— Да ты мне по гроб жизни обязана, — кричал отец, которого Нина двадцать лет не видела, — я — старый и больной человек, ты обязана за мной ухаживать! Я что, зря сюда ехал из Москвы? Я рассчитываю на полное содержание, Нина.
***
Чумазая девочка стояла у двери, обитой дешёвым дерматином, и громко звала хозяйку.
— Баба Валя! Баб Валь, открой. Баба Валя, я пришла!
Заворочался замок, дверь распахнулась, и на пороге возникла сухонькая старушка.
— Ой, Господи, а ты чего в таком виде-то? — всплеснула руками она, — Нина, ты где так вымазалась? Заходи. А сестричка твоя где?
— Да Люська во дворе осталась, с ребятами она там играет. Баб Валь, я ненадолго. Мамка просила у тебя денег немного попросить до получки. Как только её рассчитают, долг мама сразу принесёт. А вымазалась я нечаянно: Люська бегает, под ноги не смотрит, в лужу свалилась. Вот я лицо ей подолом и вытирала.
Баба Валя впустила девчушку в квартиру, провела на кухню, достала из шкафчика плетёную авоську и стала накладывать продукты. Зять Валентине Игоревне недавно из деревни привёз целых две коробки провизии: там были и куры, и фрукты, и овощи, любовно выращенные дочерью. Валентина Игоревна всё поделила поровну — очень жаль ей было и девчат, и их несчастную мать.
От Ольги полгода назад ушёл муж. Василий, как оказалось, человеком был довольно свободолюбивым. Понял он это после рождения второй дочери. Маленькая Людмила должна была своим появлением на свет укрепить брак родителей, но сделала только хуже. Конечно, в случившемся ребёнок был невиноват, ответственность за крах семьи следовало бы возлагать на родителей, но Василий решил, что сбежать из собственного дома его вынудила именно младшая дочь.
Нельзя сказать, что Ольга замуж за своего супруга выходила по большой любви. Чувства были, но не такие, как их описывают в книгах. Руководствовалась девушка больше расчётом — к выбору жениха Ольга подходила вдумчиво. Она хотела, чтобы её избранник твёрдо стоял на ногах, имел профессию, которая бы приносила семье стабильный заработок, не имел вредных привычек и не волочился бы за каждой юбкой. С Василием она познакомилась на работе — он пришёл устраиваться на фабрику, где Ольга трудилась швеёй.
Вася симпатичную коллегу заметил сразу, а вот Оля к нему очень долго присматривалась. Почти полгода Василий за ней ухлёстывал, прежде чем она согласилась пойти с ним на свидание.
— Я ведь завидный жених, — хвастался Василий, — дом у меня собственный имеется, от матери с отцом остался. Руки из того места, откуда и нужно, растут, всё умею! Если нужно, и починю, и соберу, и покрашу, и даже приготовлю! Оль, выходи за меня замуж? Обещаю, что никогда не обижу, относиться к тебе буду с уважением. Я вижу, что девушка ты хорошая, мама моя именно о такой невестке и мечтала. Жаль только, что познакомиться вы с ней не успели…
Ещё девять месяцев она присматривалась к Василию. Вредных привычек он вроде бы не имел, с мужиками фабричными вечерами «на троих» не соображал, зарабатывал достойно, часто дарил Оля подарки. Причем всегда президенты выбирал с умом, деньги на ерунду не тратил, преподносил всегда что-нибудь нужное. Матери Оли зять тоже пришёлся по душе:
— Олечка, мне кажется, что Вася тебе достойную партию составит. Я почему-то уверена, что с ним ты точно будешь счастлива.
Оля маме доверяла: знала, что та прекрасно разбирается в людях и ей плохого никогда не посоветует. Почти через полтора года после знакомства Оля приняла предложение Василия и вышла за него замуж. Только вот совсем скоро об этом пожалела.
***
Ольга в поговорки о том, что брак кардинально меняет мужчин, раньше не верила. Ну как взрослый, уже состоявшийся человек может в секунду измениться? Оказалось, что может. Как только Оля забеременела старшей дочерью, Василий сбросил с себя маску внимательного и заботливого — он стал самим собой. Даже тёща, в квартиру которой он переехал сразу же после росписи, ничего с буйным зятем поделать не могла.
— Да что ж ты делаешь, ирод, — причитала Вера Яковлевна, видя, как Василий в очередной раз набрасывается на её дочь с кулаками, — убери от неё руки! Я тебя в милицию сдам. Я тебя посажу! Я к руководству фабрики пойду, я везде тебя ославлю! Пусть все знают, какой ты на самом деле.
