Галина медленно провела пальцами по шероховатой поверхности кухонного стола. Тридцать два года они купили его вместе с Сергеем. Тридцать два года за этим столом завтракали, обедали, ужинали. Спорили. Мирились. Строили планы.
А теперь ей предстояло услышать то, о чем она догадывалась уже несколько месяцев, но боялась признаться даже себе.
– Галя, нам нужно поговорить, – Сергей стоял в дверном проеме кухни, неловко переминаясь с ноги на ногу, как провинившийся школьник.
– Я слушаю, – она удивилась собственному спокойствию. Ведь внутри все сжималось от предчувствия беды.
– Я… – он запнулся, потом выпрямился, словно принимая важное решение. – Я ухожу, Галя.
Тишина обрушилась на кухню как лавина. Галина смотрела на мужа, отмечая новый галстук, дорогие часы, модную стрижку – все то, что появилось в последние месяцы.
– К ней? – единственное, что она смогла выдавить из себя.
– Да. К Виктории. Она… понимаешь… она…
– Молодая? – Галина помогла ему закончить мысль.
– Ей двадцать пять, – ответил Сергей, и в его голосе промелькнула нотка гордости, от которой у Галины что-то оборвалось внутри.
Она вдруг поймала себя на абсурдной мысли: интересно, он хвастается перед ней своим «трофеем» или перед собой? В пятьдесят семь вдруг осознать, что твоя жизнь, которую ты строила по кирпичику – работа, дом, дети, внуки – рассыпается на глазах из-за какой-то девицы, которая годится твоему мужу в дочери.
– И когда ты собираешься… уйти? – спросила она, удивляясь, как обыденно звучат ее слова, будто спрашивает, когда он поедет в командировку.
– Я уже собрал вещи. Мы с Викой сняли квартиру.
«Вика. Он называет ее Викой», – отметила Галина, чувствуя, как внутри поднимается что-то темное, болезненное.
– А как же мама? – вырвалось у нее. Мать Галины, восьмидесятилетняя Антонина Петровна, жила с ними последние пять лет после того, как почти ослепла.
Сергей отвел взгляд:
– Ты же знаешь, у меня карьера на взлете. Новый проект. Вика – мой заместитель. Мы с ней… У нас…
– Химия? – горько усмехнулась Галина.
– Да. Именно. Пойми, Галя, мужчине в моем возрасте важно чувствовать себя… живым.
«А я, значит, делала тебя мертвым все эти годы», – подумала она, но вслух не сказала.
– Я оставлю деньги, – поспешно добавил он. – На первое время. Потом разберемся с имуществом. Юридически.
Юридически. Тридцать два года брака. Двое детей. Трое внуков. Все юридически.
– Когда дети узнают, что их отец бросил мать ради девочки, которая моложе их самих… – начала Галина.
– Я уже поговорил с Максимом, – перебил Сергей. – Он… он поймет со временем.
– А с Анной?
– Нет… С ней я… Может, ты сама?
Конечно. Пусть она сама сообщит дочери, что отец семейства убежал играть в молодость.
– Галя, – голос Сергея смягчился. – Мы прожили хорошую жизнь. Но у каждого должен быть шанс на счастье.
– Даже если это счастье строится на несчастье других? – Галина наконец подняла на него глаза, и Сергей невольно отступил на шаг, увидев в них что-то такое, чего не видел никогда раньше.
Звонок в дверь прервал их разговор. Сергей вздрогнул:
– Это… это за мной.
Галина поднялась из-за стола:
– Ты позвал ее сюда? В наш дом?
– Она ждет внизу. В машине.
– Тогда иди, – просто сказала Галина. – Иди к своему… шансу на счастье.
Когда дверь за ним закрылась, она опустилась на стул и впервые за весь разговор позволила слезам течь. Но плакала она недолго. Завтра ей предстояло объяснять слепнущей матери, почему вокруг так тихо. Рассказывать дочери, что отец семейства нашел себе замену их матери, моложе самой Анны на два года. И самое главное – решить, что делать дальше со своей разрушенной жизнью.
Следующие две недели превратились для Галины в странный сон.
Звонки сочувствующих подруг, неловкие вопросы коллег, растерянный взгляд дочери и упрямое молчание сына. А ещё – бесконечные попытки объяснить матери, почему Серёжа больше не приходит ужинать.
