— Он вам жаловался? — переспросила Ольга хрипло.
— Конечно. Мы каждый день созваниваемся. Ты что, не знала?
Каждый день. Ольга закрыла глаза. За восемь лет брака она привыкла к тому, что свекровь присутствует в их жизни. Звонки по выходным, советы по любому поводу, регулярные визиты с инспекцией холодильника. Но она всегда думала, что это — граница. Что Людмила Васильевна останется там, в своём городе, со своими подругами и огородом.
— Я не давала согласия.
— А тебя никто и не спрашивал, — свекровь пожала плечами. — Квартира записана на Андрея. Он — хозяин. И он решил, что матери здесь самое место. Ты же не будешь спорить с мужем? Это неприлично.
Ольга открыла глаза. Мир вокруг приобрёл странную, болезненную чёткость. Она видела каждую морщинку на лице свекрови, каждую пылинку на люстре, каждую царапину на столешнице. И она видела своё будущее — серое, тесное, удушающее.
— Квартира записана на Андрея, — медленно повторила она. — Но первоначальный взнос платила я. Из своего наследства. После бабушки.
— Это ваши внутренние дела, — отмахнулась Людмила Васильевна. — По документам — Андрей собственник. А значит, он и решает.
Хлопнула входная дверь. В прихожей послышалась возня, грохот чего-то тяжёлого об пол.
— Мам, я привёз! — раздался голос Андрея. — Две сумки и чемодан. Остальное завтра.
Он появился на пороге кухни — раскрасневшийся, запыхавшийся, с довольной улыбкой человека, который только что совершил великое дело. Увидев жену, он слегка сбился с шага.
— О, ты уже дома. Отлично. Значит, поможешь маме разобрать вещи.
Ольга смотрела на мужа так, словно видела его впервые. Этот человек, с которым она делила постель восемь лет. Этот мужчина, которому она верила. Он стоял перед ней и улыбался, искренне не понимая, что только что разрушил их семью.
— Андрей, — она старалась говорить ровно, — мы можем поговорить наедине?
— О чём? — он прошёл к холодильнику и достал бутылку воды. — Мам, хочешь? Жарко сегодня.
— Налей, сынок. И Оле налей, а то она бледная какая-то.
— Я не бледная, — Ольга повысила голос. — Я в бешенстве. Андрей, ты привёз свою мать жить к нам. Без моего ведома. Без обсуждения. Просто поставил перед фактом.
Андрей нахмурился, как ребёнок, которому сделали несправедливое замечание.
— Ну, я знал, что ты будешь против. Поэтому и не говорил. Чтобы не было скандала заранее. А теперь уже всё — мама здесь, вещи здесь. Чего спорить?
— Чего спорить? — Ольга почувствовала, как внутри неё закипает что-то горячее и тёмное. — Ты спрашиваешь, чего спорить? Ты принял решение о нашей семье за моей спиной!
— Мама — это тоже семья, — вставила свекровь ядовито-сладким голосом. — Или для тебя, Оленька, семья — это только то, что тебе удобно?
— Не вмешивайтесь, пожалуйста.
— Не груби матери! — рявкнул Андрей. — Она старше, она мудрее. И она права — тебе давно пора научиться уважать старших.
Ольга медленно выпрямилась. Она посмотрела на мужа, потом на свекровь. Две пары глаз смотрели на неё с одинаковым выражением — снисходительным, уверенным, хозяйским. Словно она была не членом семьи, а приблудной кошкой, которую терпели из милости.
— Хорошо, — сказала она тихо. — Я поняла. Тогда у меня есть вопрос. Людмила Васильевна, вы продали свою квартиру или сдаёте?
— Пока сдаю, — свекровь поджала губы. — А что?
— А то, что мне интересно, есть ли у вас запасной вариант.
— Какой ещё запасной вариант? — насторожилась пожилая женщина.
Ольга достала из сумки телефон. Пальцы слегка дрожали, но голос был твёрдым.
— Андрей, ты же юрист. Скажи маме, что такое супружеская доля в совместно нажитом имуществе.
Андрей побледнел. Бутылка воды замерла на полпути ко рту.
— При чём тут это?
— При том, что квартира куплена в браке. И первоначальный взнос был внесён мной. У меня есть выписка со счёта и договор дарения от бабушки. Это — моё личное имущество, вложенное в общее. По закону мне принадлежит не половина, а больше.
Свекровь переводила взгляд с сына на невестку и обратно.
— Андрюша? Что она говорит?
— Ерунда, — буркнул тот, но в голосе уже не было прежней уверенности. — Мам, не слушай её. Она просто пугает.
— Я не пугаю, — Ольга открыла на телефоне приложение банка. — Я констатирую факты. Вот выписка. Вот сумма первоначального взноса. Два с половиной миллиона рублей. Бабушкины деньги. Мои деньги. А теперь посчитай, сколько это в процентах от стоимости квартиры.
Повисла тишина. Людмила Васильевна медленно встала из-за стола.
— Сынок, — голос её дрогнул, — ты мне говорил, что квартира полностью твоя. Что ты сам заработал. Что эта… невестка только тратит.