— Да иди куда хочешь, — огрызался Василий, — кто тебе поверит? Как ты думаешь, на чью сторону начальство встанет: на сторону человека с кристально чистой репутацией или на сторону вздорной бабки, адекватность которой ещё доказать нужно? Она сама виновата! Я для неё должен быть царём и богом, она в ножки должна мне кланяться за то, что я её в своё время подобрал!
Ольга терпела. Другого выхода у молодой женщины не было: она не работала, собственного дохода не имела и теперь полностью зависела от мужа. Родилась Нина, ситуация ухудшилась в разы: теперь Василий ее не только поколачивал, но и попрекал куском хлеба. Девочка выросла в двух пеленках. Одежду малышке Вера Яковлевна шила сама.
Оля мечтала выйти на работу. Она собиралась Нину отдать пораньше в ясли и вернуться на фабрику, но Василий был категорически против. Во-первых, если жена выйдет на работу, то его не совсем законные «методы воспитания» могут стать достоянием общественности. А если кто-нибудь увидит на руках или на ногах Оли синяки? Во-вторых, Василий никак не мог позволить стать жене хотя бы чуточку финансово независимой — тогда бы она перестала бы от него зависеть.
Когда Ниночке исполнился год, Оля заикнулась о выходе на работу, но супруге Вася заявил.
— Нечего тебе там делать! Дома сиди и хозяйством занимайся, ребенка воспитывай. Всё остальное — моя забота!
Оля, выйдя замуж, из уверенной в себе и твёрдо стоящей на ногах женщины быстро превратилась в испуганное, забитое в прямом смысле этого слова существо. Вся жизнь её теперь крутилась только возле Василия, без его разрешения она даже на улицу выйти не могла. Вася отвадил всех подруг супруги — особо напористым говорил в лицо:
— Пшла вон отсюда, тебе здесь не рады! Чего сюда таскаешься? Не будет Ольга с тобой общаться, потому что я этого не хочу. Слово моё — для неё закон, тебе понятно?! Если ты мужа своего не уважаешь, то не надо мою супругу с толку сбивать. Не приходи больше, не доводи меня до греха! Я ведь и иначе разговаривать могу.
Вера Яковлевна понимала, что дочь её попала в самую настоящую неволю — Васька как-то быстро подмял её под себя. Может быть, отчасти она сама в слабовольности Оли была виновата: растила ее без отца, одна. Супруг Веры Яковлевны, кстати, был точной копией Василия — точно так же поднимал на нее и ребенка руку, выпивал, под конец семейной жизни толком и не работал. Вера Яковлевна, в отличие от дочери, терпеть не стала — быстро нажаловалась куда надо и выпивоху выставила. Может, она бы и на Василия управу б нашла, если бы не возраст и… нежелание дочери расставаться с зятем. Много раз женщина уговаривала Олю положить конец этому безобразию, говорила, что нужно Ваську просто выгнать и жить спокойно, самостоятельно воспитывая маленькую дочь. Оля даже подумать об этом боялась.
— Ты что, мам! Нет, Вася — мой муж, я от него уже никуда не денусь. Видимо, судьба у меня такая. Что же сделаешь, если характер у него такой… Взрывной…
***
Решение родить второго ребёнка Ольга приняла самостоятельно — у супруга она разрешения не спросила. Почему-то посчитала, что если родится мальчик, то Василий изменится. Всё-таки наследник, сын, он обязательно должен растопить сердце сурового отца. Тянула Оля до последнего: забеременев и точно в этом убедившись, она ещё пару месяцев держала в тайне своё интересное положение. Только матери рассказала. Вера Яковлевна пришла в ужас.
— Оля, да ты что! Зачем вам второй ребёнок, если на первого-то не хватает?! Ты посмотри, как Нина живёт, ребёнок ни фруктов, ни сладостей, ничего не видит! Васька на ней экономит, за каждую лишнюю на ребёнка потраченную копейку скандалит. С двумя детьми ты точно никогда от него не уйдёшь! Разве это жизнь, Оля? Что ты делаешь?!
— Мам, я точно знаю, что у нас родится мальчик, — говорила Ольга, — и жизнь тут же изменится. Я уверена в том, что Вася ребёнка полюбит. А если полюбит второго, оттает и к Ниночке. Мам, этот малыш — мой шанс сохранить семью!