– Где Серёжа? Почему он не заходит меня проведать? – в который раз спрашивала Антонина Петровна, сидя в своём кресле у окна, хотя видела из него лишь размытые силуэты.
– Мама, я же объясняла, – терпеливо повторяла Галина, – у него командировка. Длительная.
Врать матери было мучительно, но правда показалась бы ей ещё более жестокой. Антонина Петровна всегда относилась к зятю как к родному сыну, которого у неё никогда не было.
– Галочка, ты какая-то другая стала, – ощупывая воздух слабыми руками, произнесла старушка. – Голос у тебя не тот. Случилось что-то?
Галина присела рядом, взяла морщинистые руки матери в свои:
– Всё хорошо, мама. Просто устала немного.
В тот вечер, запершись в ванной, Галина впервые за много лет критически осмотрела себя в зеркале. Когда-то стройная фигура расплылась от сидячей работы и вечных забот о других. Волосы, которые она красила в каштановый, чтобы скрыть седину, выглядели тускло. Морщинки вокруг глаз, которые Сергей когда-то называл «лучиками счастья», теперь казались просто следами усталости и возраста.
– Ну и что ты ожидала? – прошептала она своему отражению. – Тебе пятьдесят семь. Разве можешь ты конкурировать с двадцатипятилетней?
Телефон разразился трелью. Звонила Анна.
– Мам, я хочу убить его, – с порога заявила дочь. – Я видела их. В ресторане. Она сидела у него на коленях!
Галина прикрыла глаза:
– Аня, не надо…
– Как ты можешь быть такой спокойной?! – Анна мерила шагами кухню. – Он предал тебя, нас всех! Ради чего? Ради силиконовой куклы с ногами от ушей?
– Она его заместитель, – тихо заметила Галина. – Значит, неглупая.
– О, мам! – Анна всплеснула руками. – Ты ещё защищаешь эту… эту разлучницу?
– Нет, – покачала головой Галина. – Я просто пытаюсь не скатиться до уровня «брошенной жены средних лет, которая поливает грязью молодую соперницу». Это унизительно.
Анна присела рядом:
– Что теперь будет, мам?
Галина пожала плечами:
– Развод. Раздел имущества. Жизнь дальше.
– А бабушка? Она же без папиных лекарств.
Это был вопрос, который Галина гнала от себя все эти дни. Мать нуждалась в дорогостоящем лечении, которое оплачивал Сергей. Его зарплата топ-менеджера позволяла не экономить на здоровье Антонины Петровны. Теперь же…
– Разберёмся, – твёрдо сказала Галина. – У меня есть сбережения.
На следующий день позвонил Сергей:
– Галя, нам нужно встретиться. Обсудить… формальности.
– Формальности, – эхом отозвалась она. – Хорошо. Где?
– У нотариуса. Я хочу… я должен всё сделать честно.
Честно. Галина почти рассмеялась.
В офисе нотариуса Сергей избегал смотреть ей в глаза. В безликом казённом помещении, пахнущем бумагой и чужими судьбами, он выглядел моложе – новый костюм, модная стрижка, на запястье часы, которых она раньше не видела.
– Я предлагаю следующее, – начал он деловым тоном. – Квартира остаётся тебе. Машину и дачу я забираю.
– А инвестиции? – тихо спросила Галина. – Твой пакет акций?
Сергей на мгновение замялся:
– Галя, будь реалистичной. Это всё приобретено на мои средства…
– На твои средства? – её голос дрогнул впервые за все эти дни. – А тридцать два года, которые я потратила, поддерживая тебя? Воспитывая детей? Ухаживая за твоим домом? Это ничего не стоит?
– Галя…
– И что насчёт лечения мамы? – она посмотрела прямо на него.
Сергей отвёл глаза:
– Я буду помогать. Время от времени. По возможности.
В этот момент что-то щёлкнуло внутри Галины. Все эти годы она была опорой – для него, для детей, для матери. Всегда ставила себя на последнее место. И вот результат – её можно выбросить, как отработанный материал.
– Знаешь, Серёжа, – произнесла она неожиданно спокойным голосом, – думаю, нам не стоит решать всё сегодня. Давай встретимся через неделю. У нас дома. Я приготовлю ужин. Как раньше.
