Ася стояла у мангала, ковыряя угли длинными щипцами, будто пыталась достать ими что-то из глубин собственной души. Лицо её, покрытое нежным загаром, сосредоточилось в какой-то упрямой, почти детской обиде. Она не поворачивалась к Валентине Петровне, словно признавая поражение заранее.
— Да что ты, Асенька, — свекровь метнулась к накрытому столу, ловко перехватывая салатницу из рук мужа Асиного брата. — Мы сами не ожидали, что так получится. Витя с Геной случайно встретились в маршрутке, разговорились. Не могли же мы не пригласить. Ты сама всегда говоришь — семья.
Асина рука вцепилась в щипцы так, что побелели костяшки.
— Но вы же знаете, что я… — голос её дрогнул, — не люблю сюрпризы.
Дача подрагивала от гула голосов. Всё смешалось — запах мяса, звон посуды, детский визг с качелей, хохот из беседки, где Гена, Асин свёкор, уже разливал привезённую самогонку по граненым стаканам.
Восемнадцать человек. Она насчитала восемнадцать человек, из которых половину видела впервые в жизни. И всё это когда она планировала спокойный день с мужем, тихие посиделки только со свёкрами, чтобы наконец сказать им…
— Мы ничего не испортили, милая, — прощебетала Валентина Петровна. — Ты же сама такая гостеприимная.
— Конечно, — с нажимом произнесла Ася. — Вы даже не представляете, насколько.
Она чувствовала, как муж смотрит на неё из-под навеса, где устроился с братьями. Павел сидел, склонив голову, с видом виноватой дворняги. Он знал. Всё знал и молчал.
— Где мясо? — раздался зычный голос Гены Петровича. — Давайте уже начинать, холера ясная! Бабы, не томите!
Ася вздохнула и, не глядя на свекровь, швырнула первую партию шашлыка на решётку. Мясо зашипело, и Асе почудилось, что это шипят её планы, её тщательно продуманный сценарий на этот день.
Неделю назад Ася сидела в своём маленьком кабинете и мысленно репетировала предстоящий разговор. Она знала: случайных слов быть не должно. Каждое выверено, каждое имеет вес. У Валентины Петровны абсолютный слух на интонации.
— Павел, — позвала она мужа, который сосредоточенно пилил доску на балконе. — Иди сюда.
Муж вошёл, отряхивая опилки с рукавов. Был он высокий, нескладный, со спутанными волосами цвета соломы. Но глаза — васильковые, чистые — смотрели всегда внимательно и с любовью.
— Чего тебе, Асюнь? — он склонился над её столом.
— Я хочу позвать твоих родителей на шашлыки. На дачу. В субботу.
— Шашлыки? — он удивленно поднял брови. — Ты же говорила, что тебе нужно время. Что нельзя торопиться.
— Я подумала, — она выпрямилась, — это будет правильно. Сначала поговорить с ними, потом уже со всеми. И я хочу, чтобы ты был рядом.
— Ты уверена? — Павел присел на краешек стула. — Мама… ну, ты знаешь. Она может неправильно отреагировать.
— А как ей ещё реагировать? — Ася усмехнулась. — Я не прошу твоего разрешения, Паш. Я просто ставлю в известность. Мы позовём их, и я всё скажу.
Павел кивнул, хотя было видно, что идея ему не нравится. Он мялся, теребил завязки на рабочем фартуке.
— Я поддержу, что бы ты ни решила, — наконец произнёс он. — Только…
— Что? — насторожилась Ася.
— Не злись на маму, хорошо? Она по-своему желает всем добра.
Ася промолчала, уставившись в стену. Желание добра — это не индульгенция для вмешательства в чужую жизнь.
— Асенька, золотце, — Валентина Петровна прижала к груди очередную салфетку, которую складывала в замысловатую фигуру, — я так рада, что ты нас пригласила! Мы с отцом уже думали, что вы от нас отдалились.
— Да с чего бы? — Ася дёрнула плечом, пытаясь одновременно следить за мясом и резать лук для следующей партии.
— Ну, как же… Ты всё время занята, Павлуша на работе пропадает. Я звоню-звоню, а тебя всё нет дома.
Ася вздохнула. Где-то в её голове щёлкнул переключатель, и она вдруг отчётливо осознала, что вся эта ситуация — с нагрянувшей толпой родственников — не случайность. Это всё она, Валентина Петровна. Она ведь никогда не умела слушать. Всегда думала, что знает лучше, что нужно другим.
— Павел! — позвала Ася, и муж тут же вскинул голову, как часовой на посту. — Помоги мне с мясом, пожалуйста.
Он моментально оказался рядом, по пути ловко увернувшись от своего племянника, носившегося со спиннингом наперевес.