Вера Яковлевна за голову схватилась:
— Олечка, да что ж ты говоришь такое? Откуда ты, во-первых, знаешь, что у тебя обязательно родится мальчик? А если девочка? Что ты тогда делать будешь? Если Васька про твою беременность узнает, то он живого места на тебе не оставит! Ты же знаешь прекрасно, что дети ему не нужны. Я вообще не понимаю, зачем он тогда женился. Бесплатную домработницу себе заиметь захотел? Я говорю, Олечка, ещё раз тебе: давай я схожу к нему на работу, пожалуюсь начальству, помощи поищу. Есть же способ выжить его из нашей квартиры! Он хвастался раньше, говорил, что от родителей ему дом в деревне достался. Туда пусть и переезжает! А детей мы сами поднимем. Я куда-нибудь пойду, помимо пенсии еще и зарплата будет. Да и люди помогут! У нас народ добрый, в беде не оставят.
Оля махала руками: она и думать не хотела о разводе. Вера Яковлевна не понимала, почему её дочь так быстро попала в зависимость от Василия. Вышло так, как и предполагала пенсионерка: Василий, узнав о том, что во второй раз станет отцом, не обрадовался. Ольгу поколотил, кидался на тёщу, даже маленькой Ниночке досталось.
— Жаба! — ревел Василий, — крольчиха несчастная! Ты, кроме как детей рожать, что-нибудь еще умеешь делать? За кой черт мне лишний рот! Избавляйся немедленно, я сказал! Если родишь, я ребёнка этого в мусорный бак. И тебя вместе с ним заодно! Ты посмотри на неё, второго ей захотелось. А у меня ты спросила? Мерзавка! Уйди с глаз моих долой!
Жить стало ещё хуже, Василий, абсолютно уверенный в своей правоте и безнаказанности, над женой и дочерью измывался. Вера Яковлевна ничего сделать не могла: Оля говорила, что если та влезет в её личную жизнь и из-за ее вмешательства Васю накажут, то она вместе с Ниной заберётся на крышу дома и шагнёт вниз.
***
Родилась Людочка. Васька младшую дочь всеми фибрами своей души ненавидел, к ребёнку он не подходил, ни разу не взял её на руки. Вася даже Ольгу из роддома встречать не поехал. После появления второго ребёнка супруги прожили вместе ещё шесть лет, за это время Оля превратилась в тень. Вера Яковлевна тоже очень постарела — постоянные скандалы здоровья не прибавляли.
Ситуация разрешилась сама собой: Василий как-то вернулся домой с работы и жене заявил, что больше жить с ней не хочет.
— Уезжаю, — объяснил мужчина ошарашенной супруге, — в Москву! Прощай, Ольга. Слава богу, тебя я больше никогда не увижу!
Вера Яковлевна обрадовалась, а Оля зарыдала, стала расспрашивать мужа о причине столь неожиданного отъезда. Васька правду скрывать не стал, сказал, что влюбился в дочь начальника фабрики, та ответила ему взаимностью, и теперь они вместе уезжают покорять столицу на деньги любящего папеньки. Наскоро собрав свои вещи, Васька обронил:
— На алименты не рассчитывай. Помогать детям, по крайней мере пока, я не могу. Сама же все понимаешь. Нужно работу найти, устроиться как-то, потом, может быть, если всё срастётся, деньги присылать стану. Дом я вам оставляю, который мне от матери с отцом достался, наследство моё дочерям передаю. Можешь делать с ним всё, что угодно.
Вася умотал, Ольга несколько месяцев после этого в себя приходила. Избавившись от тирана, женщина начала медленно, но верно «просыпаться» — она, оглядываясь на свою прошлую жизнь, самой себе удивлялась. Вера Яковлевна была счастлива, она надеялась, что зять больше никогда не переступит порог её квартиры. Удалось дочь даже на развод уговорить — Ольга подала документы и не сразу, но всё же стала свободной женщиной.
Развод Василию был на руку, ему не терпелось жениться во второй раз.
Домом Ольга не пользовалась. Поначалу женщина думала сдать его, чтобы иметь дополнительный заработок, но, съездив в деревню по адресу, который перед отъездом оставил Василий, Оля поняла: даже за бесплатно в этом доме жить никто не будет. Покосившаяся хибара, которую Василий гордо именовал «домом», должна была вот-вот развалиться, поэтому Оля и оставила идею с «паршивого Василия состричь хотя бы клок шерсти».