Он удивлённо поднял брови:
– Ужин? Зачем?
– Тридцать два года нельзя просто разрубить одним визитом к нотариусу, – пожала плечами Галина. – Я хочу… попрощаться достойно. И у меня будет для тебя сюрприз.
Сергей выглядел сбитым с толку:
– Какой сюрприз?
– Узнаешь через неделю, – загадочно улыбнулась Галина. – В воскресенье. В семь вечера.
Выйдя из офиса нотариуса, она впервые за две недели чувствовала себя… живой. План начал формироваться в её голове. Не план мести – нет, она была выше этого. План возрождения. Своего собственного.
Первым делом она позвонила своей давней подруге Ирине, с которой не общалась уже несколько лет:
– Ира, помнишь, ты предлагала мне поработать с твоим юристом по поводу инвестиций Сергея? Кажется, сейчас самое время.
Вторым звонком был звонок в салон красоты:
– Добрый день. Мне нужна полная трансформация. И запишите меня, пожалуйста, к стилисту.
Когда она закончила с звонками, то подошла к окну. Там, во дворе, начиналась весна. Первые робкие листочки пробивались на деревьях, которые они с Сергеем посадили много лет назад.
«Ничто не вечно, – подумала Галина, – даже самые крепкие деревья однажды ломаются под ветром перемен. Но на их месте вырастает что-то новое».
С этой мыслью она начала готовиться к самому важному ужину в своей жизни.
Семь дней могут изменить человека. Галина убедилась в этом на собственном опыте.
Встреча с юристом Ирины, Павлом Андреевичем, седовласым мужчиной с проницательным взглядом, стала первым шагом к пробуждению.
– Значит, все инвестиции оформлены на мужа? – он поднял глаза от стопки бумаг и впился взглядом в Галину.
В комнате повисла тишина — почти физическая, тяжелая.
– Да, – Галина чуть вздрогнула, словно признаваясь в чем-то постыдном. – Сергей всегда повторял: «Ты же ничего в этих бумагах не понимаешь», – голос её сорвался, – и ему, мол, проще, когда всё под контролем… Его контролем.
Она скользнула взглядом по своим рукам, будто выискивая в них ответы. И добавила уже еле слышно:
– Я так и привыкла.
Павел Андреевич хмыкнул:
– Классический случай. А вы знаете, сколько стоит его пакет акций сейчас?
Когда он назвал сумму, Галина почувствовала, как у неё перехватило дыхание.
– Этого я не знала, – прошептала она.
– В браке все приобретения – общее имущество, – продолжил юрист. – Даже если формально они записаны на одного из супругов. Вы имеете право на половину.
– Но как доказать…
– У меня есть пара идей, – улыбнулся Павел Андреевич. – Вы когда-нибудь подписывали документы не читая? По просьбе мужа?
Галина вспомнила, как много раз Сергей подсовывал ей бумаги: «Галь, подпиши тут, это для банка… для налоговой… для инвестиций…»
– Постоянно, – призналась она.
– Отлично, – кивнул юрист. – Будем работать.
Следующим откровением стал визит к стилисту. Молодая женщина с фиолетовыми прядями в волосах задумчиво обошла вокруг Галины:
– Вы прячетесь, – заключила она.
– Что, простите?
– Вы прячетесь за этими безликими вещами, этой старомодной причёской. Как будто боитесь, что кто-то увидит настоящую вас.
Галина хотела возразить, но осеклась. Разве не так она жила последние годы? Растворяясь в заботах о других, забывая о себе.
– Что вы предлагаете? – наконец спросила она.
Стилист улыбнулась:
– Давайте покажем миру, кто вы на самом деле.
Три часа спустя Галина не узнавала себя в зеркале. Новая стрижка молодила её на десять лет. Благородный серебристый цвет волос вместо тусклого крашеного каштанового придавал облику аристократичность. А одежда, подобранная стилистом – элегантная, но с неожиданными деталями – подчёркивала достоинства фигуры, о которых Галина давно забыла.
– Это… это действительно я? – прошептала она, глядя на своё отражение.
– Это всегда были вы, – подмигнула стилист. – Вы просто забыли об этом.
Дома Анна ахнула, увидев мать:
– Мама?! Ты… ты потрясающе выглядишь!
– Спасибо, дорогая, – улыбнулась Галина.
