— Беременность прервешь, — сказала свекровь, — я тебя на прием уже записала. Ты мне потом еще спасибо скажешь за то, что мучиться не пришлось!
— У сестры моей заболевание генетическое, — опустив голову, признался мне муж, — прости, Лен, но я боялся тебе рассказать. Если у нас родится дочь, то она, с большей долей вероятности, будет такой же, как Зоя… Я ведь носитель «кривого» гена, Лен.
Я стояла в ванной и таращилась на себя в зеркало. В руках я держала заветный тест. Две полоски. Я не знала, радоваться или бояться. С одной стороны, ребенок… Это же счастье! С другой… Я вроде бы как еще не готова, у меня столько планов, столько дел.
Ошибки быть не могло, третий тест уж точно не врал — я беременна.
Сказала об этом мужу вечером. Максим, как обычно, сидел за компьютером, увлеченно что-то печатая.
— Макс, — тихо позвала я.
Он оторвался от экрана, посмотрел на меня.
— Что случилось?
— Я… беременна, — выпалила я на одном дыхании.
Лицо Максима изменилось. Он перестал улыбаться, глаза расширились от удивления.
— Беременна? — переспросил он.
Я кивнула, протянула ему тест. Он взял его в руки, долго рассматривал, а потом улыбнулся. Широко, искренне, от души.
— Ты серьезно? — спросил он, — мы станем родителями?
Я снова кивнула. Максим вскочил со стула, подбежал ко мне, обнял крепко-крепко.
— Я так рад! — воскликнул он, — ты не представляешь, как я рад!
Я даже удивилась. Максим никогда раньше не заводил разговоров о детях. Мне казалось, что он вообще чадолюбием не отличается.
— Правда рад? — спросила я, с сомнением глядя на него.
— Конечно, рад! — заверил он меня, — я всегда хотел ребенка, просто не знал, как тебе сказать.
Он долго меня обнимал, целовал. Потом стал расспрашивать, как я себя чувствую, что говорит врач.
— Я завтра иду в женскую консультацию, — сказала я, — надо как-то подтвердить беременность и встать на учет.
— Я тебя довезу, — предложил Максим, — сейчас шефу позвоню, отпрошусь. Хочу быть рядом с тобой в этот волнительный момент.
— Нет, не надо, — отказалась я, — за мной сестра должна заехать. Ей тоже в больницу надо.
— Ну ладно, — немного расстроился Максим, — тогда вечером вместе сходим в магазин, купим чего-нибудь вкусненького. Отметим это событие.
Я улыбнулась.
— Хорошо, — согласилась я, — отметим.
Утром я проснулась с легким волнением и с мыслями, что сегодня важный день. Позавтракала, наскоро оделась — сестра уже ждала меня у подъезда.
— Привет! — крикнула она, выскочив из машины, — ну как ты? Волнуешься?
— Немного, — призналась я, — но больше радуюсь.
— Я так рада за тебя! Ты будешь отличной мамой! Ой, Ленка, какая ж ты счастливая! Я тоже очень ребеночка хочу. Но замуж не берут.
Я рассмеялась. Мы сели в машину и поехали в женскую консультацию. Я смотрела в окно и думала о будущем, о ребенке, о Максиме, о нашей семье. И почему-то мне было страшно. Неужели я справлюсь? Неужели я смогу стать хорошей матерью? Неужели Максим действительно рад? В голове роились тысячи вопросов. Но я старалась гнать их прочь. Сегодня я должна думать только о хорошем. Я беременна, и это — начало новой жизни.
Врач подтвердила беременность, сказала, что все идет хорошо. Мы с Маринкой поехали в кафе, чтобы эту отличную новость отметить. Я выбирала десерт, когда сестра спросила:
— Ну что, гулять так гулять? Может, торт целый закажем? Отметим парой-тройкой огромных кусков!
— Конечно! — хохотнула я, — съедим торт за новую жизнь!
Мы заказали по куску шоколадного торта и два капучино. Марина достала телефон, сделала несколько фотографий.
— Надо запечатлеть этот момент, — сказала она, — скоро ты будешь вся в заботах о ребенке, не до кафе будет.
