— Сынок, ты решил, что возьмешь с собой завтра? Рюкзачок еще не собран, давай вместе подумаем, какие игрушки поедут на дачу. — Лиза посмотрела на сына, Матвея, но тот, на удивление начал мотать головой и убегать от нее. — Мотя! Куда побежал?
— Нет! Я не поеду! — крикнул Матвей, прячась от матери и отца.
Максим посмотрел на Лизу. Та пожала плечами и осторожно подошла к ребенку.
— Почему, сынок? Там же ягодки поспели… Бабушка тебя ждет, сестра, Дашенька… Будешь на качелях кататься, клубнику кушать. Ты же так любил туда ездить раньше!
Матвей ничего не ответил. Только плечи дёрнулись. Сначала Лиза решила, что он капризничает. Подумаешь, пятилетний ребёнок, мало ли. Но Максим нахмурился: сын не просто капризничал — он буквально съёжился.
Такое поведение ребенка было уже не первый раз. Все началось, когда они стали уезжать по своим делам, оставляя сына на даче.
— Это из-за соседского пса? — вдруг вспомнила Лиза. Они сами тогда испугались, когда приехали в прошлый раз. — Та овчарка у соседей, она лает громко, может, испугался?
— Или ты боишься спать там один в комнате? — подключился Максим. — Там ведь нет твоего ночника. Так мы его с собой возьмем! Хочешь?
— Нет! Я не поеду… Хочу дома остаться! — голос ребенка дрогнул. На глазах выступили слезы.
— Может, его Даша с подружками напугали в прошлый раз? — предположила Лиза, глядя на мужа. — Они рассказывали страшилки, помнишь?
— Не знаю, надо с ней поговорить. В любом случае у нас завтра дела. Мы не можем остаться дома, сынок.
Матвей заплакал еще сильнее, услышав слова отца. Лиза попыталась его успокоить, но ребенок вывернулся и убежал в детскую. Упал лицом в подушку и накрылся одеялом, словно хотел спрятаться от этого мира. Лиза не понимала, что происходит. Психологи твердили про кризис пяти лет. Кто-то просто утверждал, что дети начинают манипулировать, а свекровь, Виолетта Кирилловна, и вовсе предпочитала игнорировать слезы внука.
— Езжайте, мы прекрасно проведем время, — сказала она, когда на следующий день родители все же привезли сына на дачу. С Дашей, племянницей Максима, поговорить не удалось — она была на прогулке с подружками.
— Виолетта Кирилловна, вы, пожалуйста, проследите, чтобы Матвея никто не обижал. Он чего-то боится на даче. Вот ночник, чтобы засыпал лучше.
— Ой, да что вы? Бред какой, никто его тут не обижает. Езжайте по своим делам. Мы сами разберемся. — Она взяла пакет с ночником и… кинула его в угол комнаты. А сама пошла варить суп.
В воскресенье вечером Лиза приехала за Матвеем. Он ждал ее у забора.
— Ты чего?
— Домой хочу, — поджав губы, сказал он.
— Скоро поедем. Дай я хоть домой зайду, с бабушкой поздороваюсь. — Сын взял мать за руку, она улыбнулась, погладила по голове.
— Нет! Поедем домой сейчас!
Лиза сделала шаг, но сын не хотел ее отпускать. К счастью, на голос вышла Виолетта Кирилловна.
— Приехала? Ужин еще не готов. Зайдешь?
Лиза хотела сказать, что да. Но посмотрев на сына, покачала головой.
— Нет. Спасибо. Засветло поедем. Папа нас дома ждет.
— А ну, как хочешь. Дашенька еще погостит. Ее забирать не надо.
Лиза с сыном уехали. Матвей был каким-то слишком молчаливым. Но Лиза была сосредоточена на дороге и не обратила внимания на это. А приехав домой, мальчик сразу же отправился спать.
— Набегался, наверное, — улыбнулся Максим.
— Да… — Лиза кивнула, листая ленту в соцсетях. — В субботу Ивановы зовут на шашлыки.
— Хм… Ну поехали. Вроде мама не против на выходных с внуками нянчиться.
— Опять к твоей повезем?
