Нина Фёдоровна как раз доедала суп, когда пришёл сын — Антон. Он был чем-то взволнован и не стал, как обычно, разуваться в прихожей, а быстро шагнул в кухню, встал в дверях.
— Ма, поговорить надо, — начал он сразу же, даже не поздоровавшись. От былой учтивости в его голосе не осталось и следа.
Нина Фёдоровна отложила ложку и вытерла рот салфеткой. Сын в последнее время заходил редко, и вид у него бывал усталый, но теперь уставшим он не выглядел — скорее решительным, будто уже заготовил речь.
— Что случилось, Тоша? — спросила она тревожно. — Садись, чай поставлю.
— Да не надо чая, — вздохнул Антон и сел напротив, скрестив руки. — Мам, я тут подумал… Ты ведь уже не молодая, одной в квартире тяжело, да и ходить тебе сложновато. Так что лучше переезжай в пансионат. Там уход, внимание, всё под рукой.
Пару секунд Нина Фёдоровна не могла вымолвить ни слова — в горле будто застрял ком. «В пансионат?!» Сердце похолодело. Она давно видела, что сын стал менее отзывчивым, меньше заходил, но чтобы вот так прямо…
— Пансионат? — переспросила она тихо, словно проверяя, не ослышалась ли.
— Да, мам. Я уже наводил справки. Это даже в нашей области. Современный, с бассейном, медсестры круглые сутки… Тебе там лучше будет, чем тут одной, — Антон говорил быстро, как будто старался не обращать внимания на мамино побледневшее лицо. — И, знаешь, за квартиру не волнуйся. Мы с женой можем присматривать.
Нина Фёдоровна медленно провела рукой по столешнице, стараясь взять себя в руки. В голове мелькнула мысль: «Значит, он всерьёз хочет меня выселить?» Ведь сказанное звучало как забота, но слишком уж резкие нотки слышались в голосе сына.
— Но… я здесь всю жизнь живу. Неужели не могу остаться дома? — прошептала она. — Да и не так я беспомощна, сама себя обслуживаю.
— Мам, ну сколько можно, — Антон подался вперёд. — У тебя колено болит, давление скачет. Доктора говорят, нужен присмотр, а я не могу каждый день ездить на другой конец города. В пансионате всё цивилизованно. Имеешь свою комнату, там кормят, ухаживают. Чем плохо?
Сомнения и обида вихрем смешались в душе Нины Фёдоровны. Ещё полгода назад она, конечно, жаловалась на боли, но сын тогда и не вспомнил про «пансионат». Может, есть ещё что-то за этим предложением? Квартира трёхкомнатная, немаленькая, пригодилась бы Антону с женой…
— Сынок, ты хочешь, чтобы я уступила квартиру вам, верно? — тихо спросила она, с трудом скрывая горечь.
Антон смутился, отвёл взгляд:
— Ну, мы с Олей хотим второй ребёнок, а у нас всего двушка. В тесноте живём. А у тебя просторная квартира, но тебе-то она незачем. Самой тяжелее, чем в пансионате.
Нина Фёдоровна почувствовала, как внутри всё сжимается. «То есть им нужна моя жилплощадь», — мелькнуло в голове. Она молчала, сжимая ложку в побелевших пальцах. От этого напряжённого безмолвия сын занервничал:
— Ты не подумай плохого. Я не выгоняю. Просто… это будет лучше для всех. Мы ведь не бросаем, будем навещать.
— Так… ясно, — наконец ответила она. — А как надолго вы хотите туда меня определить?
— Ну, поживёшь, посмотришь. Может, навсегда, а может, только на время. Если понравится, зачем возвращаться? — произнёс Антон с деланной небрежностью, и тут же встал. — Ладно, пойду. Подумай. Я потом бумаги приготовлю на передачу квартиры нам с Олей, чтобы ты была спокойна. Мы всё оплатим в пансионате, даже не переживай.
«Бумаги на передачу квартиры…» Всё это оглушило Нину Фёдоровну до дрожи в руках. Антон направился к двери, попрощался небрежно: «Пока, мам», — и вышел. А она осталась в полумраке кухни, смотря на недоеденный суп, который теперь казался горьким.
Уже вечерело, когда соседка тётя Лида зашла одолжить соль. Увидев состояние подруги, сразу спросила:
— Что у тебя за вид? Случилось что?
Нина Фёдоровна покачала головой, усадила соседку на табурет, рассказала ей о визите сына и его «предложении». Тётя Лида ахала, прижимая к груди пакетик с солью:
— Ох, да что ж такое… У тебя коленки болят, но ведь не лежачая ты! Ухаживать можно и дома.
— Вот и я не понимаю, — всплеснула руками Нина Фёдоровна. — Неужели, как только я стала «обузой» в их глазах, — голос её дрогнул, — сразу в пансионат?
Соседка тяжело вздохнула:
— Похоже, сыну хочется освободить квартиру. И не задумывается, что тебе это больно.