— Ты как? — тихо спросил он, когда они оказались у мангала.
— А как ты думаешь? — процедила Ася сквозь зубы. — Твоя мама специально всё это устроила. Чтобы мы ничего не смогли ей сказать.
— Ты преувеличиваешь, — Павел помешал угли. — Она просто… общительная.
— Она просто контролирует всё вокруг, — Ася ткнула пальцем в сторону свёкра, который уже обнимал какого-то незнакомого мужчину, видимо, дальнего родственника. — И ты это знаешь. Я же говорила — только они, никого больше.
Павел виновато опустил плечи:
— Я не знал, что она успела всех обзвонить. Честное слово.
Утро того субботнего дня началось с телефонного звонка. Ася, разморенная сном, тянулась к телефону, мечтая швырнуть его в стену. Но увидев на экране имя Валентины Петровны, заставила себя ответить как можно бодрее:
— Доброе утро, мама.
— Асюша! — голос свекрови звенел от возбуждения. — Мы уже собираемся! Гена так рад, что ты нас пригласила! Он даже наливочку свою особую достал, ту самую, из райских яблочек! И мы привезём всё, что нужно, не переживай!
— Я всё купила, — перебила её Ася. — Мясо замариновала с вечера. Вы приезжайте часам к двенадцати, хорошо?
— Деточка, мы, конечно же, поможем! Я уже салатики нарезала — оливье и «Шубу». Гена шашлык умеет готовить, у него особый рецепт маринада…
— Мама, — Ася выдохнула, с усилием сдерживая раздражение, — я уже всё сделала. Просто приезжайте к двенадцати.
— Хорошо-хорошо, — заворковала Валентина Петровна. — Только ты не беспокойся, мы всё доделаем. Ты такая хрупкая, тебе нельзя перенапрягаться.
Когда она отключилась, Ася долго смотрела на потолок. Хрупкая… Забавно. Валентина Петровна до сих пор видела в ней девочку, которую вечно нужно опекать.
— Она даже не слушает, — проговорила Ася в пустоту. — Просто не слышит, что я говорю.
Павел, возившийся в ванной, высунул голову:
— Кто не слушает?
— Твоя мама. Она привезёт салаты, наливку и Бог знает что ещё, хотя я сказала, что всё готово.
Муж вышел, вытирая руки полотенцем:
— Ну, это же мама. Она всегда так.
— В том-то и дело, — Ася села на кровати. — Всегда. И сколько это будет продолжаться? Сегодня я должна ей рассказать, Паш. Я больше не могу держать это в себе.
Он сел рядом, обняв её за плечи:
— Мы расскажем, Ась. Что бы ни случилось — я с тобой.
К четырём часам дня все гости расселись за длинным столом, сколоченным из досок и поваленных бревен. Ася машинально подсчитала количество салатов — девять, все принесённые родственниками. Её собственный зелёный салат с кедровыми орешками и апельсинами сиротливо стоял с краю, почти нетронутый.
— Налейте девочке вина! — громко скомандовала какая-то пожилая женщина, которую Ася смутно помнила с собственной свадьбы. — Чё она, как неродная!
— Я не пью, спасибо, — отрезала Ася.
— Нашла время трезветь! — рассмеялся Гена Петрович, опрокидывая в себя третий стакан самогона. — Эй, Павел, твоя жена чего такая нелюдимая сегодня? Обидел, что ли?
Павел выдавил улыбку и покачал головой:
— Просто устала, пап. Готовила много.
— Ха! — гаркнул Гена Петрович. — Это у неё в крови, видать. Все эти, как их… — он пощёлкал пальцами, ища слово, — узбеки, они трудолюбивые!
— Я не узбечка, — тихо сказала Ася. — Я наполовину таджичка, наполовину русская.
— А мне один хрен! — расхохотался свёкор, хлопнув себя по коленям. — Всё едино — наше, советское! За это и выпьем!
Ася почувствовала, как её захлестывает волна бешенства. Вот так всегда. Никто не слушает, никто не слышит. Восемнадцать человек, и каждый тянет одеяло на себя.
— Асенька, — Валентина Петровна подлетела к ней с тарелкой жареного мяса, — ты чего не ешь? Совсем исхудала. Такая была пышечка, когда замуж выходила, а теперь что? Кожа да кости!
Ася сжала зубы:
— Мне нельзя жирное.
— Да полно тебе! — отмахнулась свекровь. — Это же шашлык! Один раз в жизни можно и оторваться! Вот Павлуша мой — он ест всё, и ничего. Молодые вы ещё, чтобы на диетах сидеть.
— Валя, — Гена Петрович нетвёрдо поднялся из-за стола, — оставь ты девку в покое! Видишь — не хочет! Может, она эта… как их… вегетарианка!