Мы посмеялись. Разговор шел легко и непринужденно, пока Марина вдруг не спросила:
— Ты рожать не боишься?
Вопрос меня удивил. Чего бояться? Рожают же женщины, и ничего.
— Нет, — честно ответила я, — а чего бояться?
Марина посмотрела на меня как-то странно, как будто хотела что-то сказать, но не решалась.
— Ну… всякое бывает, — пробормотала она, — у всех по-разному проходит.
— Все будет хорошо, — уверенно сказала я, — я верю в это.
Марина вздохнула, наклонилась ко мне и шепотом произнесла:
— Ты знаешь, что у Максима сестра больная? Инвалид глубокий?
По спине пробежал холодок. Об этом я как-то не думала.
— Ну да, — ответила я, стараясь не показывать своего волнения, — знаю. А что?
— Да ничего, — отмахнулась Марина, — просто… Может, эта болячка передается из поколения в поколение?
Я замерла. У меня по спине пробежали мурашки размером со слона, мне почему-то стало страшно. А вот об этом я никогда не думала!
— Глупости какие, — постаралась я сказать как можно более уверенно, — сейчас столько генетических тестов, все можно узнать заранее.
— Это да, — согласилась Марина, — но все равно… Я бы на твоем месте узнала все поподробнее.
Чтобы не показывать своего страха, я просто отмахнулась от ее слов.
— Не буду я себя накручивать, — сказала я, — все будет хорошо.
Но после этого разговора мне стало не по себе. Слова Марины засели в голове, словно заноза. Я старалась не думать об этом, но мысли о больной сестре Максима и возможной наследственности постоянно возвращались.
Вечером, когда Максим вернулся с работы, я решила аккуратно расспросить его о его семье.
— Макс, — начала я, стараясь говорить как можно более небрежно, — а твоя сестра… Что у нее за болезнь?
Максим нахмурился.
— Зачем тебе это? — спросил он.
— Да просто интересно, — ответила я, — я почти ничего не знаю о твоей семье. Мы никогда это не обсуждали…
— У нее травма при родах произошла, — сказал Максим, — какая точно, я не знаю. Мама просто рассказывала.
Я почувствовала облегчение.
— Точно? — переспросила я.
— Да, — ответил Максим, — мама мне говорила, я же объясняю.
Но сомнения все равно оставались — как-то Максим неуверенно про родовую травму сказал. Я все же решила поговорить со свекровью. Она наверняка знает больше, чем Максим.
— Ирина Ивановна, — позвонила я ей на следующий день, — можно к вам в гости зайти? Хотела с вами поговорить.
— Конечно, заходи, — ответила свекровь, — я всегда рада тебя видеть.
Придя к свекрови, я выпила с ней чаю и начала издалека.
— Вы знаете, Ирина Ивановна, — сказала я, — мы с Максимом решили завести ребенка…
Я, если признаться честно, не такой реакции ожидала. Ирина Ивановна почему-то совсем не обрадовалась новости о том, что скоро станет бабушкой — она сначала побледнела, потом вымученно улыбнулась и выдавила из себя:
— Ну… поздравляю.
Я тогда не насторожилась, решила, что Ирину Ивановну просто пугает новая роль. Может, она волнуется за меня, за Максима, за то, как мы справимся? Мало ли, что какие страхи живут в душе человека?
Мы сидели на кухне, разговаривали о всякой ерунде, когда вдруг раздался грохот из соседней комнаты — что-то упало и, видимо, разбилось. Свекровь тут же вскочила и бросилась в другую комнату, не сказав мне ни слова.
Прошло несколько минут, а Ирина Ивановна все не возвращалась. Любопытство взяло верх, и я тоже решила посмотреть, что там случилось. Зоя, сестра Максима, лежала на кровати, мычала и показывала рукой на тумбочку. Свекровь суетилась вокруг нее, пытаясь напоить ее из бутылки. А я и не знала, что Зоя даже попить самостоятельно не может…
— Что случилось? — спросила я, — Ирина Ивановна, моя помощь нужна?
— Нет, Лен, не нужна — отмахнулась свекровь, — просто упала кружка. Зоечка нечаянно столкнула.
