Блины жарились, как всегда, на автомате — сковородка старая, покрытие сдохло ещё в 2014-м, но менять её Мария не хотела из принципа. У сковородки был характер. В отличие от большинства обитателей этой квартиры.
На кухне было накурено — Мария не курила, но вчера приходила соседка Ира «на пять минут». Ушли в третьем часу ночи, бутылка на двоих, разговоры про мужиков, про ЖКХ, про жизнь, и, конечно, про Ирину — ту самую. Невестку. Мария теперь уже даже имя выговаривала с усилием, будто глотаешь рыбью кость.
— Ну вот и всё, — пробурчала она, скидывая последний блин на тарелку. — С добрым утром, страна, которая не знает, что такое «я устала».
Мария вытерла руки о фартук и вздохнула. Хотелось лечь. Просто лечь и не вставать. Или хотя бы, чтобы тебя кто-нибудь услышал, спросил: «Ты как?» Но нет. Уже пять лет никто не спрашивал.
Телефон зазвонил резко, как в плохом сериале. Мария глянула — Алексей. Старший. У него, как и у отца, интонация деловая даже по телефону.
— Привет, мам. Мы через двадцать минут будем.
— Кто это «мы»? — насторожилась Мария.
— Ну, я, Ирина, девочки. Алиса и Настя. Ты ж дома?
— Лёш, может, ты меня с гостиницей перепутал? — с иронией спросила Мария, сжимая трубку. — Я вообще-то сегодня хотела…
— Мам, ну хватит, правда, — устало отозвался сын. — Мы едем уже. Давай, целуем. И кофе сваргань.
— …Да не подавитесь вы этим кофе, — процедила она, когда телефон уже пикнул и замолчал.
Двадцать минут она потратила на то, чтобы снять со стола крошки, убрать кошкин лоток и надеть нормальный халат, не тот, в котором дырка под мышкой. Хотела накраситься, но плюнула — пусть видят, что мать стареет и болеет. Хоть где-то правда должна быть.
Дверь хлопнула. Вошли они, как штурмовая бригада. Сразу с криками, с пакетами, с громким дыханием, с Ирининым запахом дорогого, но каким-то образом раздражающего парфюма.
— Мамочка, привет! — воскликнула Ирина, заходя, как хозяйка, — Ой, блины? Как ты нас балуешь!
— Я их себе жарила, вообще-то, — сухо сказала Мария. — Но да, теперь это для вас.
— Ой, ну ты как всегда, — махнула рукой Ирина и стала раскладывать пакеты по кухне. — Тут у нас продукты, мы же надолго.
— Что значит «надолго»?
Алексей уже поставил чемодан у стены, снял куртку, сказал:
— На недельку. У нас в квартире ремонт затеяли. Плесень в ванной. Решили, что удобнее у тебя переждать.
— Конечно, удобно, — проговорила Мария. — Особенно вам.
Особенно, когда за всё отвечает мама, а вы даже посчитать нужным не считаете позвонить заранее.
Алиса, старшая, подошла и чмокнула Марию в щеку.
— Бабуль, не ворчи, ладно? Мы скучали. Я вот, правда, соскучилась.
— Ага, — буркнула Мария, но ладонь Алисы всё же пожала.
Настя же сразу уселась за стол, схватила блин и сказала с набитым ртом:
— У тебя интернет работает?
— Да, Настя, работает. Если ты не вырубишь мне его мультиками, как в прошлый раз.
— А что такого-то? — удивилась Ирина, при этом доставая крем из сумки и ловко мазав руки. — Мультики же — это святое.
— Да, особенно в три часа ночи. С наушниками, конечно.
Сын как будто не слышал ничего. Уже потянулся за блинами:
— Мам, ты как всегда, богиня кухни. Обожаю твои блины. Мы дома.
Мария посмотрела на сына. На его волосы, слегка седые у висков. На руки, ставшие такими же, как у отца. Сын, ставший взрослым, стал почти чужим. И эта фраза — «мы дома» — звучала, как пощёчина.
Я — это дом, а вы — гости, которым кажется, что всё по праву.
Она пошла в ванную. Заперлась. Включила воду. Села на край ванны и зарыдала. Тихо, коротко, но искренне.
Вечером был спектакль. Мария купила билет заранее, думала, сходит одна — комедия, известная актриса, костюмы, давно мечтала.
— Мам, ты серьёзно? — подняла бровь Ирина, увидев её в пальто. — Прямо сейчас?
— Да, серьёзно.
— Ну мы тут одни остаёмся? Без еды? Без присмотра?