— Она врёт! — выпалил Андрей, но его лицо покрылось красными пятнами. — Это были общие деньги!
— У меня нотариальное заверение, — спокойно ответила Ольга. — Бабушка была умной женщиной. Она предвидела, что со мной могут попытаться провернуть что-то подобное. Поэтому всё оформила правильно.
Свекровь повернулась к сыну. В её глазах появилось что-то новое — не гнев, не обида. Страх.
— Андрей. Ты мне сказал, что всё под контролем. Что квартира твоя. Что я могу спокойно сдать свою и переехать. Ты мне соврал?
— Мам, я не врал, я просто…
— Что — просто? — голос пожилой женщины стал визгливым. — Я расторгла договор найма на свою квартиру! Я выписалась! Я отдала ключи от почтового ящика соседке! А теперь что?
— Мам, успокойся, сейчас разберёмся…
— Как разберёмся?! — Людмила Васильевна уже не сдерживалась. — Я доверилась тебе! А ты, оказывается, даже квартиру нормально оформить не смог! Всё должно было быть на твоё имя! Я же тебе сто раз говорила — не регистрируй брак, пока не купишь жильё!
Ольга слушала эту перепалку и чувствовала странное онемение. Все эти годы. Все советы свекрови. Все её «добрые» намерения. Всё это было частью плана. Андрей должен был жениться после покупки квартиры. Но он поторопился. Влюбился. А может, просто решил, что справится с глупой, наивной женой.
Не справился.
— Я уезжаю к родителям, — объявила Ольга, подбирая сумку с пола. — На несколько дней. Подумать. А вы пока решайте свои жилищные вопросы. Между собой.
— Стой! — Андрей схватил её за локоть. — Ты никуда не поедешь! Мы должны поговорить!
— Поговорить? — она посмотрела на его руку, сжимающую её локоть, потом — ему в глаза. — Андрей, ты восемь лет со мной не разговаривал. Ты отчитывался маме. Ты передавал мне её указания. Ты делал вид, что мы семья, а сам планировал превратить мой дом в общежитие для своих родственников. О чём нам теперь говорить?
— Оля…
— Пусти.
Голос прозвучал так, что Андрей машинально разжал пальцы. Он впервые видел свою жену такой — холодной, собранной, чужой.
— Я подам на развод, — сказала она, направляясь к выходу. — Квартиру будем делить через суд. Готовь документы.
— Ты не посмеешь! — взвизгнула свекровь. — Это шантаж! Мы тебя по судам затаскаем!
Ольга обернулась на пороге.
— Людмила Васильевна, вы же хотели жить с сыном? Вот и живите. Снимайте квартиру вместе. Варите ему борщ пожиже, как он любит. Гладьте рубашки с паром. Будьте счастливы.
Она вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Не хлопнула — именно прикрыла. Этот тихий щелчок замка прозвучал страшнее любого грохота.
Три месяца спустя Ольга стояла в пустой квартире. Ремонт был почти закончен. Светлые стены, большие окна, никаких тяжёлых штор и пыльных ковров. На кухне вместо громоздкого серванта — лёгкие открытые полки с красивой посудой.
Развод оформили быстро. Андрей даже не сопротивлялся, когда увидел заключение юриста о её доле в квартире. Свекровь пыталась скандалить, но быстро сдулась, столкнувшись с реальностью: её сын оказался не таким хозяином жизни, как она думала.
Они съехали в съёмную квартиру на окраине города. Людмила Васильевна так и не вернулась в свой город — там уже жили чужие люди, арендаторы, которые расторгать договор не собирались. Теперь она жила с сыном в тесной однушке и, по слухам, они постоянно ссорились.
Ольга достала телефон и открыла старую переписку. Последнее сообщение от Андрея — двухнедельной давности: «Оля, может, попробуем заново? Я понял свои ошибки. Мама обещала не вмешиваться».
Она улыбнулась и удалила весь чат. Некоторые вещи нельзя починить. Некоторые ошибки нельзя исправить словами.
Дверной звонок тренькнул. На пороге стоял курьер с огромной коробкой.
— Диван заказывали?
— Да, — кивнула Ольга. — Заносите.
Диван был серый, велюровый, с мягкими подушками. Именно такой, какой она хотела. И никто — никто на всём белом свете — не имел права сказать ей, что этот цвет непрактичный или маркий.
Она села на новый диван, провела ладонью по мягкой ткани и впервые за долгие годы почувствовала себя дома. По-настоящему дома. В пространстве, которое принадлежало только ей.
Телефон снова зазвонил. На экране высветилось «Мама Андрея».
Ольга смотрела на мигающий экран и улыбалась. Свекровь звонила уже третий раз за неделю — то с угрозами, то с мольбами, то с какими-то невнятными претензиями. Но теперь у этого номера была только одна дорога — в чёрный список.
Палец скользнул по экрану. Блокировка. Удаление контакта.
Всё.
За окном садилось солнце, окрашивая стены в тёплые розовые тона. Где-то внизу смеялись дети, проезжали машины, жила своей жизнью обычная городская улица.
А Ольга сидела в своей квартире, на своём диване, в своей жизни, которую она наконец-то отвоевала.
И это было правильно.