Она подняла осколки с пола, вытерла пролитый чай. Зоя продолжала мычать и дергать руками.
— Может, ей что-нибудь нужно? — спросила я.
— Не лезь не в свое дело, — огрызнулась свекровь, — я сама разберусь.
Мы вернулись на кухню. Я чувствовала себя неловко и виновато, как будто сделала что-то не так.
— Ирина Ивановна, — начала я, стараясь говорить как можно более спокойно, — почему Зоя такая? Что у нее за болезнь?
Свекровь вдруг разозлилась.
— А тебе какое дело? — накричала она на меня, — зачем ты лезешь не в свое дело? У Зои родовая травма была! И вообще, нечего тут вопросы задавать!
Я обиделась.
— Я просто хотела узнать, — тихо сказала я, — я ведь скоро стану мамой, мне интересно все, что касается здоровья детей.
— Вот когда станешь, тогда и будешь спрашивать! — продолжала кричать свекровь, — а сейчас иди домой! У меня еще дел куча.
Я встала из-за стола.
— Извините, если я вас обидела, — сказала я, — я просто хотела помочь.
Пришлось собираться домой. Ирина Ивановна даже проводить меня не соизволила. Идти по улице было холодно и неприятно. В голове крутились слова свекрови: «Не лезь не в свое дело!» Я ведь ничего плохого не сделала. Просто спросила. Всю дорогу я думала о Зое. Бедная девочка, всю жизнь она прикована к постели, не может даже говорить.
Придя домой, я рассказала Максиму о своем визите к его маме. Он выслушал меня молча.
— Мама просто переволновалась, — сказал он, — не обращай внимания.
— Но она так странно себя вела, — возразила я, — она не хотела говорить о Зое. Мне показалось, что она что-то скрывает. Что за агрессия в ответ на безобидный вопрос?
— Мама просто боится за Зою, — ответил Максим, — она всю жизнь за ней ухаживает. Ей тяжело.
— Но я же просто спросила, —возмутилась я, — я не хотела ее обидеть.
— Я поговорю с ней, — пообещал Максим, — а ты не нервничай. Тебе сейчас нельзя.
Обида как-то быстро забылась, я перестала вспоминать про тот неприятный разговор. Только вот Ирина Ивановна стала вести себя странно. Раньше она нас с Максимом не беспокоила, жила своей жизнью, занималась Зоей. А теперь стала чуть ли не каждые выходные приходить в гости. Постоянно спрашивала, как я себя чувствую, не тошнит ли меня, не болит ли у меня что-нибудь. Постоянно спрашивала, точно ли мы готовы к ребенку, точно ли мы его хотим.
Я поначалу удивлялась такой заботе. Думала, может, она пересмотрела свое отношение к моей беременности и решила проявить участие. Но потом начала раздражаться. Ее вопросы казались мне навязчивыми, а ее присутствие — тягостным.
— Мам, может, хватит? — спросил Максим как-то вечером,— что ты привязалась к Лене? Дай ей спокойно беременность пережить.
— Я просто волнуюсь за вас, — ответила Ирина Ивановна, — я хочу, чтобы у вас все было хорошо.
— С нами все хорошо, — заверил ее Максим, — не надо за нас волноваться.
Но Ирина Ивановна не унималась. Она продолжала приходить к нам в гости каждые выходные, задавать одни и те же вопросы, давать непрошеные советы.
Однажды, когда Максим был на работе, Ирина Ивановна зашла ко мне рано утром. Мы пили чай на кухне, и она вдруг заговорила о Зое.
— Ты знаешь, Лена, — сказала она, — с Зоей очень тяжело. Всю жизнь за ней ухаживаю. Ни минуты покоя нет.
— Я понимаю, — ответила я, — вы подвиг настоящий совершаете. Это и правда очень тяжело.
Свекровь продолжила:
— Ты беременна. Это тоже тяжело. Ты готова к новому статусу?
— Готова, — ответила я, — мы с Максимом очень ждем ребенка.
— А ты уверена? — повторила Ирина Ивановна, пристально глядя на меня, — ты уверена, что хочешь этого ребенка?
