Евгения положила телефон экраном вниз и медленно выдохнула. Разговор со свекровью оставил привычный осадок бессилия. За окном моросил дождь, словно природа отражала её внутреннее состояние. Три года брака с Алексеем, и каждые выходные с мая по сентябрь превращались в бесконечную повинность — дача Нины Петровны.
— Опять звонила? — поинтересовался муж, не отрываясь от ноутбука. Его голос звучал отстранённо, как будто вопрос был задан из вежливости, а не из настоящего интереса.
— А то. Возмущается, что мы пропустим открытие дачного сезона. Она уже меню распланировала, — Евгения машинально потёрла висок. — Кажется, у меня мигрень начинается.
Алексей коротко кивнул, погружённый в рабочую переписку. Его реакция была предсказуемой — полное невмешательство в ситуацию между женой и матерью. Евгения почувствовала знакомый укол разочарования. Когда-то, на заре их отношений, она восхищалась его сдержанностью и рассудительностью. Теперь эти качества казались маской, за которой скрывалось нежелание брать на себя ответственность.
— Ты мог бы хоть раз сам поговорить с ней, — бросила Евгения, наливая воду в чайник.
— Я поговорю, — отозвался Алексей с той интонацией, которая означала, что разговор не состоится никогда.
Евгения подошла к окну. Весна в этом году выдалась холодная и дождливая, как будто природа решила испытать на прочность всех дачников. Нине Петровне, впрочем, погода никогда не была помехой. Она с упорством генерала готовилась к открытию сезона вопреки всем прогнозам синоптиков.
— Помнишь, как мы познакомились? — неожиданно произнесла Евгения, всё ещё глядя в окно.
Алексей поднял голову от ноутбука, явно не понимая, к чему этот вопрос.
— Конечно. На конференции по цифровизации. Ты выступала с докладом.
— А помнишь, что было в нашу первую весну? Мы уехали в Суздаль на выходные. Гуляли под дождём, пили глинтвейн в крошечном кафе на набережной…
— К чему ты клонишь? — в голосе мужа послышалось напряжение.
— К тому, что у нас когда-то была своя жизнь. Свои планы на выходные. До того, как дача твоей мамы стала неотъемлемой частью нашего брака.
Алексей захлопнул ноутбук и поднялся из-за стола.
— Давай не будем снова об этом. Маме важны эти встречи. Ты же знаешь, она живёт ради них.
— А что важно тебе? — Евгения повернулась к нему лицом. — Хоть раз ты задумывался, чего хочешь сам?
Алексей замер на секунду, как будто этот вопрос застал его врасплох, а затем пожал плечами:
— Я хочу, чтобы все были счастливы.
— Это невозможно, Лёш. Всегда кто-то будет несчастлив. В данном случае — я.
Она произнесла эти слова без упрёка, почти буднично, и от этого они прозвучали ещё более отчётливо. Алексей открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент чайник подал сигнал о кипении, и момент был упущен.
Нина Петровна Воронцова всегда была центром притяжения. В шестьдесят четыре она сохранила осанку, выработанную годами преподавания литературы в гимназии. Её гардероб состоял из элегантных костюмов пастельных тонов, а волосы были уложены в безупречную короткую стрижку. Она гордо несла себя — женщину, воспитавшую сына-инженера без помощи мужа, который ушёл из семьи, когда Алёше было всего пять.
— Нет ничего важнее семейных традиций, — любила повторять она, ставя на стол свой фирменный пирог с вишней. — Именно они формируют у человека ощущение дома.
Дача Воронцовых была её крепостью. Небольшой двухэтажный домик в окружении яблонь, с террасой, увитой виноградом. Каждые выходные с начала мая здесь собирались близкие и дальние родственники, друзья семьи, бывшие коллеги. И каждый раз Нина Петровна умудрялась создать атмосферу праздника.
Для Евгении эти встречи превратились в еженедельное испытание. Накануне — бессонная ночь и напряженные сборы. С утра — четыре часа за рулём, потому что Алексей водил неуверенно и предпочитал быть пассажиром. Затем — рутина, расписанная свекровью по минутам: помочь накрыть на стол, поддерживать непринуждённую беседу, помыть посуду, угостить соседей свежесобранными ягодами. Всё это сопровождалось ненавязчивыми, но регулярными замечаниями: «Женечка, салат нарезается тоньше», «Деточка, чай подаётся с мятой, а не с мелиссой», «Ставь чашки донышком на полотенце, чтобы не оставалось разводов».
А вечером, когда гости разъезжались, негласная обязанность помочь с уборкой. Домой они возвращались за полночь, выжатые как лимон.
Каждый раз Евгения обещала себе, что поговорит с мужем, объяснит, что этот ритуал высасывает из неё все силы. И каждый раз откладывала разговор, наблюдая, как Алексей оживает рядом с матерью, преображается из замкнутого, молчаливого мужчины в улыбчивого, остроумного рассказчика.
— Ты просто не понимаешь, — сказал он однажды, когда Евгения всё же решилась заговорить о «проблеме дачи». — Для мамы это не просто участок земли. Это… символ стабильности. После ухода отца она вложила в дачу всю душу. Каждый куст сирени, каждая яблоня посажены её руками.
— Я понимаю, Лёш, правда, — Евгения старалась подбирать слова. — Но мы не можем жить по графику твоей мамы до конца наших дней.
— Почему нет? — искренне удивился Алексей. — Маме нужна помощь. Она уже не молода.
Евгения хотела возразить, что Нина Петровна полна сил и энергии, что помощь — это приехать раз в месяц прополоть грядки или починить забор, а не превращать всю свою жизнь в приложение к дачному расписанию. Но увидела в глазах мужа ту растерянность, которая появлялась всегда, когда он оказывался между двух огней, и промолчала.
В офисе дела шли в гору. Евгению повысили до руководителя проекта, а потом и до заместителя начальника отдела. Работа отнимала всё больше времени, но странным образом именно там она чувствовала себя живой. Здесь её слушали, её мнение ценили, идеи внедряли.