– Это из-за папы? – осторожно спросила дочь. – Ты хочешь его вернуть?
Галина покачала головой:
– Нет, Анечка. Это для себя. Я слишком долго жила для других.
В день «последнего ужина» Галина проснулась с удивительным спокойствием. События последней недели изменили не только её внешность, но и что-то глубоко внутри. Будто пелена спала с глаз, и она увидела себя и свою жизнь в истинном свете.
Она приготовила любимые блюда Сергея – борщ с пампушками, которым когда-то покорила его сердце, запечённую осетрину, как на их годовщины, и шарлотку с яблоками по рецепту его матери. Не из желания угодить – из уважения к их общему прошлому, которое, несмотря ни на что, было частью её жизни.
Звонок в дверь прозвенел ровно в семь. Сергей всегда был пунктуален.
Когда она открыла дверь, то увидела на пороге растерянного мужчину с букетом цветов. Сергей явно не знал, как себя вести.
– Галя? – выдохнул он, разглядывая её новый облик. – Ты… изменилась.
– Проходи, Серёжа, – она отступила, пропуская его в дом, который он когда-то считал своим.
В гостиной Сергей неловко переминался с ноги на ногу:
– Цветы… это тебе.
– Спасибо, – она приняла букет без особых эмоций. – Проходи на кухню. Всё готово.
За столом они сидели молча, нарушая тишину лишь звоном столовых приборов. Наконец, Сергей откашлялся:
– Галя, я думал о нашем разговоре у нотариуса… Возможно, я был не совсем справедлив насчёт акций…
– Ужин остынет, – мягко перебила его Галина. – Давай поедим, а потом поговорим.
После ужина она предложила ему чай в гостиной. Сергей всё больше нервничал, явно не понимая, к чему этот спектакль. Он ожидал слёз, упрёков, может быть, даже истерики. Но не этого спокойного достоинства.
– Ты говорила о каком-то сюрпризе, – наконец не выдержал он.
– Да, – кивнула Галина и протянула ему большой конверт. – Открой.
Внутри Сергей обнаружил нотариально заверенное соглашение. Пробежав глазами по тексту, он недоуменно поднял взгляд:
– Ты… отказываешься от претензий на мои акции?
– Да, – просто ответила Галина. – Но есть одно условие.
– Значит, все инвестиции оформлены на мужа? – он поднял глаза от стопки бумаг и впился взглядом в Галину.
В комнате повисла тишина — почти физическая, тяжелая.
– Да, – Галина чуть вздрогнула, словно признаваясь в чем-то постыдном. – Сергей всегда повторял: «Ты же ничего в этих бумагах не понимаешь», – голос её сорвался, – и ему, мол, проще, когда всё под контролем… Его контролем.
Она скользнула взглядом по своим рукам, будто выискивая в них ответы. И добавила уже еле слышно:
– Я так и привыкла.
Сергей молча изучал бумаги. Морщинка между бровей – знак сосредоточенности, который Галина знала наизусть – становилась всё глубже.
– Почему ты делаешь это? – наконец спросил он. – Акции стоят гораздо больше, чем лечение твоей мамы.
– Моей мамы? – переспросила Галина. – Она всегда была и твоей тоже. И знаешь, Серёжа… я не хочу начинать новую жизнь с войны. Я слишком ценю то, что между нами было, чтобы превращать это в битву за имущество.
Сергей выглядел растерянным:
– Новую жизнь? Что ты имеешь в виду?
Вместо ответа Галина встала и взяла с полки старый семейный альбом в потёртой кожаной обложке:
– Это тебе.
– Альбом? – Сергей непонимающе принял тяжёлую книгу.
– Открой его дома, – тихо сказала Галина. – Не сейчас.
– Галя, я не понимаю…
– Слушай, – не дала ему договорить она, поймав его взгляд и ни на миг не отводя глаз, – помнишь, когда-то ты мне сказал одну штуку?.. Мол, жизнь – это не только о том, что мы в ней берём, но ещё и о том, что отдаём. Эти слова – они, знаешь ли, во мне застряли. Не просто так.
Так вот, я решила: пора отдавать. Тебе – твою свободу. Без обид.
Без тяжёлых разговоров, без того самого вечного “кто прав”. Всё. Просто подпиши бумаги по поводу лечения мамы, и… и всё, финита. Больше я тебя держать не стану – давай проедем этот путь спокойно, ладно?