— Конечно, уверена! — воскликнула я, — что за вопросы?
— Просто подумай, — сказала Ирина Ивановна, — может, тебе стоит… Прервать беременность? Поживите для себя, подождите немного.
Я опешила.
— Что вы такое говорите?! — не сдержалась я, — Ирина Ивановна, вы с ума сошли?
— Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, — ответила мне свекровь, — а с ребенком тебе будет очень тяжело.
— Я сама решу, что для меня лучше! — разозлилась я, — и не вам решать, рожать мне или нет!
— Подумай хорошенько, — не унималась Ирина Ивановна, — ты жалеть потом будешь.
Я не выдержала и накричала на нее.
— Да что с вами происходит? Почему вы себя так ведете? Что это за намеки такие дурацкие? Ирина Ивановна, уходите из моего дома. И больше никогда не приходите!
Ирина Ивановна поджала губы.
— Смотри сама, — зло бросила она перед тем, как уйти, — я уверена в том, что ты еще пожалеешь.
После ее ухода я долго плакала. Как она могла такое сказать? Как она могла предложить мне избавиться от моего ребенка?
Вечером пришел Максим. Я рассказала ему о разговоре с матерью — он был в ужасе.
— Я поговорю с мамой, — сказал он, — я ей все выскажу. Она больше не будет тебя беспокоить.
Он позвонил родительнице и долго с ней ругался. Я слышала обрывки их разговора.
— Как ты могла такое сказать? — кричал Максим, — мама, что с тобой? Ты же знаешь, как Лена хочет ребенка! Зачем ты ее мучаешь?
После разговора Максим сказал мне, что его мама извинилась и обещала больше не лезть в нашу жизнь.
До конца первого триместра оставалась всего две недели. Мне стало казаться, что я уже чувствую первые шевеления ребенка, и это наполняло меня непередаваемым счастьем. Максима в тот день не было, он как раз уехал в командировку. Я скучала по нему и ждала его возвращения.
Ирина Ивановна приехала без предупреждения. Просто позвонила в дверь, и когда я открыла, она вошла в квартиру, не поздоровавшись.
— Собирайся, — сразу велела она мне.
Я удивилась.
— Куда? — спросила я.
— Не важно, — ответила Ирина Ивановна, — просто собирайся.
— Но зачем? — начала я расспрашивать ее, — куда мы едем?
— Некогда объяснять, — ответила Ирина Ивановна, — просто поторопись.
Я растерялась. Я не понимала, что происходит, но почему-то не стала спорить. Не знаю зачем, но я согласилась. Может, решила, что она просто хочет меня куда-нибудь свозить, развеяться, поговорить по душам.
Наспех оделась, схватила сумочку и вышла из квартиры. Ирина Ивановна уже ждала меня в машине. Мы поехали. Куда — я не знала. Свекровь молчала всю дорогу, и я не решалась задавать вопросы.
Наконец, мы подъехали к какому-то зданию. Я посмотрела на вывеску — «Эскулап». Клиника какая, что ли?
— Зачем мы здесь? — спросила я.
Ирина Ивановна вздохнула.
— Я договорилась с врачом, — сказала она, — со знакомым. О прерывании.
Я опешила. Какое прерывание? Зачем?
— Вы что, с ума сошли? — воскликнула я, — какое прерывание? Я не собираюсь прерывать беременность!
— Ты не понимаешь, — начала Ирина Ивановна, — это нужно сделать.
— Почему это нужно? — спросила я, — зачем вы меня сюда привезли?
— Ради тебя, — ответила Ирина Ивановна, — ради Максима. Ради нас всех. Этот ребенок нам не нужен.
Я не могла поверить своим ушам. Она опять за свое.
— Вы ненормальная! — закричала я, — я никого к себе не подпущу! И почему я вообще должна прерывать беременность? Это мой ребенок!
— Ты еще пожалеешь, — твердила Ирина Ивановна, — ты не понимаешь, что делаешь.
— Это вы не понимаете! — кричала я в ответ, — это моя жизнь! Это мой ребенок! И я не позволю вам решать за меня!