— Ну явно лучше, чем у твоих ютиться в однушке, в городе, — задумчиво сказал Максим.
Неделю спустя стало понятно: лучше в однушке.
Матвей прямо сказал:
— Я не хочу на дачу. Не хочу!
Накануне он ворочался полночи, ходил пить воду, просил оставить свет в коридоре. Когда Максим попытался обнять сына утром — тот отстранился.
— Что с ним? — прошептала Лиза, когда Матвей вышел из комнаты.
— Не знаю, надо выяснить.
Они попробовали.
Но Матвей так и не смог объяснить — только говорил:
— Она меня не любит. Она всегда сердится!
— Кто? Даша?
— Нет!
— А кто? Бабушка?
Он кивнул и заплакал.
— Не придумывай, Мотя… Бабуля очень любит тебя. Ты просто не хочешь ехать на дачу, да? — Лиза посмотрела на мужа. Они уже обещали, что приедут на шашлыки. Отменять как-то некрасиво.
— Давай, может, к твоим его отвезем? — тихо сказал Макс.
— Мама звонила, у нее простуда. Она не сможет взять Матвея на выходные.
— И что делать?
— Не знаю.
— Сын, давай мы поедем на полдня, ладно? Мы за тобой вечером приедем. Не будем на ночь тебя там оставлять, хорошо?
Только с таким условием ребенок согласился.
Правда, всю дорогу он был грустный. Но Лиза с Максимом этого не увидели, они отдали сына Ольге — сестре Макса, она везла дочь, Дашу, на дачу к Виолетте Кирилловне и забрала заодно и Матвея.
И все же отдохнуть родителям не удалось. Едва Ольга привезла Матвея к матери, он тут же заплакал.
Она испугалась и позвонила Максиму.
— У него ничего не болит? Он какой-то вялый. Говорил всю дорогу, что не хочет ехать.
Максим сжал зубы. Они собирались ехать на шашлыки к друзьям, но его уверенность в том, что они все делают правильно, таяла на глазах.
— В общем, я маме сказала, чтобы посмотрела на него… А она отмахнулась. Говорит, что он всегда такой скандальный. Избалованный и неправильно воспитанный.
— Ясно. Я понял, Оль. Спасибо, — Максим сбросил вызов и решительно пошел к жене. — Лиз, мы не едем к друзьям. Звони Ивановым, скажи, что планы изменились.
— А что случилось? Что-то с Мотей?! — Лиза выронила сумку и с тревогой посмотрела на мужа.
— Да. Всё это время с ним все было не так. А мы просто не хотели этого видеть, — выдохнул Максим.
— Но ведь ничего не поменялось.
— Поменялось! Раньше мы были с ним по выходным, а теперь мы просто отвозим его, спихивая на бабушку, как будто он нам мешает.
Лиза замерла. Фактически так и было. Ребенок мешал им жить своей жизнью, гулять, встречаться с друзьями. Хотя оба родителя очень любили сына, им хотелось побыть наедине, почувствовать себя свободными. Что при этом чувствовал Матвей никого не волновало. А он пытался достучаться до них…
— Да… Ему не хотелось ехать не на дачу. Он говорил про бабушку. Что она его не любит, что она слишком строгая… — Максим продолжил. — А я же знал, какой она может быть. Просто забыл.
Он стал вспоминать. Словно кадры из фильма, прошлое всплыло в его памяти: как в детстве он разбил коленку и ждал, что мама обнимет. Она выдала перекись и сказала: «Мужчины не плачут». Как принес ей к 8 Марта рисунок, а она отмахнулась: «Не Айвазовский. Лучше не рисуй». Как сестра, Оля, ластилась к матери, а его в такие моменты прогоняли: «Ты же взрослый, ты же мужик!»
И Макс уходил. Его «выдрессировали» так, что он боялся лишний раз что-то сказать о своих чувствах.
Однажды, когда у Максима сильно заболел живот, он скрывал до последнего, боясь сказать об этом матери. Боясь, что она снова станет его попрекать слабостью и девичьим характером.
— Из-за ее строгости я однажды чуть не умер.
