На кухне пахнет тушёной капустой, из стиралки поёт «Машина времени», а Ирина, закатав рукава, трет пол под столом — туда вечно всё летит, особенно когда Антон ест. Она как раз размышляла, не поменять ли коврик у входа (тот стал подозрительно похож на вахтёра в поликлинике: вытерпит всё, но давно мечтает на пенсию), как зазвонил телефон.
— Да, слушаю, — ответила она, не оборачиваясь.
— Ирин, привет, это Валя. Ну, свекровь твоя, если забыла! — голос звучал с тем сладковатым напряжением, которое предвещает катастрофу. Или как минимум визит.
Ирина молча встала и присела на табурет. По привычке — чтобы не упасть. У свекрови не было такого понятия, как «по пустяку». Если звонила — жди с визгом.
— Что-то случилось? — спросила она тоном хирурга, слышавшего слово «аппендицит» сто раз за смену.
— Да нет, ну что ты, просто мы с Кристиной тут подумали… У нас квартиру травят, представляешь? Эти тараканы, гады, повылазили, как родственники на поминки. Нужно три дня где-то перекантоваться. Мы подумали — у вас удобно!
— У нас? — переспросила Ирина, уже понимая, что сопротивляться бесполезно.
— Ну а где ещё? Не в гостиницу же! И вообще, ты же всегда такая добрая, семейная…
— Я ещё и наивная, — пробормотала Ирина и вслух добавила:
— Приезжайте. На три дня. Только три, Валентина Петровна!
— Ну конечно, три. Честное партийное.
Три дня…
Как же она тогда не заподозрила неладного?
Вечером в квартиру вкатился десант из прошлого века — так бы Ирина охарактеризовала прибытие Валентины Петровны и её дочери Кристины. Две огромные сумки, клетчатая «бомж-стайл», чемодан на колёсиках, две коробки с надписью «Хрупкое», и цветок в ведре — «это фикус, он не переживёт химию».
— Идите сюда, мои сладкие! — воскликнула Валентина Петровна, широко разводя руки и вваливаясь в прихожую, будто зашла в собственный пентхаус. — Всё-таки у вас уютно! Хотя, конечно, по уму бы ремонт сделать. Потолки-то… не первой свежести.
— А стены — как ваши комплименты, — сухо отозвалась Ирина, забирая коробку.
Кристина, молча, прошла мимо, вцепившись в айфон как в спасательный круг.
— Ирина, милая, — обратилась к ней Валентина Петровна, усаживаясь на диван, — а у тебя что, на кухне до сих пор та же капуста? Ты ведь знаешь, у Кристины на неё сыпь.
— У меня на Кристину аллергия, — ответила Ирина и ушла в спальню.
Первый вечер прошёл, как обычно проходят первые вечера после атомной войны. Все живы, но уже подозревают друг друга в каннибализме. Кристина жаловалась на Wi-Fi, Валентина Петровна — на подушку, Ирина молчала, а Антон пил чай и делал вид, что его нет.
— Антон, я вот подумала, — внезапно начала его мать, — может, нам лучше в твоей комнате спать, а вы с Ириной — в зале? Всё-таки у нас спина больная…
Ирина едва не поперхнулась салатом.
— Валентина Петровна, это моя квартира. И мы с мужем спим в спальне. Спина у нас тоже не от ортопеда.
— Ну ладно, ладно, — фыркнула та. — Какая ты нервная, Ирина. Видимо, от недолюбленности.
Антон поднял глаза от кружки.
— Мам, может, ты хватит уже?
— А что я? Я — мать! Мне можно всё! Вот ты забыл, как я тебя с соплями на руках носила?!
— Мам, это было тридцать пять лет назад. И ты тогда меня уронила. Дважды. На кафель.
На следующий день Ирина зашла в комнату, чтобы взять документы — и застыла. Кристина сидела за столом и перебирала папку с бумагами.
— Ты что делаешь?! — вскинулась Ирина, подлетая к ней.
— Ой, ничего. Просто искала… флешку. Мне на работу надо.