— Ты выглядишь уставшей, — заметила коллега Ольга, когда они столкнулись у кофемашины в понедельник утром. — Выходные не задались?
— Как обычно, — Евгения нажала на кнопку «американо». — Дача свекрови.
— О, эти дачи! — закатила глаза Ольга. — Мой свёкор тоже фанат шести соток. Но мы с мужем сразу расставили точки над i — максимум раз в месяц. И то, если погода хорошая.
— Везёт, — вздохнула Евгения. — А у меня муж никак не может сказать матери «нет».
— Да брось, — Ольга сделала глоток кофе. — Нет таких мужчин, которые не могут сказать «нет». Есть те, кому удобно прикрываться мнением матери, чтобы избежать конфликта.
Евгения промолчала. В словах Ольги была доля правды, но всё же Алексей не был манипулятором. Скорее, заложником собственной нерешительности и чувства долга перед матерью.
— Ты не понимаешь, — говорила ей подруга Марина за обедом в кафе. — Теща и свекровь — это как зубная боль. К ней можно только притерпеться.
Марина была на десять лет старше, дважды разведена и обладала неиссякаемым запасом житейской мудрости.
— Или научиться управлять, — она щёлкнула пальцами, подзывая официанта. — Принесите нам ещё кофе, пожалуйста. Американо и капучино без сахара.
— Как управлять Ниной Петровной? — усмехнулась Евгения. — Железная леди районного масштаба.
— Запомни, дорогая, — Марина наклонилась вперёд, и её крупные серьги из янтаря качнулись, — даже самую железную леди можно переиграть. Надо только найти слабое место.
— Звучит как план по захвату мира, — рассмеялась Евгения.
— Мир захватывать не нужно. Достаточно отвоевать свои выходные, — Марина отломила кусочек круассана. — Знаешь, что я сделала в своё время? Нашла для моей бывшей свекрови идеальное занятие на выходные — клуб садоводов-любителей. Там и лекции, и мастер-классы, и общение с единомышленниками… Она так увлеклась, что про нас с мужем почти забыла.
— Клуб садоводов, — задумчиво повторила Евгения. — А это мысль…
Но Евгения не хотела играть. По образованию психолог, по призванию человек, склонный к диалогу, она верила, что любую проблему можно решить разговором. Вот только обе стороны должны быть готовы слышать друг друга.
Свой тридцатый день рождения Евгения встретила с тревожным ощущением, что жизнь проходит мимо. Её работа в HR-отделе крупной компании требовала всё больше времени, часто приходилось задерживаться допоздна. Брак с Алексеем постепенно превращался в сосуществование двух вежливых соседей. А выходные съедала дача.
— С днём рождения, дорогая, — Алексей вручил ей букет белых лилий и маленькую коробочку, перевязанную лентой. Внутри оказались изящные серьги с сапфирами — именно такие, о каких она мечтала.
— Они прекрасны, — Евгения прижалась к мужу. В такие моменты ей казалось, что всё ещё можно исправить, что он всё ещё тот самый Алексей, в которого она влюбилась шесть лет назад.
— Я заказал столик в «Белуге» на восемь вечера, — сказал он, целуя её в висок. — Надеюсь, тебе понравится.
— Конечно, понравится! — она улыбнулась. — Но у меня есть идея получше. Давай уедем на все выходные? Только ты и я. Найдём уютный отель где-нибудь за городом…
Лицо Алексея изменилось.
— Женя, ты же знаешь… Мама ждёт нас на даче. Она специально готовится, печёт твой любимый пирог…
— На мой день рождения, — тихо сказала Евгения, отстраняясь, — я хочу побыть с тобой. Только с тобой. Неужели это так сложно?
— Мама обидится.
— А я? — в глазах Евгении блеснули слёзы. — Я, значит, не обижусь?
Алексей беспомощно развёл руками:
— Может, компромисс? Ужин в ресторане, а утром — к маме?
— Компромисс, — горько усмехнулась Евгения. — Всегда компромисс. Но почему-то в сторону твоей мамы, а не меня.
В «Белуге» было шумно и многолюдно. Официант суетился вокруг их столика, предлагая лучшие вина и деликатесы. Алексей был предупредителен и внимателен, как в первые месяцы их знакомства. Но между ними словно выросла стена.
— Может, нам стоит переехать? — предложила Евгения, когда они дегустировали десерт. — Твой коллега говорил о вакансии в Казани. Представляешь, какие перспективы?
— Казань? — Алексей оторвался от своего тирамису. — С ума сошла? А как же мама? Она же без нас не справится с дачей.
— Дача построена в шестидесятых, и всё это время твоя мама прекрасно с ней справлялась, — возразила Евгения.
— Она уже не молода.
— Ей шестьдесят четыре, и она активнее многих тридцатилетних!
Разговор перерос в ссору, первую серьёзную за их брак. Они не разговаривали два дня. На третий Алексей протянул ей букет тюльпанов — любимых цветов Евгении — и сказал:
— Ты права, мы засиделись в Москве. Но давай не будем торопиться с решениями. Я поговорю с мамой насчёт дачных выходных.
Он не поговорил. Жизнь вернулась в привычное русло. Только в глазах Евгении поселилась тоска, которую не могли разогнать ни новая должность заместителя руководителя отдела, ни шикарное платье, купленное на премию.
Лето выдалось на удивление жарким. Нина Петровна расцвела вместе со своим садом. На дачных вечеринках она блистала, как актриса на премьере, в изящных летних платьях и широкополых шляпах. Евгения наблюдала за ней украдкой, с невольным восхищением. В свекрови было то, чего не хватало ей самой — абсолютная уверенность в своей правоте.
— Женечка, солнышко, — Нина Петровна подошла к ней с бокалом домашнего вина, — ты не могла бы помочь мне с сервировкой? Сейчас приедут Самойловы. Ты же помнишь, какие они привереды.
Самойловы — дальние родственники покойного свёкра — славились своим снобизмом и привычкой критиковать всё вокруг.