Сергей выглядел потрясённым. Он ожидал криков, угроз, шантажа – но не этого тихого достоинства, не этой силы, которая исходила сейчас от женщины, которую он, казалось, знал всю жизнь, но, видимо, так и не узнал по-настоящему.
– Хорошо, – наконец произнёс он и подписал документы.
Когда формальности были закончены, Галина проводила его до двери:
– Прощай, Серёжа. Будь счастлив.
– Галя, – он задержался на пороге, – ты… ты не такая, какой я тебя помнил.
Она улыбнулась – спокойно и чуть грустно:
– Возможно, я наконец-то стала такой, какая я есть на самом деле.
Закрыв за ним дверь, Галина не стала плакать. Вместо этого она подошла к телефону и набрала номер:
– Ира? Да, он ушёл. Подписал. Да, я готова. Завтра в аэропорту в десять.
Утреннее солнце заливало аэропорт золотистым светом.
Галина катила небольшой чемодан, ощущая странную лёгкость – будто сбросила не только груз несостоявшихся надежд, но и физическую тяжесть прошлой жизни.
Ирина ждала у стойки регистрации – загорелая, подтянутая, с озорным блеском в глазах, который не угас даже в пятьдесят пять.
– Не передумала? – вместо приветствия спросила она, обнимая подругу.
– Нет, – улыбнулась Галина. – Впервые за тридцать лет я еду отдыхать. Одна. Без обязательств перед кем-то.
– Не одна, а со мной, – подмигнула Ирина. – И поверь, эта неделя в Греции изменит твою жизнь.
– Она уже изменилась, – тихо ответила Галина.
Перед отъездом она оставила Анне подробные инструкции по уходу за бабушкой, а мобильный телефон впервые за много лет перевела в беззвучный режим.
– Это всего неделя, мама, – убеждала Анна, помогая собирать чемодан. – Ты заслужила отдых.
– А как же бабушка? – сомневалась Галина.
– Я справлюсь, – твёрдо сказала дочь. – Мы с Максимом будем дежурить по очереди. И… – она замялась, – я думаю, тебе нужно это время. Чтобы понять, кто ты без папы.
Эти слова задели что-то глубоко внутри. Действительно, кто она – без роли жены Сергея Николаевича Кравцова? Без ежедневных забот о муже, его рубашках, его завтраках, его настроении?
Теперь, сидя в самолёте рядом с Ириной, Галина понимала: эта поездка – не бегство, а возвращение. К себе настоящей.
– О чём задумалась? – спросила Ирина, когда самолёт набрал высоту.
– О том, как странно всё получилось, – призналась Галина. – Знаешь, когда Сергей сказал, что уходит, я думала, моя жизнь кончена. А теперь…
– А теперь?
– Теперь я чувствую, что она только начинается.
Маленький греческий отель, утопающий в цветах, стал первым пристанищем новой Галины. Номер с видом на лазурное море, солёный воздух, запах оливковых рощ – всё это пьянило, как хорошее вино.
– Сначала мы идём на пляж, – скомандовала Ирина, – потом обед в таверне, а вечером – танцы.
– Танцы? – рассмеялась Галина. – Ира, мне пятьдесят семь!
– И что? – фыркнула подруга. – Мне пятьдесят пять, и я танцую сальсу лучше двадцатилетних. Возраст – это просто цифра, Галочка.
Вечером в маленьком ресторанчике на берегу моря Галина впервые за долгие годы почувствовала себя женщиной. Не женой, не матерью, не бабушкой – просто женщиной.
Лёгкое платье, которое посоветовала купить стилист, мягко обнимало фигуру. Седые пряди, уложенные небрежной волной, придавали облику какое-то новое, незнакомое очарование.
– Ты привлекаешь внимание, – шепнула Ирина, кивая в сторону соседнего столика, где сидел седовласый мужчина с внимательными глазами.
– Прекрати, – смутилась Галина.
– Тебе следует привыкать, – пожала плечами подруга. – Ты красивая женщина, Галя. Всегда была. Просто забыла об этом.
На третий день отпуска, когда они сидели в прибрежном кафе, телефон Галины внезапно ожил.
– Мама? – голос Анны звучал странно. – Ты сидишь?
