— Смотри, как мы для тебя постарались, — мать смотрела на Софью поверх очков, аккуратно выкладывая на тарелку румяные блинчики.
— Постарались? — Софья села на край табурета, поставила локти на колени. — Обычно ты столько не готовишь, если просто «на чай».
Отец между делом кивнул в сторону журнального столика, где лежала распечатка — сверху крупное фото новенькой Kia Rio, ниже таблица с цифрами. Софья замерла.
— Мы с отцом подумали… — начала мать, разливая чай. — Надо Никите помочь. Он поступил в Казанский университет, ты же знаешь. В другой город, далеко. Без машины — никуда.
Софья посмотрела на бумагу, потом на мать:
— И?
— Возьмёшь на себя кредит, — спокойно произнесла мать. — На тебя оформим, мы платить будем. Просто так проще. У тебя стабильная работа, хорошая кредитная история.
Отец кашлянул:
— Всё просчитали. Ежемесячный платёж — посильный.
— Почему я? — Софья уставилась в кружку. — Это же ваша идея.
— Родным нужно помогать. Мы ведь тебе квартиру отдали. Хоть и скромная, но всё же. У тебя пока нет детей, расходов немного, — мать говорила быстро, будто заучила заранее.
Софья медленно кивнула. Пальцы сжались в замок на коленях, ногти впились в кожу. В горле встал ком, а язык будто онемел. Столько всего хотелось сказать — и про несправедливость, и про давление, и про вечное «ты должна». Но она лишь выдохнула, взгляд скользнул по блинчикам, остывающим на тарелке. Голос едва прорезался:
— Я подумаю.
Мать фыркнула:
— Вот и благодарность. Всё для тебя, а ты — подумать. Ладно, ешь, а то остынет.
Когда она вернулась домой, муж Игорь мыл посуду.
— Ну? Как родня?
Софья сняла пальто, повесила аккуратно:
— Предлагают взять автокредит. Для Никиты.
Игорь застыл с тарелкой в руке:
— В смысле?
— Они платить будут. На меня оформить — у меня, типа, доход стабильный, квартира есть, кредитная история… Уговоры пошли.
— У нас с тобой даже машины нет, — Игорь поставил тарелку на стол. — И никто не предлагает нам помощь. Ты понимаешь, если они платить не смогут — это ляжет на нас? Я не собираюсь чужие кредиты гасить.
Софья молчала. Потом села на край дивана:
— Они говорят, это в зачёт — ведь они мне квартиру отдали. Мол, так справедливо.
— Это квартира бабушки, — отрезал Игорь. — Они просто не захотели её сдавать.
На следующий день в офисе Аня налила себе кофе и села рядом:
— Ну и как сходила к родителям?
Софья закатила глаза:
— Бред. Предлагают взять автокредит на меня — для Никиты. Типа, он в другой город уехал, ему без машины тяжело.
Аня откинулась на спинку кресла:
— Ты серьёзно? Пусть сами берут! Или брат пусть подрабатывает. Что за бред?
— Они говорят, платить будут сами.
— Ага. Сначала — всё под контролем, а потом — начнётся: у нас не получается, Никита приболел, налог пришёл. А ты останешься одна с этим кредитом. Потом ты будешь платить. Они хотя бы поинтересовались, как вы живёте? Или у вас, по их мнению, всё шоколадно?
Софья улыбнулась натянуто:
— Не то чтобы спрашивали.
— Вот именно. Не вздумай соглашаться.
Весь следующий день мать звонила без перерыва. Софья скидывала вызовы. Вечером телефон завибрировал снова — она нехотя ответила.
— Я думала, ты у нас добрая, — голос матери дрожал. — А Никита и так переживает. Ему тяжело.
Софья молчала. На секунду прикрыла глаза, будто пытаясь найти внутри хоть какую-то опору. Грудь сдавило — от обиды, усталости, раздражения. Она открыла рот, потом закрыла. И всё же, с усилием, выдавила:
— Я подумаю.
— Ну конечно. Всё думать. Мы рассчитывали, а ты… Ладно, живи как знаешь.
Связь оборвалась. Софья сидела с телефоном в руке, ощущая, как внутри поднимается липкое, мутное раздражение.
В выходные Софья взяла билеты на поезд до Казани. Несколько часов дороги прошли в тишине — она сидела у окна, смотрела, как мелькают станции, и пыталась придумать, с чего начать разговор. Сердце стучало глухо. Утром, в сером трамвае, она доехала до нужного адреса и набрала номер Никиты. Тот взял не сразу.
— Привет. Я тут рядом, подумала — может, поговорим?
— Ага… ну, заходи, — голос у него был вялый, будто не спал.
Он открыл дверь в растянутой футболке, от него пахло энергетиком. В квартире был бардак: тарелки на столе, кеды под стулом. Запах пыльного белья и вчерашнего фастфуда стоял в воздухе.
— Чай будешь? — спросил он, не глядя.
— Нет. Слушай, ты знал вообще, что родители хотят на меня кредит вешать?