— Конечно, Нина Петровна, — Евгения поднялась со скамейки, где отдыхала после четырёх часов готовки. — Что нужно сделать?
— Достань, пожалуйста, сервиз из серванта. Тот, с золотой каймой. И разложи салфетки. Только не так, как в прошлый раз, а…
— …треугольником, справа от тарелки, — закончила за неё Евгения. — Я помню.
Свекровь одобрительно кивнула:
— Вот видишь, уже научилась. Будешь настоящей хозяйкой.
«Хозяйкой чего? — хотелось спросить Евгении. — Твоего дома? Твоей жизни? Твоего сына?» Но она промолчала, направляясь к серванту.
Вечер тянулся бесконечно. Самойловы, как и ожидалось, нашли множество поводов для критики: от цвета штор на веранде до рецепта клубничного пирога. Нина Петровна парировала каждое замечание с изяществом фехтовальщика. Евгения молча подавала блюда и уносила грязные тарелки, чувствуя себя прислугой на чужом празднике жизни.
— Алексей, дорогой, — пропела тётушка Зоя, самая ядовитая из семейства Самойловых, — когда же вы с Евгенией порадуете Ниночку внуками? Уже три года прошло, а всё без результата.
За столом повисла неловкая тишина. Евгения стиснула зубы. Вопрос о детях был болезненным. Они с Алексеем пытались, но пока безуспешно. Врачи говорили о стрессе как о возможной причине.
— Мы не торопимся, — ответил Алексей с напряжённой улыбкой. — Хотим сначала пожить для себя.
— Пожить для себя, — фыркнула тётушка Зоя. — В наше время думали о продолжении рода, а не о развлечениях.
— В ваше время, тётя Зоя, — неожиданно вмешалась Нина Петровна, — было принято уважать чужую личную жизнь. Не так ли?
Евгения удивлённо подняла глаза. Свекровь смотрела на гостью с вежливой улыбкой, но в глазах читался вызов. Тётушка Зоя смешалась и поспешно перевела разговор на другую тему.
Позже, когда Евгения мыла посуду на кухне, к ней подошла Нина Петровна.
— Не бери в голову, — сказала она, протягивая ей полотенце для вытирания тарелок. — Зойка всегда была злючкой. Ещё в школе всем жизнь портила своими комментариями.
— Спасибо, что вступились за нас, — искренне поблагодарила Евгения.
— Ерунда, — отмахнулась свекровь. — Мой сын и его жена — это святое. Никому не позволю их обижать. Даже если эта дурёха моя троюродная сестра.
Евгения почувствовала странное тепло. В этот момент свекровь показалась ей не властной матриархиней, а обычной женщиной, которая просто очень любит своего сына. И, возможно, в глубине души переживает за невестку.
«Если бы она только поняла, что своей «заботой» делает нас несчастными», — подумала Евгения, аккуратно расставляя чашки на полке.
Осень принесла перемены. В компании, где работала Евгения, произошла реструктуризация. Ей предложили возглавить новый проект — с повышением зарплаты, но с переездом в Казань. Офис в столице Татарстана только открывался, и руководство искало опытных сотрудников для организации работы на месте.
— Это твой шанс, — сказала Марина, когда они встретились за ланчем. — Новый город, новая жизнь. Никаких свекровей на горизонте.
— И что мне делать с мужем? — усмехнулась Евгения. — Тоже оставить в Москве?
— А он что говорит?
— Пока ничего. Я ещё не рассказала ему.
— Боишься?
— Не то чтобы… — Евгения отпила глоток капучино. — Просто знаю, какой будет ответ.
Но разговор с Алексеем оказался неожиданным.
— Казань? — он задумчиво покрутил в руках вилку. Они ужинали дома, и Евгения только что рассказала о предложении компании. — А знаешь, это может быть интересно. Я давно думал о смене обстановки.
— Правда? — Евгения удивлённо посмотрела на мужа. — Я думала, ты будешь против.
— Почему? Я тоже хочу развиваться. К тому же мой университетский друг Димка живёт в Казани. Говорит, отличный город. И его фирма как раз ищет специалистов моего профиля.
— А как же… — Евгения замялась, — дача? Твоя мама?
Лицо Алексея изменилось. В глазах мелькнула тень сомнения.
— Ну, это, конечно, вопрос… Но можно будет приезжать на выходные раз в месяц. Или мама к нам…
— Раз в месяц? — переспросила Евгения, не веря своим ушам. — Ты согласен видеться с мамой раз в месяц?
— Конечно, — Алексей пожал плечами. — Я же не маленький мальчик, чтобы каждые выходные быть с мамой.
Евгения смотрела на мужа как на незнакомца. Куда делся тот Алексей, который не мог и слова сказать против материнской воли? Который считал святой обязанностью проводить каждые выходные на даче?
— Что-то изменилось? — осторожно спросила она.
— Не знаю, — он отвёл взгляд. — Может быть, я просто устал быть посередине? Между тобой и мамой. Вечно пытаться всем угодить и при этом всех разочаровывать.
В его словах звучала такая искренняя горечь, что Евгения почувствовала укол совести. Возможно, она недооценивала, как тяжело ему приходится.
— Мы можем попробовать, — сказала она, накрывая его руку своей. — Но сначала тебе придётся рассказать всё маме.
Алексей вздохнул:
— Знаю. И это будет непросто.
Он оказался прав. Нина Петровна восприняла новость о возможном переезде сына как личное предательство.
— Казань? — она даже не пыталась скрыть возмущение. — Это же провинция! Что тебе там делать?
— Мама, Казань — это миллионный город с отличной инфраструктурой, — терпеливо объяснял Алексей. — И у меня там хорошие карьерные перспективы.
— Какие перспективы? У тебя и здесь всё прекрасно! — она перевела обвиняющий взгляд на Евгению. — Это всё твои идеи, да? Решила увезти сына от матери?