— Может, он действительно заботится? — вдруг вслух усомнилась Нина Фёдоровна, хоть в глубине души уже понимала истинную причину. — Он говорил, там всё цивилизованно, медсёстры. Да и у меня давление, колено…
— Думаешь, реально от заботы? — Лида покачала головой. — Вот сходи, посмотри сама на этот пансионат, поговори с персоналом. Может, всё не так страшно. Но то, как он торопится «бумаги на передачу квартиры» оформить, настораживает.
Нина Фёдоровна так и решила. Она позвонила Антону: «Хочу своими глазами увидеть тот дом престарелых, если уж ты считаешь, что мне там будет лучше». Сын обрадованно согласился: «Конечно, давай съездим. Глянешь, убедишься!»
Через пару дней они с Антоном приехали в пансионат — большое мрачноватое здание на окраине, с ухоженным двориком. Внутри было чистенько, но пахло медицинскими препаратами и старостью. По коридору ходили пожилые люди в махровых халатах, у одной старушки тряслись руки, и вид у неё был потерянный. У стойки регистрации сидела администратор, улыбалась профессионально, как продавец в магазине.
— Вот, мама, видишь: кровати удобные, комнаты на двоих, — Антон кивнул на приоткрытую дверь. — Вон, телевизор в холле. Доктора раз в неделю осматривают…
Нина Фёдоровна шагала следом, чувствуя холодок под сердцем. Сюда действительно «сдают» стариков, чтобы они не были обузой. Конечно, всё аккуратно, но чуждая атмосфера. Остановилась, увидев, как один дедушка хрипло попросил воды, а медсестра недовольно цыкнула: «Сейчас принесу, не могу же разорваться».
Сын, заметив её смятение, быстро сказал:
— Ну, бывает, персонал устаёт. Но в общем, всё хорошо.
— Угу, — только и ответила Нина Фёдоровна.
Наконец администратор провела их в свободную комнату, где стояли две кровати и тумбочки. На другой кровати лежала старушка, которая читала газету в очках. Антон громко спросил: «Ну как, здесь нравится вам?», та старушка подняла глаза и тихо сказала: «Да… привыкла». В голосе не слышалось радости.
На душе у Нины Фёдоровны стало совсем тоскливо. Администратор предложила: «Хотите оформить заявку? У нас есть все условия, питание 5-разовое». Антон кивнул матери, мол «видишь, всё замечательно, соглашайся».
— Спасибо, — выдавила Нина Фёдоровна, — но я подумаю.
Они вышли. Антон всю дорогу пытался восхвалять пансионат: «Лучше, чем сидеть одной в квартире. Там хоть общение. Мы квартиру без дела не оставим, проведём ремонт, будем приезжать к тебе на выходных…». Нина Фёдоровна кивала, но в груди чувствовался комок обиды. «Общение»… Да с такими несчастными людьми? И никакой свободы.
Наконец они остановились у её подъезда. Антон нервно повернул ключи в руках:
— Ну что, решай быстрее, мам. Мы с Олей берем ипотеку на новую машину, а твоя квартира могла бы нам помочь: если её оформить на меня, то банк даст больше кредит. И тебе же будет спокойнее: вся семья в выигрыше.
Он сказал это буднично, будто речь о логичной сделке. Нина Фёдоровна стиснула зубы, стараясь говорить ровным голосом:
— То есть вам нужна не только моя квартира, но и возможность взять кредит под неё? А я — в пансионат, да?
— Ма, ну не утрируй… — Антон отвёл глаза. — Время теперь такое, все хотят получше устроиться. Разве тебе плохо, если я стану успешнее?
Она ощутила, как всё внутри перевернулось. «Родной сын… А говорит так, будто «убирает» меня за борт жизни». Захотелось плакать, но сдержалась.
— Я устала, — сказала Нина Фёдоровна, с трудом подбирая слова. — Дай мне время. И… не дави, пожалуйста.
Ушла в квартиру, не стала приглашать сына даже на чай. Закрыла за собой дверь и наконец дала волю слезам.
Вечером позвонила её подруга Галина Ивановна (бывшая коллега), и Нина Фёдоровна всё рассказала, не таясь. Галина долго молчала, потом ответила: «Ты уж прости, скажу прямо: этот вариант с пансионатом — когда совсем край, нет сил дома жить. А ты ведь на ногах! Приходится иногда помощь просить, так попроси соцработника или сиделку на пару часов, не проблема. Но если уж сын довёл до такого… подумай, ведь это непорядок. Не позволяй себя выгонять». Нина Фёдоровна задыхалась от всхлипов: «Да, я понимаю».
Несколько дней она отходила от шока, а Антон не звонил. Потом вдруг явился с бумагами:
— Вот, я договорился с нотариусом. Давай оформим дарение квартиры на меня. А я оформишь тебя в пансионат, всё оплатим, если надо — наймём сиделку. Ты же хотела, чтобы о тебе заботились, ма?
В его голосе звучала раздражённая нетерпеливость. Нина Фёдоровна, наконец, поняла, что сын ни капли не переживает о её чувствах, а лишь делает вид, будто заботится, а на деле добивается своего.
— Антоша, — сказала она устало, но твёрдо. — Я решила: в пансионат не поеду. Квартиру на тебя переписывать тоже не буду. Хватит этих разговоров.