Никита сел на подлокотник дивана, почесал висок.
— Ну… догадывался. Они обсуждали. Но я не хотел скандалов.
— Серьёзно? — в голосе Софьи задребезжало. — Ты взрослый человек. Тебе машину, тебе жить в другом городе, а говорить с родителями — это скандал?
— Да мне эта машина позарез нужна, — он скинул с колена пульт и выпрямился. — А что там родители решили — я особо и не вникал. Главное, чтоб получилось. Без неё я тут как без рук.
— А если не дадут?
Он пожал плечами снова, уткнулся в экран:
— Значит, не дадут. Я же не настаиваю.
Софья встала. На душе было мерзко, будто она пришла жаловаться незнакомцу. Возвращалась медленно, маршрут меняла на ходу.
Во дворе, ближе к дому, заметила Марию Викторовну у лавочки. Соседка с нижнего этажа, с ней всегда можно было перекинуться словом-другим. Женщина лет шестидесяти, вязаная шаль, твёрдый голос и ясный взгляд. Та поправляла платок, прищурилась:
— Софочка, ты чего вся сама не своя?
Софья села рядом. Неожиданно выдохнула:
— Родители хотят, чтобы я взяла кредит для брата. На машину. Мол, платить будут сами.
— Ну-ну… — Мария Викторовна хмыкнула. — Я как-то тоже взяла. На сына. Квартиру расширяли. До сих пор сама выплачиваю. То у него денег нет, то ребёнок заболел, то в отпуск улетел. Вот тебе и родня.
— И вы не сказали ничего?
— А что ты скажешь? Когда родные люди — хочется верить. А потом сидишь с бумажками и платежами, и думаешь: дурочка.
Софья кивнула. В голове всплыли старые картинки — ей шесть, она просит коньки, а мать говорит: “Ты уже выросла. У Никиты нет вообще”. Или как отдали ей старый рюкзак брата вместо нового.
Вечером в дверь позвонили. Мать, в пальто, с пакетом.
— Я варенья привезла и яблоки. Домашнее. — Голос чуть напряжённый. — Ты же понимаешь, нам всем будет легче, если ты просто согласишься.
Софья взяла пакет, поставила в сторону. Пахло яблоками, но будто с кислинкой.
— Мы с отцом всё сделаем сами, тебе только помочь надо — чуть-чуть, — добавила мать и посмотрела долгим взглядом. — Ты ведь понимаешь.
Софья не ответила сразу. Она просто смотрела на мать — долго, почти неподвижно, с этим тупым, застывшим комом внутри. Мать чуть вздохнула, бросила взгляд на варенье, на коридор — и вышла. В прихожей остался запах яблок и чего-то кислого.
Позже вечером Софья села на диван рядом с Игорем:
— Может, и правда ничего страшного. Родители не подведут. Помочь брату — не конец света.
Игорь закрыл ноутбук:
— Ты не можешь вечно быть ответственной за всех. Если они не справятся — нам платить. Я не подписывался на это.
— Я знаю. Просто… запуталась.
Несколько дней всё казалось подвешенным. Софья ходила, как в тумане. Чайник кипел и остывал, забытый. Телефон молчал, и это только усиливало напряжение. Будто жизнь поставили на паузу, и дел больше не осталось — только думать об этом чёртовом кредите, снова и снова, пока не захочется выбежать из дома и не возвращаться.
Потом мать снова пришла. Села на кухне, поставила на стол маленький контейнер с пирожками, аккуратно развернула салфетку.
— Ну что ты там надумала по поводу кредита?
Софья поставила чашку, посмотрела прямо:
— Мы с Игорем решили — не будем ввязываться.
Мать замерла, лицо натянулось:
— Тогда съезжай с квартиры. Мы её продадим и купим машину сыну. Хватит тянуть резину. У тебя свой угол, своя жизнь — ну и живи. Мы не обязаны вечно всё под тебя подстраивать. Никите сейчас важнее. У него всё только начинается.
Софья онемела:
— Ты сейчас угрожаешь квартирой?
— Мы с отцом настроены решительно, — мать скрестила руки. — Сейчас он зайдёт и сам всё скажет. Мы долго это обсуждали, и выбора у нас особо нет. Либо ты помогаешь, либо действуем по-другому.?
Отец появился чуть позже, вышел из прихожей. Они с матерью пришли вместе, но он задержался у подъезда — разговорился со старым соседом, Иваном Сергеевичем. Плечи были опущены, глаза не поднимал:
— Соф, ну ты же понимаешь… Никите сейчас нужнее. У него всё только начинается, ему надо как-то закрепиться, адаптироваться. Мы не просто так пришли — это решение. И мы с мамой не спали ночами, думали, как лучше. Не хочется ссор, правда. Но ты взрослая, ты должна понять нас.
Софья смотрела на него, будто впервые увидела. Словно чужой человек, мягкий, слабый, привычно избегающий взгляда.
— Я думала, мы семья. Зачем ставить условия? — голос её дрожал, но она не отводила глаз.