— Нина Петровна, — Евгения старалась говорить спокойно, — это наше общее решение. И речь не о том, чтобы «увезти» Алексея. Мы будем приезжать в гости.
— В гости, — свекровь горько усмехнулась. — То есть дача теперь на мне одной? Кто будет косить траву? Чинить крышу? Подрезать деревья?
— Мы найдём помощника, — предложил Алексей. — Заплатим кому-нибудь из местных.
— Думаешь, всё можно купить за деньги? — голос Нины Петровны дрогнул. — А как же традиции? Наши семейные посиделки? Все эти люди, которые приезжают к нам каждые выходные…
— Мама, — Алексей впервые за весь разговор повысил голос, — это твои традиции. Твои друзья. Не мои.
Нина Петровна побледнела, словно её ударили. Она медленно опустилась на стул и прижала руку к груди:
— Значит, всё это время… ты просто терпел? Делал мне одолжение?
— Нет, мама, я… — Алексей запнулся, не зная, как объяснить. — Я люблю тебя. Но мне тридцать три года. У меня своя семья, своя жизнь. Я не могу вечно жить по твоим правилам.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Нина Петровна сидела, выпрямив спину, глядя куда-то поверх их голов. Потом медленно поднялась:
— Что ж, ты всё решил. Не смею тебя удерживать.
Она вышла из комнаты с достоинством королевы, покидающей тронный зал. Алексей беспомощно посмотрел на жену:
— Вот и поговорили…
Следующие две недели прошли в напряжённом молчании. Нина Петровна не звонила. Алексей несколько раз порывался набрать её номер, но каждый раз откладывал телефон. В глубине души оба понимали, что конфликт загнан в тупик, из которого нет простого выхода.
Евгения чувствовала себя виноватой, хотя разумом понимала, что не сделала ничего плохого. Просто хотела жить своей жизнью со своим мужем. И всё же что-то грызло её изнутри. Возможно, мысль о том, что пожилая женщина осталась одна со своими разбитыми надеждами.
Звонок раздался в четверг, ближе к вечеру. Евгения как раз закончила презентацию для завтрашней встречи с клиентами и собиралась домой.
— Алло, Нина Петровна? — она прижала телефон плечом к уху, застёгивая сумку.
— Женечка, солнышко, — голос свекрови звучал непривычно мягко. — Ты не могла бы заехать ко мне по дороге домой? Есть разговор.
У Евгении ёкнуло сердце. За все годы знакомства свекровь никогда не просила о личной встрече.
— Что-то случилось? — встревожилась она.
— Нет-нет, не волнуйся. Просто есть тема для обсуждения. Я пирог испекла, твой любимый, с яблоками.
Нина Петровна жила в сталинке недалеко от метро «Аэропорт». Квартира с высокими потолками и просторными комнатами отражала характер хозяйки — всё строго, функционально, но с изысканными деталями. Старинный комод с инкрустацией, коллекция фарфоровых статуэток, тяжёлые портьеры из бордового бархата.
— Проходи, раздевайся, — Нина Петровна встретила её в шёлковом домашнем костюме и безукоризненном макияже. — Чай уже готов.
Они расположились в гостиной. Свекровь разлила чай в тонкие фарфоровые чашки с золотой каймой — парадный сервиз, доставаемый исключительно для особых гостей.
— Я хотела поговорить с тобой о дачном сезоне, — начала Нина Петровна после светской беседы о погоде и пробках. — В этом году я решила изменить наш график.
Евгения внутренне напряглась. Неужели теперь придётся ездить туда и среди недели?
— Мы с Верочкой, — свекровь имела в виду свою ближайшую подругу и соседку по даче, — записались на курсы ландшафтного дизайна. По выходным будут мастер-классы и экскурсии по ботаническим садам. Так что большую часть лета дача останется на вас с Алёшей.
Евгения застыла с чашкой на полпути ко рту.
— На нас?
— Да. Я уже не молода, пора передавать эстафету, — Нина Петровна промокнула губы салфеткой. — Конечно, основные моменты я возьму на себя. Составлю списки гостей, меню, расскажу, что и когда поливать. Но вам придётся взять на себя организацию встреч, приготовление угощений, ведение разговора… Обычно у нас собирается человек пятнадцать-двадцать. Ты справишься? У тебя прекрасно получается быть хозяйкой дома.
Евгения поставила чашку на стол, опасаясь, что дрожащие руки выдадут её состояние.
— Нина Петровна, я… Мы с Алексеем планировали в этом году путешествовать. Возможно, даже переехать.
— Переехать? — брови свекрови взметнулись вверх. — Куда это?
— В Казань, например. Или в Санкт-Петербург. Алёше предлагают интересные проекты.
— Глупости! — отрезала Нина Петровна. — Что ему делать в провинции? А дача? А я? В моём возрасте менять привычный уклад — значит сократить себе жизнь. Нет, это несерьёзно.
— Но мы уже обсуждали это…
— С Алёшей? — свекровь усмехнулась. — Он никуда не поедет. Он понимает ценность родных стен и семейных традиций.
Евгения почувствовала, как внутри поднимается волна раздражения, которую она так долго сдерживала.
— А вы не думали, что у нас могут быть свои планы? Свои традиции? — её голос звучал тише обычного, но в нём прорезались стальные нотки. — Мы с Алексеем — семья. У нас своя жизнь. И да, я не умею печь пироги так, как вы, и не знаю, как правильно подавать чай с мятой. Я другая. И я не хочу проводить каждые выходные на даче.
Нина Петровна медленно опустила чашку на блюдце. В комнате повисла тишина, нарушаемая только тиканьем напольных часов.
— Что ж, — наконец произнесла она. — Я вижу, ты многое держала в себе. И давно ты так… настроена?
— Три года, — честно ответила Евгения.
— И молчала?
— Я пыталась говорить. С Алексеем. Но он… — она запнулась, подбирая слова.