Сын побледнел:
— И что, значит, мне с женой всю жизнь ютиться? У тебя же тут шик! А тебе в твоём возрасте нельзя одной!
— Я могу нанять помощницу, если что. Но это моё решение. Я не в том состоянии, чтобы меня «сдавать». И я не хочу передавать тебе жильё — так прямо и скажу: я не чувствую, что ты искренне желаешь мне добра.
— Мама, ты несёшь какой-то бред, — взорвался Антон. — Я ради тебя старался! Чтоб тебе жилось лучше!
— Не надо так стараться, — ответила она печально. — Уходи, пожалуйста.
Он хлопнул дверью так, что стёкла в серванте дрогнули. Нина Фёдоровна обессиленно опустилась на диван. Горько признавать, что сын поступил вот так. Взгляд её упал на фотографию, где Антон был ещё маленьким и улыбался, обнимая маму за шею. «Куда исчез тот мальчик?» — подумала она.
Шли недели. Антон не появлялся, лишь пару раз писал смс: «Мам, ну чего ты упираешься, зря мучаешься в своей берлоге» — и ещё более холодные фразы. Нина Фёдоровна решила сама позаботиться о своём здоровье: сходила в поликлинику, затем обратилась в центр соцобслуживания. Там узнала, что есть программа: если ей нужна помощь по дому, соцработник может приходить пару раз в неделю — сходить за продуктами, оплатить счета, проверить давление. Это было отличным решением — на пансионат она не соглашалась, но и полная самостоятельность давалась непросто.
Постепенно в её жизнь вернулось спокойствие. Соцработница Марина оказалась доброй женщиной, беседовала, помогала в быту, принесла один раз вкусные пряники. Нина Фёдоровна стала больше выходить на улицу, чтобы не чахнуть в четырёх стенах. Колено, конечно, иногда ныло, но она добиралась до парка у дома, делала лёгкую гимнастику.
Однажды ей позвонил Антон:
— Мам, прости, что не писал. У нас тут деньги нужны, ребёнка в садик определяем, ремонт… поможешь?
Нина Фёдоровна горько улыбнулась: опять речь о деньгах. Но что-то в голосе сына звучало не так уверенно, как прежде. Похоже, он вынужден был смягчиться — ведь напрямую «убрать» маму в пансионат не вышло.
— Сынок, — спокойно сказала она, — чем могу, помогу. Но квартиру не дарю. И в пансионат не еду. Я ещё сама себе хозяйка.
Антон помолчал, потом крякнул:
— Ладно… Извини, что вёл себя грубо. Я действительно хотел решить проблемы быстрее, думал, тебе там будет хорошо. Может, мы позже как-то по-другому договоримся?
— Может. Но не так, как ты пытался, — отрезала мать, стараясь говорить без злобы. — Когда по-настоящему обо мне захочешь позаботиться, я увижу.
Он тяжело вздохнул и попрощался. Нина Фёдоровна положила трубку, почувствовав странное облегчение: она, похоже, поставила сына на место. Да, отношения с ним больше не будут такими доверительными, как в детстве. Но, по крайней мере, теперь она не даст себя «упрятать» в пансионат под видом заботы.
Вечером Марина (соцработница) пришла, как обычно, спросить, чего купить. Увидев её, Нина Фёдоровна подумала: «Никто не запрещает мне жить дальше в своей квартире. И если мне будет нужна рука помощи — я заплачу специалисту или попрошу соседей, но не стану оставлять свой дом и свободу, чтобы сын получил квартиру».
В эту минуту колено вновь заныло. Нина Фёдоровна присела на табурет, улыбнулась Марине:
— Понимаете, мне сын предложил уехать в пансионат, думал, мне лучше там будет.
— Решили не соглашаться? — уточнила Марина с мягким пониманием в голосе.
— Да, — кивнула Нина Фёдоровна. — Моё место здесь. Я ещё не настолько старая, чтобы меня «сдавать». А когда буду совсем немощной — ну, посмотрим. Но пока буду жить, как живу.
Марина улыбнулась:
— И правильно. Если что, всегда можете поговорить и с нашим врачом. А сейчас давайте помогу вам до аптеки дойти — свежий воздух полезен.
Вместе они вышли из квартиры, и на душе у Нины Фёдоровны вдруг стало теплее. Да, старость подкрадывается, но она всё ещё полна сил. И даже если её собственный сын хочет иначе распоряжаться её жизнью, она имеет право самой выбирать путь. И никакой пансионат с рекламными буклетами не заменит ей чувство свободы в родном доме.
Она вздохнула полной грудью, шагнула к лифту. «Старость — это не приговор, — подумала она, — и пусть сын считает, что раз мне за семьдесят, я беспомощна, но моё сердце и воля — при мне».
Это осознание стало для неё настоящей опорой. Да и сама Марина при встречах всё чаще напоминала: «Старики и в девяносто иногда дают фору молодым». Услышав такую реплику, Нина Фёдоровна улыбалась: «Главное — не позволять себя сбросить со счетов, будто ненужную вещь».