— Не вегетарианка я, — процедила Ася, чувствуя, как Павел под столом сжимает её ладонь. — Просто в моём положении…
— В каком таком положении? — мгновенно среагировала Валентина Петровна, ставя тарелку на стол.
Стало тихо. Даже дети, носившиеся среди деревьев, словно почуяли напряжение и замерли поодаль.
— Мама, — Павел встал, — мы хотели сегодня вам рассказать…
— Чего рассказать? — подозрительно прищурился Гена Петрович.
Ася встала рядом с мужем:
— Мы решили усыновить ребёнка. Не здесь, из Таджикистана. Моя двоюродная сестра погибла месяц назад вместе с мужем. У них остался мальчик, два года. Его хотят отдать в детский дом, но у нас есть возможность забрать его к себе.
Лицо Валентины Петровны медленно менялось, теряя благодушное выражение.
— Усыновить? — переспросила она. — Чужого ребёнка?
— Он не чужой, — твёрдо сказала Ася. — Он мой родственник.
— Но зачем? — Валентина Петровна всплеснула руками. — Если уж вы детей захотели, так заведите своих! У вас ещё всё впереди!
Ася скрестила руки на груди, ища опору в словах, которые репетировала целую неделю:
— У нас не может быть своих детей. И вы это знаете.
Валентина Петровна замолчала, гости за столом застыли. Кто-то сделал вид, что очень заинтересован узором на скатерти.
— Вот вырастет узбек в семье, — громко сказал вдруг Гена Петрович, — а чего потом? Своим внуком называть, что ли?
— Он таджик, — Ася чувствовала, как голос предательски дрожит. — И да, он будет вашим внуком. Если, конечно, вы этого захотите.
Снова повисла тишина, прерываемая только далёким детским смехом и звоном стаканов, которые составляла в стопку какая-то незнакомая Асе женщина.
— Я против, — отрезала вдруг Валентина Петровна. — Вы молодые, вам ещё лечиться надо. А не хватать первого попавшегося ребёнка!
— Он не первый попавшийся, — Ася сделала шаг вперёд. — Он сын моей двоюродной сестры. И он иди не первый. Мы обдумывали это решение долго.
— И что ж ты раньше молчала? — взвизгнула свекровь. — Мы бы тебе врача нашли, хорошего! У Гены племянница в больнице работает!
— Мама! — Павел поднял руку. — Хватит! Это наше решение. Мы просто ставим вас в известность.
Ася почувствовала, как от этих слов внутри разливается тепло. Её муж, всегда такой мягкий и уступчивый, наконец-то встал на её сторону. Открыто, при всех.
— Значит, вот для чего ты нас позвала, — протянула Валентина Петровна, обращаясь к Асе. — Для этого. А я-то думала… Думала, что наконец-то…
— Валя, — Гена Петрович неловко тронул жену за плечо. — Давай не сейчас.
— А когда? — она обернулась к нему, глаза её покраснели. — Когда они притащат в дом неизвестно кого? Когда будет поздно что-то исправить?
— Мама! — голос Павла стал жёстче. — Это не обсуждается. Мы решили, и точка.
— Значит, решили, — Валентина Петровна поджала губы. — А с нами посоветоваться не хотели.
— Мы и не обязаны, — Ася изо всех сил старалась говорить спокойно. — Мы взрослые люди, живём отдельно. У нас своя жизнь.
— Своя жизнь! — передразнила свекровь. — А как деньги на ремонт занимать, так сразу к нам. Как на море поехать — мама, дай! Как машину купить — папа, дай! А как решение важное принять — так «своя жизнь»!
— Да нет же, — Ася чувствовала, как земля уходит из-под ног, как все её аргументы, такие логичные и убедительные наедине с собой, разбиваются о стену материнского непонимания. — Я просто хотела… Мы хотели… Чтобы вы знали. Чтобы вы были с нами.
Валентина Петровна вдруг обмякла, опустилась на скамейку, и Ася с изумлением увидела, как по её щекам текут слёзы.
— Я столько лет ждала внуков, — тихо произнесла она. — Столько лет… А вы мне — чужого ребёнка.
— Мама, — Павел сел рядом с ней, — он не будет чужим. Он станет нашим.
Ася вышла на улицу, дыша полной грудью. Шашлыки давно остыли, гости разбрелись кто куда. Валентина Петровна сидела в беседке, обхватив голову руками, а рядом с ней — две незнакомые женщины, что-то горячо ей втолковывающие.
Ася направилась к дальнему краю участка, туда, где начинался лес. Она вдруг почувствовала чудовищную усталость — не физическую, а душевную. Как будто что-то внутри растянули до предела и отпустили.
— Ася!
Она обернулась. К ней быстрым шагом приближался Павел.