***
Вспоминать своё детство Нина не любила. Тогда было очень тяжело: мать не сразу оправилась после развода, долго жили практически впроголодь. Только когда Ольга вернулась на фабрику, а потом стала дома обшивать соседей, подруг и знакомых, стало полегче. Очень помогала соседка Валентина Игоревна, о ней Ниночка и Людочка всегда вспоминались с теплотой. Не было в живых уже и бабушки, и соседка давно померла, но девушки, теперь уже взрослые и самостоятельные при любом удобном случае ездили на кладбище, чтобы их проведать.
Ольга жила в квартире, которая ей досталась в наследство от мамы, одна. Женщина ни в чём не нуждалась, она продолжала шить, имела достаточно приличную клиентскую базу, зарабатывала хорошо. Да и дочери постоянно помогали. Ниночка выучилась на повара-кондитера, открыла свой небольшой магазинчик, а Люда стала учительницей и при этом достаточно востребованным репетитором.
До недавнего времени у сестёр в жизни всё было хорошо. Нина собиралась замуж, Оля пока о том, чтобы связать себя с кем-то узами брака, не думала — хотела сначала обзавестись собственным жильём. Отца девушки не видели очень много лет и встретиться с ним никак не рассчитывали. Василий сам дочерей нашёл.
***
Воскресное утро было суетливым. Нина со своим молодым человеком собиралась ехать его родителям на дачу. Вова заканчивал укладывать маринованное мясо в лотки, Нина мыла овощи. В дверь позвонили. Нина попросила:
— Вов, открой. Наверное, Люда приехала. Она мне пятнадцать минут назад звонила, говорила, что такси вызвала. Быстро сегодня добралась, удивительно даже! Воскресенье ведь, все едут на дачу, в городе пробки.
Владимир пошёл открывать. Через пару минут он крикнул:
— Нин, иди сюда. К тебе тут какой-то… мужчина.
Нина опешила. Какой мужчина мог прийти к ней домой?! Всех ее друзей Вова знал, в отношении них он не стал бы употреблять словосочетание «какой-то». Протерев руки полотенцем, молодая женщина бросилась в прихожую и увидела на пороге своей квартиры старика. Бедно одетого, обросшего и, судя по тому, как Володя морщил нос, отвратительно пахнущего.
— Здравствуйте, — осторожно поприветствовала гостя Нина, — а вы кто? Чем обязаны?
— Дочка! — заорал мужик и, отпихнув Вову, бросился к ней обниматься, — ты что же меня не узнала? Это же я, папка твой! Вот и свиделись наконец-то! Столько лет прошло, столько лет я и тебя, и… Как там её зовут? Господи, дай бог памяти, забыл… Сестру твою не видел!
Нина на автомате от себя отца оттолкнула.
— Не надо меня трогать, — попросила она, — зачем явился? Чего хочешь? Вообще как ты меня нашёл?
— Ну, это было несложно, — признался Василий, — я сначала к матери твоей сходил. Надо же, какая она стала… грубая! Сразу узнала, но на порог меня не пустила, сказала, чтобы я на все четыре стороны катился. А я ведь мириться пришёл! Хотел прощение попросить, извиниться за всё, что в своё время сделал не так. Думал, сойдёмся, жить будем, дочек воспитывать, внуков. Кстати, о внуках. У меня они есть? У тебя-то есть дети? А адрес твой соседка мне сказала — я к ней зашёл, когда меня Ольга выгнала.
— Детей нет, — заявила Нина, — даже если и будут, то они тебя никаким боком не касаются. Ты кто такой? Чего ты сюда приехал? Сколько лет прошло, и ты о нас вспомнил? Кстати, младшую дочь твою зовут Людой. Убирайся, у меня нет никакого желания с тобой разговаривать!
— Подожди, Ниночка, — взмолился Василий, — ты меня выслушай хотя бы. Ну что же ты так не по-человечески, дочка, разве что можно с родным отцом-то? Я такой путь проделал, из Москвы еле добрался, трое суток на товарнике трясясь. Замёрз весь, продрог! Ну куда я пойду? Мне идти совсем некуда. Покорми меня хотя бы, я голодный.
Нина ничего, кроме отвращения, к неожиданно объявившемуся отцу не испытывала. Она собиралась выставить его за дверь, но Вова отвёл её в сторонку и тихонько попросил:
— Нин, ты, правда, накорми его хотя бы. Ну жалко его! Ты же сама себя потом сгрызёшь. Я же прекрасно знаю твой характер. Может быть, помощь ему какая нужна? Помоги и отпусти. А то как-то нехорошо получается.