– Что случилось? – сердце Галины сжалось. – Бабушка?..
– Нет-нет, с бабушкой всё хорошо, – поспешила успокоить дочь. – Это… папа.
– Что с ним? – почему-то Галина почувствовала не тревогу, а усталость.
– Он приходил. С тем альбомом, который ты ему дала. Мама, что ты туда вложила? Он выглядел… разбитым.
Галина прикрыла глаза. Тот альбом… Работа нескольких ночей. На обороте каждой семейной фотографии она написала короткое послание – не упрёк, нет. Напоминание. О том, что было настоящим в их жизни.
«Наша свадьба. Ты сказал, что это самый счастливый день в твоей жизни. Был ли ты искренним?»
«Рождение Максима. Ты плакал, держа его на руках. Помнишь это чувство?»
«Наша первая квартира. Мы спали на полу, потому что не было кровати, но засыпали счастливыми».
И так – вся их жизнь. Без обвинений, без горечи. Просто факты. Просто воспоминания. Просто то, что было между ними настоящим.
– Мама? – голос Анны вернул её к реальности. – Что ты ему написала?
– Правду, – тихо ответила Галина. – Просто правду.
– Он спрашивал, где ты. Я сказала, что ты уехала отдыхать. О н… он хочет поговорить.
– Передай ему, что я вернусь через четыре дня, – спокойно сказала Галина. – Если ему так важно поговорить, это подождёт.
Положив трубку, она поймала на себе изучающий взгляд Ирины:
– Что? – спросила Галина.
– Ты действительно изменилась, – покачала головой подруга. – Раньше ты бы примчалась по первому зову.
– Раньше – да, – согласилась Галина. – Но не теперь.
Вечером, сидя на балконе с бокалом вина, Галина думала о Сергее. О том, что он мог почувствовать, читая её послания. О том, что могло заставить его прийти к Анне. Раскаяние? Чувство вины? Или просто любопытство?
Впервые она поймала себя на мысли, что ей почти всё равно. Не потому, что она разлюбила – нет, такое чувство не исчезает в одночасье. А потому, что наконец начала любить себя.
Греческая неделя — ах, как же она пронеслась! Акварельный сон наяву: солнце, вечное шумящее море, бестолковые, долгие разговоры с Ириной про всё на свете, хохот до слёз, утренние пробежки – босиком по кромке прибоя, свежий ветер в лицо. А вечерами? Танцы! Весёлый круг, счастье, которому даже объяснения не требуется.
Словом, Галина вдруг почувствовала, как в ней просыпается — нет, не новая жизнь… Скорее, новая энергия. Вот так!
И тут был Александр. Тот самый: волосы – серебро, русский – да, совсем не чужой, художник с глазами, в которых пряталось пол-Эгейского моря. Город ему давно не родина: на острове прожил столько лет, что успел приручить тишину.
– Я бы очень хотел написать вас, – сказал Александр в их последний, чуть грустный вечер. – В вашем лице есть… ну… своя история. Такая, что её хочется рисовать словами или краской.
– Да разве же у меня история? – рассмеялась Галина, смущаясь.
– Позвольте мне судить, интересна она или нет, – мягко перебил он и протянул ей визитку. – Вдруг окажетесь опять в Греции… или если решите перевернуть всё с ног на голову.
Возвращаться в Москву всегда было испытанием. Но теперь — странное дело — Галина не ощутила той привычной тяжести. Квартира встретила её тишиной. И вдруг: потолки, окна, стены — это уже не клетка, а, скорее, стартовая площадка. Место, где запросто можно начать всё с чистого листа… или хотя бы попробовать.
Анна встретила её с объятиями:
– Мама, ты выглядишь потрясающе! Отдых пошёл тебе на пользу.
– Как бабушка? – первым делом спросила Галина.
– Хорошо. Скучает по тебе. А ещё… – Анна замялась. – Папа приходил каждый день. Приносил лекарства для бабушки. Сидел с ней, читал книги.
Галина молча кивнула, распаковывая чемодан.
– Он очень изменился, мам, – осторожно продолжила Анна. – Выглядит… потерянным.
– Что ж, – пожала плечами Галина, – каждый выбор имеет последствия.
– Ты не хочешь его видеть?