— Он всегда такой, — неожиданно мягко произнесла свекровь. — Миротворец. Не любит конфликтов. В детстве, когда его обижали мальчишки во дворе, он предпочитал уступить игрушку, только бы избежать драки. Я пыталась воспитать в нём стержень, но…
Она задумчиво провела пальцем по краю чашки.
— Знаешь, почему я так люблю нашу дачу? — спросила она внезапно.
Евгения молча покачала головой.
— Мой отец построил её в шестьдесят седьмом. Я была старшеклассницей. Помню, как мы всей семьёй сажали первые яблони. Отец держал саженец, мама засыпала землю, а я поливала. У нас была настоящая семья, — голос Нины Петровны дрогнул. — А потом он ушёл к молодой аспирантке. Мама угасла за год. Осталась только я… и дача. Когда Алёша родился, я поклялась, что создам для него то, чего не смогла сохранить сама — семейный очаг. А когда Виктор, мой муж, тоже ушёл… Дача стала для меня символом стабильности. Чем-то, что нельзя разрушить, предать, потерять.
Евгения смотрела на свекровь новыми глазами. Перед ней сидела не железная леди, а женщина, пережившая два предательства и создавшая защитный кокон из ритуалов и традиций.
— Я понимаю, — осторожно начала Евгения. — Правда, понимаю. Но нельзя жить прошлым. И нельзя заставлять других жить по твоим правилам.
— Но Алёша…
— Алексей не скажет вам «нет». Никогда не скажет. Вы его мать, и он слишком сильно вас любит. Но я вижу, как он устаёт, как выматывается, пытаясь соответствовать вашим ожиданиям. Он разрывается между мной и вами, и это разрушает нас изнутри.
Нина Петровна долго молчала, разглядывая чайные листья на дне чашки. Потом неожиданно спросила:
— Ты любишь его?
— Больше всего на свете.
— Тогда почему хочешь увезти его от меня?
— Я не хочу увезти его от вас. Я хочу, чтобы он сам решал, как строить свою жизнь. Чтобы был счастлив, а не просто функционировал по заданной программе.
Разговор затянулся до поздней ночи. Они говорили о многом — о страхах, о надеждах, о несбывшихся мечтах. О том, как тяжело отпускать единственного сына. О том, как важно сохранить себя в браке. Это была первая по-настоящему откровенная беседа между ними.
— Знаешь, о чём я думала все эти годы? — призналась Нина Петровна, когда часы в прихожей пробили полночь. — Что если бы моя свекровь жила ближе, если бы она помогала мне с Алёшей, возможно, мой брак не распался бы.
— Вы хотели нам помочь? — удивилась Евгения.
— Конечно. По-своему, — Нина Петровна грустно улыбнулась. — Но, кажется, перестаралась. Вместо помощи получился контроль.
Она поднялась из-за стола, подошла к секретеру и достала из ящика старый фотоальбом в потёртой кожаной обложке.
— Вот, смотри, — она перелистывала страницы. — Это мы с родителями на даче. Мне тут шестнадцать. А вот Алёша, ему три годика… Посмотри, какие щёчки!
Евгения с интересом рассматривала пожелтевшие фотографии. Молодая Нина Петровна — стройная девушка с длинной косой, в ситцевом платье. Совсем не похожа на нынешнюю чопорную даму в костюме.
— А это кто? — спросила Евгения, указывая на снимок, где рядом с Ниной Петровной стоял высокий светловолосый мужчина.
— Виктор, — лицо свекрови чуть потемнело. — Алёшин отец.
— Алексей очень похож на него.
— Да. Глазами особенно. Когда Витя ушёл, я не могла смотреть Алёше в глаза. Видела в них его, — она вздохнула. — Знаешь, я ведь поэтому и контролировала сына так сильно. Боялась, что он вырастет таким же. Что тоже бросит семью.
— Алексей не такой, — мягко сказала Евгения. — Он любит вас обеих. Просто не знает, как угодить одновременно.
Нина Петровна закрыла альбом:
— Не нужно никому угождать. Нужно просто жить. Я, кажется, только сейчас это поняла.
— Куда ты пропала вчера? — спросил Алексей, когда Евгения вернулась домой. — Я волновался.
— Была у твоей мамы, — она сбросила туфли и прошла на кухню. — Мы разговаривали.
— О чём?
— О жизни. О нас. О даче, — Евгения достала из холодильника бутылку воды. — Знаешь, по-моему, мы с ней наконец нашли общий язык.
Алексей недоверчиво покачал головой:
— Вы? Общий язык? О чём вы могли договориться?
— О том, что каждый имеет право на собственные решения, — она пристально посмотрела на мужа. — И о том, что пора бы тебе перестать быть мальчиком на побегушках между мамой и женой. Решай, Лёша. Чего ты хочешь на самом деле?
Он растерянно заморгал, явно не готовый к такой прямой постановке вопроса.
— Я… Мне нужно подумать.
— Думай, — Евгения мягко улыбнулась. — А я пока соберу вещи для поездки на дачу. В эти выходные мы едем туда последний раз. Будем прощаться с прошлым.
Алексей смотрел на неё так, словно видел впервые. В его взгляде читалось удивление, смешанное с восхищением:
— Ты изменилась.
— Нет, просто перестала бояться. И твоя мама, кстати, тоже.
— Моя мама? Перестала бояться? — Алексей рассмеялся. — Не верю.
— Поверишь, когда сам увидишь.
Двухчасовая дорога до дачи прошла в необычном для них молчании. Но это не было тягостное молчание обиды или усталости. Скорее, тишина предвкушения перед чем-то важным.
Алексей вёл машину, и Евгения отметила про себя, как уверенно он держал руль. Обычно в дачных поездках роль водителя доставалась ей, потому что муж слишком нервничал за рулём. Сегодня же он сам предложил сесть за руль.
— Я давно хотел тебе кое-что сказать, — произнёс Алексей, когда они проезжали мимо поворота на соседнюю деревню. — Помнишь, ты спрашивала, почему я согласился на переезд в Казань?
— Помню.
— Дело в том, что мне давно предлагали эту работу. Ещё полгода назад.