— Флешку? В моей папке с договорами?
Кристина криво усмехнулась:
— Да ладно тебе. Всё равно же у вас эта квартира на тебя записана. Интересно просто стало. А вдруг на маму, как и должно быть?
Ирина медленно выпрямилась, глядя ей в глаза.
— Слушай внимательно. Это моя квартира. От бабушки. И если ты ещё раз тронешь мои документы — я тебя за волосы выволоку из этой комнаты.
— Ой, какая грозная. Прям баба с рынка.
— А ты — гостья. Ведёшь себя как наследница.
Вечером она всё рассказала Антону. Он молчал долго, как охранник у банкомата. Потом сказал:
— Я с ними поговорю.
— Поговоришь? Или сделаешь вид, что это всё «женское»?
— Ирина, не начинай. Это моя мать.
— А я кто? Повар в гостинице?
Он ушёл курить. Она — мыть полы. Оба думали одно и то же:
Эти три дня могут стоить брака.
На третий день Ирина проснулась рано. В доме было тихо. Подозрительно. Она вышла в коридор — и ахнула: коробки, цветок в ведре и чемоданы исчезли. На кухне лежала записка:
Спасибо за всё. Мы уехали. Но разговор ещё не окончен. Валя. Она скомкала бумажку.
Разговор только начинается.
РАССКАЗ: «Не видать вам моей квартиры!»
Глава вторая: Кто в доме хозяйка
Утро началось странно: Ирина проснулась в тишине. Такой густой, непривычной, что даже капли в кране капали как-то вежливо.
Никакой Валентины Петровны, ни громогласного:
— Антош, где у них соль?!
Ни стонов Кристины, что «у неё Wi-Fi отстой, как и вся жизнь».
Тишина. Мир. Как будто после урагана. Только в голове что-то зудело. Что-то не так.
На кухне Ирина поставила чайник, взглянула на записку, оставленную свекровью, и хмыкнула.
— «Разговор ещё не окончен»… Ну, хоть не «Я вернусь», уже спасибо, — буркнула она себе под нос.
Антон вышел из ванной с мокрым полотенцем на шее, будто собирался на ринг. Ирина молча налила ему чай.
— Всё нормально? — спросил он, отпивая.
— Уже да. Сначала подумала, что обокрали. Потом вспомнила: у нас не было ничего ценного. Только терпение, и его они почти унесли.
— Да брось. Мам просто… немного вспыльчивая.
— Немного? Она — газовый баллон с ногами.
Он усмехнулся.
— Ну и чего теперь?
— А теперь я проверю документы. Потому что вчера твоя сестрёнка рылась у меня в папке с бумагами.
Антон сразу помрачнел.
— Да не может быть. Ты уверена?
— Я не настолько безумна, чтобы путать флешку с договором на квартиру.
На кухонном столе лежала тонкая папка. Ирина медленно её открыла. Паспорт бабушки. Свидетельство о смерти. Дарственная.
И пустой файл.
Пустой. Там, где лежала заверенная копия договора дарения.
— Сука… — сказала Ирина тихо, как будто только пробовала слово на вкус. — Да она забрала копию договора. Ты понимаешь, что это значит?!
— Ну… это ж только копия…
— Только?! А если они хотят в суд лезть? Доказывать, что это их квартира? Что я её оттяпала?
— Но ведь у нас всё законно!
— Законно, если не подделать бумаги. Если не начать втирать, что бабушка была недееспособной. Если не начнут придумывать, что у тебя с сестрой равные права!
Антон встал.
— Я сейчас ей позвоню.
— Скажи только одно: чтобы она вернула всё, пока я не пошла в полицию. И чтоб твоя мама туда же не совалась.
Звонок длился недолго. Кристина не брала. Потом сбросила. Потом прислала сообщение:
«Не истери. Я ничего не брала. Может, сама потеряла».
Ирина сжала телефон.
— Всё. Доигрались.