— Вы взрослые люди, — Мария натянуто улыбнулась. — Или вы сюда со справкой приехали?
Алексей вставил:
— Мам, подожди. Мы думали, ты с нами посидишь. Блины твои съели — это был завтрак. А ужин?
— Тот, кто ест, тот и готовит, — спокойно сказала Мария. — Ключи у вас есть. Я скоро буду.
Она вышла. На лестнице подержалась за перила — голова кружилась. Вечером она не пошла в театр. Просто спустилась во двор, села на лавку и сидела. Часа два. Никому не нужна. Даже себе.
Утром она проснулась с температурой. Ломило спину, крутило ноги. Никто не заметил. Все ели хлопья и хихикали.
— Мам, у нас к тебе просьба, — начала Ирина за завтраком. — Ты бы не могла с Настей посидеть с понедельника? Мы с Алексеем в офисе, Алиса в школе…
— Я болею, — тихо сказала Мария. — Мне плохо.
— Ну, знаешь, нам всем сейчас не сахар, — фыркнула Ирина. — Кто ж теперь здоров?
Алексей даже не поднял глаз от телефона. Только кивнул:
— Потерпи немного. Помоги.
Мария встала. Подошла к окну. Смотрела на дерево во дворе. Грязное, кривое. И вдруг поняла: хватит. Довольно. Всё.
— Я не нянька, не бесплатная прачка и не государственное учреждение социальной помощи. Я человек. Понятно?
— Мам, ты чего? — растерянно спросил Алексей.
Мария резко повернулась:
— Я ухожу. Уезжаю. И не спрашивайте — куда. Хотите жить в этой квартире — живите. Но без меня.
И пошла собирать чемодан. Наконец-то — для себя.
Чемодан был старый, ещё их с Володей, с отдыха в Сочи. Колёса скрипели, молния заедала, но Мария тащила его, как флаг. По квартире — словно по полю боя. Из комнаты в комнату, не отвечая на аханья и вопросы.
— Мама, ну ты что, всерьёз? — Алексей бежал следом, в одних носках, с мятой футболкой и ошарашенным лицом.
— Всерьёз, — отрезала Мария. — Я тебя родила, вырастила и даже блины тебе напекла. Этого достаточно для одного жизненного цикла.
— Ты же заболела! — возразила Ирина. — Куда ты поедешь с температурой?
— Не волнуйся. В аду теплее, чем у вас в кухне.
Она закрыла чемодан резким движением, как гроб. Посмотрела на Ирину. Та стояла с кружкой кофе — с тем самым, сваренным Марией по привычке. На автомате.
— Ты, между прочим, могла бы спросить, как я себя чувствую.
— Так я спросила… вроде, — пробормотала Ирина. — Вчера.
— Между «вроде» и «по-настоящему» — пропасть, Ирина. Такая же, как между «семья» и «удобный бытовой ресурс».
Сын молчал. Он впервые не знал, что сказать. И это было даже приятно — видеть, как у него, адвоката, нет заготовленной речи.
— Ты куда хоть собралась? — сдался он.
— В санаторий, — отрезала Мария. — Мне путёвку ещё в январе дали. От поликлиники. Но я всё откладывала. Потому что вы, видите ли, «всегда заняты». А теперь решила: хватит. Пусть занятые люди побудут сами с собой. Без тех, кто всегда прикроет.
— Мы бы сели, поговорили, — попытался ещё раз Алексей. — Всё как-то резко…
— Резко? Это ты ещё мягкий вариант видишь. Я могла бы вызвать грузчиков и передать тебе ключи через участкового.
Она натянула пальто. Подошла к зеркалу в коридоре. Посмотрела на себя. Удивилась — лицо было серым, уставшим, но не жалким. Напротив — даже решительным.
Дети выползли из комнаты, Настя зевала, Алиса уткнулась в телефон.
— Бабуль, ты правда уезжаешь?
— Да, милая.
— А блины будут?
Мария усмехнулась. Настоящее. Впервые за много месяцев.
— Когда начнёшь печь сама — будут. Я тебя научу, если захочешь. Но не здесь. У себя.
Она вышла, оставив чемодан у двери. Возвращаться не пришлось: Алексей выбежал первым и подал его. Молча. Даже не смотрел в глаза.
Две недели она провела в подмосковном санатории. Без телефона. Без кухни. Без слов «мам, ты бы…». Просто гуляла, дышала, ела, спала. Удивительно, но за первые три дня прошла температура. Оказалось, тело выздоравливает, если его не нагружают чьими-то чужими жизнями.