— И ты молчал? — удивилась Евгения.
— Не знал, как сказать. Боялся, что ты откажешься переезжать из-за своей карьеры. А потом узнал, что и тебе предложили вакансию там же… Как будто сама судьба даёт нам знак.
Евгения повернулась к мужу, внимательно изучая его профиль. Сколько ещё она о нём не знала? И сколько он скрывал от неё из страха конфликта?
— Лёш, пообещай мне одну вещь.
— Какую?
— Что больше не будешь бояться говорить мне правду. Даже если думаешь, что она мне не понравится.
Он бросил на неё быстрый взгляд, полный признательности:
— Обещаю.
Дача встретила их запахом влажной земли и цветущей сирени. Нина Петровна уже хлопотала на кухне, когда они приехали.
— А, вот и вы! — она вышла на крыльцо, вытирая руки о фартук. — Как раз вовремя. Женя, поможешь мне с салатами?
Впервые свекровь обратилась к ней не «Женечка» или «солнышко», а просто «Женя». Это было почти признанием равенства.
День прошёл на удивление легко. Они с Ниной Петровной вместе готовили обед, и свекровь, вопреки обыкновению, не делала замечаний. Алексей выглядел озадаченным новой динамикой их отношений, но явно наслаждался отсутствием напряжения. Гости — соседи, друзья семьи — прибывали один за другим, и скоро терраса наполнилась гулом голосов.
После обеда, когда все разбрелись по саду с чашками чая, Нина Петровна попросила внимания.
— Друзья мои, — начала она, и все замолчали. — Я хочу сообщить важную новость. Этим летом наши традиционные встречи будут приостановлены.
По толпе пробежал шепоток удивления.
— Я решила, что пора заняться собой. Записалась на курсы дизайна, йогу и латиноамериканские танцы, — она выпрямила спину и вздёрнула подбородок, словно ожидая возражений.
— Давно пора, Ниночка! — воскликнула её подруга Вера. — В нашем возрасте нельзя сидеть на месте. Вон моя сестра после шестидесяти в художественную школу пошла, теперь выставки устраивает.
— А как же дача? — поинтересовался кто-то.
— Дача никуда не денется, — ответила Нина Петровна и бросила быстрый взгляд на Евгению. — К тому же у меня есть ещё одна новость. Алёша с Женей переезжают. В Казань. На повышение.
Евгения едва не выронила чашку. Она вопросительно посмотрела на мужа. Тот кивнул, слегка смущаясь.
— Да, нам предложили руководство новым проектом, — сказал он. — Мы подумали и решились.
— Верно говорят: хочешь быть счастливым — будь им, — философски заметила свекровь. — А теперь, кому ещё чаю?
Тётушка Зоя, сидевшая рядом с Евгенией, наклонилась к ней и прошептала:
— Что с ней произошло? Заболела?
— Нет, — улыбнулась Евгения. — Выздоровела.
Позже, когда гости разъехались, они втроём сидели на террасе. Сумерки окутывали сад, где-то вдалеке пела ночная птица.
— Когда ты успел всё решить? — тихо спросила Евгения мужа.
— Вчера позвонил в офис, уточнил условия. Потом маме, — он пожал плечами. — Она сказала, что поддержит любое моё решение. Впервые в жизни.
Нина Петровна хмыкнула:
— Не преувеличивай, Алёша. Просто наконец-то понял, что пора самому строить свою жизнь, а не ждать указаний. И то хлеб.
Евгения смотрела на свекровь с уважением. За одну ночь та совершила немыслимое — отпустила сына. Возможно, впервые поставила его счастье выше собственного комфорта.
— Вы будете приезжать в гости? — спросила Нина Петровна, глядя куда-то поверх их голов, в сгущающиеся сумерки. — В Казани, говорят, прекрасная набережная.
— Обязательно, — улыбнулась Евгения. — И вы к нам. Будем создавать новые традиции. Вместе.
Свекровь медленно кивнула, и в её глазах блеснули слёзы — впервые на памяти Евгении.
— Я тут подумала, — Нина Петровна выпрямилась, стряхивая мимолётную слабость, — может, вы забрали бы с собой сервиз? Тот, что с золотой каймой. Он ведь от моей бабушки, семейная реликвия… Должен остаться в семье.
— Спасибо, — растроганно ответила Евгения, понимая значимость этого жеста. Сервиз был любимым сокровищем свекрови, почти символом её статуса. — Мы будем беречь его.
— И ещё альбомы. С фотографиями Алёши в детстве. Я сделала копии, конечно, но оригиналы должны быть у вас.
Алексей сжал мамину руку:
— Спасибо, мам.
— Да ладно, — она отвернулась, но было видно, как дрожат её губы. — Всё равно пылятся на полке без дела. А у вас дети пойдут, будет интересно посмотреть на папу в их возрасте.
— Дети? — Алексей переглянулся с Евгенией. — Мы пока не планировали…
— Значит, будет время подумать, — отрезала Нина Петровна своим фирменным тоном, но тут же смягчилась: — Без спешки, конечно. Сначала обустройтесь на новом месте…
В её голосе Евгения услышала непривычные нотки — не напор и контроль, а заботу и поддержку. Возможно, Нина Петровна всегда хотела быть такой, просто не знала, как.
Чуть позже, когда они укладывали вещи в машину, Алексей обнял жену сзади и прошептал:
— Не знаю, что ты сказала маме, но… спасибо. Я как будто впервые в жизни начал дышать полной грудью.
Евгения повернулась к нему. В сумерках его лицо казалось помолодевшим, черты разгладились, исчезло вечное напряжение между бровями.
— Я просто напомнила, что любовь — это не контроль, а свобода, — она поцеловала его в щёку. — И что иногда нужно отпустить, чтобы удержать.
Они уехали на следующее утро. Нина Петровна стояла на крыльце, прямая и гордая, и махала им вслед. Евгения смотрела в зеркало заднего вида, пока фигура свекрови не превратилась в крошечную точку.
