— Ну что, ты надолго ещё там? — Дима появляется в дверях кухни, отряхивает руки от стружки, на щеках летняя рыжина.
— Сейчас, — Полина режет яблоки прямо в ладони, хмурится, стараясь не задеть пальцы. — Хочешь кусочек?
— Позже. Я в сарай на пять минут, сверло у меня где-то…
— Ты только не сверли до обеда! Мне и так всю ночь снилось, что за стенкой кто-то стучит. — Она улыбается, но уголки губ слабо подрагивают — не выспалась. — На завтрак вернёшься?
Дима кивает и уже в прихожей стучит по полу ботинком, торопится, будто боится что-то упустить в этот редкий спокойный день.
Полина медленно переводит взгляд на стол — яблоки, кружка, тесто для пирога в миске. Всё по плану, всё своё, никуда не надо спешить. Она дышит — пахнет хлебом, солнечный квадрат света на скатерти дрожит от ветерка из окна.
Вдруг скрипнула дверь.
— Доброе утро, дети! Как вы тут? — это Ирина Алексеевна, мама Димы. Она заходит первой, поправляет передник, несёт свою любимую чашку.
— Мы вот решили заскочить к вам с утра пораньше на завтрак, надеюсь, успели, — добавляет Валерий Николаевич, отец Димы, проходя следом.
Ирина Алексеевна ставит чашки на стол, смотрит на тесто:
— Всё сама? Можно я хотя бы яблоки почищу? — Она тянется за ножом, ловко подхватывает ломтик, улыбается коротко.
— Уже почти закончила. Но спасибо, мам, — Полина откладывает нож, вытирает руки о полотенце, делает пару шагов к окну. — Как думаешь, сегодня получится просто… ничего не делать?
— Главное — друг друга не гонять по делам. Сейчас чайник поставлю — будет у нас праздник, — говорит Ирина Алексеевна, достаёт заварку и оглядывается на всех. Солнце отражается в окне, и на кухне становится ещё светлее.
Валерий Николаевич ставит на стол банку с мёдом, смотрит в окно:
— Сейчас, как подумаю, сколько работы — аж жить не хочется. Может, сбежим к соседям, а?
Ирина Алексеевна машет рукой:
— Вот уж не дождутся! — и ставит на стол тарелку с сырниками. — Утро должно быть ленивым.
Полина только собирается налить чай, когда за окном вдруг раздаётся резкий звук мотора. Двор заливает чужой гул, знакомый, но неуместный в этой тишине. Она, не отрываясь, ловит взгляд Валерия Николаевича:
— Кто-то к нам?
Тот подходит ближе к окну, смотрит поверх очков:
— О, гости пожаловали! Сейчас шуму будет…
Во дворе серебристая «Шкода», хлопает дверца. Из машины выходит Леонид, дядя Димы — высокий, крепкий, в расстёгнутой рубашке, с широкой улыбкой. За ним — его жена, Маргарита, строгая и уставшая, не выпускает из рук сумку. Их дочь Оксана, лет двадцати, в наушниках, зевает, оглядывается по сторонам.
— О, гости пожаловали! — с лёгкой иронией бросает Валерий Николаевич.
Леонид первым забегает в дом:
— Родные, спасайте! В городе дышать нечем, кругом ремонты, шум, жара. Примите нас, хоть душой отдохнём.
Маргарита, не скрывая усталости, ставит сумку у двери:
— Комнату бы потише. Я после дороги никакая.
Оксана даже не смотрит на всех, говорит вяло:
— Может, чаю? И перекусить бы…
За ними следом в дом летят чемоданы, пакеты, воздух наполняется чужой суетой.
Ирина Алексеевна поспешно поправляет передник, пытается улыбнуться. Полина остаётся у окна, слышит, как по двору стучат каблуки.
На минуту все замирают. Полина стоит у стола, нож в руке, ищет слова. Улыбка выходит натянутой:
— Проходите, только у нас всё просто, на скорую руку. Чайник сейчас закипит.
Дима появляется в дверях, за спиной запах опилок, вид усталый.
— Я только на пять минут вышел, а у нас тут уже полдома собралось! — он растерянно улыбается, переглядывается с Полиной, потом с родителями и гостями. — Всем привет… Вот это утро!
Кивает всем, чешет затылок, глаза бегают — то на сумки, то на жену.
Ирина Алексеевна кивает, приглашая за стол, Валерий Николаевич подталкивает стул Леониду, тот присаживается с шумом, хлопает ладонями по коленям:
— Вот это встреча! Мы с дороги, сами понимаете. В городе жить невозможно, дети взрослые, квартиру продали. Теперь ищем жильё на лето — пока у вас остановимся, дом у вас большой. Не выгоните же, родня ведь!
Маргарита подхватывает фразу:
— Главное — тишина и забота. Мы ненадолго, ну может, пару недель. Вы нас поймите — хоть голову сложить в тишине.