На шестой день ей позвонил Алексей. Сначала писала Ирина — сухо, официально: «Ключ оставили у консьержки. Мы съехали. Спасибо за гостеприимство».
Потом уже сын:
— Мам… Прости нас. Мы, наверное… Ну ты поняла. Без тебя — как без фундамента. Всё трещит.
— Трещит — значит, не на том строили, — спокойно ответила Мария.
Он молчал. А потом сказал:
— Мы хотим в гости. Но по-настоящему. Без пакетов, без чемоданов. С вином и без требований.
— Посмотрим, — сказала она. — Мне тут только-только воздух понравился.
Вернувшись домой, Мария сняла фартук. Повесила его в шкаф, глубоко, за зимние пальто. На кухне стоял пакет от Алисы — нарисованный вручную: «Для бабули». Внутри были чай, открытка и шоколад.
Она поставила чайник. И впервые — не на автомате. А для себя. Только для себя.
Вернулась она как генерал после долгой кампании. Только без фанфар, но с ясными глазами. В сумке не было ни варенья, ни пижам для гостей, ни баночек с домашними заготовками. Только пару новых книг, крем для лица, халат и листок с распорядком процедур из санатория — он ей теперь нравился, как магический свиток.
Мария вошла в квартиру и первым делом сняла с вешалки свой фартук. Повертела в руках — как чужую вещь.
— Больше не понадобится, — сказала она вслух. И аккуратно сложила на верхнюю полку. Пусть лежит. Для архива.
В доме было тихо. Алексей со своей семьёй действительно съехали — об этом напоминала только ваза с фисташками (Ирина их обожала) и магнитик с морем на холодильнике, прикрывающий список «что купить к ужину».
На пятый день тишины позвонили в дверь.
Открыла — на пороге стоял Алексей с двумя пакетами, а позади него — Алиса и Настя. Ирина, как заметила Мария, отсутствовала. И было от этого… спокойно.
— Можно? — с сомнением спросил сын.
— Вы с проверкой или с визитом? — приподняла бровь Мария.
— Мы к тебе. Посидеть. Просто. По-человечески, — сказал он тихо, будто боялся вспугнуть.
Мария посторонилась. Не улыбаясь, но и не захлопнув дверь. Вошли, сняли обувь, аккуратно — как в музее.
— Я купил твои любимые вафли, с шоколадом. И Алиса принесла чай — из трав. Настя, как видишь, снова голодная. Так что, если вдруг найдётся…
— Если найдётся, сами найдёте. Холодильник — он же не инопланетный объект.
Настя прыснула. Алиса улыбнулась виновато.
— Мы сами. Обещаем. Только расскажи, как ты там… — подсела ближе Алиса.
Мария поставила чайник. Не из чувства долга — просто захотелось.
— Хорошо было. Я впервые спала без будильника. Встала — и не думала, кто голодный, кто проспал. Представляешь?
— С трудом, — хмыкнул Алексей.
— Вот. А теперь слушайте: у меня тут новые правила.
Она налила чай, не прерывая монолога:
— Первое. Без звонка — не приходить. Даже если вы внизу с тортом и виноватым лицом. Второе. Я не обязана быть «на подхвате». Я не диспетчер. Не няня. Не бэк-офис. Я — Мария. И у меня теперь три дела: жить, отдыхать и радоваться.
— А блины? — подал голос Настя с щенячьей надеждой.
— По воскресеньям. Если вы приедете с уже вымытой посудой.
— Это как?
— Купите свою и привезёте. Или помоете внизу. Я теперь тут не кухонный заложник.
Они смеялись. Не из вежливости — по-настоящему. Потому что впервые за много лет мать говорила не как ресурс, а как женщина.
Вечером, когда гости ушли, она закрыла дверь, не с облегчением, а с ровным теплом. Как человек, который всё поставил на место.
На следующий день в дверь позвонили снова. На пороге — Ирина. С сумкой, в пальто и с напряжённым лицом.
— Нам нужно поговорить, — произнесла она, опуская глаза.
— Только не здесь, — спокойно ответила Мария. — Здесь теперь живу я. А выяснять отношения — это в кафе. Или в суде. Ты ж любишь всё официальное.
— Мария Ивановна… — начала Ирина, но Мария подняла руку:
— Подумай пока. А я пока поживу. Попробую не быть удобной. А быть живой.
Она захлопнула дверь. Мягко, но с точкой.
Вечером Алиса написала в мессенджер:
«Бабуль, ты теперь как принцесса. Только без замка. Мы гордимся тобой».
Мария улыбнулась. И поставила на подоконник маленький кактус. Он был упрямый, как и она. И колючий — по делу.