Галина задумалась. Просто замерла и на миг словно выпала из времени: нужно ли ей видеть Сергея, слушать его бесконечные объяснения, теряться в лабиринте оправданий – или, чего доброго, ловить сбивчивую просьбу о прощении?
– Знаешь… – Она подняла взгляд и тихо выдохнула, подбирая слова. – Я ведь его не ненавижу. Совсем. Но… – невесомая пауза, как дыхание перед прыжком, – не уверена, что готова снова пускать в свою жизнь этот шторм. Переживать всё заново, разбирать по кусочкам. Сейчас мне, правда, спокойно. Даже хорошо… впервые за столько лет.
Как будто только-только научилась дышать полной грудью – и не хочется снова терять этот воздух.
Анна понимающе кивнула:
– Я скажу ему, что ты не готова.
– Нет, – Галина покачала головой. – Скажи, что я буду дома завтра вечером. Если он хочет поговорить – пусть приходит.
Ожидание бывает разным.
Бывает тревожным, как перед визитом к врачу. Бывает томительным, как в очереди за чем-то важным. А бывает спокойным — когда ты принимаешь любой исход.
Галина ждала Сергея именно так — с неожиданным для себя самой спокойствием. Она не готовилась к встрече, не продумывала слова, не выбирала наряд, чтобы произвести впечатление. Просто надела домашнее платье, которое купила в Греции — удобное, но элегантное, заварила чай и занялась своими делами.
Звонок в дверь прозвенел ровно в семь. Пунктуальность всегда была сильной стороной Сергея.
Открыв дверь, Галина на мгновение замерла. Сергей выглядел… иначе. Не было следа той самоуверенности, с которой он сообщал ей о своём уходе. Потухший взгляд, осунувшееся лицо, морщинки, которых она раньше не замечала.
– Здравствуй, Галя, – его голос звучал непривычно тихо.
– Проходи, – она отступила, пропуская его в квартиру.
В прихожей Сергей на мгновение застыл. Посмотрите на него: стоит, растерянно оглядывается по сторонам. Что-то не так. Да, всё вокруг вроде бы знакомо – стены, привычный пол, даже кресло у окна. Но…
Ощущение уюта исчезло вместе с парой старых фотографий – самых тёплых, самых родных. Где они? На их месте теперь солнечная картина с морским пейзажем: синие волны, парусник вдали. Ещё что-то бросилось в глаза – яркая ваза, такой раньше точно не было. Странно… чужое. Всё вроде красиво, даже уютно, а вот тепло какое-то не то.
Пространство, где когда-то слышался их общий смех, звучал голос Сергея, вдруг сжалось, как будто стало теснее. И ясно – теперь это совсем другой дом. Не их двоих, а её одного.
– Чай? – спросила Галина.
– Да, спасибо, – он сел на диван, всё ещё держа в руках тот самый альбом.
Когда она вернулась с подносом, Сергей смотрел на неё так, словно видел впервые:
– Ты изменилась, Галя.
– Да, – просто согласилась она, разливая чай. – Жизнь не стоит на месте.
– Я прочитал… всё, что ты написала, – он положил альбом на стол между ними, как некий артефакт, требующий объяснения. – Каждое слово.
Галина кивнула, не произнося ни звука. Пусть говорит. Ей больше не нужно заполнять паузы, сглаживать углы, искать компромиссы.
– Знаешь, что поразило меня больше всего? – Сергей провёл рукой по лицу. – Ни одного упрёка. Ни одного обвинения. Только… правда. Наша жизнь, Галя. То, что я так легко перечеркнул.
Сергей выглядел растерянным:
– Я не понимаю…
– Когда ты сказал, что уходишь к молодой женщине, ты не просто ушёл из дома, – мягко объяснила Галина. – Ты разрушил то, на чём строилась наша жизнь – доверие, уважение, верность. И собрать это заново… невозможно.
– Но люди про щают…
– Дело не в прощении, Серёжа, – она смотрела на него с неожиданной для себя нежностью. – Я простила тебя. Но прощение не означает, что всё можно вернуть. Иногда оно означает принятие того, что некоторые двери закрываются навсегда.