— Не уходи, — он догнал её и взял за руку. — Не сейчас.
— Я просто подышать, — она отвела глаза. — Твоя мама… Она никогда не примет. Ты это понимаешь?
Павел вздохнул:
— Примет. Дай ей время. У неё свои мечты были. Для неё это как предательство.
— Предательство? — Ася горько усмехнулась. — Ты видел их всех? Эту цирковую труппу, которую она притащила, чтобы мы не смогли нормально поговорить? А ты говоришь — предательство!
— Она не специально, — Павел прижал её к себе. — Она просто не знала, о чём мы хотим поговорить.
— Она никогда не знает, но всегда вмешивается, — Ася почувствовала, как к горлу подступает ком. — И всегда будет вмешиваться. В наши решения, в наш выбор, в нашу семью.
— Не будет, — внезапно твёрдо сказал Павел. — Я с ней поговорю. Серьёзно поговорю, раз и навсегда.
Ася подняла голову и увидела в его глазах тот же упрямый блеск, что и у неё самой, когда она принимала решение усыновить племянника.
— Она никогда не перестанет считать меня чужой, — тихо сказала Ася. — Иностранкой. Не своей.
— Это её проблемы, — Павел коснулся её щеки. — Ты — моя жена. Ты — моя семья. А остальное…
Из-за деревьев вдруг появилась Валентина Петровна. Она шла медленно, неуверенно, как будто ноги плохо её слушались.
— Ася, — позвала она, и голос её звучал неузнаваемо. — Ася, подожди.
Ася сжала руку мужа и повернулась к свекрови.
— Да, мама?
Валентина Петровна остановилась в нескольких шагах, и Ася вдруг увидела, как постарела эта женщина. Как избороздили морщины её лицо, как поникли плечи.
— Я должна спросить, — свекровь запнулась. — Этот мальчик… Он какой?
— В каком смысле? — не поняла Ася.
— Ну, — Валентина Петровна замялась. — Как он выглядит? Есть у тебя фотография?
Ася медленно вытащила телефон из кармана, нашла нужную фотографию и протянула свекрови. На экране улыбался смуглый мальчуган с раскосыми глазами и непослушным вихром на макушке.
Валентина Петровна долго смотрела на фото, не говоря ни слова. Затем медленно подняла глаза:
— Он похож на тебя, — тихо сказала она. — Такие же глаза.
Ася моргнула от неожиданности:
— Он сын моей двоюродной сестры. Возможно, есть что-то общее.
— Как его зовут? — спросила свекровь, всё ещё глядя на экран.
— Рустам, — ответила Ася. — Но мы будем называть его Русланом. Чтобы ему было легче.
Валентина Петровна кивнула, будто соглашаясь с чем-то:
— Хорошее имя. Крепкое.
Она вернула телефон, и вдруг, к изумлению Аси, взяла её за руку:
— Ты прости меня, — голос её дрогнул. — Я не со зла. Я просто… боюсь. За вас боюсь. За него. Всё ли у вас получится?
Ася почувствовала, как что-то внутри неё дрогнуло, надломилось, треснуло, словно лёд на весенней реке.
— Мама, — она впервые произнесла это слово без внутреннего сопротивления, — мы справимся. С вашей помощью — обязательно справимся.
Валентина Петровна всхлипнула и вдруг обняла её — крепко, по-матерински, как никогда раньше.
— Я помогу, — горячо зашептала она. — Всем, чем смогу. И Гена тоже. Он отойдёт, вот увидишь.
Ася стояла, обнимая свекровь, и чувствовала, как напряжение последних месяцев медленно отпускает. Не всё решилось, конечно. Не всё так просто. Но начало положено.
— Идёмте в дом, — Валентина Петровна отстранилась, утирая слёзы. — Все эти… родственники, я их отправлю по домам. И мы посидим с вами, поговорим. Спокойно, по-семейному. Как вы хотели.
Ася кивнула, чувствуя, как Павел сжимает её руку. Над лесом сгущались сумерки, в окнах дачи загорался свет, а в голове пульсировала одна мысль: «Я же только вас на шашлыки звала…»
Но эта мысль уже не вызывала ни раздражения, ни злости. Просто констатация того, как непредсказуема жизнь. И как из самых неожиданных поворотов рождается порой что-то новое и важное.
— Знаешь, — вдруг сказала Валентина Петровна, обращаясь к Асе, когда они втроём направились к дому, — я ведь тоже не сразу нашла язык со своей свекровью. Думала, никогда не поймём друг друга. А потом она мне сказала: «Валя, не всё в жизни идёт по плану. И это к лучшему». Я тогда не поняла. А теперь, кажется, начинаю понимать.
Ася улыбнулась, впервые за весь день. Быть может, и вправду — к лучшему.