Валерий Николаевич пытается вставить слово:
— Вам, наверное, тесно тут будет, народу и так много…
Леонид отмахивается:
— Где тесно, там и мило. Родственники, чай, не чужие.
Оксана уже исчезает в коридоре, вскользь бросает:
— Я посплю, а вы как-нибудь потом. Комната… там у окна, да?
Маргарита обходит кухню, поправляет скатерть, щёлкает чайником:
— Кофе есть? А то чай у меня уже не идёт. Ой, какая у вас плита неудобная…
Полина убирает яблоки в миску, смотрит на Ирину Алексеевну, та опускает глаза.
Вечером, когда шум в доме стихает, Полина, наклонившись к Диме, сдержанно говорит:
— Может, скажешь им, чтобы хотя бы предупреждали? Я не готова всех кормить и размещать вот так, на бегу.
Дима мнётся, отводит взгляд:
— Ну потерпи, родня ведь… Что поделаешь. Главное, без скандала.
На следующее утро Полина проснулась раньше всех. На кухне было тихо. Только лёгкий скрип половиц, когда она подошла к окну, и мягкий скрип стула, когда села, чтобы почистить картошку. В голове пульсировала одна мысль — сегодня не будет как вчера. Хотя бы попробовать.
Около восьми на кухню заглянула Маргарита. Волосы собраны в сетку, на плече махровое полотенце. Без приветствия, сразу к делу:
— Полин, полотенца где у вас, простыни чистые? Я вещи вчера постирала, сейчас ещё всё мокрое.
Полина не оборачивается:
— В шкафу на балконе. Возьми нужное.
Маргарита подходит к раковине, ополаскивает чашку и вдруг останавливается:
— У вас что-то с краном, — говорит Маргарита, глядя на струйку воды. — Вода капает, не закрывается.
Полина кладёт нож, вытирает руки о полотенце:
— Он сломан. До конца не перекрывает, я Диме скажу.
Маргарита закатывает глаза:
— Ну, конечно. Всё самой приходится чинить.
Через пару минут с улицы заходит Дима, снимает куртку, отряхивает сапоги. Садится за стол, утирает лоб рукавом.
— Чего у вас тут?
Полина негромко:
— Кран опять капает. Посмотришь потом?
Дима качает головой:
— После обеда, хорошо? Мне сейчас доски доколоть надо.
Маргарита цокает языком и уходит в ванную, не закрыв за собой дверь. Вскоре оттуда доносится её голос:
— Оксана, не клади мои вещи с обувью! Ты зачем в барахло моё бельё засунула?
Из коридора слышится:
— Мам, я вообще ничего не трогала! Это не я!
Полина пытается сосредоточиться на плите. Слышит, как хлопает дверца стиралки. Потом шум воды, чей-то крик, шаги. Всё сливается в гул.
На кухню заходит Леонид. Бодрый, в спортивных штанах, в руках планшет:
— Так, у вас тут Wi-Fi с перебоями. Где роутер? Надо бы поближе к спальне поставить, у меня там совсем не ловит.
— Роутер в гостиной. Переставлять не буду, — говорит Полина.
— Ну ты смотри. Мы же тут на какое-то время. Удобство — это важно. Ты же понимаешь.
Оксана проходит мимо них, в тапках на босу ногу, кидает на стол пустую кружку:
— Холодный чай. Я это пить не буду. И да, если едете в магазин — купите мне авокадо. И лосось.
Полина поворачивается к ней:
— До магазина три километра. Я сегодня не поеду.
— Ага. Картошка, значит. Опять.
В дверь стучат. Полина открывает — на пороге Ирина Алексеевна. В руках — корзинка с яблоками.
— Доброе утро. Заглянула узнать, как вы тут.
— Проходите, — Полина вытирает руки. — Только у нас сегодня весело.
Ирина оглядывает кухню, замечает Оксану, бросает взгляд на включённую стиральную машину, на кастрюлю, с которой убегает пена.
— Похоже, день насыщенный.
Полина отходит в сторону, тихо:
— Я больше не успеваю. Я с утра до ночи тут. Они всё разбрасывают, всё требуют. А спасибо никто не говорит.
Ирина опускает глаза:
— Маргарита всегда была такой. Ей с молодости все должны. Не бери близко.
— Я не железная, — говорит Полина. — Я не живу, я выживаю.
Вечером, уже после ужина, когда гости разошлись по комнатам, Полина собирает на кухне только своих — Диму, Ирину Алексеевну и Валерия Николаевича. Она говорит спокойно, но твёрдо:
— Я не хочу больше быть прислугой. Готовить — на всех. Убираться — на всех. Пусть помогают. Я устала.
Дима мнётся:
— Может, завтра поговорю…
Ирина Алексеевна кладёт руку ему на плечо:
— Сынок, это твой дом. Твоя жена. Ты должен быть первым, кто её поддержит.