Она переоделась, взяла сумку и вышла. На ходу набрала адвоката семьи — Тараса Владимировича. Он вёл ещё дело развода её подруги и одновременно судился с МФЦ — человек надёжный, как бетон.
— Алло, Тарас Владимирович? Это Ирина. У меня тут родня решила, что квартира — это наследственный приз.
Вернулась она через пару часов, с кипой документов, где чёрным по белому: квартира Ирины, дарение от бабушки, подпись живая, бабушка в уме, всё заверено.
Антон встретил её у порога, как школьник после двойки.
— Ну?
— Пока всё чисто. Но если они и дальше пойдут в отказ — я это так не оставлю.
— Ира… давай не будем судиться. Всё-таки семья.
Она посмотрела на него. Долго. Устало. И уже без злости.
— Знаешь, Антон. До того, как твоя мама приехала, я была уверена, что у нас семья. А теперь я вижу: у нас — линия фронта.
Он сел на диван.
— Ты правда думаешь, что Кристина могла… специально?
— Она не могла. Она — сделала. А твоя мама — прикрывает. Им тесно в своей жизни, вот они и решили расширяться. За счёт моей.
Поздно вечером телефон Ирины снова загудел.
«Валентина Петровна» — как диагноз.
Она долго не брала. Потом нажала на «Ответить» и включила громкую связь.
— Слушаю.
— Ирина, милая. Надо поговорить. Давай по-человечески. Без этих адвокатов. Я же мать. Я не могу остаться без квартиры…
— Без копии договора ты осталась, Валентина Петровна. Всё остальное — у меня.
— Но Кристина же тоже человек! У неё нет ничего. А у тебя — трёшка. Ну не жадничай ты так.
— У меня трёшка. И муж. Которого я, возможно, скоро выгоню. Если не определится, с кем он: с женой или с «человеком» Кристиной.
— Да как ты смеешь!..
— Я — смею. Потому что у меня ключи, документы, и нервы ещё пока не отъехали. А вы уже уехали. Вот и сидите там.
Она нажала «Сброс».
Антон молча смотрел на неё.
— Это конец?
— Нет. Это начало. Если ты встанешь рядом со мной — будет война. Если — рядом с ними — будет развод.
Он медленно кивнул.
— Я подумаю.
— Надеюсь, не три дня. Иначе тараканы — это мы.
В этот вечер Ирина спала одна. И впервые за долгое время — крепко.
Ирина стояла у окна, мятая чашка кофе в руке, взгляд — где-то между седьмым этажом и глубокой внутренней усталостью.
Антон ещё не вернулся с работы. Или задерживался. Или думал. Её это уже не волновало.
За последние двое суток он сказал ровно восемь слов. Все — не по делу.
«Ты ела?», «Я пошёл», «Ты серьёзно про адвоката?»
Ну да, серьёзно.
За спиной захлопнулась входная дверь.
— Привет, — Антон снял куртку и завис у вешалки. — Ты дома?
— А где мне быть? На допросе у участкового? Или у нотариуса, переписывая квартиру на твою мамочку?
Он сел напротив, потер лицо ладонями.
— Послушай. Я поговорил с мамой. С Кристиной.
— И что? Они решили вернуть украденное? Или, может, принесли икону, чтобы поклясться, что «не брали»?
— Мама — в больнице.
Тишина в комнате зависла, как шаг на минном поле.
— Что?
— Сердце. Её забрали сегодня ночью. Кристина в слезах, мне звонила утром, но я не хотел тебе сразу говорить…
Ирина уставилась на мужа, вжавшись в спинку дивана.
— Это как-то связано с квартирой? Или ты решил вызвать у меня чувство вины?
— Я просто сообщаю. Без подтекста. Но… она просила тебя навестить. Сказала, хочет извиниться.
Ирина засмеялась. Громко, нервно.
— Да ну! Вот так просто? Забрать документы, попытаться меня подставить, и потом — «извините, я переоценила ваше терпение»?
— Она правда плохо выглядит. Врачи говорят — инфаркт. Серьёзно.