Мать встала, достала платок:
— Никите нужна помощь, а вы с мужем отказываетесь, ещё и права качаете. Мы вам квартиру дали — теперь заберём. Это справедливо.
— Я вам не должник. И Игорь — не нахлебник.
— Ну тогда выкручивайтесь, как хотите.
Когда дверь за ними закрылась, в квартире стало очень тихо. Софья стояла посреди кухни, глядя на чай, который так и остался нетронутым.
Вечером, когда стало совсем темно, в дверь постучала Мария Викторовна. На голове — вязаная шапка с помпоном, в руке — целлофановый кулёк.
— Урожай привезла, — сказала с порога. — Яблоки с дачи. Специально тебе отобрала, самые крепкие. — Помолчала и добавила, глядя в глаза: — Поглядела я на тебя — худая вся, как нитка, в глазах ни сна, ни покоя. Видно, достали тебя родители.
Она прищурилась, смахнула с колена невидимую крошку, будто обдумывая, говорить или нет. Потом подняла брови. — Не обижайся, милая, но лучше быть плохой дочкой, чем хорошей дурочкой.
Софья взяла кулёк, молча кивнула.
— Спасибо.
Мария Викторовна посмотрела на неё в упор:
— Ты умная девочка. Только не надо путать доброту с удобством. Бывает, люди путают. А потом всю жизнь выгребают.
Софья проводила её до двери, закрыла. Поставила яблоки на кухню и села. Свет от лампы резал глаза. Воздух казался тяжёлым.
На следующее утро она долго сидела на кухне, уткнувшись в ладони. Игорь зашёл в футболке, с чашкой кофе.
— Что случилось?
— Мама сказала: либо беру кредит, либо выгонят из квартиры и продадут её, чтобы купить машину Никите.
Он поставил чашку.
— Она это всерьёз сказала?
— Да. И отец подтвердил. Они с таким лицом говорили — будто всё нормально. Будто я должна понять.
Игорь долго молчал. Потом медленно кивнул:
— Хорошо. Пусть будет так. Завтра начнём собирать вещи. Так родители не поступают.
Телефон звонил весь день. Софья не брала. Один раз экран засветился — «Мама». Потом пришло голосовое: голос напряжённый, дрожащий:
— Ты не ценишь нашу доброту. Мы тебе всегда помогали, а ты нас предаёшь. Отец вон даже напился сегодня от расстройства.
Софья слушала молча, губы сжаты, глаза пустые. Удалила. Не перезвонила.
Позже брат прислал сообщение:
«Ты что, не понимаешь, что без машины мне сложно? Пристроились там в квартире, которая, между прочим, и моя».
Софья не ответила. Сидела на полу, сортировала книги по коробкам. Рядом шуршал скотч, старый тостер лежал в пакете.
На следующий день они с Игорем выносили вещи — коробки, одеяла, два чемодана. У лифта — никого. Ни матери, ни отца, ни соседа Иван Сергеевича. Только тишина на лестнице.
В пустой кухне Софья оставила листок: «Оставайтесь со своей квартирой. Шантажировать не позволю. Успехов с машиной и братом». Положила ручку рядом. Достала телефон, нашла контакты «Мама» и «Никита», нажала «Заблокировать». Потом ещё раз — чтобы точно.
В новую квартиру они приехали на старом грузовичке, который арендовали через знакомого. Водитель хмурился, ворчал про погоду, но аккуратно грузил коробки. Игорь сидел рядом, прижимая к себе тостер и подушку в чехле. Софья везла книги на коленях, как живых. На улице моросил дождь, окна запотели.
Когда наконец поднялись с последним свёртком в новую съёмную квартиру, было почти темно. Дом старый, хрущёвка, лестница скрипела под ногами. Внутри — пыльно, облупленные стены, щель под подоконником. Ключ повернулся туго, щёлкнул. Пахло временем и сыростью, но дышалось свободнее, чем за последние недели.
Софья прошлась по комнатам, сняла куртку, подошла к окну.
— Здесь будет хорошо, — сказала Игорю, не оборачиваясь.
Он подошёл, обнял её за плечи. На кухонной полке стояла единственная сковородка.
Вечером они пошли в магазин. В продуктовом Софья взяла мелочи — хлеб, макароны, банку горошка. Остановилась у посуды. Подняла крошечную сковородку с красной ручкой.
— Берём? — спросила, улыбнувшись.
Игорь кивнул:
— Берём. Она прям как ты — компактная и железная.
Софья улыбнулась. И вдруг, впервые за долгое время, стало легко.
На обратном пути она подумала вслух:
— Неужели это всё правда? Я раньше думала, такие истории — выдумка. А теперь на себе прочувствовала. Так близкие и теряют родных…
Игорь взял её за руку:
— Но если бы ты сделала другой выбор, возможно, было бы ещё больнее.
Софья кивнула, смотрела в окно маршрутки. За стеклом мелькали вывески, мокрый асфальт, люди с пакетами.
— Я не ушла. Я выбралась, — сказала она тихо.