— Знаешь, я думаю купить ей билет на самолёт на новоселье, — сказала она мужу. — Пусть приедет, когда мы обустроимся.
— Она не примет, — покачал головой Алексей. — Слишком гордая.
— Примет, — уверенно ответила Евгения. — Потому что поймёт: это не подачка, а приглашение в нашу новую жизнь. На равных.
Дорога серой лентой стелилась перед ними, открывая путь к будущему, которое они наконец решились строить сами.
Казань встретила их солнцем и прохладным ветром с Волги. Их квартира, снятая через агентство, оказалась просторной и светлой, с видом на старый город. В первые же выходные они отправились на экскурсию — знакомиться со своим новым домом.
— Смотри, какая красота, — Евгения любовалась башней Сююмбике, возвышающейся над кремлёвским ансамблем. — Как в сказке.
— Давай сфотографируемся, — предложил Алексей. — Отправим маме.
Он попросил проходящего мимо туриста сделать их снимок. На фотографии они вышли счастливыми и непривычно расслабленными, словно груз многолетних обязательств наконец упал с их плеч.
— Отличный кадр, — Алексей отправил снимок Нине Петровне.
Ответ пришёл почти мгновенно: «Выглядите прекрасно. Я записалась на танго, представляете? В паре с Аркадием Семёновичем из соседнего подъезда. Кто бы мог подумать, что в 64 жизнь только начинается».
Они рассмеялись, читая сообщение.
— Мама никогда не перестаёт удивлять, — покачал головой Алексей.
— В этом всё её очарование, — согласилась Евгения.
К вечеру они добрались до набережной. Волга дышала простором и свободой. На закате река стала золотой, и тысячи искорок плясали на её поверхности.
— Красиво, правда? — Евгения прижалась к плечу мужа.
— Очень, — он крепче обнял её. — Знаешь, я всю жизнь жил с ощущением, что должен кому-то что-то. Маме — за то, что она вырастила меня одна. Тебе — за то, что ты выбрала меня. Даже на работе постоянно старался всем угодить… И вот сейчас стою тут, смотрю на эту реку, и впервые чувствую, что никому ничего не должен. Что могу просто быть собой.
— А кто ты? — спросила Евгения с неподдельным интересом. — Настоящий ты?
Алексей задумался:
— Не знаю. Наверное, мне предстоит это выяснить.
— Выясним вместе, — она взяла его за руку. — У нас теперь масса времени.
Каждые выходные они открывали для себя новые уголки города, новые кафе, новые парки. Работа оказалась интересной и перспективной. Коллеги — приветливыми и открытыми. Жизнь постепенно налаживалась, обретая новый ритм и смысл.
Нина Петровна звонила раз в неделю, рассказывала о своих успехах в танцах, о новых друзьях, о ремонте в квартире, который она наконец решилась сделать. В её голосе больше не было той властной ноты, что раньше заставляла Евгению внутренне съёживаться.
— Я освободила антресоли от старых вещей, — сообщила она в один из вечеров. — Три мешка отдала в благотворительный фонд. Оказывается, столько лет копила ненужное…
Эта фраза могла быть и о вещах, и о чём-то большем.
В августе пришло неожиданное сообщение: «Продаю дачу. Нашёлся покупатель, молодая семья с маленькими детьми. Хорошие люди, будут заботиться».
Евгения и Алексей долго смотрели на эти строчки, не зная, что ответить. Дача была символом, якорем, который держал их всех в прошлом. И вот Нина Петровна решилась обрезать последнюю нить.
— Что будем делать? — спросил Алексей. — Может, стоит отговорить её?
— Или поддержать, — предложила Евгения. — Это же её решение. Впервые за долгие годы она делает что-то для себя, а не для сохранения традиций.
В конце сентября Нина Петровна прилетела к ним с визитом. Она привезла коробку с семейными реликвиями, альбомами и документами.
— Это вам на хранение, — сказала она, вручая Евгении старинный медальон. — От моей прабабушки. Передавался по женской линии. Теперь твой.
— Но я не ваша дочь, — растерялась Евгения.
— Ты жена моего сына, — просто ответила Нина Петровна. — Семья.
Вечером, за бокалом вина, свекровь рассказала о своей новой жизни. О том, как после продажи дачи впервые за тридцать лет съездила на море — в Сочи. О том, как танцы помогли ей почувствовать себя моложе. О новых друзьях, с которыми ходит в театр.
— А что насчёт Аркадия Семёновича? — с улыбкой спросила Евгения. — Как у вас с ним?
— Не спеши, — Нина Петровна шутливо погрозила пальцем. — Я только начинаю жить для себя. Рано ещё меня замуж выдавать. Хотя, — она хитро прищурилась, — ухаживает красиво. В прошлую субботу подарил билеты в Большой театр. Сказал, что всегда мечтал увидеть «Лебединое озеро» с хорошей партнёршей.
— Да вы прямо светитесь, Нина Петровна! — восхитился Алексей.
— А почему бы и нет? — она пожала плечами. — Знаешь, сынок, я поняла одну простую вещь. Нельзя жить ради других, даже если это твои дети. Нужно жить ради себя. Только тогда ты сможешь по-настоящему отдавать, а не требовать.
Перед отъездом Нина Петровна обняла Евгению — впервые за все годы их знакомства.
— Спасибо тебе, — шепнула она. — За то, что не побоялась сказать правду. И за то, что любишь моего сына таким, какой он есть.
— А вам спасибо, — так же тихо ответила Евгения, — за то, что научились отпускать.
На обратном пути в аэропорт Нина Петровна нарушила молчание:
— Я тут подумала… Может, вы на Новый год ко мне приедете? Я сделала ремонт, квартиру не узнать. И Аркадий Семёнович обещал приготовить утку по-пекински. У него сын в Китае работает, научил отца готовить.
— С удовольствием, — Алексей бросил быстрый взгляд на жену, та кивнула. — Только на один день, ладно? У нас ещё планы есть.