— В смысле?! Ты не говорил…
— Я дотерпел до пе ре то ни та. Живот болел так, что я не мог дышать. А мать решила, что я просто отлыниваю от домашней работы и заставила мыть полы. Хорошо, в гостях была бабушка, она заметила, что у меня на лбу испарина. Она была добрее, чем мама. Вызвала скорую, не стала долго думать.
Еще бы немного… и я бы сейчас здесь не сидел.
— Боже… Я не знала… И что потом?
— Я все равно оказался неправ. Что не сказал. Что повел себя как трус.
— Сколько тебе было?
— 9 лет.
— Совсем ребенок!
— По меркам мамы — взрослый мужчина. Она часто говорила, что ее отец в моем возрасте был не по годам взрослым. Жили в тяжелое время.
Лиза прикрыла глаза, осознавая слова мужа.
— Ты другая. Твоя семья — другие. Помню, когда теща меня обняла впервые, я от нее шарахнулся. До сих пор стыдно… Только спустя годы, с тобой я научился быть другим. Но я до сих пор не могу открыто выражать свои чувства. Я не хочу, чтобы Матвей проходил тот же «путь самурая». Похоже, что мы его обрекаем на это, оставляя на воспитание бабушке.
— Поехали к ней. Сейчас. Без предупреждения. Посмотрим сами, — выпалила Лиза. У нее уже не было никакого желания ехать к друзьям. На кону стояло здоровье ее пятилетнего ребенка.
Они приехали на дачу через два часа. Виолетта Кирилловна шла с огорода, в резиновых перчатках.
— Вот так сюрприз! — удивилась она. — Что не позвонили? Я думала, что вы завтра приедете.
— Поменялись планы, мы решили на этих выходных с сыном побыть. Соскучились, — ответила Лиза, с волнением смотря по сторонам. Раньше она не замечала ничего необычного, просто думала, что свекровь не самая душевная дама. Но ей и не нужны были сентиментальные разговоры с ней, она никогда не планировала дружить с мамой мужа. Она просто уважала ее. И все.
— Привет, дядь! Привет, теть Лиза! — Даша сидела на веранде. Рядом с ней на столе были варенье, чай, мармелад и зефир. Матвея рядом не было видно.
— Привет, Дашуль. А где Матвей? — спросил Максим.
— Да вон там у сарая возится. — Виолетта Кирилловна махнула рукой в сторону сарая. — Я послала его грабельки, лопатки прибрать. Ходит за мной хвостом, никакой самостоятельности. Дед в его возрасте…
— Ага. Знаем. Но у нас сын — совсем не такой, как твой отец или дед. — Максим перебил ее. Они пошли к ребенку. Матвей сидел на деревянном крыльце сарая.
— Эй, чего это ты отлыниваешь? Иди, там на огороде еще не все инструменты собраны! Что ты все утро как размазня? — Виолетта накинулась на внука. А тот, увидев мать, вскочил с крыльца и прижался к ней, уткнувшись носом ей вбок, словно в поисках защиты.
— Он не размазня. Он ребёнок. Маленький.
— Какой же он маленький? Пять лет уже! Не годовалый! Именно потому и надо его… — начала было бабушка, но Максим поднял руку:
— Подожди.
— Мотя… — Лиза наклонилась к сыну. — Ты чего тут один сидел?
— Бабушка сказала, чтобы я под ногами не вился. Я спросил, можно ли мне зефирки, а она… — всхлипнул он.
— Сказала: «Ты что, девочка, с розовыми зефирками играть? Мужик чай пьёт, когда дела все сделает». — продолжил Максим за сына и почувствовал, как в груди поднимается злость, давно забытая. Детская обида.
Он сел на краешек скамейки, не отрывая взгляда от сына.
— Идите, Лиз. Попейте чаю с Дашей.
Потом посмотрел на мать.
— Ты знаешь, почему я тебя с Лизой не знакомил до самой свадьбы? Почему мы перестали ездить к тебе на выходные? Потому что знаю, что ты осудишь наши чувства. Да, мы с ней обнимаемся! Мы с ней показываем нашу любовь, привязанность… А ты считаешь, что это «стыдно». Выражение эмоций для мужчины — неправильно. Ласка — баловство. Обнять — значит избаловать. Мальчик плачет — значит, он не мужик, а тряпка. Помнишь?