Я не сдержалась — как следует замахнулась и отвесила свекрови пощечину. Она замолчала, схватилась за щеку, а я не стала ждать ее реакции — тут же выскочила из машины и побежала прочь. Я бежала, не зная куда. Слезы текли по щекам. Я чувствовала себя преданной и униженной. Как она могла так со мной поступить? Как она могла попытаться лишить меня ребенка?
Остановилась, только когда поняла, что заблудилась. Вокруг были незнакомые улицы, незнакомые дома. Я не знала, где я нахожусь и как добраться домой. Достала телефон, хотела позвонить Максиму, но потом передумала. Зачем его зря беспокоить?
Решила вызвать такси. Объяснила диспетчеру, где примерно нахожусь, и стала ждать машину. Пока ждала такси, пыталась успокоиться. Дышала глубоко и ровно. Говорила себе, что все будет хорошо, что я справлюсь. Когда приехало такси, я назвала адрес и села в машину. Водитель молчал всю дорогу, и я была ему за это благодарна. Не хотела ни с кем разговаривать.
Дома я первым делом закрыла дверь на все замки — мне важно было чувствовать себя в безопасности. Выпила чашку горячего чая и легла в постель. Заснула только под утро.
До возвращения Максима я считала часы. Я знала, что он выслушает меня, поймет и защитит от своей безумной матери. Как только он переступил порог, я, захлебываясь слезами, начала рассказывать все, что произошло. О том, как Ирина Ивановна приехала без предупреждения, как увезла меня в клинику, как уговаривала прервать беременность, как я дала ей пощечину.
Я ждала от него слов поддержки, утешения, но он молчал. Просто слушал, опустив голову. Когда я закончила, он как-то сразу сник, стал как будто меньше ростом. По крайней мере, мне так показалось.
— И что? — спросила я, вытирая слезы, — ты ничего не скажешь? Ты ее не осудишь?
— Я… я не знаю, что сказать, — пробормотал Максим.
— Как это не знаешь? — воскликнула я, — она пыталась погубить моего ребенка! Твоего ребенка, кстати, тоже!
— Она просто… волнуется, — сказал Максим, — она думает, что так будет лучше.
— Лучше для кого? — крикнула я, — для нее? А обо мне она подумала? О нашем ребенке?
Мы стали ругаться. Я кричала, обвиняла его мать, его самого. А он молчал или пытался оправдать свою дражайшую маменьку. И в пылу ссоры Максим неожиданно мне заявил:
— Я маму понимаю.
Я остолбенела.
— Чего? Что ты сказал? — переспросила я.
— Я понимаю, почему она так поступила, — повторил Максим.
— Ты что, поддерживаешь ее? — заорала я, — ты считаешь, что она права?
— Нет… — начал Максим, — но… Лен, ты не знаешь всей правды.
— Какой правды? — спросила я, — что еще ты от меня скрываешь? Да что происходит, в конце концов?!
Максим вздохнул.
— Помнишь, ты спрашивала про болезнь Зои? — начал он, — мама говорила, что у нее родовая травма. Но это неправда.
Я похолодела.
— Болезнь Зои… генетическая, — продолжил Максим, — она передается по наследству.
— От кого? — окончательно ошалела я.
— От отца, — ответил Максим, — болеют этим только женщины. Зое эта болезнь передалась от моего отца.
Я окончательно запуталась, я не понимала, к чему он клонит.
— И что? — спросила я, — какое это имеет отношение ко мне?
— Я… я возможно, носитель, — сказал Максим, — я не знаю точно. Но если у нас с тобой родится девочка…
Он не договорил. Я поняла все и так.
— Она будет точно такой же, как и Зоя, — прошептала я.
Максим молчал. Мне стало плохо. В глазах потемнело, голова закружилась. Я схватилась за стул, чтобы не упасть.
— Ты… ты знал? — спросила я, еле ворочая языком, — ты знал об этом и молчал?
Максим молчал.
— Почему? — спросила я, рыдая, — почему ты мне ничего не сказал? Почему ты позволил мне забеременеть?
— Я… я надеялся, что все обойдется, — пробормотал Максим, — я надеялся, что болезнь обойдет нас стороной.