— Конечно, — легко согласилась Нина Петровна. — Я же понимаю, вы молодые, у вас своя жизнь.
Когда самолёт скрылся в облаках, Алексей обнял жену за плечи:
— Никогда бы не подумал, что такое возможно.
— Что именно?
— Что мы все будем… счастливы.
— Почему бы и нет? — Евгения повторила фразу свекрови и рассмеялась. — Каждый нашёл свой путь. Твоя мама — новые увлечения и, возможно, новую любовь. Мы с тобой — новый город и новую работу. А главное — мы все нашли свободу. От ожиданий, от обязательств, от чувства вины.
— Свобода, — задумчиво произнёс Алексей. — Знаешь, я только сейчас понял, что вся моя жизнь была клеткой. Золотой, уютной, но клеткой. Я сам себя в неё загнал, боясь разочаровать маму. Боясь разочаровать тебя. Всех, кроме себя.
— А сейчас?
— А сейчас я знаю, что никого не разочарую, если буду верен себе. Даже если ошибусь.
Зима в Казани выдалась снежной. Перед Новым годом они летали в Москву, как и обещали. Квартира Нины Петровны действительно преобразилась: вместо тяжёлых портьер и тёмной мебели — светлые стены, современные светильники, яркие акценты в текстиле. Аркадий Семёнович оказался импозантным мужчиной с седыми висками и живыми карими глазами. Он действительно приготовил утку по-пекински, и она была восхитительной.
В январе Евгения узнала, что беременна. Когда первый шок прошёл, они с Алексеем не могли перестать улыбаться.
— Кажется, Казань нам на пользу, — пошутил Алексей, целуя жену.
— Или свобода, — добавила она.
Нина Петровна восприняла новость о внуке с неожиданным спокойствием.
— Замечательно, — сказала она по телефону. — Но учтите, я не собираюсь переезжать к вам и сидеть с ребёнком. Приеду на недельку после родов, помогу освоиться, и всё. У меня своя жизнь, у вас — своя. Будем в гости ездить.
— Даже не знаю, радоваться или огорчаться, — рассмеялся Алексей, когда разговор закончился. — Раньше мама контролировала каждый шаг, а теперь даже с внуком не рвётся сидеть.
— Это и есть здоровые отношения, — Евгения положила руку на пока ещё плоский живот. — Каждый занимается своей жизнью, но при этом мы остаёмся семьёй. Поддерживаем друг друга, но не контролируем.
— Знаешь, — задумчиво произнёс Алексей, — я тут думал о даче…
— О маминой? Той, что она продала?
— Нет, о новой. Может, нам стоит присмотреть что-нибудь здесь, в пригороде? Небольшой участок, домик… Для выходных с ребёнком.
Евгения напряглась:
— Только не говори, что хочешь повторить мамин сценарий.
— Нет, — он рассмеялся. — Никаких обязательных еженедельных посиделок, никаких традиций, которым нельзя изменить. Просто место, где мы могли бы отдыхать от города. Только наша семья.
— Наша семья, — повторила Евгения. — Звучит замечательно. Давай поищем.
В мае, когда живот Евгении уже округлился, они нашли то, что искали — небольшой участок с видом на реку. Домик требовал ремонта, сад — ухода, но в этом была своя прелесть. Возможность создать что-то своё, с нуля.
— Как думаешь, посадим яблони? — спросил Алексей, осматривая участок. — Как в детстве у мамы?
— Посадим, — согласилась Евгения. — Но не потому, что так надо. А потому, что нам нравится.
В июле они узнали, что у них будет сын. Когда встал вопрос об имени, Алексей предложил:
— Может, Виктор? В честь отца.
Евгения удивлённо подняла брови:
— Ты уверен? Твоя мама говорила, что он…
— Он бросил нас, да, — кивнул Алексей. — Но я его почти не помню. Для меня это просто красивое имя. И знаешь… Может, я хочу что-то исправить. Дать этому имени новую историю.
— Виктор, — задумчиво произнесла Евгения. — Победитель. Мне нравится.
В сентябре Нина Петровна прислала неожиданное сообщение: «Аркадий сделал предложение. Что думаете?»
Евгения и Алексей переглянулись.
— Советуется с нами? — удивилась Евгения. — Никогда бы не подумала.
— Думаю, она просто хочет поделиться радостью, — улыбнулся Алексей. — Давай поздравим?
Маленький Виктор родился в октябре — здоровый, крепкий, с пронзительным взглядом тёмных глаз. Нина Петровна, как и обещала, прилетела на неделю. И не одна — с Аркадием Семёновичем.
— Всё-таки решила познакомить его с семьёй, — шепнула она Евгении, когда они остались наедине. — Важно знать, примут ли его мои близкие.
— А свадьба?
— В декабре. Скромная, только для самых близких. Вы приедете?
— Конечно! — Евгения обняла свекровь. — Я так рада за вас.
Вечером, когда ребёнок уснул, а гости ушли в гостиницу, Евгения вышла на балкон. Алексей последовал за ней.
— О чём думаешь? — спросил он, обнимая её сзади.
— О том, как всё изменилось за полтора года. Твоя мама снова выходит замуж. Мы живём в другом городе. У нас родился сын. Кто бы мог подумать?
— И всё началось с того разговора, — задумчиво произнёс Алексей. — Когда ты наконец сказала «нет».
— Когда я перестала бояться быть собой, — поправила Евгения. — И позволила всем остальным тоже быть собой. Твоей маме — быть не только бабушкой и свекровью, но и женщиной, достойной любви. Тебе — быть не только сыном своей матери, но и мужчиной, принимающим решения. Себе — быть не только идеальной невесткой, но и человеком со своими желаниями и границами.
Алексей крепче прижал её к себе:
— Кто бы мог подумать, что свобода делает счастливыми всех?
Ветер с Волги приносил прохладу и запах речной воды. Над городом загорались первые звёзды. Евгения закрыла глаза и глубоко вдохнула. Запах новой жизни, их жизни, которую они наконец-то стали строить сами…