Виолетта Кирилловна ответила не сразу. Она держалась. Но взгляд у неё становился все холоднее.
— Да. Я так считала и считаю. Нежности для мужчин — это проявление слабости. Да и вообще, лишние сопли пусть в мелодрамах остаются. Жизнь прожить, не поле с земляникой перейти!
— Ты вырастила во мне человека, который не умел сказать «я тебя люблю» до семнадцати лет! Потому что считал это чем-то не при стой ным. Ты научила прятать чувства, глотать боль и молчать. А теперь делаешь то же самое с моим сыном! Я думал, что ты изменишься. А нет. Ошибся.
Он встал. Сказал тихо, но очень твёрдо:
— Больше ты не будешь принимать участие в его воспитании. Никогда.
— Что? — Виолетта побледнела.
— Ты можешь видеть его при нас, если хочешь. Но воспитывать — нет. Учить быть мужиком не надо. Ты не понимаешь, что ты делаешь хуже. Ты ломаешь его характер, а не закаляешь.
— Мальчику нужно строгое воспитание. Вы его залюбили, вот и растёт нюней! — бросила Виолетта Кирилловна, уходя от разговора.
— Тебя так воспитывали, я знаю, — голос Максима дрогнул. — Но мне было больно. Мне до сих пор больно. Очень. Я помню, как вы с отцом хвалили Олю за каждый пустяк. А ко мне только предъявляли претензии. Я помню, как вы говорили: «Мужчина не жалуется». Но мне было девять! Я просто хотел, чтобы меня услышали…
— Да хватит попрекать меня этим ап пе н ди ци том! Думаешь, я не переживала тогда?! — Виолетта Кирилловна стянула перчатки и бросила их в ведро. — Хватит! Все давно в прошлом. Не тебе меня учить. И меняться я не собираюсь. Шестьдесят лет такая, такой и останусь!
— Вы не обязаны меняться, — тихо сказала Лиза, когда свекровь подошла к ней. — Но и мы не обязаны продолжать. Мы не будем привозить Матвея, пока он сам не скажет, что хочет.
— Дело ваше. Удобно — спихнуть на все выходные ребенка, а потом мне предъявлять, что мои методы воспитания с вашими не сходятся.
Лиза промолчала. Она хоть и не чувствовала свою вину, но где-то в глубине души, слова свекрови остались неприятным осадком.
— А вы что, уже уезжаете? — Даша удивленно посмотрела, как дядя грузит вещи брата в машину.
— Да, Дашенька. Дома есть дела, — ответил Максим. Лиза села в машину и помогла Матвею пристегнуть ремень. Они уезжали со странным чувством. Но сын, казалось, стал веселее.
Прошел месяц. Виолетта Кирилловна не звонила. Даша прислала фотографии урожая ягод с вопросом: «Приедете? Бабушка варенье хочет варить».
— Ты сердишься на маму? — спросила Лиза.
— Не знаю. Наверное, она просто такая, какая есть, — пожал плечами Максим. — Но теперь я сам буду рядом с сыном. И я не буду делать из него солдафона в пять лет. Пусть проживает эмоции, смеется, обнимает нас, говорит слово «люблю». В этом нет ничего зазорного.
— Ты прав, Макс. Я на твоей стороне.
Матвей снова стал собой. На выходные они больше не «спихивали» его бабушке Виолетте. Оставались дома, гуляли в парке, ходили на детские спектакли, играли в настолки. Были нормальной семьей.
Матвей стал чаще обнимать родителей сам, уже не боялся выходных и не прятался при упоминании дачи. И когда в один вечер он, улыбнувшись, сказал: «Пап, а может, мы все вместе поедем к бабушке? Она, наверное, скучает, просто сказать не может», — Максим понял: они с Лизой все сделали правильно.
— Поедем, сынок. Обязательно поедем.
И они поехали. Просто навестить. Чтобы не копить обиды, а двигаться вперед.
А что будет дальше — время покажет. Иногда даже взрослым нужно время, чтобы научиться говорить «люблю» и «прости».