Дима кивает, но видно, как тяжело ему собраться с духом. Валерий Николаевич встаёт:
— Полина права. Завтра всё решим. Хватит уже ходить на цыпочках.
Ночь проходит тревожно. В доме до позднего часа шумит стиралка, гремит посуда, из комнаты Оксаны доносятся голосовые сообщения. Полина не спит. Слушает, как скрипит потолок, как где-то щёлкает выключатель. Всё внутри дрожит.
Утром на столе — записка, написанная рукой Полины:
«Вынесите мусор, прополите грядки, полейте цветы. Завтрак на плите. Я на работе. П.»
Маргарита входит на кухню, читает, фыркает:
— Это что, намекают, что мы тут работники? Мы думали, нас примут по-человечески!
Леонид подходит, читает через плечо:
— Мы вообще-то к родне приехали отдыхать. Где уважение к старшим?
Оксана заходит последней, швыряет на пол ложку:
— С ума сойти. В следующий раз поеду к другим родственникам. Тут, как в пионерлагере.
В доме снова начинается день. Но всё в нём уже на грани.
День выдался беспокойным. Гости вели себя как у себя дома: Маргарита с утра переставляла мебель в спальне, жаловалась на сквозняки и неудобные подушки, Оксана весь день смотрела сериалы на полной громкости и разбросала по кухне какие-то свои диетические упаковки. Леонид долго искал в доме плоскогубцы, а потом ругался, что «даже нормальных инструментов нет». На обед пришлось доедать остатки макарон — в холодильнике почти ничего не осталось.
Полина вернулась с работы уставшая. На пороге сняла обувь и застыла: на кухне гора немытой посуды, по полу — хлебные крошки, в раковине плавают чайные пакетики и огрызки. Дима сидел у окна с чашкой чая и молчал.
— Ты говорил, что они сами справятся, — тихо сказала она.
Дима отвёл взгляд:
— Я пытался, но…
Полина не дослушала, прошла мимо, начала собирать мусор в пакет. Через пару минут в кухню зашла Маргарита, с полотенцем на шее:
— Полин, я вчера твои шторы сняла — думала, постираем. Почему не записала в список дел?
— Потому что их не нужно стирать, — спокойно ответила Полина. — Я с работы пришла. Дома бардак, ужин никто не готовил, лучше бы об этом озаботились.
Маргарита вскинула брови:
— А что ты хочешь, чтобы мы тут вкалывали? Мы, между прочим, приехали отдыхать, а не на вас батрачить.
Леонид вошёл следом:
— Вот именно. Мы-то думали, на природу, к родне. А тут каждый день как на фронте.
— Никто не просил делать из дома пансионат, — Полина повернулась к ним. — Вы приехали внезапно, не предупредив. А теперь ещё и в претензиях.
Оксана спустилась по лестнице:
— Да с вами вообще всё сложно. Никакого сервиса, никакой вежливости. Только нотации и картошка.
— Мы к вам, между прочим, с душой, — повысила голос Маргарита. — А вы — с этими списками и обязанностями. Спасибо, мы вас поняли. Утром нас уже не будет, не переживайте.
— К Витьке с Ларисой поедем, — добавил Леонид, поправляя очки. — У них дом огромный, примут как положено. Не то что тут. Даже чаю нормального не дали, один стресс!
Маргарита шумно собирала свои вещи в коридоре. Сложенные в стопку полотенца не помещались в сумку, она раздражённо переставляла обувь, заглядывала в ванную, бросала вещи в пакеты.
Леонид, поджав губы, протирал экран планшета и ворчал:
— И комнат не нашлось, и заботы никакой. Всё только на нервах.
Оксана не сказала ни слова. Схватила телефон, надела капюшон и хлопнула дверью так, что задребезжали стёкла.
В прихожей повисла тяжёлая тишина. Дима стоял, прислонившись к стене. Полина — напротив, со скрещёнными руками.
— Всё? — спросила она.
Он кивнул:
— Всё.
Они вышли на террасу, дверь за ними закрылась мягко, без звука. В саду пахло сырой землёй и подкошенной травой. Дул лёгкий ветер, звенели листья на берёзе.
— Прости, — сказал Дима, взял её за руку. — Что я не сразу… что так долго молчал.
Полина сжала его пальцы:
— Не надо. Главное, что сейчас — по-честному.
Полина тихо рассмеялась. Смеялась впервые за много дней.
Они сидели так долго — слушали ветер, редкие звуки с дороги. Впереди был обычный вечер: разобрать бельё, сварить суп, полить цветы. Но теперь всё казалось немного другим.
— Давай больше не будем жить для чужих сценариев, — сказала Полина.
Дима кивнул:
— Договорились.
Он встал, пошёл за пледом, укрыл ей плечи, вернулся на ступеньки. Они сидели рядом, плечом к плечу.
В доме больше никто не шумел. Только на кухне тикали часы.
Дом снова был их. И тишина в нём — настоящей.