И вот она — густая, почти осязаемая тишина. Такая, что звенит в ушах, как после долгого, шумного дня. За окном синеют сумерки, на стеклах тонкие кружева отблесков — и всё в этом вечернем свете каким-то чудом превращается в чужой спектакль. Вот только Сергей здесь не зритель. Он — герой, и в этой роли отчаянно уязвим: плечи пригнулись, взгляд скользит мимо. Слишком много несказанного, слишком много потерь.
– Ну… и что теперь? – голос Сергея — почти шёпот, будто слова могут ранить.
Галина улыбнулась — по-настоящему, легко, будто сбросила мешавший ей тяжелый плащ.
– Жить, Серёжа. Просто жить. У меня столько всего впереди, представляешь?
– Правда? Какие планы?
Она кивнула в сторону ноутбука — экран тускло засветился:
– Я записалась на курсы графического дизайна. Давно мечтала. Еще до нас, понимаешь? И знаешь что… Я хочу опять поехать в Грецию.
– Одна? – Острота в этом вопросе. Ревность мелькнула быстрой тенью и тут же исчезла, оставив послевкусие.
– Может быть, одна. А, может, тоже нет. Есть там люди, которых я хотела бы увидеть.
– Мужчины? – Сергей не удержал беспокойства. Его голос дрогнул — впервые за весь вечер.
Галина засмеялась — негромко, тепло, чуть печально:
– Серёжа, ну мы же оба взрослые. Я больше не должна тебе отчётов… Мы ведь теперь просто два разных человека.
Он замолчал, смотря в пол. Мягкое «прости» повисло между ними, не требуя ответа.
– Галя, ты ведь знаешь — я… всегда буду тебя любить. И всегда буду жалеть о глупостях, что совершил.
– Знаю, Серёжа. Только иногда… сожаления приходят слишком поздно. Уходи — и береги себя.
Он кивнул — коротко, с трудом стягивая себя в сжатый комок и исчез за дверью.
А в комнате всё ещё висела тишина. Но теперь она — совсем другая.
Закрыв за ним дверь, Галина не ощутила ни триумфа, ни горечи. Только странное спокойствие – будто закрылась последняя страница долгой книги, которую она наконец дочитала.
Подойдя к окну, она увидела фигуру Сергея, медленно идущего по двору. Ссутулившегося, постаревшего. Ей не было его жаль – только немного грустно от мысли о том, что он никогда не поймёт, какой подарок сделал ей своим уходом.
Телефон звякнул сообщением. Ирина писала из Греции: «Александр спрашивал о тебе. Когда возвращаешься?»
Галина улыбнулась, глядя на ночной город за окном. Возраст – это всего лишь цифра. Жизнь не заканчивается ни в пятьдесят семь, ни в шестьдесят, ни когда тебя предают. Она заканчивается, только когда ты сам решаешь перестать жить.
С этой мыслью она набрала ответ: «Скоро. Очень скоро.»
В комнате матери горел ночник. Антонина Петровна не спала, сидя в своём кресле и держа в руках какую-то книгу, которую не могла прочесть из-за слабого зрения.
– Не спится, мама? – Галина присела рядом.
– Галочка… – старушка нащупала её руку. – Сергей приходил?
– Да, мама.
– И что?
Галина помолчала, подбирая слова:
– Он хотел вернуться. Но я отказала.
Антонина Петровна неожиданно крепко сжала её пальцы:
– Правильно сделала, доченька.
– Правда? – удивилась Галина. – Ты всегда его так любила…
– Любила, – согласилась старушка. – Но тебя – больше. И знаешь… человек, который смог тебя отпустить, не заслуживает второго шанса.
Галина обняла мать, чувствуя, как к горлу подступают слёзы – но не от горя, а от неожиданной поддержки.
– Я еду в Грецию, мама, – прошептала она. – Через месяц. И хочу, чтобы ты поехала со мной.
– Я? – старушка изумлённо выпрямилась. – Куда мне, старой…
– Тебе шестьдесят, и ты заслужила увидеть море, – твёрдо сказала Галина. – Хотя бы услышать его, почувствовать запах. А я буду твоими глазами. Расскажу обо всём, что ты не сможешь увидеть.
Антонина Петровна молчала, но по её щекам текли слёзы. Наконец она прошептала:
– Ты так изменилась, доченька.
Галина улыбнулась:
– Нет, мама. Я всегда была такой. Просто теперь наконец-то стала собой.
За окном начинался рассвет. Новый день. Новая жизнь. Её жизнь.