Вова о детстве своей будущей супруги знал лишь в общих чертах. Подробностей Нина ему не рассказывала. Сказала только, что отец с матерью развёлся, когда ей было девять, и уехал вместе с новой супругой куда-то далеко. О побоях, оскорблениях, о том, что папаша родной жалел ребёнку тарелку супа, она, естественно, не говорила. Стыдно было такое рассказывать.
Гостя Владимир провёл на кухню. Василий, пока шёл, успел осмотреться.
— Да, квартирка хорошая, просторная, светлая, чистая. А чья?
— Наша, — честно сказал Вова, — мы с Ниной её вскладчину купили напополам.
— Аааа, — протянул Василий, — значит, дочка моя тоже здесь хозяйка. Ну хорошо, хорошо… А ты, видимо, зятёк мой будешь?
Вова кивнул. Нина шла следом и еле сдерживалась, чтобы не дать «дражайшему родителю» пинка под мягкое место. Какого чёрта он вообще появился в её жизни? Детство испоганил и сейчас нагадить хочет! Вова поставил на стол практически всё, что было в холодильнике, дождался, пока тесть утолит голод, и выжидающе на него уставился.
Василий молчал, Нина тоже не знала, что сказать. Потом Вова спросил:
— Может быть, помощь наша в чём-то нужна? Вы скажите, мы постараемся что-нибудь придумать.
— Помощь нужна, сынок, — вздохнул Василий, — мне жить негде! Жена моя бывшая, чтобы ей пусто было, обобрала меня до нитки и на старости лет выставила вон! Гот я уже почти скитаюсь по просторам нашей необъятной Родины, везде жил: и в Екатеринбурге жил, и в Петербург ездил. Хотел на север податься — не взяли. Кому нужен пожилой больной человек? Я вот и приехал к дочерям, надеялся, что они старость мою скрасят, присмотрят за мной. Я ведь их воспитывал, я столько сил положил на то, чтобы они людьми выросли! А в разводе мать их виновата. Не хочу я подробности озвучивать, но поверь уж мне, сынок, на слово.
Нина остолбенела: так вот зачем дорогой папочка приехал! Под старость лет он собрался сесть на шею дочерям, которых бросил почти двадцать лет назад. Причём он свято уверен в том, что ему тут рады. Старость скрасить, значит…
Нина подошла вплотную к своему родителю и взяла его за химок:
— Вставай и немедленно отсюда убирайся, пока я полицию не вызвала! Старость твою скрасить? Я сейчас так жизнь твою разукрашу, что мало не покажется. Где твоя совесть? Ты нас бросил двадцать лет назад, мы выживали в буквальном смысле этого слова, пока ты в Москве с какой-то богатой дамочкой кувыркался. Ты хотя бы копейку нам с Людой прислал? Нет! Бабушка практически до смерти своей работала, мама ночами не спала: днём шила на фабрике, а ночью — дома, чтобы была возможность нас прокормить. Ты алименты не платил, ты нас ни разу за двадцать лет не видел! Ты ни разу не приехал нас навестить. Нет у тебя детей, понял? Кто тебе что должен?!
— Я вам дома ставил, — заорал Василий, — вместо алиментов. Мать твоя давно продала его и деньги проела!
— Какой дом? — скривилась Нина, — хибару вот эту развалившуюся? Да мы ни разу внутри даже не были, побоялись заходить. Думали, что крыша вот-вот обвалится. Как мама дом твой продать могла, если ты документы на него никаких не оставил? Хватит ломать комедию, никто здесь тебе остаться не позволит. Убирайся! Не доводи меня до греха. Я ведь и по-другому разговаривать умею!
Василий сообразил, что дочь старшая настроена серьёзно. Он хотел остаток дней прожить в тепле и сытости, надеялся разжалобить дочерей и получить от них всё, что ему по совести положено: и уход, и ласку, и внимание. И, естественно, деньги. Василий рассуждал так: благодаря ему дети в принципе появились на свете, и теперь по гроб жизни родителю обязаны. Зацепиться в квартире старшей не вышло — Нина его выставила.
***
Людочка на новость о возвращении отца отреагировала равнодушно:
— Да знаю, мама мне уже звонила. Правильно сделала, Нинуш, что выгнала. Я бы точно так же поступила! Надеюсь, ко мне он не заявится.
Василий еще несколько раз еще приходил к старшей дочери. Просил, умолял, угрожал судом, но Нина не дрогнула — к отцу она жалости не испытывала. Василий пропал так же неожиданно, как и появился. И сестры этому только рады.