— Ты рисковал жизнью моего ребенка! — закричала я, — ты рисковал жизнью моей дочери!
Я рыдала, кричала, спрашивала, почему он мне раньше ничего не сказал. А Максим просто молчал. Я чувствовала себя обманутой, преданной, раздавленной. Мой мир рухнул в одно мгновение. Все, во что я верила, оказалось ложью. Я не знала, что делать. Как жить дальше, как смотреть в глаза Максиму, как смотреть в глаза своему ребенку? Я просто стояла и рыдала.
Ночь я провела без сна. В голове крутились мысли, как в карусели. Все думала, как дальше жить. Даже если у меня мальчик родится, то я все равно обреку чью-нибудь дочь, да и себя, на страдания. У моего сына будут больные дети, он может передать этот ген дальше. А если родится девочка… Об этом я даже думать не хотела. Представить, что моя дочь будет такой же, как Зоя, не могла.
Утром, ничего не сказав Максиму, я встала с постели, оделась и поехала в клинику. В частную клинику, где можно было сделать все быстро и анонимно. В регистратуре меня встретила молодая девушка с усталой улыбкой.
— Добрый день, — сказала она, — что вас беспокоит?
— Я… я хочу прервать беременность, — сказала я.
Девушка кивнула, не выказывая ни удивления, ни осуждения.
— На каком сроке? — спросила она.
— Почти одиннадцать недель, — ответила я.
— Хорошо, — сказала девушка, — сейчас я вас запишу на прием к врачу.
Я ждала своей очереди и еле сдерживалась, чтобы не завыть в голос. Каждая минута казалась вечностью. Когда меня позвали в кабинет, я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги.
— Здравствуйте, — сказал врач, мужчина средних лет, — присаживайтесь.
Я присела на краешек стула.
— Вы уверены в своем решении? — спросил врач, — это очень серьезный шаг.
— Да, — ответила я, — я уверена.
— Вы понимаете все последствия? — спросил врач.
— Да, — кивнула я, — понимаю.
Я не хотела ни с кем разговаривать, не хотела ни от кого выслушивать слова поддержки или осуждения. Я просто хотела, чтобы все это закончилось.
Решение прервать беременность мне далось очень тяжело, но иначе я поступить не могла. Я не могла допустить, чтобы мой ребенок страдал. Я не могла допустить, чтобы я страдала, видя его мучения.
Оправившись немного после операции, я поехала в ЗАГС и подала на развод.
— Простите, а вы уверены? — спросила меня сотрудница ЗАГСа, — может, вам стоит еще раз подумать?
— Нет, — отрезала я, — уверена.
С ума все посходили, что ли? Что за день такой, почему мне все дурацкие вопросы?
А потом добралась до квартиры, собрала вещи мужа, сложила их в коробки и выставила за порог. Живем мы в моей добрачной квартире, поэтому я легко могла его выгнать. Я не хотела больше видеть его, не хотела слышать его голос. Я не хотела, чтобы он напоминал мне о той боли, которую он мне причинил.
Максиму написала сообщение:
«Все кончено, я поставила точку. Ребенка больше нет, я подала на развод. Не звони мне больше».
Я не стала ничего объяснять, просто констатировала факты. Он должен был знать, что я больше не хочу иметь с ним ничего общего.
Он долго мне звонил, обрывал телефон, но я трубку не брала — сидела в ванной и рыдала в голос. Слезы текли, как из ведра, и я не могла остановиться. В квартиру свою я его в тот вечер не впустила. Когда он пришел и начал стучать в дверь, я только прижалась к стене и зажала рот рукой, чтобы он не услышал мои рыдания.
— Лена, открой! — кричал он, — пожалуйста, выслушай меня! Я все объясню!
Я молчала.
— Лена… я люблю тебя! — кричал он, — не бросай меня!
Я молчала. Я боялась его. Боялась, что он уговорит меня вернуться, что он заставит меня передумать, поэтому просто предпочла спрятаться. Позже сменила замки. Я хотела, чтобы он больше не мог войти в мою жизнь. Я хотела, чтобы он исчез из моей памяти.
Предателя я из жизни вычеркнула. Навсегда…