— Знаешь, — сказала Ирина, — вот если бы она умерла, я бы, наверное, почувствовала что-то. А сейчас — только подозрения. Вдруг это спектакль?
— Это не спектакль. Я сам видел. Капельницы, тонометр, Кристина с соплями…
Ирина встала.
— Ладно. Я поеду. Но не ради неё. Ради себя. Чтобы убедиться, что мне больше не за чем бояться.
В палате Валентина Петровна лежала, как актриса старого театра: голова повязана, губы бледны, взгляд трагичен.
— Вот и ты… — хрипло сказала она.
— Да. Я. Пришла посмотреть на шоу, — сухо ответила Ирина.
— Не надо так. Я… Я понимаю, мы были неправы. Но ты же знаешь, как это — страх старости, одиночества. Я боялась остаться ни с чем…
— У тебя есть дочь. Внучка. Собственная квартира, кстати. Зачем было лезть в мою жизнь?
— Ты не поймёшь… Ты всё себе. Бабушка тебе отписала. Антон тебя любит. А я? Я всю жизнь тянула детей. Кристину. Его. А теперь… что мне осталось?
Ирина присела на стул.
— Вам осталось совесть. Или то, что от неё осталось.
— Я хочу передать тебе кое-что, — Валентина Петровна попыталась приподняться. — В тумбочке. Вторая полка. Жёлтый конверт.
Ирина открыла ящик. Там действительно лежал жёлтый конверт. Внутри — копия договора, которую украли. И ещё один — дарственная на ту самую квартиру Валентины Петровны… на имя Антона.
— Что это?
— Я передумала. Я поняла, что он всё-таки сын. Пусть хоть что-то у него будет своё. Не Кристина же — она только и умеет, что истерить. А Антон — добрый. Но слабый. Я всё испортила…
Ирина сидела молча, вертя документы в руках.
— А почему не на Кристину?
— Потому что ты ему дороже. Он сам мне сказал. «Если ты не прекратишь, — сказал он, — я выберу Ирину». Вот и выбрал. Поздно, правда…
Вечером Ирина сидела на балконе с бутылкой вина. Она не пила, вообще-то. Но сегодня можно.
Антон пришёл поздно.
— Я поговорил с ней.
— И я. Знаешь, что она сделала? Передала тебе квартиру.
Он застыл.
— Что?
— Да. Подарок. Последний жест матери. И знаешь, я не злюсь. Просто не верю. Не верю, что всё это — искренне.
— А я верю. Потому что я выбрал тебя. Ещё тогда, когда Кристина сбежала с документами. Просто молчал. Я слабый, Ира. Но я — с тобой.
Ирина поставила бокал.
— А я устала быть слабыми. Слишком много лет я тащила нас вдвоём. Теперь мне нужен партнёр, а не сынок своей мамы.
— Что ты хочешь сказать?
— Что мы разводимся.
— Ты серьёзно?..
— Очень. Завтра ты идёшь к нотариусу. Подписываешь отказ от претензий на мою квартиру. А твою — оставляй себе. Маме будет приятно.
Он стоял, опустив плечи.
— И всё?
— И всё. Уходя, не забудь тапки. Те, которые ты так и не научился ставить ровно.
Через две недели Ирина пила кофе в том же кресле, одна. Вся квартира — её. Все документы — на месте.
Соседи говорили, что Кристина продала мамину квартиру и уехала в Сочи. Валентина Петровна — на даче, поправляется.
А Антон? Он звонил. Но Ирина сбрасывала.
Потому что иногда лучше остаться одной — чем делить жизнь с тем, кто не умеет сказать «нет» маме.
В дверь позвонили.
Она подошла.
На пороге стоял мужчина. Лет сорока. С цветами. Смущённо улыбался.
— Вы — Ирина? А я — адвокат Тараса Владимировича. Он просил вернуть документы. И пригласил вас на ужин. Заодно обсудить новый кейс.
Ирина улыбнулась.
— Заходите. Только тапки у входа. Я к ним теперь строго.
